Мокша

Мир – это повтор. Мы видим одни и те же лица, слышим одни и те же слова, дышим одним и тем же воздухом. Все уже было, все уже сказано. Мы закатаны в бетон бесконечного повторения, и кажется, что ничего не может измениться.

Верить в этом повторе – безумие. Разве не смешно бежать к звездам, чтобы увидеть отражение своей же безысходности?

Мир – это пыль. Скучная, однообразная, бессмысленная. Страсти угасли, счастье – не более чем иллюзия. Наши боли и страдания уже не могут нас затронуть. Они стали опорой, фундаментом нашего существования.

И мы уже не можем заинтересоваться чем-то новым. Мы застряли в этой пыли, в этой тишине. Мы – смычки, беспрерывно бьющиеся о струны скрипки мира, издавая однообразный, скучный звук. Скрипка дьявола, играющая на струнах нашего существования.

Мокша, освобождение от цикла перерождений, умирает. Мы не можем ничего изменить, ничего не можем узнать.

И все же, в этой тишине есть красота. В этой пыли есть гармония. Может быть, нам не нужно искать смысл, а просто слушать эту гармонию, чувствовать ее безусловно? Освобождение от условий смысла, от бесконечного поиска, дает нам возможность лечь в кротовую нору бытия, уйти в тишину и просто быть. Больше не мечтать, не желать, не страдать.

Может быть, именно в этом и скрывается истина. Может быть, нам нужно просто остановиться, умолкнуть, и тогда в этой паузе явится майя, иллюзия, скрывающая истинную реальность. Может быть, мы уже дома.

Все есть Бог. Бог во всем.

Вкусив однажды от этого божественного тела, составляющего самую субстанцию Вселенной, он теперь находит его — неизменно — за всеми столами всех религий. И он делится пищей бессмертия на вечере не двенадцати апостолов, а всех алчущих душ — всей Вселенной.

После отъезда Тотапури (к концу 1865 года) Рамакришна оставался еще более полугода в заколдованном огненном кругу. Он продолжал, напрягая все свои силы, стремиться к тождеству с Абсолютом. В течение шести месяцев, по его утверждению, он находился в каталептическом состоянии экстаза, в каком пребывали, судя по описаниям, древние факиры: тело, покинутое духом, было, точно заброшенный дом, предоставлено разрушительным силам. Если бы не племянник, бодрствовавший над этим телом без хозяина и насильно кормивший его, Рамакришна бы умер.

Он удерживает от этого испытания обыкновенных людей, у которых русло жизни нешироко и которых такой поток потопил бы, на гибель им самим и всем их окружающим.

Способ, которым он излечил своего Санчо Пансу, своего молодого племянника, верного и прозаического Хридая от поползновения вкусить запрещенных плодов экстаза, по юмору и здравому смыслу достоин Сервантеса.

Хридай, славный малый, очень преданный, но невысокого полета, захотел извлечь некоторую выгоду из славы своего дяди; бескорыстие Рамакришны выводило его из себя. Ему захотелось хоть для себя, на правах родственника, использовать духовные преимущества дяди. Напрасно Рамакришна удерживал его от экстатических исканий. Хридай упорствовал, и ему удалось довести себя до полного расстройства. Он корчился в судорогах, громко вопил. «О Мать, — сказал Рамакришна, — притупи чувства этого идиота». Хридай, упав с неба на землю, разразился упреками: «Что вы сделали, дядя, вы лишили меня этих несказанных радостей». Тогда Рамакришна, лукаво улыбаясь, предоставил ему действовать по своему усмотрению. Но когда Хридай довел себя до мучительных видений, он взмолился к дяде, прося скорее избавить его от них.

Ромен Роллан

Жизнь Рамакришны