В психоаналитической теории Жака Лакана субъект формируется через последовательные встречи с Реальным, Воображаемым и Символическим порядками. Подростковый возраст — это особенно сложный период, когда молодой человек должен заново найти себя в социальном мире, среди правил, законов и отношений с другими людьми. Этот процесс всегда болезненный, но иногда он становится настолько невыносимым, что приводит к трагическим последствиям — таким, как школьные расстрелы. Шутинг — это не просто акт агрессии. Это крайнее проявление глубокого разрыва между внутренним миром подростка и внешним социальным миром, в котором он не может найти себе место.
Подростковый возраст можно рассматривать как “второе рождение” человека. Первое происходит в раннем детстве, когда ребенок начинает говорить и усваивает простейшие правила поведения. Второе рождение наступает в подростковом возрасте, когда человек должен по-настоящему войти во взрослый социальный мир со всеми его сложностями, противоречиями и жестокостью. Лакан говорил: “Символическое не просто структурирует реальность — оно и есть реальность”. Для подростка эта социальная реальность часто становится тяжелым испытанием. Ему нужно определить свое место среди сверстников, понять свою сексуальность, построить свою идентичность — и всё это происходит под постоянным наблюдением и оценкой окружающих.
В этот период особенно сильной становится потребность в признании со стороны других. Подросток хочет, чтобы его заметили, услышали, приняли. Как говорил Лакан: “Желание человека — это желание Другого”. Подросток не просто хочет быть принятым — он хочет, чтобы другие признали его уникальность, его особые качества и стремления. Однако полное признание в социальном мире невозможно. Всегда остается некоторый разрыв, некоторая неудовлетворенность. Лакан называл это “объектом а” — тем неуловимым “чем-то”, что всегда ускользает и никогда не может быть полностью достигнуто. Для подростка это ощущение постоянной нехватки, невозможности полностью вписаться в социальный мир может переживаться как глубокая несправедливость и травма.
Вхождение в Символическое — это всегда насильственный процесс. Подросток сталкивается с необходимостью отказаться от нарциссических фантазий всемогущества, принять Закон, смириться с ограничениями. Этот процесс Лакан описывает как символическую кастрацию — утрату воображаемой полноты бытия. Особенно травматичным этот процесс становится в современном обществе, где Символический порядок утратил свою устойчивость. “Большой Другой не существует”, — говорит Лакан, указывая на то, что за социальными нормами и правилами не стоит никакой трансцендентной гарантии их истинности. Подросток интуитивно чувствует эту пустоту, эту несостоятельность Символического порядка, и это усиливает его растерянность и отчуждение.
Насилие, которое испытывает подросток, многообразно:
Насилие номинации — необходимость определить себя через ярлыки и категории (умный/глупый, красивый/некрасивый, популярный/отверженный).
Насилие нормализации — принуждение соответствовать социальным ожиданиям, которые часто противоречивы и невыполнимы.
Насилие исключения — столкновение с тем, что Лакан называет “Реальным” — областью травматического опыта, который не может быть символизирован.
Современная школа, вопреки своей декларируемой миссии социализации, часто становится местом, где это насилие проявляется в наиболее концентрированной форме. Здесь подросток сталкивается с жесткой иерархией, с непрозрачными правилами социальной игры, с постоянной оценкой и сравнением.
Когда вхождение в Символическое оказывается слишком травматичным, возникает феномен отчуждения. Подросток чувствует себя чужим в мире, который не принимает его, не признает его желание, не дает ему места. Это отчуждение проявляется на нескольких уровнях:
Отчуждение от собственного тела — тело переживается как чужое, неподконтрольное, часто вызывающее стыд.
Отчуждение от других — невозможность установить подлинную связь с другими людьми, ощущение фундаментального непонимания.
Отчуждение от самого себя — расщепление между тем, кем подросток должен быть для Другого, и тем, кем он чувствует себя “на самом деле”.
