Владимир Александрович. Выходи, сука!

За дверями тишина. К запертой двери быстрым шагом подходят санитар Сергей Станиславович и главврач.

Владимир Александрович. Вот заперся, и дверь на щеколду закрыл.

С силой дергает ручку двери и гулко пинает по ней.

Алексей Анатольевич. Васильевич, выходите, вам ничего не будет. Зачем вы заперлись в уборной? Ведь вы разумный человек!

Владимир Александрович. Не выходит гад, на связь.

Алексей Анатольевич. Как он вообще на служебный этаж-то попал? Кто дежурный по этажу? Почему дверь туалета «Для сотрудников» была не закрыта?

Владимир Александрович. Я проверил его у этажной стойки, он на процедуры шел в двести двенадцатый. Ведь нормальный был, псих, к выписке готовился. А я потом по камерам смотрю он из вашего кабинета выходит… С папкой. Я за ним, а он в клозет и заперся изнутри…

Алексей Анатольевич. С папкой?

Главврач озадачивается и покидает сцену, направляясь в сторону своего кабинета.

Сергей Александрович.– Василич, что ты себе позволяешь? (стучит в дверь)

Внезапно в окне над дверью появляется морда Васильевича. Он прижимается к стеклу, нос его при этом расплющивается. Васильевич строит рожи и пускает слюни.

Возвращается главврач, он взволнован.

Алексей Анатольевич. Папка пропала со стола. Заключение судебно-психиатрической экспертизы авторитета одного. Он у нас в спец отделении находится.

Санитары. (хором) Это который?

Алексей Анатольевич. Курск который.

Колокол свистит, выражая понимание ситуации.

Васильевич выдавливает носом стекло, оно бьется.

Васильевич. (высынув голову в проемину). Пятерочка тебе, главный, ломится или десяточка! (затем обращаясь к санитарам) А, вам суд двушечку залепит!

Алексей Анатольевич. Как же вы до окна добрались?

Васильевич. Я на батарею залез в рамках программы модернизации жэкэха!

Алексей Анатольевич. Я прошу вас немедленно вернуть мне дело!

Сергей Станиславович. (зычно) Васильевич, ведь ты же – рабочий человек! Ведь у тебя трудовая совесть должна быть! На кого ты хочешь быть похожим? Что тебе плохого сделал Алексей Анатольевич? Отдай ему папку, это будет по-нашему, по справедливости! Мы же свои, советские люди!

Васильевич. Мы свои – буржуинские!

Владимир Александрович. Ну, падла, ежели ты мне папку попортишь, или того хуже, бумажку из нее вырвешь и на задницу свою тощую изведешь! То я тебя, сволочь, к буйным педикам в триста шестую определю. Они задницу твою буржуинскую на британский флаг порвут, до конца жизни в памперс оборачиваться будешь!

Васильевич. (перекрикивая всех) Мы вас всех, козлов, в сортире замочим!

Возникает немая сцена.

Алексей Анатольевич. Владимир Александрович, прекратите свой казарменный юмор. Васильевич, вы же не можете сидеть в туалете вечно! Мы уходим. Подумайте над своим поведением. Решитесь выйти, выходите! Вам ничего не будет, обещаю. (тише, обращаясь к санитарам) Сергей Станиславович, приготовьте носилки, смирительную рубашку, спрячьтесь в кармане этажной стойки, смотрите по камерам. Как только выйдет и отойдет от туалета, вяжите и двойную дозу галоперидола ему. Да, и спасателей вызывайте, дверь вскрывать.

Санитары и главврач уходят.

Васильевич. (вдогонку) Не все стерхи-журавли полетели, не все!

Некоторое время перед туалетной дверью затишье. Затем озираясь к ней подкрадывается санитар Колокол.

Владимир Александрович. Васильевич, ты выходи, не бойся. Я тебе пива в палату принесу, дюжину бутылок! Ведь если ты дело попортишь, то за этой папкой Управление исполнения наказаний стоит, крайнего будут искать, меня по любому от сюда выживут!

Васильевич. Некоторые ведь живут или не живут – непонятно. Мы, как мученики, попадем в рай, а ты сдохнешь от водки.

Владимир Александрович. Дебил!

Затем плюет на пол и уходит.

