В одной деревне в провинции Мусаси жили два дровосека: Мосаку и Минокичи. В то время Мосаку был уже старым человеком, а Минокичи, его подмастерье, был юношей восемнадцати лет от роду. Каждый день они вместе шли в лес, который находился примерно в полутора ри от их деревни. Как раз по середине пути протекала река — широкая и быстрая. Говорили, что в давние времена через нее был переброшен мост, но один особенно высокий паводок его снес, а все попытки построить новый не увенчались успехом. Когда весной вода поднималась, ничто не могло устоять перед ее бурным напором. Люди отказались от тщетных усилий и на месте старого моста устроили обыкновенную лодочную переправу.
Однажды очень холодным зимним вечером Мосаку и Минокичи, будучи на пути домой, были застигнуты сильной снежной бурей. С трудом они все же добрались до переправы, но тут обнаружили, что лодочник куда — то ушел, оставив лодку на другой стороне реки. Перебраться через нее вплавь нечего было и думать, поэтому дровосеки нашли себе убежище от непогоды в шалаше перевозчика, считая себя счастливыми уже потому, что вообще смогли найти хоть какое-то укрытие. В шалаше не было не только жаровни, но даже просто места, где развести огонь. Внутри на полу с трудом помещались всего две циновки. Окна не было, и свет проникал через наполовину оторванную дверь. Крестьяне, как смогли, привязали ее, закрыв вход, и легли отдыхать, накрывшись своими соломенными плащами. Поначалу холод не слишком донимал их, и они подумали, что вьюга скоро кончится. Старик заснул почти сразу, но Минокичи долго еще лежал бодрствуя, вслушиваясь в завывание ветра и нескончаемый шелест снега. Река шумела, а их шалаш качался и скрипел, как джонка в разыгравшемся море. Было похоже, что буря разошлась не на шутку. Воздух с каждой минутой становился все холоднее и холоднее. Он пробрался под плащ юноши, и тот начал дрожать. Но постепенно усталость взяла свое, и он тоже уснул.
Пробуждение было внезапным и неприятным. Снег хлестал в лицо молодого человека. Дверь шалаша была сорвана, и вдруг в снежных отблесках Минокичи увидел рядом с собой женщину во всем белом. Она, склонясь над Мосаку, дула ему в лицо, при этом ее дыхание было похоже на блестящий белый туман. Затем она повернулась к Минокичи и наклонилась над ним. От страха он попытался закричать, но не смог издать ни звука. А белая женщина все склонялась над ним: ниже и ниже, пока ее лицо почти не коснулось его собственного. И хотя глаза неожиданной гостьи приводили в ужас, Минокичи заметил, как она красива и грациозна. Некоторое время женщина в упор смотрела на него, потом улыбнулась и прошептала:
— Я собиралась поступить с тобой так же, как с тем стариком. Но мне не побороть чувство жалости к тебе: уж больно ты молод. К тому же ты симпатичный парень, Минокичи, поэтому я не причиню тебе вреда… сейчас. Но если когда-нибудь ты скажешь кому угодно, хоть своей матери, о том, что ты видел этой ночью, я узнаю об этом, приду и убью тебя. Запомни, что я тебе сказала!
С этими словами она отвернулась от него, выпрямилась и выскользнула в дверное отверстие. Тотчас юноша почувствовал, что снова может двигаться и владеть языком. Он закричал, вскочил и осмотрелся. Женщины в белом нигде не было видно. Лишь снег с силой врывался внутрь шалаша. Минокичи как мог снова привязал дверь негнущимися пальцами и подпер ее несколькими вязанками дров. Теперь ему стало казаться, что все увиденное было всего лишь сном, что он мог легко ошибиться, приняв блеск снега позади сорванной двери за фигуру прекрасной женщины, а саму дверь сломал сильный порыв ветра. Однако понять до конца, что это было: явь или сон, Минокичи не удавалось — слишком ярки были впечатления от странной встречи.
После этих раздумий он позвал Мосаку. Тот не ответил, и юноша испугался. В темноте он протянул руку в сторону товарища и дотронулся до его лица. Оно было холодным как лед.
К утру буря утихла, небо очистилось от туч, и на нем появился блеск зари. Вернулся лодочник и переплыл на другой берег. Зайдя в шалаш, он наткнулся на два тела: Минокичи лежал без чувств рядом с мертвым, окоченевшим Мосаку.
Юношу отнесли в деревню, где проворно оказали необходимую помощь. Вскоре он пришел в себя, но еще долго болел из-за того, что сильно простудился в ту ужасную ночь. Старого дровосека похоронили, и Минокичи очень горевал о его кончине. Но о женщине в белом им не было сказано ни слова.
Когда Минокичи поправился, он снова вернулся к своему занятию. Теперь уже один он ходил каждое утро в лес и затемно возвращался домой с вязанками дров. А на следующее утро его мать относила их на рынок и там продавала.
