В преддверии 80-летия Дня Победы

В этом обзоре коснусь темы Великой Отечественной войны, а вернее определённого её периода – блокады Ленинграда. Итак, поговорим о «Блокадной книге».

Я очень люблю читать книги и смотреть фильмы про ВОВ. Мне нравится, как в них показаны патриотизм, стойкость и смелость наших предков, готовых отдать жизнь за мир и благополучие в своей стране. Но иногда бывают и такие моменты, в которых простые люди, по сути, оказываются заложниками в собственном городе, и им приходится буквально зубами вгрызаться в остатки всё больше угасающей жизни. Для начала немного исторических данных.

Блокада Ленинграда — военная блокада города Ленинграда (ныне — Санкт-Петербург) немецкими, финскими и испанскими (Голубая дивизия) войсками с участием добровольцев из Северной Африки, Европы и военно-морских сил Италии во время Великой Отечественной войны. Длилась с 8 сентября 1941 года по 27 января 1944 года (блокадное кольцо было прорвано 18 января 1943 года) — 872 дня (включительно с днём начала и конца). В литературе также встречается число в 871 день.

В книге правда упоминается о девятистах днях блокады, что немного больше, чем в источнике, из которого я взяла информацию для абзаца выше. Так же в книге отмечается роль Ленинграда в отвлечении сил гитлеровцев от Москвы. Несмотря на предпринимаемые партией и правительством героические усилия, нормы выдачи хлеба населению 20 ноября 1941 года упали до 125 граммов в день. Вышли из строя водопровод и канализация, прекратилась подача тепловой энергии в дома. Для спасения города от голодной смерти через лед Ладожского озера была проложена Дорога жизни. По ней из города были эвакуированы 550 тыс. человек, а обратно ввозилось продовольствие. Суточные нормы потребления хлеба возросли до 500 г в день для рабочих. К осени 1942 года возродилась военная промышленность. 18 января 1943 года блокада была прорвана на Шлиссельбургско-Синявинском выступе. Однако бомбежки и артиллерийские обстрелы города продолжались. Лишь 27 января 1944 года Ленинград был полностью освобождён от вражеской блокады.

Книга делится на 2 части. В первой части авторы акцентируют внимание на таких элементах ленинградских квартир как паркет, диван, пианино и печь «буржуйка». Блокада немыслима без читаемых по радио стихов Ольги Бергольц и дневников Тани Савичевой, выставленных ныне в центре мемориала Пискарёвского кладбища. Большое внимание в книге уделено блокадным воспоминаниям, «живой боли памяти». Описываются страдания блокадников от вызванной голодом алиментарной дистрофии и холода. Во второй части рассказывается про первые дни войны, про то, как перепрофилировались некоторые заводы. Теперь на них изготавливалось оружие и боеприпасы для нужд войны. А так же из их работников формировались полки народного ополчения. Дневник директора архива Г. А. Князева свидетельствует, что в начале войны учёных заботили раскопки в Самарканде могилы Тамерлана. Простые ленинградцы не сразу ощутили войну и грядущие опасности. Они ходили в кино (недавно вышел на экран фильм «Боксёры»), играли в скверах в домино и шахматы. Летом 1941 года они ещё надеялись на «мощную артиллерию Балтийского флота» и «армию Кулика». Люди всё ещё надеялись, что это всего лишь временные трудности, и скоро всё закончится.

Авторы книги приводят воспоминания ветеранов и простых блокадников о тех ужасных днях. Это по сути был Ад в отдельно взятом городе. Некоторым тяжело вспоминать те дни. Они плакали.

Даже детям было тяжело. Рассказывается, как мальчик-подросток вырывает кусок хлеба у своей маленькой сестрёнки и убегает. Голод превращает людей в зверей, доводит до отчаяния.

Я буквально рыдала, когда читала эту книгу. От этого ужаса, отчаяния и описанных сцен мурашки бежали по коде. Мне было жаль того мальчишку, который страдал от голода, но в то же время хотел быть хоть как-то полезен для общества. Так же жалко было одинокую женщину, которая тоже терпела все лишения блокады и искала способ попасть в ряды эвакуируемых. А инвалид-колясочник учёный? Несмотря на свою немощность и отчаяние, он не хотел сдаваться. Но были и те, кто не выжил, кто почил навеки в этом голоде и хаосе.