Васильевич. (убежденно) Являюсь ли я демократом чистой воды? Конечно, я абсолютный и чистый демократ. Но вы знаете, в чем беда? Даже не беда, трагедия настоящая. В том, что я такой один, других таких в больнице, да и во всем мире просто нет. Посмотрим, что творится в Северной Америке — ужас один: пытки, бездомные, Гуантанамо, содержание под стражей без суда и следствия. Посмотрите, что происходит в Европе: жестокое обращение с демонстрантами, применение резиновых пуль, слезоточивого газа то в одной столице, то в другой, убийства демонстрантов на улицах. Я про постсоветское пространство вообще уже не говорю. Была одна надежда на ребят с Украины, но и те просто полностью себя дискредитировали, там дело идет просто к сплошной тирании. Полное нарушение конституции, всех законов и так далее. После смерти Махатмы Ганди, с триста двенадцатой, и поговорить не с кем.

Появляется главврач с санитарами. Санитары принесли с собой носилки, они ставят их сбоку от двери.

Алексей Анатольевич. Васильевич, как вы себя чувствуете? Если выйдете, то сразу извольте на обед, я знаю вы любите пюре с котлетой.

Васильевич. (кривляется) Если бы у бабушки были другие, определенные половые признаки, она была бы дедушкой!

Алексей Анатольевич. – Помилуйте вы уже пятый срок, тьфу, час сидите в туалете! Пожалейте себя!

Васильевич. (крайне злобно) Сначала ваш покорный слуга два срока отслужил, потом ушел с этой должности и имел конституционное право вернуться, потому что это уже было не два срока подряд. А потом в рамках поправок к Конституции, я понимаю, что сегодня по-другому нельзя. Буду баллотироваться дальше! (закашливается) Вы знаете, у меня есть одно универсальное правило: отвечая на указанный вопрос, нужно понимать, пойдет то, что мы делаем, на благо страны, или нет. Если не пойдет, то не стоило, а если нет, то не нужно.

Сергей Станиславович. Васильевич ведь ты через неделю уже дома будешь. У тебя же дочери есть! Пускай вы не живете вместе, но они же о тебе волнуются! Звонили вот пока ты в самозаточениии здесь сидишь…

Васильевич. Давайте не будем говорить о грустном. Поговорим лучше о национальных проектах.

Владимир Александрович. Васильевич, ты устал, наверное, на батарее то стоять враскоряку. У тебя мозги есть? Сейчас же эмчээс приедет, дверь сломают, тебя все равно достанем!

Васильевич. Если мозги утекают, значит, они есть. Уже хорошо. Значит, они высокого качества, иначе они никому не были бы нужны и не утекали. Мы враскорячку не умеем стоять, мы твердо стоим на ногах и твердо смотрим в будущее! Первые лица государства не имеют права пускать сопли и слюни!

В туалете раздается грохот, рожа Васильевича исчезает из окна, откуда начинает валить пар. За дверью истошно орет Васильевич. Перед дверью суматоха.

Санитары. (хором) Батарея оборвалась, он ошпарился! Василич, как ты там? Открывай!

Появляется наряд МЧС. Они споро вскрывают двери. Из открытой двери вытекает парящая вода. Сотрудники МЧС проникают в туалет и вытаскивают оттуда Васильевича, передают его санитарам. Васильевич обожжен и жалок. Санитары споро укладывают его на носилки, привязывают ремнями. Главврач пытается забежать в туалет, но вылетает оттуда – он в туфлях, а вода горячая.

Алексей Анатольевич. Васильевич, папка где?

Васильевич. Она утонула!

Алексей Анатольевич подскакивает к привязанному Васильевичу и ставит ему укол.

Васильевич. (кричит сначала громко, а потом постепенно затихая) Я какраб на галерах! Прорыв, нам нужен прорыв! Времени на раскачку нет! Вы хотите, как в Париже? Аналоговнет, аналоговнет, аналоговнет…

Санитары тащат Васильевича на носилках по коридору.

Сергей Станиславович. Ну какой тебе Париж? Что простому человеку там делать? А, о налогах неуплаченных, ты бы раньше, Васильевич, думал!

Владимир Александрович. – Будет тебе, краб, все будет и прорыв, и анал, и говнет!