Армия меня не пугала

Храбростью особой я в детстве не отличался, но характер мог показать – драться приходилось частенько. Не потому, что нравилось бить, или быть битым. Сам на рожон я никогда не лез, изгоем среди сверстников не был. Но и дружбы особой с одноклассниками не водил. Как-то не получалось. Просто существовал сам по себе, отдельно от коллектива.

Зрение у меня с детства не очень, и это могло сильно помешать моим планам на жизнь, однако, до поры до времени я старался не думать об этом.

Армия меня не пугала, призыва я ждал с нетерпением, и, когда приписная комиссия после первого визита в военкомат, определила меня в морскую пехоту, я очень воодушевился таким поворотом. В моем представлении это свидетельствовало о том, что сам я чего-то еще стою.

Между тем, когда, пришла, наконец, долгожданная повестка и специалисты-медики занялась мною всерьез, выяснилось, что служить я могу где угодно, только не в элитных войсках. Причина – мое слабое зрение! Представьте себя на моем месте, и вы поймете, что это значило для меня.

Если нельзя, но очень хочется...

Однако унывать и сдаваться я не стал. Уверен: человек сам пишет себе законы, по которым живет. Сам строит себе заборы. И это означает, что только сам человек может преодолеть ставшую на пути преграду, ибо целесообразность ее всегда можно оспорить. Все зависит от того, под каким ракурсом ты свою проблему рассматриваешь. Короче, я не смирился с выводами медиков, и решил отстаивать свое право служить там, где я хочу.

Как мне удалось убедить председателя призывной комиссии, сегодня уже не важно. Важно, что я достиг желаемого. Врач внимательно выслушал меня. Полистал личное дело и медицинскую карту, внимательно прочитал вынесенный комиссией «приговор», поднял на меня глаза, спросил:

– Что, действительно, в спецназ хочешь?

– Да! – ответил я, – прошу пересмотреть решение комиссии!

– Ну что ж, будет тебе спецназ!

Врач быстро сделал какую–то запись в моем деле, и участь моя на ближайшие несколько лет была решена. Потом только я узнал, что мое желание служить в спецназе доктор интерпретировал по-своему. Он рекомендовал направить меня во Внутренние войска, в 120–ю команду...

В тот момент я не вникал в суть сказанного врачом. Я просто хотел служить. Правда, я еще ни про краповые береты, ни про специфику спецназа ВВ, ничего толком не знал. Словосочетание Внутренние войска по-прежнему ассоциировалось у меня с понятием «зона», и до последнего момента я думал что, проходя службу в ВВ, мне придется охранять заключенных.

Между тем, после получения повестки у меня была реальная возможность остаться служить в своем городе. Не воспользовался я этой возможностью только потому, что ни в РВСН, ни в стройбате служить не хотел.

Даже когда мы прибыли на пересыльный пункт в Красноярск, я вполне мог остаться в тех же внутренних войсках здесь же, в Красноярске, – солдаты нужны везде, а у меня были там определенные связи… Но я уже знал, что еду в Москву, в Софрино. В легендарную Софринскую бригаду, и чтобы попасть в эту команду мне пришлось приложить некоторые усилия…

То... все можно

Когда «покупатель» из Софрино набирал команду, его, конечно, интересовали ребята покрепче. Предпочтение отдавалось тем, кто был повыше ростом, имел более-менее атлетическое сложение. Если же кандидат имел, хотя бы начальные навыки рукопашного боя, шансы его резко возрастали. Правда, таких среди призывников было немного, поэтому брали в спецназ ВВ тех, кто выглядел поздоровее, и кто мог, хотя бы просто подраться, на бытовом уровне.

Отобрав, таким образом, себе 30 человек, «покупатель» из Софрино меня и еще троих ребят хотел уже оставить. Тогда я сам обратился к нему. Проявил настойчивость. Я знал, что могу сделать то, что по силам далеко не каждому из этих 30-ти счастливчиков, уже стоящих в строю.

На глазах у всех, я, запрыгнув на дверной косяк, подтянулся 30 раз, и в завершение сделал еще и «пистолетик». Был у меня такой «конек» в подтягивании. Офицер наблюдал за мной с интересом. Потом подозвал к себе одного из уже выбранных ребят и попросил сделать что-нибудь похожее. У парня мало что вышло. Так мне выпал билет до Москвы. Вернее, я сам вытащил его из целой стопки других билетов.

