Доктор Ральф Гринсон стал последним психиатром, работавшим с Мэрилин Монро. И, по мнению многих, сыграл в ее судьбе куда более значительную роль, чем та, которая обычно отводится врачу, пусть даже врачевателю души, а не тела.
Собственно, это с гордостью подтверждал и он сам: "Я был терапевтом Мэрилин, и она относилась ко мне как к отцу, который не разочарует ее, который даст ей возможность понять саму себя, а если это не удастся, то, по крайней мере, проявит к ней чистосердечие и теплоту чувств. Я стал самым важным человеком в ее жизни, хотя чувствовал себя виноватым в том, что бремя данной ситуации несет и моя семья. Но в этой молодой женщине было нечто такое симпатичное, такое восхитительное, что все мы заботились о ней".
Мэрилин стала сверкающим бриллиантом в короне Гринсона — модного преуспевающего практика, уважаемого теоретика, автора множество статей, популярного лектора.
Его публичные выступления пользовались большим успехом среди жаждущих приобщиться к тайнам психоанализа. А весьма смелые высказывания Гринсона изрядно смущали его коллег. Так, он покушался на один из незыблемых постулатов психиатрии: необходимость соблюдения дистанции между доктором и пациентом. На лекции, прочитанной в 1964 году в Калифорнийском университете, Ральф Гринсон сказал: "Психиатры и врачи должны быть готовы к прочной эмоциональной связи со своими пациентами, если они хотят, чтобы их лечение дало результат".
К тому времени Мэрилин Монро, в работе с которой Гринсон рьяно придерживался этого принципа, была уже два года мертва.
Желания занять в жизни актрисы особое место, а также покровительственно-снисходительного отношения к ней он не скрывал с самого начала. Марианне Крис Гринсон писал: "Я намереваюсь быть ее единственным психотерапевтом".
О знаменитой подопечной он тогда отзывался так: "Настолько трогательная вечная сирота, что мне становится еще более неприятно, когда она так сильно старается, а у нее зачастую ничего не получается, из-за чего бедняга становится еще более трогательной".
Со временем Гринсон ввел Мэрилин в свой дом, познакомил со своей женой и детьми, — а она, в свою очередь, не устояла перед соблазном заиметь очередную "эрзац-семью".
Пат Лоуфорд, урожденная Кеннеди, тоже хотела, чтобы Мэрилин Монро стала частым гостем в ее доме — построенном некогда для директора студии "Metro-Goldwyn-Mayer" роскошном особняке на побережье. Эта обаятельная и общительная молодая женщина, работавшая до появления детей телепродюсеров и обожавшая компанию актеров (в семье ее называли "Голливудская Кеннеди") искренне привязалась к Мэрилин. А та говорила о Пат: "Она напоминает мне мою тетю Грейс настолько, что я просто не могу поверить в это. Она удивительно похожа на нее внутренне. Когда она смеется, я слышу смех Грейс".
Муж Патрисии Питер был когда-то ухажером Мэрилин (не особо удачливым). А еще у него была не слишком красивая репутация сводника. Во всяком случае, весь Голливуд считал, что Питер Лоуфорд охотно прикрывает супружеские измены своего шурина, многообещающего сенатора и кандидата в президенты, и предоставляет тому для развлечений с пассиями свой дом.
Поэтому Пат, подружившись с Мэрилин, невольно внесла огромный вклад в один из главных мифов о кинозвезде — миф о ее романе с Джоном Фицджеральдом Кеннеди, которого весь мир ласково называл Джеком.
Тут мы вплотную подходим к вопросу, который уже более полувека не прекращает тревожить умы.
В массовом сознании имя Мэрилин Монро до сих пор "рифмуется" с именем Джона Кеннеди. Между тем, даже если кинозвезда и президент были любовниками, ни для той ни для другого их роман не стал главным событием в жизни.
Но эта тема заслуживает отдельного разговора, который мы и начнем несколько погодя.
