105 лет со дня рождения Гранина Даниила Александровича — отечественного писателя, который посвятил ряд своих произведений выдающимся учёным. Он считал, что камнями, которыми мы забрасывали гениев, они мостят новые дороги…

Данная статья относится к Категории: Теория элит

«Поначалу читательские конференции доставляли мне удовольствие. Их большей частью устраивали библиотеки. Собирались люди, которые прочли, допустим, мою книгу, у них были вопросы, возражения, во всяком случае, они интересовались. Помню, одна из первых такого рода встреч была в Москве, в библиотеке Чехова по поводу романа «Искатели». У меня сохранились записи о некоторых выступлениях. Про одного героя —

«неживой, не показан его рост».
«Непонятно, почему Лиза не понимает своего мужа».
«Нет образца любви».
«Потапенко говорит жене: «Заткнись». Такой язык недопустим».
«Много технических терминов».
«Не представляю, как выглядит ваш герой Борисова».

Я, конечно, бросался на защиту и языка книги, и своих героев. Особенно меня раздражали поучения и рекомендации: «Надо, чтобы главный инженер сильнее защищал новую технику», «Мы хотим видеть рядом с главным героем чистую, благородную женщину». Они хотят, чтобы всё было благополучно, хотят красиво, чтобы зло немедленно наказывалось, чтобы все говорили изысканным языком.

Потом была встреча в Доме медработников, потом в другой библиотеке. Повторялись вопросы, претензии. Но были упреки в безыдейщине, в отсутствии роли партии, требования не личного вкуса, а идеологических штампов. Часто находились читатели, которые оспаривали казённо-партийный подход, даже требовали большей непримиримости.

Постепенно мой интерес к подобным обсуждениям снижался. В конце концов, я свой материал знал лучше, со своими героями прожил не один год. «Ты сам свой высший суд, взыскательный художник». Правда, иногда меня радовали неожиданные точные подсказки, какой-то психологически немотивированный поступок: «Слишком быстро у вас профессор раскрывает свое коварство, неумно это».

Но затем читательские конференции, встречи надоели. Зачем они? У меня есть несколько читателей, по крайней мере трое разных, мне любопытных, с хорошим вкусом. Достаточно их суждений».

Гранин Д.А., Причуды моей памяти, М., «Центрполиграф», 2010 г., с. 237-238.

Источник — портал VIKENT.RU

+ Ваши дополнительные возможности:

КАК РАБОТАТЬ с ONLINE-ЛЕКЦИЯМИ VIKENT.RU — плейлист из 22-х видео

Изображения в статье

Даниил Александрович Гранин (настоящая фамилия – Герман) — отечественный писатель. Ряд его произведений посвящён выдающимся учёным / РИА Рустим

Данная статья относится к Категории: Публицистика

«Я встречался в жизни с несколькими людьми, которых я считаю гениальными. Что такое гений?

Гений для меня - это человек, которому дано видеть окружающий мир немножко по-другому, чем видят его обычные люди. Немного. Если много, это уже сумасшедший. (Статистика гениев говорит, что гений видит мир кардинально иначе, чем его современники – Прим. И.Л. Викентьева). Эйнштейн немного увидел по-другому, Достоевский немного увидел по-другому. Какой-нибудь художник вроде Гойи или Модильяни: немного увидел по-другому. Эти продолговатые овалы и вытянутые линии. Или Шагал. Чуть-чуть увидеть по-другому, это вот свойство гениального человека. У меня было несколько людей, которые для меня были такими гениями. […]

Каждый встреченный человек что-то вносит в твою жизнь. Вот, например, Дмитрий Сергеевич Лихачёв. Тот период жизни, в котором жил Дмитрий Сергеевич (я имею в виду жизнь не только нынешнего поколения, но и предшествующего, моего и моих родителей), - это время уничтожения порядочных людей. Остаться просто честным, порядочным человеком было бесконечно трудно. В это время нельзя было не преклоняться, не предавать, не идти на компромиссы, не заискивать перед властными людьми и прочее, и прочее. Время искалеченной, погубленной нравственности. Время страхов и время искажения человека.