Счастливый билет

А дальше была дорога. Тысячи километров по разоренной, «пост-перестроенной» России… я ехал защищать то, что осталось. В поезде офицер стал рассказывать нам про специфику службы в спецназе ВВ. Про то, кто такие «краповики», и как потом, при желании, можно будет сдать на краповый берет. Если, конечно, кто-то из нас захочет стать профессионалом…

Офицер не обещал нам молочные реки с малиновыми берегами, не сулил наград. Предупредил сразу, обстановка в стране взрывоопасная, и бригада специального назначения, как универсальная «кремлевская таблетка» должна «лечить» все. При этом нельзя применять силу, поскольку войска внутренние и по обе стороны у нас всегда будут «свои».

Короче, так, в дороге еще, мы узнали, что спецназ ВВ – дело жесткое, и что, случись какая заварушка, мы будем получать первыми и по полной.

Непобедимая и легендарная...

Приехав в бригаду, про которую ничего раньше не слышал, кроме того, что она легендарная, я сам стал ее частью. Особенно запомнились мне первые минуты нашего пребывания в бригаде, как только мы шагнули за ворота КПП.

Здоровенные, крепкие парни в краповых беретах… кто в курилке, кто на спортплощадке, кто еще чем-нибудь занят, совсем не обращали внимания на нас, и вдруг, чей-то зловещий, как мне тогда показалось, голос нам:

– Ну, мужики, попали вы крепко! Лучше сразу вешайтесь!

Сказать, что у меня мороз по коже побежал, не сказать ничего. Почему-то сразу вспомнил, как дрались в школе. Подумал: в школе – это были еще цветочки. Главное начинается теперь. Новая наша «школа» жизни называлась коротко КМБ.

Что это такое, кто служил, знают, остальным лучше этого не знать. Могу сказать одно: методы обучения там сильно отличаются от того, с чем нам приходилось сталкиваться в школе. Впрочем, на КМБ я, и еще двое знакомых пацанов, пробыли всего неделю. Через неделю нас забрали в ИСР.

Почему в ИСР? Просто так вышло. Была у меня реальная возможность попасть в ГСН, или в разведку, и я, признаюсь, сам мечтал там служить, но я где-то промолчал, где-то «сачканул», ну а, может быть, саперы просто опередили меня. Одним словом, побыв ночь в подразделении, мы отправились в учебку во Владимир.

Учебка

Во Владимире нас пять месяцев учили саперному делу. Учили всерьез. Время было неспокойное. Наши знания могли быть востребованы в любое время, в любой точке страны. Это была настоящая мужская работа. И все-таки самое сильное впечатление на меня тогда произвел не сам Центр, а напряженные, я бы сказал, межнациональные отношения внутри учебки.

Однажды, в одной из центральных молодежных газет писали о драке, которую спровоцировали дагестанцы в Алейской мотострелковой дивизии на Алтае. Такие конфликты в армии совсем не редки, и теперь наши ребята иногда все-таки дают отпор обнаглевшим бандитам. Главное, русским нужно держаться друг за друга, нужно уметь защищать себя и своего товарища. В наше время этого не было.

Поразило, помню, что 13 дагестанцев держали в страхе всю учебку, а это ни много, ни мало – 180 человек курсантов! И, хотя были среди этих 180-ти не только русские, я никак не мог понять, почему они не соберутся, почему не проучат обнаглевших горцев. Ведь дело вовсе не в том, что они все из одной республики, дело в том, что они здесь и сейчас не признают законы России, не подчиняются Уставу учебки, и вообще ведут себя как самые обыкновенные бандиты. И зачем обучать взрывному делу таких людей? Тогда конфликт закончился ничем. Когда истекло время нашего пребывания в учебке, приехал старшина, забрал нас в часть.

А ты, готов умереть?

Прибыв в свою роту, в Софрино, мы узнали, что в Дагестане наши парни подорвались на фугасе… К счастью, тогда все остались живы, однако в роту из госпиталя ребята вернулись только к Новому году. Кого-то из них уволили раньше, - «по боевым».

Помню, после случившегося, ротный каждого из нас вызывал по одному в канцелярию и, после недолгого разговора, спрашивал в упор:

– А ты готов умереть? ИСР – это всегда риск.

