Тёмные дни впереди 2 - Вшестером #45: Враг
Комментарий автора: Самая немногословная часть комикса.
Комментарий одного из преследователей: Я назвал его Улыбака. Правда он няшка?
Комментарий автора: Самая немногословная часть комикса.
Комментарий одного из преследователей: Я назвал его Улыбака. Правда он няшка?
Комментарий автора: Думаю, продвинутые ката-выживаны уже догадались, что это за тряхомудия в халате появилась, но спойлерить не буду. Всему своё время.
Мне тоже жаль этого крысюка.
Думаю, что тряхомудия друзей всё ж заметила, но была слишком преисполнена, чтобы обращать внимание. Шляются какие-то выживаны, в первый раз штоль. Сами сдохнут.
P.S. Наверное, самая долгая часть комикса. Здесь-то меня и настиг творческий кризис. Пора бы, 4 года рисую этот комикс. =___= В смысле, извините. ^__^'
Комментарий крысюка: а мне не жаль. И вообще все происходящее все больше смахивает на мелодраму. Мы пошли туда, мы пошли сюда... Скажите спасибо, недовыживаны, что ваше приключение стартовало до появления физических лабораторий, электрических цветов, -7, а тем паче -10 этажей. Ну это там, где если отойти от клочка реальности с лифтом можно навсегда заблудиться в бесконечности черного стекла.
(Не моё. Легко гуглится. Просто очень актуально, для тех, кто ещё умеет думать. От остальных жду негативных комментариев).
"Из новой книги Сергея Морозова "Цивилизация. Машины. Специалисты". Бытие большинства современных цивилизаций по Морозову – или умирание, или посмертное небытие. Процесс умирания цивилизации представлен как три отдельных раздела: историко-культурный (в первых главах), техно-биологический (в ключевом тексте), биосоциальной (в главе "Инсектоиды"). Основной акцент сделан на механизмах социальной организации жизни: как люди себя ведут и организуются в разные исторические времена. При этом проводятся параллели с организацией социальной жизни насекомых. Например, чем старее становится культура-цивилизация, тем больше в ней становится насекомого компонента во всех сферах жизни и тем меньше свободы."
"Цивилизация превращается в улей. И каждый элемент, каждый человек на планете, каждая группа выполняет заданную ей функцию.
Кто управляет улеем? Не какая-то одна программа. Материальные носители программ содержатся в конкретных людях как участки мозга, врожденные и прошитые через культуру. Когда все программы взаимодействуют, им становится тесно, и они ограничивают друг друга.
Улеем управляет множество программ, совокупность программ. Они не связаны между собой, они находятся в отдельных насекомых. Эта совокупность программ-алгоритмов, ограничивающих друг друга, кажется целостной программой. Но таковой не является – по аналогии с тем, как у животных не нашли материнского инстинкта – нашли множество отдельных инстинктов.
Каждый человек сам по себе несколько разумен, но он ограничен другими людьми. Сами по себе ограничения имеют структуру, и в результате их равнодействующей человек перестаёт быть разумным, и занимается неразумной деятельностью. По аналогии — пчела точно так же строит шестигранные соты – и только такие соты сходятся в сеть. Как следствие множества отдельных выполняемых действий возникает машина, которая делает соты определенной формы. Точно так машина возникает у людей, и делает эта машина одни и те же действия, например, повышает экономическую эффективность одним и тем же способом — за счет повышения специализации людей. А специализация людей повышается за счет сокращения универсализации людей.
Муравейники тоже ведут войны, как и нации. Но это все равно жизнь насекомых. Муравейники ведут войны, но не знают, что ведут войны.
Муравьиные королевы не отдают муравьям команды, что им надлежит делать. Муравьиная королева, как и любой другой муравей, тоже не знает, что происходит с муравейником вообще. Муравьи делают то, что в них прописано от рождения, иногда корректируя свои действия в связи с обменом сигналами, система которых в них тоже заложена от рождения. Например, тащить еду важнее, чем тащить палочку. Нет еды, чтобы тащить – значит, тащить палочку. Чем позднее человейник, тем более он похож на муравейник, в том числе в плане управления. Правители уже могут не отдавать команд подчиненным – подчиненные будут действовать согласно накопленной инерции, и этого будет некоторое время достаточно для выживания. А перманентное выживание невозможно.
Муравьиные королевы не правят. Это сложно представить, но на самом деле во главе властных человейников не может стоять человек. И насекомое не может. Во главе властных человейников никто не стоит, потому что во главе их невозможно стоять. И договариваться с властью, которая рассеяна, критически сложно.
Если дать человеку свободу, то он начнёт проявлять человеческие качества — он начнёт через эту свободу реализовывать себя. Эта реализация противоречит инсектоидному принципу — все должны быть функциональны, и только потреблять то, что столь же функционально (и одномерно). Реализация себя, декларация себя человеком может привести его к превосходству. Это тоже противоречит инсектоидному принципу — все наследуется, и превосходство в том числе. Причём превосходство и иерархия вообще могут быть только в одной системе, в одномерной.