Дмитрий Сергеевич был просто нормальным человеком. Он не был святым, не был подвижником, не был образцом, который можно было бы предъявлять миру. Он умел в максимальной степени сохранять своё душеустройство - вот и вся его заслуга. Вы не найдёте в его работах политического или научного приспособленчества. Казалось бы, у него и специальность такая была, которая позволяла уклоняться: текстология, древнерусская литература. Но и в этой науке тоже были свои мерзости и интриги. Дмитрий Сергеевич много лет работал корректором. И всё равно укрыться совсем было невозможно.

Как мы знаем, он был сослан. Однако и на опыте этой жизни, на этом материале Лихачёв написал замечательную работу о воровском языке. Потому что он был учёным по всему своему складу, а не только по образованию. Такие люди, которые и в ссылке оставались учёными, уникальны. В этом ряду можно назвать ещё Флоренского, Чижевского.

Дмитрий Сергеевич счастливо уцелел. В его биографии после выхода из Соловков, которые также попали на мерзостные годы, мы не найдём того, что есть в биографиях большинства людей его профессии и его социального калибра. Он не выступал с требованием смертной казни оппозиции на митингах, которые проходили в академических учреждениях. В библиографии Лихачёва нет верноподданнических статей.

Люди моего поколения познакомились с Дмитрием Сергеевичем по-настоящему, когда он стал выступать по телевидению. Он использовал телевидение не для саморекламы и не для рекламы своих научных работ. Случалось, что и до него писатели использовали эфир. Ираклий Андроников, например. Однако в Андроникове говорила потребность не только литературоведа, но и артиста. На телевидении раскрылся его талант рассказчика.

История выхода на экраны Дмитрия Сергеевича - совсем другая. Заслуга его в том, что он использовал телевидение для пропаганды нравственных ценностей.

Каких?

Он рассказывал о традициях своей семьи, своего детства. Оказалось вдруг, что всё наше общество давно забыло, что такое русская интеллигентная семья. Какие правила были там, какие взаимоотношения со старшими? Как общались друг с другом братья? Что такое отец? Что такое мать? Что такое отношения родителей между собой? Что такое дачная жизнь? Дмитрий Сергеевич обо всем этом бесхитростно рассказывал. Перед нами вставали все прелести этой ушедшей от нас жизни в их нравственном наполнении. Никаких проповедей. Он вспоминал с восторгом (но это была не проповедь) о том, например, что нельзя было обманывать, о гостях, которыми были люди, достойные восхищения. Самые простые вещи.

В то же примерно время, что и Лихачёв, появился Сахаров, отчасти Солженицын. Но имя Солженицына всегда было связано с острым политическим конфликтом, это был вызов системе. Сахаров - тоже была политизированная фигура. А Лихачёв был прежде всего фигурой нравственной. Это было приемлемо, близко и понятно для большинства.

Он говорил о забытых понятиях. Что такое учтивость? Я испытал это на себе, когда заговорил о милосердии. Забытое слово, почти запретное. Сколько писем ко мне тогда пришло!

Предки... Семейная честь... В квартире Лихачёва висели портреты дедушек и бабушек. Этого же нет у нас. Мы боимся своих предков. А он ими гордился. […]

Я думаю, что я так и не понял себя. Человек - это больше, чем его жизнь. Иногда гораздо больше. Человек состоит из упущений, неосуществленных желаний и стремлений, возможностей. То, что осуществлено, - это жизнь. Но огромная часть человека - это неосуществленное. Толстой когда-то говорил, что есть числитель и знаменатель у человека. Числитель - это то, чем он является на самом деле, а знаменатель - это то, что он о себе воображает. А я думаю, что да, это дробь, но в числителе то, что ему удалось осуществить, а в знаменателе то, что ему не удалось осуществить. То есть то, чем он был. В числителе то, чем он стал.

У каждого человека, вероятно, есть это соотношение, когда он сам больше, чем его жизнь. Поэтому сказать, понял он себя или нет, невозможно. Я не могу.

Я мог стать и тем, и другим, и третьим. Я многое потерял, не сумел, или не стал, или не захотел тогда, а потом уже не смог. То есть я состою из множества несбывшихся, неосуществленных людей. И я не знаю, какой бы из них был мне важнее, дороже, какой из них добился бы большего: Не знаю и не могу даже это представить себе. Поэтому я не могу ответить на вопрос: понял ли я себя? Могу только сказать, что я себя во многом не понял.

