За три дня до выступления в вашингтонском метро он играл в Бостоне, где собрал полный зал, хотя приличные места там стоили около ста долларов. Три недели спустя он дал другой концерт - в Стратморе. Аудитория была столь деликатна, что никто не кашлянул до перерыва между частями произведений. Но в ту январскую пятницу Джошуа Белл оказался одним из попрошаек, что ищут внимания занятых людей, спешащих на работу.

Белл играл в полную силу… Только через три минуты после начала его концерта хоть что-то произошло. Мужчина средних лет замедлил шаг и обернулся в сторону музыканта. Еще через тридцать секунд женщина опустила купюру в футляр. Через шесть минут кто-то остановился. За 45 минут выступления семь человек задержались, чтобы послушать музыканта. 27 бросили ему деньги, и почти все сделали это на бегу. Итого - 32 доллара с мелочью. Остальные 1070 прошли мимо.

Известный российский баянист в 2014 году захотел повторить этот эксперимент и тоже сыграл в переходе. Ему удалось переплюнуть своего американского "коллегу" Джошуа Белла. Айдар Гайнуллин заработал 2187 руб. ($55).

Спешащие на работу в час пик люди, в полукоматозном состоянии выныривающие из метро "Улица 1905 года", в полнейшем недоумении пробуждались, услыхав классические "трубные" аккорды реминорной токкаты Баха, играемой на баяне.

Конечно, не секрет, что наше восприятие сильно подчинено привычке: мы не готовы услышать прекрасное исполнение высокой классики в метро или на улице, потому Джошуа Белл и остался незамеченным. (Конечно, есть и другие люди, которые готовы видеть прекрасное в чем угодно, когда угодно и где угодно, но их, к счастью или к несчастью, довольно мало.)

Но все-таки эксперимент с Беллом – не совсем эксперимент в научном смысле: тех людей, которые проходили мимо, никто не расспрашивал о том, что они думают по поводу музыки, и уж тем более никто не интересовался, что происходит у них в мозге, да и Белл играл один, хотя ему в пару стоило бы поставить какого-нибудь действительно уличного музыканта.

Чтобы лучше разобраться в этом парадоксе восприятия, исследователи из Университета Коннектикута и Университета штата Аризона пригласили двадцать человек без специального музыкального образования послушать набор фортепианных отрывков: каждый отрывок длился чуть больше минуты и каждый давали в двух музыкальных исполнениях.

Про одно исполнение говорили, что это играет какой-то консерваторский студент, про другое – что это некий всемирно известный пианист. И записи действительно принадлежали студенту и всемирно известному пианисту, но фокус был в том, что музыкальные фрагменты слушали несколько раз, и время от времени психологи меняли ярлыки: говорили про студенческую запись, что она знаменитая и выдающаяся, а про знаменитую и выдающуюся – что она студенческая, и наоборот.

От участников эксперимента требовалось оценить удовольствие от музыки по десятибалльной шкале; кроме того, все это они слушали, находясь в аппарате для магнитно-резонансной томографии – исследователей интересовало, как будут вести себя мозговые центры, отвечающий за обработку звуковой информации, удовольствие и когнитивный контроль.

Кто будет исполнять музыку, студент или знаменитость, объявляли заранее, и некоторые слушатели, узнав, что сейчас будет играть знаменитость, говорили потом, что именно это исполнение им понравилось больше – даже если на деле они слышали студенческую игру. (Ситуация в чем-то была похожа на ту, в которой оказался Джошуа Белл: знаменитость в метро играть не будет, потому не стоит и слушать.)

Но были и такие, которые, наоборот, высказывались в пользу «студенческого» исполнения (которое на самом деле принадлежало знаменитому пианисту). Иными словами, они как-то преодолевали перекос в восприятии, навязываемый авторитетом – то есть когда мы заранее готовы полюбить то, что исходит от какого-нибудь всеми признанного великого артиста. С психологической точки зрения здесь, наверно, нет ничего особенного: многие сталкивались с тем, что человек искренне готов полюбить что-то лишь потому, что это «что-то» любить полагается. Но авторов работы в больше степени интересовала активность мозга у обоих групп слушателей.

Хотя эксперимент ставили с музыкой, то же самое, скорее всего, происходит и тогда, когда мы смотрим кино, читаем книгу, и когда мы выбираем, какой компьютер купить и каким новостям верить. Действительно, довериться «авторитетному мнению» проще простого, и некоторым достаточно показать табличку с надписью «эксперт», как они будут готовы поверить хоть в единорогов, хоть в вечный двигатель – и все из-за «авторитетного мнения». С другой стороны, без авторитетов жить просто невозможно: никто не может знать всего, и, так или иначе, приходится обращаться к опыту людей, которые глубоко погружены в ту или иную область.

Наконец, справедливости ради стоит сказать, что авторитет – лишь частный случай, если иметь в виду общую склонность следовать каким-то установкам. Возвращаясь к тем же уличным музыкантам, легко можно представить человека, который убежден, что все уличные исполнители в обязательном порядке дарят слушателям радость, ощущение свободы, и прочая, и прочая, независимо от того, кто, что и как играет.

Лучше всего, конечно, чтобы между восприятием с одной стороны и установками-авторитетами с другой стороны был некий баланс. И достижения нейробиологии нам тут могли бы помочь. Те психологические особенности, о которых мы говорили выше в связи с двумя группами слушателей, разумеется, зависят от устройства мозга, так что у кого-то центры когнитивного контроля от рождения связаны с центрами удовольствия сильнее, у кого-то слабее.

Но мозг – вещь весьма пластичная, и если уж память, как говорят, можно улучшить магнитной стимуляцией, то нельзя ли подобной стимуляцией настроить мозговую активность так, чтобы достичь золотой середины между объективным восприятием и доверием к авторитетам.

https://www.nkj.ru/news/33641/