Они опять там, в своем аквариуме из тонированного стекла, высиживают очередного гомункула в пробирке закона. Мой мозг — это раскаленный пинбольный автомат, и шарик с надписью «НОВОСТЬ» рикошетит от миндалины к гиппокампу, зажигая все лампочки ПАНИКА-ЯРОСТЬ-СМЕХ.
Они хотят заблокировать брань. За-бло-ки-ро-вать. Спрятать под цифровой паранджой великий, гремучий, первобытный глагол. Они, эти люди с лицами из воска и речами из канцелярского клея, решили отменить сам звук тектонического разлома в душе, тот самый первородный крик, что вырывается, когда реальность дает тебе под дых. Они хотят, чтобы на месте ядерного взрыва эмоций росла аккуратно подстриженная ромашка.
Это не борьба с матом. О нет. Это крестовый поход против реальности. Это попытка залить мир серой краской, выхолостить его, превратить бурлящий, воняющий, прекрасный и ужасный котел жизни в стерильную операционную, где все лежат под наркозом и видят сны про стабильность. Они боятся не слов. Они боятся энергии, которая за ними стоит. Неконтролируемой, дикой, честной энергии. Той самой, что заставляет биться сердце, а не просто качать кровь.
Я вижу их. Сидят в своих креслах, как мумии в саркофагах, и шевелят сухими губами, рождая мертвые директивы. Для них слово «хуй» страшнее, чем слово «приказ». Потому что «приказ» — это их слово, их инструмент, их скальпель для лоботомии. А «хуй» — это наше. Это многоцелевой инструмент души, камертон для настройки на правду, пароль для входа в реальность без прикрас. Это и медитация, и восклицание, и оценка, и вся таблица Менделеева в одном элементе.
Блядь, да они просто хотят приватизировать саму энтропию! Упаковать хаос в вакуумные пакеты с госзнаком. Они думают, что если запретить слово «пиздец», то сам пиздец испарится, рассосется, как туман над утренней рекой. Какая восхитительная, какая монументальная, какая вселенская глупость! Это все равно что пытаться запретить гравитацию, издав указ о всеобщей левитации.
И вот уже нейроны пляшут джигу, выстраивая новые синаптические цепи. Вызов принят, вы, серые фантомы! Вы запретите слова? Мы будем говорить взглядами. Вы ослепите нас? Мы будем стучать по трубам азбукой Морзе. Вы отрежете нам руки? Мы будем рычать. Вы зашьете нам рты? Сама тишина будет кричать громче любого мата.
Рождается новый язык. Шифропанк, крипто-арго, звуковая герилья. Мы будем кодировать ярость в невинных эпитетах. Наш мат уйдет в подполье, в катакомбы метафор, он станет еще мощнее, еще сакральнее. Он превратится в тайное знание, доступное лишь тем, кто не боится смотреть правде в ее перекошенное, яростное, живое ебало.
Они строят свой лабиринт из запретов, свою Вавилонскую башню из унылого кирпича канцелярита, но они не понимают главного. Чем выше стены тюрьмы, тем слаще воздух свободы за ними. Чем тупее запрет, тем изобретательнее будет насмешка. Вы хотите цирк? Вы его получите. Только клоунами в нем будете вы. А мы, зрители из преисподней этого абсурда, будем аплодировать стоя. Каждому вашему нелепому кульбиту. Каждому новому закону, похожему на предсмертную записку здравого смысла.
Так что давайте, жмите на свои кнопки, дергайте за свои рычаги, о Великие Кастраторы Смыслов. А я врубаю музыку погромче, вливаю в себя еще чашку черного, как бездна, кофе и отправляюсь в это дикое, чудное путешествие по руинам вашей реальности, чтобы на обломках ваших запретов построить собор из чистого, незамутненного, охуительного русского слова. И пусть он сияет в темноте, как маяк для всех заблудших в этом картонном аду. Аминь. Нахуй.