Серия «Шашки терриконов»

6

Окна

The clan's are marching 'gainst the law

Bagpipers play the tunes of war

Death or glory I will find

Rebellion on my mind

©Grave Digger/Rebellion

…Концерт начинается с волынки. Медленная, словно ленивая, музыка, потихоньку нарастает, вот уже появились первые резкие звуки и внезапно возникает ощущение, что где-то стоит огромная армия, которая совсем не собирается отступать. Нет у неё такой цели. Вдруг вступают барабаны. Волынка и барабан, больше ни одного инструмента, словно на дворе действительно 13 век....

Что-то знакомое чудится мне в архитектуре этого двухэтажного дома. Старый, стёкла в рамах держатся, как будто из последних сил. И рамы сами чёрные, давно не крашенные, полусгнившие, только тронь — разлетятся миллиардами осколков, осыпая кусками стекла и занозя того наглеца, что посмел потревожить столетний покой некогда жилого строения, того, которое уже давно покинул самый стойкий и упрямый домовой.

Дождь. Тогда не было дождя, но было очень холодно. Апрельская ночь, трех-, а не двухэтажный дом, какое-то заброшенное муниципальное строение, что числится на балансе города, но постепенно приходит в негодность.

— Ты давай, возвращайся, уже второй раз звонили, спрашивали, где казачок, а тебя нет! — абсолютно игнорируя наше присутствие звонит кому-то полицейский. — Да, нам сказали дожидаться особиста, я их внутрь не пущу.

— Ой, что у вас в Северодонецке, вот у нас в Рубежном! Прилет за прилётом, дома шатались! — потихоньку начинаем понимать, что мы вдали от боевых действий, люди начинают немного расслабляться и, естественно, хвастаться. Так же, как хвастаются своими болезнями в очереди к врачу. И чем рассказчику было хуже, тем в более выгодном свете он предстаёт перед окружающими. Поэтому каждый упомянутый "прилет", "удар", "плюс" начинает обрастать всё более шокирующими подробностями. Пока слушаю других, вспоминаю то, что уже ничем не вытереть...

...третий или четвертый день нет воды, но это пока не страшно: с 14 года у нас почти каждый день была наполнена ванная. На балконе стоит медовуха, есть закрытые соки, немного питьевой воды в баллонах, ближайшие пару недель будет, что пить, хотя запасы на второй день и начали таять: когда всё, что ты можешь — сидеть в коридоре, ожидая артобстрела, то выпить стакан чая кажется не самым худшим развлечением. А вот с технической водой сложнее. Смотрю в окно: течёт что-то по улице. Хоть и февраль, но таять нечему: вчера было +13°, Донбасс.

— Схожу на улицу, эта вода откуда-то же берётся. Если далеко — не пойду, попробую, возможно, тут, под домом, наберу воду для туалета, а если получится набрать питьевую — вообще хорошо: у нас скоро закончится, так что подожди меня в квартире, — говорю Лисе.

— Никуда ты один не пойдёшь: ты на палочке еле ходишь и вдруг "загребут", нет, на улицу — только со мной! — решаю, что спорить незачем.

Долго слушаем, кто ходит по подъезду: слишком сильны слухи, как украинские вояки самовольно занимают квартиры, расстреливая владельцев. "Война всё спишет".

Вроде бы никого нет, берём вёдра, спускаемся. У входа в подъезд стоит соседка, старенькая женщина. Кажется, ни один глаз её не видит и слышать должна с трудом. Но нет:

— Вчера вечером прилетала "птичка", поэтому соседний дом разбит, и осколками сестёр убило, — полностью адекватно, чётко, исключая лишние подробности, по-военному, рассказывает соседка. Почему-то вспоминаю, что лет 15 назад она была участковым врачом нашего района.

Соседний дом действительно разбит, вывернута наизнанку целая квартира, куски плит, мебели, тканей разбросаны по двору. Эту ракету мы слышали вчера днём, лёжа на полу и ожидая неизбежного попадания в нас. Оно было, но — в соседнюю квартиру и, к счастью, ракета не разорвалась.