Прошел год. Наступила еще одна зима. Однажды вечером по пути домой Минокичи нагнал девушку, идущую по той же дороге. Юноша приветствовал ее, и она ответила голосом, радующим ухо, как пение весенней птицы. Девушка была высокая, стройная и очень хорошенькая. Минокичи пошел рядом с ней, и они разговорились. Он узнал, что ее зовут О‑Юки (снег), что недавно она потеряла обоих родителей и теперь идет в Эдо. Там живут ее единственные родственники. Они очень бедны, у себя оставить жить не смогут, но обещали помочь найти место служанки в каком-нибудь богатом доме. Слушая ее, молодой человек почувствовал, что очарован этой странной девушкой, а чем больше он на нее смотрел, тем красивей она ему казалась. Поборов неловкость, он спросил, не обручена ли она с кем-нибудь. О‑Юки засмеялась в ответ и сказала, что нет, она полностью свободна. Затем в свою очередь поинтересовалась, не женат ли Минокичи и не собирается ли жениться. Он отвечал, что тоже нет и этот вопрос даже не обсуждался с матерью, потому что он еще очень молод. Так они шли и молчали довольно долго, но, как гласит поговорка: 'Когда есть желание, но нет слов, глаза могут сказать так же много, как и губы'. Подойдя к деревне, Минокичи, чувствуя, что не хочет расставаться с девушкой, пригласил ее отдохнуть немного в их доме. После недолгого застенчивого колебания О‑Юки согласилась и пошла с ним. Мать юноши приветливо ее приняла и приготовила для всех теплую еду. Девушка вела себя так скромно и говорила со старой женщиной так ласково и обходительно, что мать Минокичи вскоре почувствовала к ней любовь и привязанность. Она даже уговорила О‑Юки отложить путешествие в Эдо и погостить у них несколько дней. В результате всего этого, как вы сами, наверное, догадались, девушка так никогда и не попала в Эдо. Она осталась в доме Минокичи в качестве его жены.
О‑Юки оказалась хорошей молодой хозяйкой и почтительной невесткой. И когда через пять лет к матери Минокичи пришла смерть, ее последними словами были слова благодарности к жене сына. Шли годы, и семья дровосека стала большой: О‑Юки родила Минокичи десять детей — пять мальчиков и пять девочек. Как и у их матери, у них была очень светлая кожа, а своей красотой они вызывали зависть всех соседей. Надо сказать, что вообще жители деревни считали О‑Юки человеком странным и удивительным, по своей природе отличным от всех остальных. Большинство крестьянских женщин старели очень рано, но она, даже несмотря на то, что стала матерью десятерых, выглядела такой же молодой и свежей, как в тот день, когда она впервые вошла в эту деревню. И все соглашались, что Минокичи сказочно повезло в жизни.
Однажды вечером, после того как дети были отправлены спать, О‑Юки села за свое шитье. Муж долго смотрел на нее при свете бумажной лампы и наконец произнес:
— Глядя на тебя, вот так склонившуюся над работой, с лицом, едва различимым в этих слабых бликах, я вспоминаю один странный случай, который произошел со мной, когда мне было восемнадцать лет. Тогда я увидел существо, столь же прекрасное, как ты сейчас. В самом деле оно было очень похоже на тебя.
Не поднимая глаз от шитья, О‑Юки попросила:
— Расскажи мне об этом. Что ты видел?
И Минокичи рассказал ей о той давней ужасной ночи в шалаше перевозчика: о Белой Женщине, которая наклонялась над ним, улыбаясь и шепча, о тихой смерти бедного старого Мосаку. Помолчав немного, он продолжал:
— Во сне или наяву, но лишь единственный раз в жизни я видел женщину такую же красивую, как ты, моя жена. Конечно, тогда это было не человеческое создание, и я ее очень боялся. Очень! Ведь она была вся такая белая! До сих пор я не знаю, приснилось ли мне все это или действительно то была Снежная Женщина.
Раздался пронзительный женский крик. О‑Юки отшвырнула шитье, вскочила и наклонилась над сидящим Минокичи:
— То была я! Я! Я! — кричала она, — Это была О‑Юки! И я предупреждала, что ты умрешь, если когда-нибудь скажешь хоть одно слово об этом!.. Но ради детей, спящих там, я не убью тебя. Так что теперь смотри за ними, очень хорошо смотри и заботься о них. И если у них появится причина быть тобой недовольными, я уничтожу тебя, как и было обещано!
Ее голос становился все выше и тоньше, превращаясь в стон и завывание зимнего ветра, а сама Юки‑Онна (снежная женщина) начала исчезать, становясь блестящим белым туманом. Он витками поднялся к деревянным брусьям, что поддерживали крышу, и вылетел через отверстие для дыма.
Больше ее никто не видел.