Я теперь не понимаю, чего я боялся, допустим, в пятидесятые годы? Чего я боялся? Страхи у нас многое отняли. Я не понял, почему я так примитивно, и грубо, и неполно любил? Теперь только я понял, как много я не понимал себя.

В итоге жизни получается всегда величина отрицательная, потому что, как я уже сказал, человек всегда больше, чем жизнь. Возможно, есть какие-то случаи более счастливых дробей. А гении? Может быть, у них значения числителя и знаменателя максимально сближены? Трудно сказать. Обычно считается, и наверное не без основания, что гений успевает осуществить себя полностью. Что ему предназначено, то он и успевает сделать. Возможно, это и так. Но ведь есть гении, которые пережили себя. Ну, допустим, Артюр Рембо. Писал, писал, перестал писать, стал купцом. Осуществил то, что у него было запрограммировано, программу свою гениальную, или гениевую, осуществил, а потом ушёл и всё. Есть ещё, наверное, такие примеры, я сейчас просто не помню. Так что с гениями трудно. […]

Гений может быть шалопаем, бродягой, пьяницей, распутником, хамом и так далее. А создаёт при этом гениальные вещи. Но гений может быть и примерным человеком, педантом. Гёте, например. Тайный советник, благопристойный немецкий быт. Я не рискну ничего определённого сказать про гения. Всё, что сделал Моцарт, это так прекрасно и так велико, что бессовестно считать, что он мог бы ещё многое написать. Может быть. Думается, что если бы Пушкин ещё прожил, он написал бы не одну замечательную вещь. Или нет? Это вещи таинственные, которых грех касаться.

На встрече со студентами меня попросили назвать тех мастеров русской культуры, что обрели мировое значение. Художников, писателей, музыкантов... Список стали горячо обсуждать - были имена очевидные, а были спорные, во-первых, «дело вкуса», во-вторых, не было уверенности, шут его знает, как «там» воспринимаются наши кумиры.

Мой список выглядел так: Лев Толстой Федор Достоевский Николай Гоголь Антон Чехов Петр Чайковский Александр Пушкин Модест Мусоргский Сергей Прокофьев Михаил Лермонтов Михаил Шолохов Иван Бунин Александр Блок Борис Пастернак Марк Шагал Владимир Маяковский Джордж Баланчин Сергей Рахманинов Дмитрий Шостакович

Ещё предлагали Набокова, Ахматову, Врубеля, Кандинского, Тургенева и Стравинского. Как бы там ни было, список оказался внушительным, куда больше, чем у многих европейских стран. Решено было, что ни Испания, ни Англия, ни Франция, ни скандинавские страны не могут выставить подобную команду. Причём в России все они расположились в XIX - XX веках, так что урожай был собран всего за два века, несмотря на войны, репрессии, тоталитарный режим, голод. Казалось бы, столько бедствий претерпел народ, а вот поди ж ты, сколько успел.

Первенствовала Италия с её тысячелетней историей искусств, великими художниками, композиторами, в первую очередь, конечно, надо было отдать должное её народу, который сумел сохранять тысячелетиями шедевры итальянской архитектуры, живописи. Нашему бы народу такой климат и эти мраморы...»

Гранин Д.А., Причуды моей памяти, М., «ОЛМА Медиа Групп», 2011 г., с. 471-473, 474-475 и 502-504.

Источник — портал VIKENT.RU

Дополнительные материалы

КАК СТАТЬ ГЕНИЕМ - творческий путь Г.С. Альтшуллера – видео,

1 ч 40 мин

Суммарный творческий индекс портала VIKENT.RU за XVIII-XXI века

Изображения в статье

Даниил Александрович Гранин (настоящая фамилия – Герман) — отечественный писатель. Ряд его произведений посвящён выдающимся учёным / Public Domain

Image by Greg Montani from Pixabay

Image by Monsterkoi from Pixabay

Image by Mimzy from Pixabay

Image by Negrebets from Pixabay