Маркс не придумал коммунизм, он придал ему научную форму, как Дарвин не придумавший эволюционную теорию, а обобщивший массив данных, сделал её научной. Всё на чём-то стоит, всё на что-то опирается. Так и коммунизм Маркса – это не фантазии одиночки, это подведение итогов развитию человеческого общества, прогноз на его дальнейшее будущее и рецепт наилучшего пути. Можно критиковать марксизм, находить недостатки, но идеи коммунизма под другими названиями всегда будут и были в человеческом обществе.
Так в разные времена и в разных местах они проявлялись :
"Чарвака-Локаята как прабабушка коммунизма."
"Маздакизм как дедушка коммунизма."
И этот пост про одно из таких проявлений.
«Тот, кто при чтении произведений Фурье в досаде на эксцентричности… бросит книгу в корзину, как негодный хлам, окажется более безумным, чем сам Фурье. Он окажется столь же смешон, как и тот вор, про которого любопытную историю рассказывает древний автор. Пробравшись в дом к афинянину, чтобы похитить его драгоценности и дорогие статуи, вор был весьма огорчен, найдя только одну грубо отделанную фигуру из обожженной глины, которой он не придал никакого значения и презрительно отбросил в сторону. Глупец, он не знал, что древние обыкновенно скрывали изображения своих богов из золота, серебра или слоновой кости под аляповатой глиняной оболочкой, представлявшей какого-нибудь фавна или лесного бога. Если бы он догадался разбить безобразную форму, то нашел бы изображение божества ослепительной красоты. То же самое ждет того, кто при чтении произведений Фурье очистит их от грубой накипи: он придет в восторг при виде драгоценных блестящих истин, которые за ней скрываются».
Шарль Жид.
И так, Шарль Фурье (1772-1837г.)
Он был довольно эксцентричным человеком с особым стилем писательства. Нагромождение лишних подробностей, излишняя детализация второстепенного раздувала объём книг, что мешало большинству его современников заметить то главное, что он открывал в своих наблюдениях, измышлениях. Отсюда такая характеристика его биографа Шарля Жида.
Далее будут описаны различные мысли, идеи Фурье, факты из его жизни и пр.
«Разоблачить все проделки торговой биржи и маклеров достойно подвигу Геракла. И вряд ли этот полубог, принимаясь за чистку конюшен, питал столько отвращения, сколько пришлось перенести мне, постоянно находясь в этой клоаке, в этом биржево-маклерском притоне. Я с шести лет воспитывался в меркантильных овчарнях. Там я уже в этом возрасте заметил контраст, царящий между торговлей и истиной» Шарль Фурье.
Фурье родился в семье торговцев и его родственникам, довольно рано стало понятно, что в семейном ремесле многое ему не светит. Уже мальчишкой Шарль увидел суть торговли и попытался дать отпор ей. Так, видя как обманывают покупателей, всячески наживаются, он, стоя у дверей, можно сказать, своего же магазина, рассказывал выходящим, как именно на них поживились, пытался предупреждать посетителей, конечно, это привело только к отцовским оплеухам и наказаниям, но уже здесь проглядывается его, Шарля, неприязнь к устройству торговли, которую он видел изнутри.
И чем взрослее он становился, тем неприятие устройства социального мира людей только усиливалось. Он хотел посвятить себя изучению существующего миропорядка и излучению своих мыслей писательским способом, но полностью порвать с торговлей так и не удалось, жить на что-то надо, поэтому, уже взрослому, самостоятельному молодому человеку пришлось не без помощи родичей пристроиться в торговый дом.
Вот некоторые его мысли о торговле:
Поначалу картина проста, элементарна: все, что создается руками тружеников, попадает посредникам-торговцам. Они же, став хозяевами продукта, бесчеловечно обирают и производителя и потребителя. Их приемы сеют лишь беспорядок в системе не только промышленности, но и всего хозяйства.
В маленьких фабричных городах мелкий фабрикант работает, в сущности, только на торговца… землепашец — на ростовщика, а молодой человек с мансарды — на знаменитого академика, удостоившего его чести подписывать свое громкое имя под плодами его скудно оплаченных ночных бдений. Каждый коммерсант — это корсар, который живет за счет грабежа.
Фурье показывает, что торговля является слабым местом цивилизации, а правительства и народы втайне ненавидят ее.
Анализируя историю развития торговли, он отмечает, что во все века, начиная с глубокой древности, торговцев презирали. Бывая в лионской библиотеке, которая располагалась во дворце Святого Петра на площади Терро, в картинной галерее дворца он обратил внимание на картину Жувенэ, одну из лучших в лионской коллекции, — «Изгнание торговцев из Иерусалимского храма». Еще в Евангелии, обращаясь к торговцам, Иисус Христос сказал: «Вы превратили дом мой в воровской притон».
Почему же тогда при строе цивилизации философы столь настоятельно восхваляют торговлю? Кто прав, спрашивает Фурье, современное поколение, почитающее торговцев, или древнее, не скрывавшее своего презрения к ним?
