В какой-то момент нас так замучили вопросами о подробностях алкогольных излияний на съёмках «Особенностей национальной охоты», что я сажал таких людей и начинал спаивать, в буквальном смысле. И потом сам задавал вопросы, а они не могли внятно говорить: язык запинался, мысли путались. Я объяснял наглядно съёмочную реальность: если за день нам предстояло сделать до 50 разных дублей, то возможно ли при этом пить настоящую водку? Вы представляете, какими мы были бы? Естественно, актёры пили обычную воду (хотя многие из вас почему-то в это не верят). Но всё же я тогда небыл убеждённым трезвенником, хотя и язвенник.

Помню, в 95-м после «Кинотавра», где мы были обласканы вниманием с «Особенностями...», каждый хотел прикоснуться к славе. Среди тьмы 90-х вдруг кто- то сделал хорошее, смешное кино, потому все хотели это обсудить, порадоваться, и было слишком много разговоров и... застолий. Их было так много, что вернувшись домой, я внезапно выплюнул свою печень, меня выворачивало, я умирал.

Про печень - не сравнение, а факт. Я чем-то конкретно отравился. Перед тем, как потерять сознание, позвонил Серёге Селину (будущему Дукалису), его номер был на быстром наборе. Тот приехал в тапочках, вызвал «скорую». Она почему-то ехала часа два, а когда врач появился, то сразу позвонил в больницу, чтоб для меня держали койку, сказав: «Жёлтая подводная лодка готовится лечь на дно». Видимо, на их профессиональном сленге это означало: «Больной с желудочным кровотечением готов отправиться на тот свет».

Я потерял очень много крови. Оказалось, то, что я выплюнул - не печень, а огромный сгусток крови, которая собиралась внутри. Нечто прожгло в желудке дыру с пятикопеечную монету. Мне повезло, что всё закончилось только больницей. Я провалялся в ней месяц. Сначала думал, что нахожусь в аду: везде стоял дым. Потом оказалось, что вокруг меня больные после полостных операций и им разрешают курить, чтоб от кашля швы не разошлись.

Но самое смешное, что я там человека спас. Со мной рядом лежал старичок, и он в самом деле, умирал от непроходимости кишечника. А я уже «ходячий» был, убил всех мух в палате и всё время дёргал сестёр, чтобы они делали старичку уколы, выносили судно. Когда им это надоедало и они меня посылали куда подальше, судно выносил я. В конце концов, приехала его жена: оказывается, она всё это время была на даче и не знала, что с дедом. Мобильников тогда ещё не было.

И вот настал день, когда мне выписываться. И тут дед берёт мою руку и целует, а его жена встаёт на колени и целует другую руку. И я вдруг понял, что он выжил потому, что я о нём просто заботился. И подумал: плохо, конечно, что я попал в больницу. Но зато человека тем самым спас. Значит, всё, что с нами происходит — к лучшему!

______

P.S.: с 2019 года я убеждённый трезвенник, чего и всем желаю! "Особенности национальной охоты" был и остаëтся самым антиалкогольным фильмом за всю историю постсоветского кинематографа, но зритель увидел то, что хотел увидеть, а не то, что заложил туда Рогожкин. Он не был комедиантом. Его жанром была драма.

В любом театре, если идёт спектакль «Малыш и Карлсон», всегда Карлсону дарят не цветы, а варение, плюшки и пирожки. В 1988 году я снимался у любимого Александра Рогожкина в фильме «Мисс миллионерша», сценарий напоминал рассказ Довлатова, но А.В. Рогожкин сделал из небольшого рассказа полноценную большую драму: репортёру Геннадию Васильевичу Ковалю поручено сделать сюжет о рождении миллионного жителя родного города. Роженицу придирчиво выбирают — ей и её «миллионному» обещано выделить трёхкомнатную квартиру, поэтому она должна быть не только активисткой, передовиком и примерной матерью, но и хороша собой. После долгих поисков помощники репортёра находят в приёмном покое роддома беременную женщину, которая назвалась Ниной Ивановной Ивановой. Биографию женщины ещё не успели проверить, но её «лицо — ранний Боттичелли» и то, что она рассказывает о своём муже и что о ней говорят на работе, прекрасно подходит для этого звания. Коваль с группой в спешке делают сюжет, его запускают в программе «Время».