Эта фраза звучала как-то пугающе грозно. Но что мы могли ответить?

Ко всему этому, парни среднего призыва держали нас в страхе, обещая, что «веселая жизнь» у нас начнется весной, когда вернутся из командировки наши «дембеля». До этого срока на нас всех было всего три дембеля. И, хотя приходилось нам, порой и в «самоходы» бегать, и на близлежащие дачи налеты устраивать, чтобы покупать сигареты, чай и еще много чего нашим «дембелям», весны мы ждали с опаской.

Скажу честно, – дедовщина была крутая. Если за день 500 раз не отожмемся, то можно считать, что день прошел зря. Впрочем, хорошо это, или плохо, судить не берусь. Придя в роту, я мог отжаться раз 50, не больше. Уже через пару месяцев в бронежилете, играючи, мог отжаться и 300 и 400 раз. Доходило до того, что «казанки» гнили на руках от того, что кожа на снегу оставалась от отжиманий на улице. Обиднее всего было, когда доставалось за других.

«Школа жизни»

Дело в том, что чувство локтя, чувство коллективной ответственности за каждого из бойцов нашего подразделения, наши командиры прививали нам весьма своеобразными методами. Например, курение было запрещено, и, если кого-нибудь из нас заставали за этим занятием, весь призыв отжимался, пока виновник докуривал сигарету, или просто-напросто ел ее. Такая у нас была «школа жизни».

И, знаете, сегодня, годы спустя, глядя на все, что было со мною в армии, я благодарен ей, потому что понимаю: если прошел такие физические и моральные испытания, то теперь выдержу уже все, потому что страшнее уже ничего быть не может.

Вот такой нетипичный взгляд на «дедовщину». Мне кажется, что от «дедовщины» была даже определенная польза. По крайней мере, моя физическая подготовка реально возросла в несколько раз. Да и стрессо-стойчивость явно укрепилась.

Например, на зарядке, помню, когда мы бегали строем, нам категорически запрещалось сворачивать в сторону, когда навстречу бежала другая рота. Это были совсем нешуточные стычки, - лоб в лоб... И, ладно бы с такими же, как мы, простыми солдатами, а то ведь пару раз, помнится, мы бились даже с разведкой и спецами, и, надо сказать, неплохо им «навставляли».

7 апреля - День Памяти Софринской бригады

Приехали, помню, мамы погибших ребят, пришли жены офицеров, командование, кто-то от местной администрации.

И сегодня мороз пробегает по коже, когда вспоминаю этот апрельский плац, этот строй…

ИСР День памяти 2003 год

Они же были такие же, как и мы. Их так же призвали служить. Кто-то был чуть старше. Кто-то – чуть моложе, и то есть, любой из нас мог оказаться в этом строю. И тогда, стоя на этом апрельском ветру, каждый спрашивал себя, как он поступит, если придет приказ ехать туда, на юг? Я и сегодня уверен, если бы такой приказ был, никто бы из наших ребят не отказался. Несмотря ни на что.

ИСР. День памяти. 2006 год.

А потом приехали из командировки наши ребята. Обросшие, загорелые, здоровые! Рядом с нами выглядели они как взрослые мужики, хотя старше нас были кто на полгода, кто на год. И, что интересно, про войну мы с ними почти не разговаривали. Да и сами ребята как-то не очень любили вспоминать о том, что было там. Так, мельком, вспомнят иногда какие-то интересные моменты и все. Когда уволился старший призыв, мы вздохнули свободней.

Бригадные будни...

Запомнилась мне, проходившая в бригаде, сдача на краповый берет. Зрелище было впечатляющее. Как ползали по канаве в противогазе, как преодолевали штурмовую полосу, как потом был рукопашный бой. Жалко, что кроме разведки и ГСН, тогда никому не разрешали сдавать этот экзамен, а то можно было бы попробовать.

Помню, вечером после сдачи, по новостям показывали. Осенью приехали наши «духи» – (младший призыв) с учебки. Ребята были интересные. Кто на гитаре играл не хуже Зинчука, кто был чемпионом Татарстана по боксу, кто еще чем-нибудь выделялся.