Где-то на окраине слышно "Град". Мы уже отличаем некоторые виды вооружения. Мина — это свист и 3 секунды, чтобы спрятаться. Град — это шорох и 14 секунд...и прилёты отличаются тоже. У "Града" — очень быстрые взрывы один за другим.

За углом разбитый коллектор подачи воды, отсюда она и течёт вниз по улице, заполнив всю воронку, появившуюся после взрыва, и перетекая на асфальт. Холодная, питьевая. В городе все знают, что питьевая вода поступает из артезианских скважин: так оказалось проще, чем создавать системы забора и очистки на маленькой речушке Боровой или на Северском Донце. Рядом с разбитым коллектором лежат, накрытые простынёй, два женских тела, на асфальте — бурые следы, уходят в этот импровизированный колодец. Набираем воду с противоположной, от стекающей в лужу крови, стороны....

— Мужики, вы тут не первая партия, ваши "прилёты" мне уже надоели! — Останавливает бурное обсуждение полицейский. — Реально, каждый день, как вы приезжаете, только и слышно, как куда прилетело. Хватит! Вы в России! С того момента, как вы перешли границу, должны понять: сзади теперь возникла стена, которую никто не пересечёт, ни одна пуля, ни одна ракета! И, кстати, зачем вы притащили с собой котов и собак?

...раннее утро, мы идём на рынок: еды почти нет, денег — тоже. Но, если мы можем обойтись сухарями, хоть пару недель, то коту нужен корм, печенье он есть не умеет. Возле единственного на весь район ларька, торгующего сигаретами, стоит огромная очередь, люди шутят, подбадривают продавцов, в голосах не слышна агрессия или раздражение, все ещё надеются, что "будет, как в 14м: одни уйдут, другие — зайдут, всё закончится за неделю". Где-то на балконе жалобно мяукает забытый кот. Не специально, но замечаю, где стоят машины ВСУ, какие, сколько военных... хромаю, смотрю перед собой, всё фиксирует боковое зрение.

— Мы уже 7 часов стоим, где продавец?! — кипятится очередь в зоомагазин.

— Я её знакомая, скоро будет, она тоже человек, войдите в положение: ей надо в другом магазине скупиться! — говорит какая-то женщина и очередь немного остывает, все понимают: так — везде и ты сам за себя.

— Слушай, ну, мы её не дождемся: магазин до 16, сейчас 15:30, её нет, перед нами 20 человек, через полтора часа комендантский час, давай не ждать, нет смысла, может, с утра прийдём? — предлагаю Лисе.

— Ты свихнулся?! Мы с утра стоим! А если она сегодня уедет? — Лиса намекает на эвакуацию: — Мы коту что, лук будем скармливать?

Гух-гух-гух-гух-гух — неожиданно очень близко звучат разрывы, часть очереди в панике разбегается, часть, психуя, отказывается от своих мест и уходит. Мы остаёмся стоять и примерно через полчаса появляется продавец:

— Давайте быстренько, по одному входим, сразу заказываем, я всех отпущу, но торопитесь! — командует девушка. Лиса исчезает за дверью, и радостная возвращается через несколько минут:

— Взяла! Взяла! 2 килограмма того корма, что ему можно, последние! — выдыхаю с облегчением: теперь мочекаменная кота отступит и на месяц примерно ему хватит еды.

На обратном пути начинается сильный обстрел города "Градом". Понимаю, что идти, хромая и опираясь на трость, нельзя. Сцепив зубы от боли и припадая на одну ногу, пытаюсь бежать, укрываясь за домами и постоянно корректируя наше с Лисой положение: чтобы между возможным местом взрыва и нами было хотя бы дерево. Так и движемся, короткими рывками от дерева к дереву, прикрываясь стенами домов.

Возле единственного на весь район ларька, в котором продавали сигареты, кровавые пятна, тела уже убраны, множество разбитых стёкол. По стене чётко видно: прилетела мина — направленный удар с мелкими осколками, застрявшими в бетоне. Там же висят части человеческих внутренностей. Где-то на балконе, поняв, что никто не придёт, истошно кричит забытый кот...