Признаюсь, мне бы не хотелось оказаться там, в блокадном Ленинграде. Я бы просто не смогла дожить до прорыва блокады. Я не такая выносливая и физически и психически. Очень надеюсь, что такое никогда не повторится.

Всем советую прочитать эту книгу. Окунитесь в те дни, переживите те события, чтобы осознать, как же хороша наша нынешняя жизнь.

И как всегда в конце моего обзора я ставлю оценку книге. Однозначно 10 из 10! Не меньше!!! Эта книга хоть и тяжёлая, но прекрасная, и достойна того, чтобы занять почётное место на вашей книжной полке.

Очень долго думала, как оформить пост: вроде хотелось красиво и с картинками, но как-то кощунственно это, вроде пост не развлекательный, да и насобирала цитат так много, что просто они бы не влезли все (да и так не влезут). Решила оставить просто текст.
Все цитаты взяты из книги "Блокадная книга" (авторы Алесь Адамович, Даниил Гранин).

"…Это было в начале января. Приходит на квартиру ко мне мой школьный приятель Толя. Это такой поэт был, витал в облаках, говорил о проблеме «быть или не быть?»… И вот приходит — лицо серо-зеленое такое. Глаза совсем вытаращенные, и говорит: «У тебя не сохранился твой, кот?» А у нас кот был. Я говорю: «Ну что ты! А что?» — «А мы хотели бы его съесть!» Мама и бабушка у него лежали. И вот он ушел. Он был такой ужасный, такой грязный, тощий… Я хотела через неделю-другую пойти к нему (на другой улице они жили). Вот иду на второй этаж — двери не закрываются, входи куда угодно, в любую комнату заходи, бери что угодно. Он жил в комнате в коммунальной квартире. Я захожу к нему в комнату. Темно, так чего-то брезжит. И они все трое лежат мертвые: бабушка, мать и он. В комнате страшная грязища. Холод. «Буржуйку» топить, видно, сил не было. И все умерли. Мне было страшно."

Людмила Алексеевна Мандрыкина:
"Вот у нас в военном архиве всегда сидела милиция. И такие замечательные парни были — милиционеры, чудесные, молодые были все. В милиции кормили очень плохо, так же как и в МПВО. Вот я часто с ними разговаривала, ну, просто говорили о том, что пройдет же это время, что будет потом? Мы старались не говорить об еде. И вдруг, ты смотришь на человека и видишь, что у него стекленеют глаза. Я теперь знаю, что это такое…Он сидит… садится, говорит: «Ой! Мне что-то не очень!..» — «Ну, посиди! Всем не очень хорошо…»
Потом он все медленнее говорит, медленнее…
Вот так умирали люди. Так они умирали и на улице. Когда они шли, кто-то садился на тротуар. Сначала к нему подходили, первое время, а потом его просто обходили, и он часто вмерзал в струйку вот этой воды, которая шла…"

Юлия Тимофеевна Попова:
"Со мной вместе жила жена моего брата с ребенком маленьким, четырех годков, и ее мать-старушка, потом еще карточки ее сестры дали мне и просили, чтобы я пошла получить хлеб. Вот я пошла в булочную. Я получила хлеб на всю семью. Ну, дали мне такую маленькую буханочку и небольшой довесочек. Не знаю, сколько в этом довеске было, граммов пятьдесят, что ли. И вот только я беру у продавца этот хлеб, и вдруг какой-то парнишка, голодный, истощенный парнишка лет шестнадцати-семнадцати, как выхватит у меня эту буханку хлеба! Ну и стал скорей кусать от голода — ест, ест, ест ее! Я закричала: „Ой! Что же мне делать, я ведь на всю большую семью получила хлеб, с чем же я приду домой?!“ Тут женщины сразу же закрыли дверь булочной, чтобы он не убежал, и начали его бить! Что ты, мол, сделал, ты оставил семью без хлеба! А он скорее глотает, глотает. Остатки буханки отобрали от него, и у меня этот довесок остался. Я стою и думаю: с чем же я домой-то приду? И в то же время и его так жаль; думаю, ведь это голод заставил его сделать, иначе он так не сделал бы. И так мне его жалко стало. Я говорю: „Ладно уж, перестаньте его бить“. Этот случай мне запомнился, думала: надо же, чтобы голод человека на такой поступок толкнул! Ведь из-за голода он выхватил хлеб!"