А сейчас скажем только, что, как ни странно, о последних годах Мэрилин вообще достоверно известно столь же мало, сколько о ее детстве и юности. И, опять же, вовсе не потому, что сказано и написано о них было недостаточно. Наоборот, сказано было слишком много — однако отличить истину от разноречивых домыслов сейчас практически невозможно.
Вернемся в лето 1960-го. В середине июля Мэрилин вместе со штатом своих помощников отправилась в Рино, штат Невада, где ждал ее Миллер.
Фильм "Неприкаянные", который призван был возродить отношения Мэрилин и Артура, оказался последним гвоздем, вбитым в крышку гроба их брака.
Бесконечно переписывая сценарий, Миллер делал роль Роз-лин Тэйбер — печальной разведенной красавицы, обретающей новое счастье с немолодым ковбоем Гэем Лэнглендом, которого сыграл Кларк Гейбл, — все менее привлекательной.
По сюжету Гэй и его товарищи зарабатывают на жизнь отловом диких коней-мустангов, которых затем сдают на консервы для собак. Розлин протестует против этого жестокого промысла и хочет спасти лошадей. У Мэрилин тоже наверняка возникло бы такое желание. Но, как и во многих других случаях, Миллер, наделив героиню реальными чертами своей жены, довел их до карикатуры, до гротеска. Он высмеял любовь Мэрилин к животным, заставив Розлин в истерике кидаться на ловящих коней ковбоев. Хотя таким образом нервная дамочка подвергала опасности и жизни мужчин, и свою собственную.
"Видимо, они считали меня слишком глупой для того, чтобы уметь что-то растолковать, поэтому мне предусмотрели форменный припадок — я визжу, бешусь. Прямо с ума схожу, — сетовала Монро. — И подумать только, что такое сделал мне не кто-то — Артур! Он собирался написать этот сценарий для меня, но сейчас говорит, что это его фильм. Пожалуй, ему даже не хочется, чтобы я в нем играла. Думаю, отношениям между нами пришел конец. Пока нам просто приходится быть вместе, иначе, если бы мы разошлись сейчас, пострадает картина. Артур жаловался на меня Хьюстону, и поэтому Хьюстон относится ко мне как к идиотке, с этим его вечным "моя дорогая, туда… моя дорогая, сюда".
Почему он не смотрит на меня как на нормальную актрису? Пусть бы он посвящал мне столько же внимания, сколько своим любимым игральным автоматам".
Мэрилин казалось, что ее муж и режиссер вступили против нее в заговор. И это скверно отражалось на ее физическом и психическом состоянии. А она и без того чувствовала себя разбитой перед поездкой в Рино.
Алан Снайдер вспоминал: "Ежедневно утром мы заставляли ее встать, но это занимало столько времени, что обычно мне приходилось накладывать ей грим, когда она еще лежала в постели. Девушки из прислуги вынуждены были, чтобы она проснулась, затаскивать Мэрилин под душ. Все, кто ее любил, чувствовали: происходит нечто страшное. Нас охватывало безграничное отчаяние. А Артур непрерывно портил и портил роль Розлин, и Мэрилин знала об этом".
Мэрилин действительно хотелось "визжать и беситься" оттого, что Миллер мог переписать заново ту или иную сцену прямо перед ее съемкой. А другим актерам приходилось страдать не только от творческих метаний сценариста, но и от нервных срывов исполнительницы главной женской роли.
Месяцами и даже годами Мэрилин радостно предвкушала, как будет сниматься в "Неприкаянных" с Кларком Гейблом. Ведь она прекрасно помнила, что когда-то мать, показав маленькой Норме Джин фотографию усатого красавца, сказала: "Вот твой отец".
А Гейбл в последний день съемок, 4 ноября, воскликнул: "Боже Иисусе! Я счастлив, что этот фильм наконец-то отснят. Эта женщина довела меня до сердечного приступа".
Мрачная метафора оказалась пророчеством, сбывшимся очень быстро. На следующее утро Кларк слег с инфарктом и скончался спустя 11 дней.