Еще в начале XVIII века к торговле относились с презрением, и даже школьники в ссоре бросали друг другу как оскорбление: «купеческий сын». А вот философы, увидя расцвет торговли, стали ее прославлять. Еще бы: разве можно не восхищаться людьми, которые «знают секрет суммы 5 и 4 и умеют вычесть из суммы 2, получив в остатке 7»?! Благодаря этому умению они приобретают себе дворцы в том самом городе, в котором впервые появились в деревянных башмаках.
Банкир, замышляя банкротство, заботится о том, чтобы создать по отношению к себе хорошее общественное мнение, и, объявив себя банкротом, зачастую оставляет себе половину. И тогда это составляет сумму 1–2 миллиона, которые находятся где-то в другом городе. Крах жулика изображают как роковое происшествие, случайность, непредвиденную катастрофу, вызванную превратностями судьбы. В глазах общества он человек, которого постигло несчастье.
И самое интересное заключается в том, что правосудие этого общества бессильно перед людьми, которые крадут сразу несколько миллионов. В таком случае от имени закона выступает нотариус со своими давно подкупленными присными. Этой сцене может позавидовать любой театр: банкрота восхваляют как бескорыстного и почтенного человека: здесь дети, нежная мать, все питают искреннюю любовь к своим кредиторам, и вряд ли кто отказывает в содействии такому семейству. Растроганные и смущенные кредиторы в присутствии нотариуса соглашаются на 20 процентов возвращения долга и, расходясь по домам, готовы преклоняться перед добродетелью этого достойного семейства.
История знает достаточно скандалов в области торговли, в области грабежей, которые заставляют относиться с подозрением ко всей торговой системе. Фурье говорит, что он может представить на общее погляденье 42 вида банкротств.
Другим из распространенных видов грабежа при свободе торговли является скупка. Это одно из самых гнусных преступлений, так как оборачивается оно всегда против самых слабых. Скупщики — разрушители частной промышленности. Фурье возмущен экономистами, которые восхваляют скупку как полезную для общего блага операцию. Порочность свободы торговли состоит в том, что, получив в полное распоряжение товар, скупщики могут сделать с ним что угодно. Так, Амстердамская восточная торговая компания публично сжигала запасы корицы, чтобы поднять на нее цены.
Что же такое торговля? Он называет ее ложью со всеми ее атрибутами, особым родом надувательства. Это искусство, говорит он, купить за три франка то, что стоит шесть, и продать за шесть франков, что стоит три. Эта побочная отрасль поглощает много капиталов и держит в невыгодной зависимости производство. О, купцы! Это банда, стая хищников! Они получают больше доходов, чем производители! Они уничтожают земледелие и мануфактуры.
Фурье составляет таблицу всех преступлений торговли, он перечисляет здесь 60 видов преступлений. Правда, впоследствии в разных местах своих сочинений он будет называть самые разные цифры — 12, 24, 36 ее наиболее зловредных проявлений.
Он уже написал третью часть задуманного. Названия глав определяли состояние современной ему торговли: грабеж общества с помощью банкротства, с помощью спекуляции, с помощью ажиотажа, с помощью паразитизма…
С книгой он спешил. Понимал, что стройной системы не получается. Да и с литературной и композиционной стороны она своеобразна, в изложении не хватает ясности и логической последовательности. Старался выделить главное: грабеж, грабеж, грабеж… Большое число описательных мелочей мешало раскрытию основного. Но он сознательно повторялся.
Впоследствии, объясняя это, утверждал: делал так потому, что теория, которую разрабатывал, сложна и с первого раза ее усвоить трудно, но зато частые повторы заставят читателя подумать об исключительности этого открытия. И чтобы заинтересовать читателя, он делает отдельные экскурсы в историю вопроса, не стараясь придерживаться последовательности изложения. Не обращая внимания на внешнюю форму выражения мыслей, поскольку его занимает только содержание.
Из всех мошенничеств торговли выделил самое наглое и самое хитрое — банкротство.
Это злоупотребление торговли более отвратительное, чем грабеж на большой дороге. Фурье называет его апофеозом торгового мошенничества. Банкротство позволяет ловкому негоцианту нагреть публику на сумму, пропорциональную его состоянию или кредиту. Только такая система торговли дает возможность богачу сказать, что ровно через два года он украдет столько же чужих миллионов, сколько имел своих.
А сколько выбрасывается в море хлеба, который сгноил купец, чтобы взвинтить цены! Шарль невольно вспоминает, как он сам в качестве приказчика присутствовал однажды при этих бесстыдных операциях и приказал бросить в море 60 тысяч центнеров риса, который до порчи можно было бы продать с достаточной прибылью. Приводя примеры, он спрашивает: чем эти купцы отличаются от шайки воров? Ведь они постоянно держат народы в страхе перед голодной смертью? И почему купцы не несут ответственности за свои поступки?