Таисия Васильевна Мещанкина:
"В шесть часов утра мы побежали все за хлебом. Прихожу я в булочную и смотрю — там дерутся. Боже мой! Что же это дерутся? Говорят: бьют парня, который у кого-то отнял хлеб. Я, знаете, тоже начинаю его толкать — как же так ты, мы три дня хлеба не получали! И вы представляете себе, не знаю как, но евонный хлеб попадает мне в руку, я кладу в рот — чудеса — и продолжаю того парня тискать. А потом говорю себе: «Господи! Что же я делаю? Хлеб-то уже у меня во рту?!» Я отошла и ушла из булочной."

Начальник группы самозащиты ЖАКТа Кировского района Мария Ивановна Дмитриева:
«Случилось это примерно в декабре. Был большой мороз. Начался обстрел. Мы долго пробирались туда. Вот мы бежим. Дом тридцать шесть. Снаряд ушел в окно. И, оказывается, через окно — вот стекла пробитые! — прошел и в квартире разорвался. И убило девушку. Мы уже на обратном пути только увидели. Стоит на коленях среди комнаты в одной нижней сорочке. Видимо, она вскочила, хотела бежать куда-то, но не успела. И у нее голову снесло. Только одни волосы лежат. Мы пробрались в дом сорок семь. Примерно около часу ночи было времени, может быть, и второй уже. Я пришла туда, кричу — нигде никого не слышно. Лестницы темные. Ну, у меня фонарик был, на пуговице висел, чего-то и он плохо горел. Пошла наверх, во второй этаж. Кричу — нигде никто не отзывается. И вот первую дверь, на которую я напала на втором этаже, открыла. И только открыла, а эта Демина Катя, молодая женщина, сидит на диване около печки (печка там была такая круглая). У нее на одной руке ребенок маленький, месяца три, может быть и меньше, а на второй — так поперек ног — лежит еще ребенок, мальчик, года четыре. Я подошла, смотрю, начинаю спрашивать — свет-то плохой! Тут фонариком я своим осветила. А у нее, смотрю, половина головы оторвана осколком — вот так! Она мертвая. А этот ребенок, которому месяца два или три,— живой! Представьте себе! Как он сохранился? А тот, что на коленях лежит, мальчик, лет трех-четырех (он большой, рослый такой), этот мертвый. У него ножки перебиты и поясница."
Она же:
"Вот был один мальчик в тридцать шестом доме. Мать его геолог, осталась где-то там, где она работала. А он был с бабушкой.
Я люблю детей, поэтому мне так было жалко. Причем он такой толковый, красивый. Думала — вот это такого человека вырастить можно! Я не знала, что он до такой степени отощавши был. Бабушка у него умерла. Где мать была — неизвестно. Отца у него не было. И вот я дежурила, а он был у меня в конторе, ночевал здесь.
Ему лет восемь-девять было, но он уже в полном сознании был. Вот он мне ночью-то про себя и рассказал. В последнюю ночь. Утром я пришла, а он мертвый лежит. Вы можете себе представить! Я еще вечером принесла и отломила ему от своего пайка корку-хлеба: у него и карточек не было. Я в тот вечер дежурила, и мы с ним разговаривали. Я его еще спросила: «Алеша, как же так получилось?» Он говорит: «А вот как, Мария Ивановна. Я думал, что она хорошая, она ведь при бабушке к нам ходила, эта тетя. А вот бабушка умерла, она взяла меня к себе и карточки наши взяла». Я говорю: «Она и вещи ваши взяла?» — «Она все у нас взяла. А потом сказала, что она не может со мною заниматься». В общем, попросила его о выходе. Ну, я не думала, что люди так могут… Вот он пришел сюда, к дому. Что делать? Мы еще мало чего могли. Среди месяца карточки не дали бы. Это только к началу месяца можно было чем-то ему помочь…"

Это очень маленькая часть цитат. Я пока еще не очень разбираюсь в составлении постов, поэтому не понимаю, сколько символов он в себя уместит. Старалась истории урезать и сжать, т.к. они все весьма объемные, но все равно получается достаточно. Надеюсь, вас эти рассказы тронули так же, как и меня.