Мэрилин горевала, виня себя в смерти "названного отца". Винили ее и другие, в том числе молодая жена Гейбла Кей, беременная первенцем. (Правда, потом женщины помирились, и Кей даже попросила Мэрилин стать крестной матерью маленького Джона Кларка.)
Почему-то никто не подумал о том, что 59-летний Гейбл отказался, как привык смолоду, от услуг дублера. А тяготы, которые ему пришлось перенести на съемках его последнего фильма, были нешуточными. В одной из сцен героя волокла по земле дикая лошадь — и Гейбла протащили по земле, привязав канатом к грузовику, ехавшему со скоростью более 60 км/ч. В другой сцене актер на протяжении 12 или 15 дублей поднимал и перекладывал тяжеленные цементные глыбы.
Хьюстон вообще совершенно не щадил артистов, заставляя их выполнять десятки дублей под палящим солнцем. Той же Кей раздраженный Кларк говорил: "Плевать им, будем мы жить или нет. Больше всего меня, черт подери, удивило, что ровным счетом никто не думал о том, не убьют ли они меня ненароком. А ведь когда у нас подписывался контракт со студией, нам никогда не позволяли рисковать. Мне было любопытно, попытается ли Хьюстон меня остановить. Да где там, разрази его гром, — он был в восторге!"
Отмеченное Мэрилин пристрастие режиссера к игральным автоматам тоже приносило серьезные проблемы. Хьюстон спускал огромные суммы в местных казино — не только на автоматах, но и в игре в кости, карты, рулетку, — и не стеснялся заимствовать деньги из бюджета картины. Однажды, обнаружив, что казна пуста, он, созвонившись с Гринсоном и домашним врачом Мэрилин Хайманом Энгельбертом, убедил и их, и саму Монро, что ей необходимо срочное лечение в больнице. Мэрилин отправили в Лос-Анджелес, а Хьюстон получил отсрочку, чтобы отыграться.
Всего на несколько дней, но съемки встали, и, конечно, это также вменили в вину Мэрилин.
На тот момент она и вправду была совершенно измотана, не могла уснуть без огромных доз снотворного, которые охотно выписывали ей Гринсон и Энгельберг, ее мучили боли в животе. Отдохнуть и полечиться ей действительно не мешало, однако в октябре она вернулась в Голливуд, где снимались последние эпизоды "Неприкаянных", ничуть не посвежевшей.
Как-то раз режиссер Генри Хэтэуэй застал Мэрилин плачущей возле павильона. На встревоженные расспросы она, захлебываясь от рыданий, сказала: "Всю жизнь, всю жизнь я играла Мэрилин Монро, Мэрилин Монро и Мэрилин Монро. Я старалась делать это как можно лучше и в конце концов поймала себя на том, что подражаю самой себе. Мне бы так хотелось делать что-то другое. Артур, между прочим, привлекал меня потому, что сказал, как я ему нравлюсь. Выходя за него замуж, я надеялась, что он поможет мне сбежать от Мэрилин Монро, а сейчас мне приходится снова заниматься тем же самым и в том же месте, и я просто не могла уже больше этого выдержать, мне было необходимо выйти отсюда. Я бы просто не вынесла очередной сцены с Мэрилин Монро".
"Неприкаянные" стали последним завершенным и вышедшим на экран фильмом с участием Мэрилин Монро.
Она рассталась с Артуром Миллером сразу после съемок, во время которых он познакомился с фотографом Инге Морат — женщиной, всего через год ставшей его третьей женой. 24 января 1961 года Артур и Мэрилин развелись официально.
Как и любое событие в жизни Мэрилин Монро, ее развод взбудоражил прессу всей планеты. Откликнулась даже советская газета "Неделя": "Когда говорят об американском образе жизни, на память сразу приходят жевательная резинка, кока-кола и Мэрилин Монро. Найдя в Артуре Миллере то, чего ей недоставало, она безжалостно эксплуатировала его. Он писал сценарии для ее фильмов и сделал ее настоящей актрисой. Мэрилин заплатила ему — она его бросила. Еще одна сломанная жизнь на пути к звездным вершинам".