— Кто первый? — строгим взглядом обводит людей особист.

Мне надоело ждать, надоело мёрзнуть, тем более, что я не собираюсь ничего утаивать, да и нечего:

— Разрешите?...

— Пройдём! — Не "пройдёмте", а "пройдём", словно я преступник, особист крепко берёт меня повыше локтя и подталкивает перед собой. Естественно, а как ещё они должны к нам относиться? Мы ведь — с той стороны....

"Ты вспомнил? Ты точно ВСЁ вспомнил?" — смотрит на меня подслеповатыми глазницами старенький дом.

Окна Авторский рассказ, Рассказ, Проза, Донбасс, Тыл, ПТСР, Истории из жизни, Длиннопост

тот самый дом. в этом году стал оживать

Перевёрнутый крышей вниз, этот старичок отражается в ближайшей луже. Его соседям повезло: такие же точно дома, но с пластиковыми окнами, выкрашенные в нарядный солнечный цвет, оштукатуренные и утепленные, с перекрытыми крышами весело подставляют свои стёкла майскому дождю. Он же — покинут, забыт. Круглое слуховое окно уже давно лишилось не только своих стёкол, но и рам. А вот за ним виднеется...

— Здравствуйте, Сан Саныч? Я по объявлению. Болгаркой и перфоратором пользоваться умею, также с электрикой имел дело! — первый звонок в новой для меня стране.

— У нас оплата — полтора рубля в день, устроит?

— Ой, конечно устроит! Мне из Берёзовой Рощи в город — 65 рублей, да обратно столько же, да по городу от силы 60, значит, 1000 точно мне останется, даже с обедом! — еле сдерживаю свою радость: Лису уложили в больницу на две недели, никаких выплат беженцам не положено, хотя местные думают обратное и очень завидуют. Только услышав, что я с ЛНР, даже не прекращают разговор — бросают трубку. А вопрос, откуда я, возникает постоянно: выдаёт говор. И, пока я пытаюсь найти хоть какую-то подработку, деньги, обменянные на границе и выданные для оформления документов, медленно кончаются.

— Из Берёзовой Рощи?!...Вы знаете, наверное, ничего не выйдет: Вы будете приезжать поздно, уезжать рано, и, в конце-концов, тысяча — это очень мало. — Теряется человек на том конце провода.

— Да Вы не переживайте! Давайте попробуем? — очень, очень сильно надо его убедить.

— Хорошо, приезжайте завтра на Шмидта 22, к девяти.

И вот, раннее утро, маршрутка в город опаздывает, со слипающимися глазами пытаюсь держаться за поручень: нас, в поисках подработки, много, а ещё местные, чьи места в маршрутке распределены уже много лет, потому что отправление — раз в полтора часа. Ехать надо через всю Пензу. С ужасом узнаю, что в огромнейшем городе нет метро и нет подземных переходов. А ширина дорог — от силы две полосы. Стоим в правом повороте, ожидая своей очереди на проезд, почти сорок минут.

— Я же говорил — Вы будете слишком поздно приезжать, ну, раз уж приехали, давайте попробуем, что получится. — Судя по всему, я единственный, кто откликнулся, вероятно, оплата очень сильно занижена.

Меня знакомят с бригадиром, который ставит задачу и раз в два часа подходит, неодобрительно цокая языком, да приговаривая "что ж, день покажет..." К концу дня мне предлагают:

— Два рубля в день устроит? В остальном всё нормально, но у нас, чтобы хоть что-то заработать, надо быть на объекте в 8 и уезжать в 18.

Просто не могу передать, насколько я счастлив. Много позже понимаю, что Сан Саныч выторговал мне эти дополнительные 500 рублей. Значит, действительно никого не было, кроме меня.

Мы уже месяц на стройке, каждый день возникает желание всё бросить: очень тяжело, бригадир требует выполнения больших объёмов, но и я уже знаю: приехать можно к 9, к 17 всё будет сделано, местные уйдут в полдень, они никогда не работают всю смену, остаются только узбеки, да мы, кому некуда деваться.