Но затем выясняется, что молодая мать «миллионного» жителя никакая не Иванова, а просто Нина. И мужа у неё нет: отец «миллионного» ребёнка сбежал от неё и будущего малыша на строительство ГЭС в Сибирь.

Не догадываясь об этом, Коваль едет на стройку, где работает муж настоящей Нины Ивановны Ивановой, который и не подозревает о том, что его жена родила «золотого» мальчика и им обещана квартира, потому что больше года не живёт со своей женой. Сначала Иванов бурно отказывается от сотрудничества с репортёром, но после упоминания о «безотцовщине» и малолетней преступности меняет своё решение и начинает исправно ходить в роддом, выискивая настоящую Нину Иванову с ребёнком.

Другая Нина, понимая, что обман заходит слишком далеко, хочет отказаться от ребёнка, а потом сбегает с ним из роддома к матери в деревню.

Обман раскрывается при выписке Нины из роддома и встрече с Ивановым. После этого Иванов возвращается к жене, а та по совету подруги отправляется в исполком города шантажировать администрацию скандалом с путаницей в репортаже, желая получить квартиру. В исполкоме уже идёт разбирательство по этому вопросу. Карьера Коваля летит под откос. У него не остаётся уже никаких надежд на то, что ему дадут возможность делать действительно злободневные репортажи, о которых он мечтает, а не бравурно-пафосные картинки.

Вскоре от педиатра роддома Коваль узнаёт, что псевдо-Иванова сбежала с ребёнком. Он едет в родную деревню Нины, где её и находит. Малыш в очень плохом состоянии. Его и мать забирают в город. Малыш, и так родившийся слабым, попадает в реанимацию, где и умирает от кровоизлияния в лёгкие.

Коваль, уже откровенно махнув рукой на карьеру и мечты, в прямом эфире вместо очередных модных разглагольствований о перестройке честно рассказывает о малыше, о его смерти, заявляя, что «сначала его предал отец, затем мать, которая его не хотела, а потом предали мы все». Эфир не успевают прервать и Коваля увольняют.

В финале талантливо применён контраст между сценой в зале крематория, где опускается вниз маленький гробик, который провожают мать, Коваль и Иванов и сценами карнавала и уличных гуляний по поводу его рождения, которое придало городу высший статус «миллионника» и подарило радость многим жителям. Фильм снимался в Нижнем Новгороде, главную роль играл Николай Караченцов, любовь народа лилась рекой: варение, шерстяные носки, варежки и пирожки, все это несли толпы обожателей «Народного Карлсона»!!! Не знаю как любили Николая Петровича в Москве, скорее всего дарили цветы, настоящую любовь народа, желание подкормить и утеплить любимого артиста я видел в Нижнем! Нечто подобное испытал на рыболовно-охотничих выставках, когда 2 года ездил по Волге с товарами «Кузьмич». Народ выстраивался, как к Мавзолею Ленина. Надарили мне удочек, ножей всех видов и мастей, рыбы, мёда, самогонки... Лишь носков и варения не было, пока не заслужил...

На кафедре сценического движения работал преподаватель Андрей Петрович Олеванов.

На четвертом курсе мы должны были сдавать «драку», я все время пропадал в театре, много играл мелких ролей, репетировал... К экзамену оказалось, что все распределились, а у меня нет пары. Олеванов сказал, что выпустит меня только в «общей драке». На самом деле, это означало тройку «автоматом». Мне не хотелось получать тройку. Я был очень гибким и пластичным, хотелось пятерку, не меньше!

Думал я , думал, что же делать, ночью мне приснилось, что  я должен показать бой с Невидимкой, отрепетировал вот такой пластический этюд: я один в зале, вдруг открывается дверь, слышны шаги, ко мне подходит человек-невидимка, начинает бить меня по лицу, под дых, я скручиваюсь, он перекидывает меня через себя. В это время  открывалась дверь, вбегал сокурсник: «Витька, там стипендию дают!», получал пощечину от Невидимки, отыгрывал, Невидимка выходил, хлопала дверь.