Запомнился мне Хрулев Денис – высокий, черноволосый, проворный. Его парни «циганенком» прозвали. Помню, был у нас полевой выход, и он напросился ко мне в наряд по кухне, чтобы в самоволку сбегать… К нему тогда из родных кто-то приехал. А вскоре и сам он съездил домой, в отпуск, а по приезду сообщил нам, что женился. Помню, мы его все подкалывали, на эту тему. Говорили, что «там твоя сейчас с другим», и еще типа того.

Он погиб в Грозном, 29 января 2000-го, когда был уже уволен по боевым. А его старенькая мама и молодая вдова приезжали потом в День памяти в бригаду...

Как взорвать учебную мину?

Запомнился еще случай, Как-то я приехал из госпиталя, где лечил носовую перегородку, а мне парни говорят:

– Помнишь учебную мину, которую нам ротный принес? Так вот ее Санек Авласенко в учебном классе взорвал!

Заряд там пороховой был только для выталкивания ее из стакана. Так вот, Саня взял ее, прикрутил растяжку, сел сам за шкафом, и дернул. Говорят, сидим, смотрим телек, и тут раздается грохот. Пошли смотреть. Зашли в класс, а там Санек сидит с чумовыми глазами, а комната полна черного дыма…

Неисповедимы пути Господни...

Еще был такой случай. Замполит наш был родом из Новосибирска. Так как оба мы были из Сибири, то в роте считались земляками. А замполит все расспрашивал меня, кто я и откуда.

Когда узнал, из какого я города, – название моего города не часто звучит, мало кто знает его, то сказал, что с ним в институте учились два парня, и тоже вроде из моего города. То, что произошло потом, иначе как мистика, не назовешь. После армии я устроился на работу в вагонное депо, и там моим бригадиром оказался один из тех, о ком рассказывал мне наш замполит в Софрино. а после к нам на работу в депо устроился и второй. То-то было разговоров, когда я рассказал им, что знаю Костю Дегтярева, что служил с ним. Вот уж, воистину - неисповедимы пути Господни...

Как «духи» «дедов» сдали...

Был во время службы и еще один интересный момент, когда нас – старший призыв, дедов, «сдали» командирам наши «духи». С дедовщиной командиры у нас активно боролись. В клубе тогда собрали большой сбор, выстроили нас на сцене, пригрозили виновных за неуставные отношения посадить.

К счастью все обошлось, только ротный стал чаще нас в наряды ставить. Но и с ужесточением надзора, в эти последние полгода службы мы себя вольготнее почувствовали.

Начали втихаря под водочку Дни рождения, да и другие праздники отмечать. Если ротный на утро узнавал о том, что Устав нарушен, начинались испытания нашего организма на прочность.

В командировку мы так и не съездили. В мае 99–го я уволился, но уже тогда было совершенно ясно, что на Кавказе назревает что-то очень серьезное...

Если бы нам выдали все...

Когда выдали нам документы на дембель, мы получили всего по 133 рубля. На эти деньги 3 дня в поезде не проживешь, Пришлось нам с Серегой Журавлевым самим позаботиться о себе, решили малость подзаработать. Не буду говорить, как. Мера была вынужденная. Если бы нам выдали все, что нам было положено при увольнении, добывать деньги на дорогу домой самим нам не пришлось бы. То есть, по закону, нам должны были рассчитать отпуск с последующим увольнением. А это не так уж мало, и получить мы должны были на самом деле, во-первых, - отпускные, так как в отпуске не были, и, во-вторых, - увольнительные, поскольку, увольнялись мы на месяц раньше. Однако законы у нас в стране, как и везде, пишут одни люди, а не исполняют их совсем другие...

Вот и в нашем случае, кто-то, из тех, через чьи руки проходили в бригаде наши деньги неплохо тогда «поимел»... Но время идет. Уверен: каждому в этой жизни раньше, или чуть позже, воздается по заслугам . У нас с Серёгой на двоих тогда вышло 1800 руб.

Пришло время увольняться, а уезжать не хотелось. За время службы бригада стала нашим домом. Покидать дом всегда трудно. И мы тогда еще на 3 дня задержались в Софрино.

Жизнь после службы

Уволившись и отгуляв лето, я решил устроиться в милицию. Хотел в ГАИ, но сказали, что там нужно иметь первую группу здоровья. То есть, что в ГАИ берут только тех, кто служил в СОБРе и в Спецназе. Никто не стал слушать, что именно там я и служил. Три месяца проработал в ППС, не понравилось. Не мое это. Пошел учиться. Закончил два профессионально-технических училища. Выучился на помощника машиниста тепловоза и мастера по ремонту машин. Устроился на железную дорогу в Вагонное депо слесарем и сразу же поступил в железнодорожный университет.