Понятие «нужности» реально может существовать только в человеческом обществе, а в пост-человеческом обществе — как атавизм (экономическая нужность-ненужность). У насекомых нет того, кто бы сказал «нужно». И нет «зачем нужно». У насекомых нет понятия нужности исполнения, но исполнение есть.
Уровень понимания задачи снижается от особи к группе. Речь идёт не о правильности понимания задачи, а именно о представлении о ней, о четкости этого представления. Муравей несет палочку в муравейник, и он исполняет свою задачу. А муравейник своей задачи не знает. Человек знает, что он должен работать и заводить семью. Но чем больше группа, тем туманнее становится задача, вплоть до человечества, у которого никакой задачи пока что, до появления альтернативного человечества, даже теоретически нет. Муравей всегда несет палочку в муравейник. Если при первой стадии жизни муравейника это для муравейника правильно, то для второй это неправильно, поскольку муравейник, превысивший нормальный размер, начинает погибать от диспропорций своего размера. Школьник имеет четкие представления, зачем он учится; а система образования имеет крайне смутные представления о том, к чему она готовит школьника.
Насекомое может выглядеть как человек. Это и есть инсектоид: насекомое, внешне выглядящее как человек. Есть такое направление фильмов ужасов. В цивилизациях встречается как норма. Поздние цивилизации состоят из инсектоидов полностью.
Чтобы цивилизация состояла из инсектоидов, людей нужно вывести. Уничтожать – это нет, поскольку это делают ещё люди, но сжить со свету – это самое рациональное-разумное. Начинают с низших социальных классов, когда их выводят – завозят гастарбайтеров, а потом досживают со света всех людей вообще.
Издевательства над людьми происходят не только из компенсационных побуждений представителей власти – это рудимент хотя и вырожденного, но человеческого. Со временем всё больше издевательств происходит не из человеческой природы, а из природы насекомых. Гудящий ночью комар не знает, что издевается над человеком. Точно так же этого не знают и инсектоиды. И инсектоиды со временем становятся всё дальше и дальше от людей, а понимания всё меньше.
Инсектоиды и инсектоидность и генерируют совершенно безумное, феерическое зло, которое все чаще встречается и нарастает в поздней цивилизации. Почему и зачем? У них нет «почему» и «зачем», у них это происходит из инерционных процессов, ранее заданных как программы. Всё чаще, когда ведется поиск виновных в издевательствах над людьми, эти виновные не находятся – получается, что или все, или никто, субъект зла рассеивается по мере приближения к нему. А это действительно работает и отдает приказы система связей человейника-улья. И она и будет командовать, если ей не противопоставить людей с человеческой моралью.
Власть человейника пытается выставить собственно власть как систему внеморальную, как большое насекомое-единый-человейник, у которого нет добра и зла, есть только функционирование. Власть выставляет себя подобно церкви, которая согласно догмату не ошибается как церковь, но не исключает того, что любой чиновник и власти, и церкви может ошибаться. Но в результате все равно получается – власть за пределами добра и зла, причём сама себя за эти пределы поставившая. А запределы добра и зла, как известно, находятся не в сторону добра, а в сторону зла, там, где человеческое зло заканчивается, и начинается нечеловеческое. И где начинаются насекомые Босха.
Так что борьба с человеком путём уничтожения всего человеческого неизбежна.
То би континуид...
Инопланетяне ближе чем нам кажется.
Из тумана вырастал странный и таинственный лес, состоящий из длинных фиолетовых суставчатых жердей толщиной в руку человека. Верхушка каждой жерди расщеплялась на пучок тонких прутьев, похожих на нечто вроде веника или гнезда, внутри которого прятался отсвечивающий металлом и слюдой кокон. Жерди отстояли друг от друга метров на двадцать, но их было много, и «лес» – из них издали казался густым и сухим, словно то было поле сгоревшего камыша или бамбуковых побегов.
Разумные бабочки, представляли из себя громадных белесых тварей, похожих на летучих мышей, но с прозрачно -фарфоровыми крыльями бабочек. Эти «бабочки» имели не хоботок, а челюсти с двумя рядами кинжаловидных зубов!
"Высота его достигала не менее десяти километров, а диаметр «пушистого шарика» – около километра. Его строили из собственных тел лепидоптеры, разумные бабочки». Только теперь Тарас понял, что наросты на «стебле одуванчика», издали похожие на чешуи или колонии грибов, на самом деле представляют собой «скелеты», точнее, хитиновые остовы бабочек. Вскоре стебель «одуванчика» превратился в гигантскую ажурную колонну толщиной в двести метров. Трудно было представить, что она смонтирована из «скелетов» лепидоптеров, скрепленных меж собой неведомым способом, но результат был налицо, и прочность сооружения поражала воображение, так как простоял «одуванчик» в океане по меньшей мере сотни тысяч, если не миллионы лет."