Педагогу драка понравилась, меня выставили на зачёт, приглянулся мой бой и Мастеру курса — Игорю Петровичу Владимирову и он выставлял меня показывать его в театре, на встречах со зрителями. Их было много. Полгода я показывал. Побился весь... прошло много лет, жена моя — Полина, на 24 года моложе меня, рассказывает, что когда она училась в институте, через двадцать лет после меня, то Андрей Петрович Олеванов, уже седой профессор, заведующий кафедры движения рассказывал им, что он придумал как-то «Бой с невидимкой»... я сначала взревновал, но потом подумал и решил, пусть все, кто учился у Олеванова тоже будут рассказывать, мой бой обрастёт подробностями и превратятся в настоящую легенду Театрального института, а то в неоготическом красивом здании нет страшноватых, красивых легенд, всех пугают только сетки в пролетах лестницы, сетки натянуты от самоубийств, пусть соединятся легенды, как талантливый студент кинулся в пролёт и стал Невидимкой.

И это, господа студенты, не фантазия Герберта Уэллса, ходил тут этот Невидимка, даже зачеты сдавал, «дрался» со студентом одним, Виктор Бычков его звали...

Привет, дорогие пикабушники и пикабушки! Часто слышу истории о том, что где-то с кем-то вместе служил, были вопросы, хочу поделиться с вами расскузиком о своей службе в армии.

Когда пришло время идти в армию, я очень просился на флот. Грезил путешествиями, странами, континентами, кстати, любимым моим героем был Эдмон Дантес, он очень помог мне в армии. Я с упоением пересказывал сослуживцам «Граф Монте-Кристо» или фильм «Франкенштейн». Приятели чистили за меня  ненавистную бесконечную картошку, а я актерствовал!

Но чистили мы ее, к сожалению, не на шхуне моей мечты «Фараон» и даже не на яхте «Дункан», а недалеко от Питера, в обычной военной части, не далеко от Всеволожска, станция Ваганово.  

Меня за стать и удаль хотели взять на флот, но нас человек 30 перекупил «работорговец». Это уже не фантазии в стиле «Детей капитана Гранта»: за несколько бутылок коньяка, нас «забрал себе» местный сборщик рекрутов, ему не хватало несколько человек, и нас  «морских волков» отправили гнить на суше, в Ленинградскую область. Из позитивного, зимней ночью на посту ко мне подошел огромный лось, полез в карман за хлебом теплой мордой, было интересно и страшно. Еще я спал в обнимку с боеголовкой. Остальной личный опыт службы в армии был весьма печальным, надо мною морально долго издевался старший по званию. Финальной точкой моих отношений с ним и армией было то, что он увидел у меня газету, в ней была статья с портретом мамы. Она получила орден за свои рекордные урожаи. Он нарисовал всем на обозрение пошлое сисястое чудище с огромным пузом и вывороченным причинным местом, да еще и подписал «Матка-орденоноска». Такого я стерпеть не мог. Я гонялся за ним несколько часов с криками: "Убью!", пытался раздавить его грузовиком. Меня списали и отправили в психушку, как неблагонадежного. Начался ад- мне кололи серу, это страшно и очень болезненно, после укола температура поднимается под 42. Жар-холод, жар-холод и одна мысль: пристрелите меня, я больше ничего не могу и не хочу. Но судьбе было угодно, что бы нашёлся «мой аббат Фарио», сердобольная уборщица пожалела парнишку, и хоть у нее и не было карты сокровищ, но она шепнула мне план спасения: «Устройся, милок, на кухню помогать, тебя перестанут колоть, сможешь гулять на воздухе». Кроме того спасительница принесла мне поесть домашнего: варёной картошки и селедку в винном соусе, не ел ничего вкуснее, вернулся с того света. Стал работать, гулять.Если болею, всегда прошу сварить картошки и купить селедки в винном соусе. Моя панацея от всех болезней.