Стыд становится доминирующим аффектом в этой ситуации. Но это не обычный стыд за конкретный поступок — это то, что можно назвать “онтологическим стыдом”, стыдом за само существование. Как писал Лакан, “стыд — это аффект, который возникает, когда субъект занимает место объекта взгляда Другого”. Подросток чувствует себя постоянно наблюдаемым, оцениваемым, и этот взгляд Другого непереносим. Особенно острым этот стыд становится, когда подросток ощущает разрыв между тем, как он представлен в Символическом (его социальными ролями, статусом), и его внутренним переживанием себя. Этот разрыв Лакан обозначает формулой: “Я не там, где я мыслю, и я мыслю не там, где я есть”.
Когда подросток чувствует себя отверженным, когда он не находит своего места в обществе и его потребность в признании остается неудовлетворенной, это неизбежно вызывает агрессию. Эта агрессия может быть направлена как на самого себя, так и на окружающий мир. Лакан связывает эту агрессию с тем, что он называл “нарциссизмом” — отношением человека к своему образу. Еще в раннем детстве, на так называемой “стадии зеркала”, ребенок впервые узнает себя в зеркале. Он видит там целостный образ, хотя сам еще не полностью контролирует свое тело. Этот момент очень важен: ребенок одновременно и отождествляет себя с этим образом (“это я”), и чувствует разрыв между образом и своими реальными ощущениями (“но я не такой совершенный”). В подростковом возрасте эта ситуация повторяется на новом уровне. Подросток постоянно сравнивает себя с идеальным образом — тем, каким он “должен” быть согласно ожиданиям общества, семьи, сверстников или собственным представлениям. Разрыв между этим идеалом и реальностью становится источником глубокой внутренней агрессии. Эта агрессия может проявляться двумя основными способами:
Направленная внутрь — когда подросток начинает ненавидеть самого себя, заниматься самоуничижением, наносить себе повреждения или даже думать о самоубийстве.
Направленная вовне — когда агрессия выплескивается на окружающих: сверстников, учителей, родителей или даже на общество в целом.
Важно понимать, что эти два направления агрессии часто существуют одновременно и усиливают друг друга. Подросток, который ненавидит себя, часто начинает ненавидеть и окружающих; и наоборот, агрессия к внешнему миру часто сопровождается глубоким внутренним конфликтом и самоотрицанием. Это создает опасный замкнутый круг, где ненависть к себе и ненависть к миру постоянно подпитывают друг друга.
Когда ненависть направляется преимущественно на себя, происходит патологическое расщепление субъекта. Лакан описывает субъект как фундаментально расщепленного (sujet divisé), но в случае потенциального шутера это расщепление принимает крайние формы. Подросток начинает переживать себя как двух разных людей:
Субъект воли — всемогущий, жестокий, карающий. Это то, что Лакан называет “воображаемым отцом” — фигура неограниченной власти, не подчиняющаяся символическому закону.
Объект презрения — жалкий, ничтожный, заслуживающий уничтожения. Это объект а в негативном аспекте — то, что должно быть отброшено, чтобы субъект мог сохранить свою целостность.
Эта динамика хорошо прослеживается в дневниках и манифестах школьных стрелков. Например, Дилан Клиболд, один из стрелков из школы “Колумбайн”, писал в своем дневнике о себе то как о “боге”, обладающем правом решать, кому жить, а кому умирать, то как о “ничтожестве”, не заслуживающем любви и признания. Эрик Харрис, его соучастник, колебался между грандиозными фантазиями о собственном превосходстве и самоуничижительными описаниями своей социальной неадекватности.
Это расщепление создает суицидальную динамику: часть личности, идентифицирующаяся с “насильником”, стремится уничтожить “жалкую” часть. Но поскольку эти части неразделимы, единственным логическим завершением становится самоуничтожение.
Здесь мы подходим к центральному тезису: школьный шутинг по своей психологической структуре является прежде всего суицидальным актом. Но это суицид особого рода — демонстративный, направленный не только на уничтожение себя, но и на последнее, отчаянное требование признания. У школьного стрелка сливаются две фундаментальные мотивации:
Уничтожить себя — невыносимую, стыдную, отчужденную часть своей личности.
Заявить миру о своем существовании — добиться признания, пусть даже через насилие и смерть.