Этот отзыв дошел до актрисы и больно задел ее: "Послушайте! Я знаю Артура Миллера лучше, чем русские, и я узнала от Артура Миллера больше, чем русские. Я знаю, что Артур Миллер не верит в коммунистическое государство. Я узнала это от самого Артура Миллера. Русские могут говорить все, что им хочется, о моем восхождении к звездам, его сломанной жизни и о том, что я с ним сделала. Но я знаю этого человека. Они говорят об идее. Они могут оставаться со своими идеями. Я же жила с мужчиной".
Если в конце октября — начале ноября 1961 года Мэрилин в Лос-Анджелесе ежедневно посещала доктора Гринсона, то, приехав 11 ноября в Нью-Йорк, она, можно сказать, вернулась под крыло своего прежнего "эрзац-отца" — Ли Страсберга.
Вскоре она составила очередное завещание, отписав Ли львиную долю своего состояния. (Официальной наследницей Мэрилин Монро и по сей день остается вдова Страсберга Анна, которая была молоденькой девушкой, когда пожилой режиссер женился на ней после смерти Полы.)
Мэрилин стремилась вновь обрести веру в свои силы. "Я стараюсь найти себя, — говорила она в интервью, — и самое лучшее, что я могу сделать в этом направлении, — это постараться доказать самой себе, что я действительно актриса. И у меня есть надежда сделать это. Мне важна работа. Только на нее и можно опираться в этой жизни. Если говорить напрямую, без обиняков и экивоков, то у меня, пожалуй, есть только надстройка, а базиса — никакого. Сейчас я как раз работаю над базисом".
Ли Страсбсрг и Мэрилин Монро вели переговоры о создании телефильма по рассказу известного английского писателя Сомерсета Моэма "Дождь". И Моэм, и менеджеры телесети "National Broadcasting Company" загорелись идеей увидеть Мэрилин в роли героини рассказа Сэди Томпсон, но в "NBC" решили, что постановку лучше поручить не Страсбергу, а какому-нибудь режиссеру, более знакомому со спецификой работы на телевидении. Ли был возмущен. Мэрилин из солидарности с учителем отказалась от участия в проекте.
Эта неудача, сама по себе, может, не такая уж и значительная, лишила Мэрилин оптимизма — ведь никаких иных четких перспектив в ближайшем будущем не намечалось.
На плечи Мэрилин словно обрушились все печали недавнего прошлого, которым она изо всех сил старалась не поддаваться. Целыми днями она лежала в спальне своей нью-йоркской квартиры, задернув черные шторы, — и находила силы только на сеансы психотерапии с Марианной Крис.
Есть свидетельство, что Монро едва не решилась на самоубийство. Во всяком случае, она рассказывала об этом своему массажисту и близкому другу Ральфу Робертсу: "Я настежь открыла окно в гостиной и высунулась. Я знала, что должна принять окончательное решение, еще находясь в комнате. Если я вылезу на подоконник, то кто-то внизу может узнать меня и это будет настоящий спектакль. Я зажмурилась и сжала кулаки. Помню, я где-то читала, что люди, которые падают с высоты, теряют сознание прежде, чем ударятся о землю…"
В этом же она созналась и доктору Крис, и та, всерьез обеспокоившись, уговорила Мэрилин лечь в больницу.
Но место, где оказалась Мэрилин 5 февраля, ничем не напоминало те уютные заведения, в которых ей доводилось лечиться прежде. Ее привезли в клинику Пейн-Уитни, психиатрическое отделение городской больницы Нью-Йорка, и запихнули в специализированную палату для буйных пациентов — с зарешеченными окнами и стенами, обитыми мягким. Пораженная, перепуганная до смерти Мэрилин кричала, плакала, разбила руки в кровь о стальные двери. В ответ на все это ее припугнули смирительной рубашкой.