Если общество предоставляет полную свободу генералу, судье, врачу, то ведь этим самым им не дается право изменять присяге, осуждать невинного, убивать больного. Мы знаем, как общество осуждает их и они несут наказание за нарушение долга. Купцы же остаются неприкосновенными. И больше того, они уверовали в свою безнаказанность!
Фурье останавливается на событиях, происходивших совсем недавно. В интересах французской промышленной буржуазии в борьбе за мировое экономическое господство, за колониальную гегемонию Наполеон закрыл французский и европейский рынки для английских промышленных товаров. Это было выгодно для французской экономики, но приносило и ущерб. Летом 1806 года положение настолько ухудшилось, что Лионская торговая палата выражала опасение, как бы шелковая промышленность Лиона не погибла окончательно. В первые годы властвования Наполеона всю продукцию лионской промышленности сбывали в Германию и Россию. Война 1806 года разрушает и это. Наполеон в завоеванных германских городах конфискует английские товары, грозит уничтожить лейпцигскую торговлю. От войны с Россией с 1805 года лионские торговцы потеряли свыше 25 миллионов франков.Вскоре в стране сократилось количество сахара, чая, кофе, — хлопка и красителей.
В результате на протяжении 1806 года во Франции наблюдалось громадное повышение цен на эти товары. Особенно поднялись цены на хлопок, как предмет первой необходимости для мануфактур. И хотя в стране в 1807 году был запас сырца на целый год, скупщики стали уверять, что хлопка хватит на три месяца. Вслед за этим началось баснословное повышение цен — вдвое против прежних. Многие фабрики, которые не могли поднять цены на ткань, разорились. На наступившей в стране безработице нажились торговцы.
Какую же выгоду в данном случае принесли свобода торговли и свобода конкуренции? Удвоились цены, уничтожилось производство, и обогатились плуты.
Фурье знакомит читателя еще с одним способом грабежа общества — игрой на бирже.
Как никто, биржевые аферисты умеют опутать всех сетью интриг и ввести в обман. У них свои приёмы. Они распространяют «слухи о больших бедствиях, которые собираются устранить с помощью скупки товаров; на все безумно повышают цены, после чего скупают новые товары, грабя подобным образом заводы и фабрики».
Они применяют тиранию ажиотажа даже по отношению к власти. Во время войны с Австрией в 1805 году парижские биржевики в продолжение двух месяцев произвели неслыханное опустошение французской промышленности, распустив слух, что заем, предоставленный Наполеону, не гарантирован капиталом банка и налогами.
Не менее губителен для общества, утверждает Фурье, грабеж общества торговым паразитизмом. Ведь главной экономией производства должна быть экономия труда, а у нас, пишет он, часто сотня людей занята такой работой, для которой едва ли потребовалось бы два-три человека. Свободная конкуренция повсюду увеличивает до бесконечности число купцов и торговых агентов.
Только в Париже 3 тысячи мелких торговцев, в то время когда их достаточно было бы и трехсот.
Неужели обществу непонятно, что главная экономия должна заключаться в экономии рабочих рук, в устранении тех посредников, без которых можно обойтись, и которых мы обрекаем на столь непроизводительные функции, как торговые операции?
Фурье выделяет еще одно зло торговли, состоящее в свободе продавца самому оценивать свои товары. Покупатель никогда не уверен ни в добром качестве, ни в справедливой стоимости купленного. Каждый продавец выдает свой товар за лучший. И чаще всего поверивший крикам продавца покупатель, купив товар, дома убеждается, что ему подсунули гниль. В результате, как бы они ни торговались (при этом оба стараются друг друга обмануть), обманутым, конечно, оказывается покупатель. Фурье утверждает, что этого можно избежать, если выпускаемый в продажу товар будет предварительно оценен специальной комиссией, которая до продажи установит его свойства и качества.
Дальше Фурье раскрывает существо мнимой свободы сделки. Нынешняя «свобода» торговли ведет к тому, что каждый вынужден покупать пищу, одежду, которые ему предлагают торговцы, — он в рабстве у торговцев, действительно свободных в своих преступлениях против общества.
А когда откроет общество глаза на процветающую фальсификацию продуктов? Фурье говорит, что у нынешних торговцев почти невозможно получить натуральные продукты. В Париже нельзя достать стакан натурального молока или неразбавленной водки, пирожные делаются не из натурального сахара (каким тогда считался тростниковый), а из свекловичного… Торговля ведет род человеческий к обнищанию и вырождению. Молочные продукты, масло, вино, водка, сахар, кофе, мука — все фальсифицируется. Даже в деревне вместо натуральных продуктов вам преподнесут за ваши деньги медленно действующие яды.
И в заключение он говорит: «Двух томов не хватило бы, чтобы перечислить, даже опуская детали, все грехи и преступления коммерции… описание их составило бы труд более объемистый, чем энциклопедия».