На работе встретил свою будущую жену, с нею и в университете учились вместе. Одновременно получили дипломы. Растут у меня две дочери. Сейчас работаю технологом в тех.отделе.

Службу в Софринской бригаде вспоминаю часто и при разговорах и так. Уверен, морально, в становлении моем, армейская служба помогла очень. Кстати, после службы старым своим обидчикам, при случае, напоминал – про то, кто прав был, кто виноват в прежних наших спорах.

Вот такая получилась история, про то, как я в спецназе служил. Очень хотелось бы, чтобы кто-то из моих софринских ребят узнал себя в этом рассказе, или на этих фото. Впрочем, Бригада существовала до нас и продолжает существовать сегодня.
Многие прошли эту школу, и, наверняка кто-то из НАШИХ сегодня принимает участие в СВО, или передает свой опыт молодым... Откликнитесь! Черкните пару слов в комментариях! Буду рад...

Приветствую читателей Армейской Курилки.

Небольшая история, которая произошла вскоре после окончания ВА. На выпуске, звание лейтенанта.

По прибытии в часть и освоения по месту ППД поступили ко мне, для начала, два отделения девчат на КМБ, всего 10 душ. В целом, вполне собранные и ответственные, по 19-20 лет. Но была среди них одна девочка, скажем так - рохля. Медлительна, соображает туговато, да и с весом в плюс у неё были небольшие проблемы. Постоянно приключались с ней какие-то проблемы. То на полосе, на препятствии подзависнет попой вверх; то на марше у неё берца носок зажуёт так, что волдыри через км 5-6; на укладке постоянно косячила, вплоть до отстранения; на разборе Ксюхи, Светы нормативы вечно в минус... Список бесконечен. Прописка была постоянная на взлётке с машкой и ведром или на пщб за картохой. Из нарядов не вылазила. В общем, кандидатка на сброс после 1,5 месяца мучений с ней.

Незадача оказалась в том, что отец у неё был полковник, ком. части не подалёку и пришла девица с его протекцией уже изначально. При беседе до рапорта на дочь, который я уже вынужденно набросала, решила с папой её доверительно побеседовать, типа не место Даше в ВС, тем боле в ОДШБР. И попросил он оставить дочу до окончания КМБ, до ответственных задач не допускать, ну и с полковником нашим дело это всё также утряс. Тут уже я заартачилась, во-первых ненавижу протекций в любом виде, во-вторых случись чего нехорошего - ответственность на мне. Итогом перевели её к летёхе попокладистей.

И закончилось всё это печально довольно, как я и предполагала нехорошим исходом. Отрабатывали наши отделения метания РГД-5, имитацией в виде УРГ-Н, естественно. Дашу задвинули в очередь, по моему совету. Ящик с УРГ-Н немного облегчили, чтобы не досталось. Такая вот предосторожность. Даша, хоть и туговата, но дошло, что её двигают. Жалоба папе, все дела... Допустили до метаний. "Что там, ургушка же, что может случиться". Что там случилось подробно, сама я уже не видела, далеко. Но после очередного хлопка со стороны отделения Даши - дикий вой на весь полигон, да медицина в темпе газели к месту происшествия. Банально получилось до предела. При разборе полётов выяснилось, что в цель ушло кольцо. Корпус гранаты в лапке остался. Итог - два пальца измочаленных и висящих на коже, ампутация.

Такой вот случай. Одно из первых серьёзных ЧП, которых затем было, конечно, достаточно за годы, и которое отложилось в памяти.

В общем, если с рождения лапки из жопки и жизнь постоянно на это указывает, будь осторожна, не лезь с упрямством ослицы в то, что может покалечить или лишить жизни. Уж тем более не пользуйся возможностями родителей, чтобы в результате усугубить свой собственный путь, или закончить его раньше старости.

Те, кто служил в армии, знают, что такое карантин. Для остальных поясню. Это курс молодого бойца. Для этого выделяются особо лютые сержанты, под руководством которых ты бегаешь, прыгаешь, висишь, как на турнике и красиво ходишь строевым шагом с песней про СССР.