— Хохлы, берите кабель и несите на 14 этаж!

— Не называй меня "хохол"! — злюсь, но говорю, как будто в шутку.

— А кто вы?

— Я из ЛНР! Или обращайся по имени!

— Ладно-ладно, не кипятись, — примирительно поднимает руку бригадир, — несите кабель. Кстати, я знаю, что у вас печек нет, могу мультиварку продать, за полторы тысячи. Бесплатно не отдам, но это половина цены. Пойдёт?

Конечно, пойдёт, эта мультиварка выручает нас не один год после того разговора… Мы стоим на балконе пожарной лестницы. С восьмого этажа открывается красивый вид, всё в зелёных деревьях, как будто не в центре города, а в лесу, но вот, если подняться выше, будут видны не деревья, а сплошные гаражи, да парковки, очень удручающее зрелище:

— Наиль, а что это там, с боку?

— Это ж дом, возле которого проходная, где ты заходил, а крыша пробита — наверное, обвалилась, дом заброшен... И вот ещё что, у тебя же нет одежды нормальной для стройки, завтра привезу тебе футболки: ты моего роста, должны подойти.

— Ой, неожиданно, спасибо, сколько я тебе должен? — Наиль насмешливо смотрит на меня:

— Не выдумывай.

Нас перебивает бригадир, обращаясь ко мне:

— Ты с лоточными системами работал? Нет? Ладно, научишься.

Мы работаем на школе. Работа много проще той, что была, но очень часто приходится подниматься и спускаться с лесов, передвигая их. Настолько, что через пару недель я начинаю нравиться себе в зеркале. Лето, жарко. В воздухе огромная влажность: Поволжье. Идём на обед в вагончик.

Внезапно замираю и не могу пошевелиться, не могу сосчитать количество прилётов — очень, очень, очень много, просто миллион, я не знаю такого вооружения, трясётся земля, трясётся всё, никакого свиста нет, а это значит, что летит по мне, что последние секунды... почему-то через минуты тряски я ещё жив, потихоньку взгляд фокусируется на выезжающем из-за угла тракторе с трамбующе-вибрирующим устройством.

— Ты бы видел себя, ты белый, как стена, был, — переглядываются между собой мужики, — мы зовём, а ты замер и всё, только белеешь прямо на глазах.

Прошло два года, всё ещё просыпаюсь от грома, всё ещё считаю количество стен между мной и улицей, когда снаружи проезжает, гремя всеми вагонами, поезд. Наиль в "Вагнере", а я так и не вернул ему книжку о Короле и Шуте...Бригадир — борется с раком...

И о нас напоминают лишь огромные, 16-тиэтажные дома, новенькие, с огороженной территорией, даже в пасмурную погоду сверкающие отделкой и зеркальными окнами. Отделкой, куда я тоже приложил руку. Высятся они, затмевая дом с проломленной крышей, разбитым слуховым окном и чёрными рамами, отражающимися в луже...

...концерт заканчивается короткой музыкальной пьесой, то ли клавесин, то ли орган, то ли синтезатор, просто тянут ноты, одну за одной, уже не лениво, а будто обречённо. Кланы маршируют, волынщики играют, никто не собирается сдаваться.

Показать полностью 1
8

Пчёлки

Пчёлки Авторский рассказ, Рассказ, Донбасс, Пчелы, Семья, Выбор, Проза, Длиннопост

Сегодня очень пасмурно. Донбасс. Апрельские тучи низкие, но не тёмные, а будто из плотной грязной пыли. В воздухе мряка. Так мы называем сильную влажность, когда непонятно, то ли дождь моросит, то ли просто густой туман сейчас опустится. А всё равно спокойно.