"…я чувствовала себя заключенной в тюрьму за преступление, которое я не совершала… на стенах все еще сохранились пометки от прежних пациентов…"
Она слышала стоны, рыдания, вопли своих соседок по этажу…
На следующий день Мэрилин выпустили прогуляться по коридору, но не позволили ей воспользоваться телефоном-автоматом.
И тогда она решила, что, если уж ее принимают за сумасшедшую, — она сыграет сумасшедшую. Как настоящая актриса. По словам Мэрилин, в этот момент она вспомнила свою роль из фильма "Можно входить без стука". К ее палате примыкала ванная, в дверь которой — наглухо запертую — было вставлено толстое стекло. Мэрилин разбила его, швырнув стул, вытащила острый осколок и на глазах у вбежавших на шум медсестер прижала его к запястью, угрожая покончить с собой, если ее не выпустят.
Этим ей хотя бы удалось привлечь внимание врачей. Но они, как казалось Мэрилин, словно задались целью действительно свести ее с ума.
"Что вас беспокоит?" — спрашивали они. "Я плачу лучшим психиатрам кучу денег, чтобы узнать ответ на этот вопрос, а вы спрашиваете меня?"
"Вы очень, очень больны, — увещевали ее. — Как вы можете играть в кино с такой депрессией?" — "А кто вам сказал, что Грета Гарбо, Ингрид Бергман, Чарли Чаплин никогда не испытывали депрессии, снимаясь в фильмах?" — парировала она.
В награду за хорошее поведение Мэрилин обещали выпустить в общую комнату к другим пациентам, где она сможет вязать или играть в шашки…
На четвертый день непрекрашающегося ужаса, 8 февраля, ей удалось передать через сжалившуюся нянечку записку Ли и Поле Страсбергам.
"Я заперта вместе с этими бедными тронувшимися людьми. Уверена, что и сама я кончу сумасшествием, если весь этот кошмар будет продолжаться и дальше. Пожалуйста, помогите мне".
Но Страсберги не смогли или не посчитали нужным предпринять какие-либо шаги.
9 февраля Мэрилин наконец подпустили к телефону. Незадолго до приступа депрессии она сблизилась с Фрэнком Синатрой, Вполне вероятно, именно тогда у актрисы и певца возобновился — или начался — роман. И, может быть, в тот страшный зимний день отчаявшаяся Мэрилин и позвонила Фрэнку — или Страсбергам, или Робертсу, или кому-нибудь еще из друзей, — но дозвониться сумела только до Джо Ди Маджио, с которым не виделась уже шесть лет.
Джо в то время работал тренером бейсбольной команды "Янки" в штате Флорида. Услышав от Мэрилин просьбу о помощи, он сперва подумал, что бывшая жена разыгрывает его. Но рыдания в трубке убедили его, что о шутках нет и речи.
Он прилетел в Нью-Йорк тем же вечером, ворвался в клинику Пейн-Уитни и категоричным тоном потребовал, чтобы Мэрилин передали под его опеку. Ему ответили, что для этого нужно согласие доктора Крис. Марианне (которая за все время не удосужилась поинтересоваться состоянием своей пациентки) Джо посулил, что, если понадобится, разнесет чертову клинику по кирпичикам. Они договорились, что наутро Крис и Ральф Робертс привезут Мэрилин домой, где будет их ждать, чтобы не привлекать внимания репортеров. Ди Маджио. Как рассказывал Ральф, доктор Крис, впервые увидев, куда она поместила Мэрилин, пришла в шок и всю дорогу до дома повторяла: "Я сделала страшную вещь, страшную, страшную вещь. О Боже, я не хотела, но сделала". Взбудораженная и разгневанная Мэрилин, не стесняясь в выражениях, объяснила своей целительнице, что именно та сделала. Больше Крис и Монро никогда не виделись.
Продолжение следует...