Мой карантин находился в Горьковской области, в поселке с патриархальным названием Суроватиха. И, собственно, говоря, он ничем не отличался бы о других таких зоопарков, если бы не одно происшествие. На третью неделю курса у нас произошло ЧП. Шестеро киргизских новобранцев и примкнувший к ним казах в буквальном смысле обосрались.

Сейчас поясню. За день до обсера они всем своим аулом что-то сосредоточенно жрали под одеялами.

Уж не знаю что, и где они взяли это что-то, но результатом было то, что в течении всего следующего дня они писали коричневые иероглифы на стенках унитаза с такой частотой, что вода не успевала наливаться в бачок. Они реально мучались от коликов, корчились, плакали и молились Аллаху в перерывах между сраньем. На свои исстрадавшиеся жопы они перевели около семи томов собрания сочинений Ленина из ленинской комнаты, а к вечеру всю эту золотую орду госпитализировали.

Утром в карантине, простите за тавтологию, объявили карантин. Типа у них там нашли какую-то кишечную чумку и теперь, пипец, карантин и полная изоляция.

В казарму пришел замполит капитан Одинцов, тот еще мудак, начальник штаба майор Ершов и начальник медсанчасти старший лейтенант Фирюлин.

- Значит так - начал замполит - Вас, мудаков, на секунду одних оставлять нельзя. Обязательно обосретесь. Сейчас всем вам нужно будет сдать анализ кала. Акция проводится для выявления заболевших и изоляции оных в лечебное заведение.

После этого тоста, алаверды взял Фирюлин, и, как медик, выдал всем по маленькой баночке типа из-под зеленки, к баночке прилагалась палочка как от эскимо.
- Сейчас вы все, наберете кал в баночки при помощи выданных палочек. После чего каждый приносит его мне и сдает лично во избежание путаницы говна среди военнослужащих. Время выполнения пятнадцать, тире, двадцать минут. Я вас ждать не буду, мне тещу на вокзал везти.

Если честно, мы прифигели. Как это так? Взять и собрать говно? А если срать не хочется? Что делать-то? Одним словом, через десять минут его собрали только пятеро из тридцати. Остальные тупили в туалете, держа в руках эти чертовы баночки и палочки. В назначенный срок пришел Фирюлин и реально остервенел, увидев такое небольшое количество добытого анализа.

- Блядь! Вы охренели, солдаты?- кричал старлей - Я вам по-русски сказал, -
пятнадцать минут! Даю еще столько же! Если кто не сдаст! Сгноблю в нарядах!

И на всякий случай выдал всем еще по палочке. И ушел. А мы стоим такие с двумя палочками и банками для говна, как в суши-баре блядь.

Тут Валера Тюрин говорит:
- Вот жеж срань господня. Пойду в туалет, посмотрю, может говно осталось чье-нибудь, Фирюлин тот еще пидорас, если сказал, что сгнобит, значит сгнобит. Пошли со мной, стопудово наберем.

- Вот еще – отвечаю - буду я в чужом дерьме ковыряться.

А сам думаю, как бы блядь изголиться-то, срать-то совсем не хочется.

Еще двое, Паша одессит и Гриня Акопян пошли к столовой, там собаки
постоянно тусили в надежде на ништяки, они там собачьего дерьма набрали
по банке и еще на палочке принесли. Мне, правда, не хватило.

Но тут ко мне Гена, землячок мой подходит и зовет заговорщицки, пошли, мол, есть дело. Короче, у Гены шоколадка была заныкана. "Аленка". Мы ее прямо в фольге спичками растопили и накапали в свои баночки.

А тут и Фирюлин прибегает:
- Ну, что? - орет с порога - Где мое говно? То есть ваше, конечно, говно? Не дай Бог, кто не насрал в баночку, писец вам!

А все такие ему баночки аккуратно сдают, нате, мол, товарищ старший лейтенант, нам для вас говна не жалко. Если надо еще, не стесняйтесь, обращайтесь в любое время.

Короче, самое удивительное, что результатов анализов мы так и не дождались. Прошла неделя, и нас выпилили с карантина в войска. А ведь интересно, нашли в шоколадке инфекцию, или нет?Щас по телеку вон сколько разоблачительных передач про хреновые продукты показывают, а раньше вон, хоть шоколад хороший был. Натуральный! От говна не отличишь, не то что сейчас.