Это соответствует лакановскому пониманию суицида как акта, адресованного Другому. “Единственный успешный акт — это суицид,” — говорит Лакан, имея в виду, что только в самоубийстве субъект может полностью совпасть со своим желанием, преодолеть расщепление.
Сеунг-Хи Чо (Вирджинский политехнический институт, 2007)
Чо был крайне замкнутым студентом с диагнозом “селективный мутизм”. Его отчуждение от социума было настолько глубоким, что он практически не разговаривал. В своем манифесте, записанным на видео перед нападением, он позиционировал себя одновременно как жертву (“Вы загнали меня в угол”) и как мстителя (“Вы оставили мне только один выход”). Особенно показательно, что перед нападением Чо отправил в NBC News свой “манифест” — видеозаписи, фотографии и текст. Это явное требование признания, попытка быть услышанным, пусть даже посмертно. Сам акт насилия был для него способом преодолеть свой мутизм, наконец “заговорить” языком, который общество не сможет игнорировать.
Адам Ланза (начальная школа “Сэнди-Хук”, 2012)
Ланза страдал от тяжелой формы социальной тревожности и обсессивно-компульсивного расстройства. Он был настолько отчужден, что заклеивал окна в своей комнате черной пленкой и общался с матерью только по электронной почте, хотя они жили в одном доме. Перед нападением на школу Ланза убил свою мать, что можно интерпретировать как попытку разорвать первичную связь с Другим, уничтожить свой источник в Символическом. Выбор в качестве жертв маленьких детей также символичен — это атака на начало социализации, на точку входа в Символическое. После массового убийства Ланза покончил с собой, что подтверждает суицидальную природу его акта. Его нападение можно рассматривать как попытку уничтожить не только себя, но и само Символическое в его истоках.
Владислав Росляков (Керченский политехнический колледж, 2018)
Росляков вырос в неполной семье, с матерью, работавшей санитаркой в онкологическом диспансере. Его социальное положение было маргинальным, он подвергался буллингу со стороны более обеспеченных сверстников. Показательно, что Росляков тщательно копировал атрибутику “Колумбайна” — был одет так же, как Эрик Харрис, использовал аналогичное оружие. Это указывает на идентификацию с символической фигурой “школьного стрелка”, ставшей к тому времени частью массовой культуры. Через эту идентификацию он пытался преодолеть свою анонимность, стать “кем-то”. После убийства 20 человек Росляков покончил с собой в библиотеке колледжа — символическом месте знания и культуры. Его последний акт можно интерпретировать как окончательный разрыв с Символическим порядком, который не смог дать ему места.
Если шутинг — это симптом фундаментального отчуждения, то единственный способ его предотвращения — помочь подросткам преодолеть это отчуждение, найти свое место в Символическом, не жертвуя при этом своей субъективностью. Лакан подчеркивает, что субъект всегда формируется через отношения с Другим. Поэтому преодоление отчуждения возможно только через установление подлинных связей — не формальных, не инструментальных, а таких, где возможно признание желания субъекта. Это требует радикального пересмотра наших образовательных и социальных институтов:
Создание пространств для субъективности — мест, где подросток может выразить себя, свое желание, свою уникальность, не подвергаясь немедленной оценке и категоризации.
Признание травматичности социализации — отказ от наивного представления о “безболезненной” интеграции в общество, понимание того, что каждый подросток переживает фундаментальный конфликт между своим желанием и требованиями Символического.
Внимание к симптомам отчуждения — способность распознавать ранние признаки патологического расщепления, не патологизируя при этом самого подростка.
Создание новых форм коллективности — не основанных на конкуренции и иерархии, а позволяющих каждому найти свое место, сохраняя при этом свою особенность.
Как говорил Лакан, “любовь — это давать то, чего у тебя нет, тому, кто в этом не нуждается”. В контексте нашей темы это можно переформулировать так: помочь подростку преодолеть отчуждение — значит дать ему признание, которого у нас самих нет (поскольку мы тоже расщепленные субъекты), не требуя от него соответствия нашим ожиданиям.