За спиной гудит улей. Вибрация тысяч мелких крылышек передаётся каждой клеточке тела, приносит покой. Сейчас весна, да и погода такая, что пчёлы не обращают на меня никакого внимания. Если тепло — летают, собирая пыльцу, самый важный для них весенний корм. Именно ею будут кормить личинок. Если холодно, как сегодня, лётная пчела занята работой в улье, помогает воспитательницам и уборщицам. Вчера я отремонтировал все ульи с пасеки, которые нуждались в ремонте. Укрепил металлом углы. Теперь не разлезутся. Вчера же переселил все ослабевшие семьи в новые ульи, дал весеннюю подкормку, проверил наличие маток. Пыльца пыльцой, но наличие кормов в самом улье здорово ускоряет весенний старт пчелосемей. Значит эти, которые выжили, которым повезло, должны к началу мая иметь 7-8 "улочек" пчелы. Улочка — расстояние между рамками. Открываешь улей и считаешь, где торчат усики и копошатся пчёлы. У меня Дадановские — так называется этот тип улья — двенадцатирамочники. Значит, 8 улочек, это три четверти, самый идеальный вариант. Ещё вчера подготовили с братом магазины. Это такой же улей, только половинного размера. С ним очень легко работать из-за маленького веса. В этих магазинах прошлогодняя сушь, "золото пчеловода": откачали по осени мёд, пчёлы забрали остатки, а соты пустые остались. Теперь, как только сильный взяток начнётся, только того и делай, что подставляй магазин в улей. Пчёлы не будут тратить силы и время на отстройку сот. Сразу же начнут заносить мёд в рамки, да запечатывать. Потому — золото.

На эту весну у меня большой заказ. Примерно на полтора миллиона, если считать в рублях, 230 пчелопакетов. Я даже знаю, где их взять: у парня с соседней улицы 200 ульев. Рамка с расплодом, обсиженая пчелой, стоит столько, что весь заказ даст безбедную жизнь целый год. Можно попросить аванс от заказчиков и вот 200 однорамочных пакетов уже готово. Улей под вывод маток мы тоже подготовили. Еще полторы недели и нужно выводить их. В пчеловодстве очень важны дни. Потерял день — потерял сезон.

Сижу на земле. Холодно, но вставать не хочется: приятно опираться о вибрирующий домик. А если встать, то сразу вспоминаю, как вчера же мне передали чужие слова: "И скажи ему, чтобы убрал свои ульи, куда хочет, мне они здесь не нужны!"

Ни с кем не обсуждал, куда я их дену: в городе ВСУ, в деревне ЛНР, никто не знает, что будет завтра. Ни о каких авансах, естественно, речи нет. Связи, собственно, тоже никакой. Ни мобильной, ни стационарной. Есть одна точка на всю деревню, где очень редко пробиваются СМС. Об интернете говорить тем более не приходится. Два дня назад мы были в тылу ЛНР, в Старобельске. Там можно снять деньги с украинских карт, менялы уже нашли способ, и там же мы пробовали связаться с потенциальными клиентами, которые на "этой" стороне. Естественно, никому сейчас это не интересно. Даже в самом Старобельске продавщица на рынке сначала заинтересовалась, а потом, как только услышала, что пасека под Ново-Астраханью, сказала: "Нет, я туда никого не пущу: у вас война".

Это "у вас война" позже я буду несколько раз вспоминать, как очень хорошую иллюстрацию поговорки "моя хата с краю". Но это будет потом. А сейчас я просто не знаю, что делать. Ладно, что нет покупателя на новых пчёл, а вот куда деть тех, которые сейчас передо мной? Которых всю зиму проверял, чтобы ничего не случилось? Которых развивал и для которых высадил все овраги медоносами? Над которыми трусился все выходные? Две тонны мёда от которых до сих пор стоят в покинутом городе?

Особенно обидно от того, что участок, на котором стоит пасека, купил мой отец. От того, что омшанник для пчёл строили с братом. Дом — тоже. Только вот нет здесь моей власти. Всё, ещё до смерти отца, записано на её племянника. Так что возмущаться бессмысленно. Надо только решить, куда деть жужжащих девчонок. Да ничего в голову не идёт.

— Смотри, здесь воск, я натопил килограммов двадцать за сезон, если что — сдашь, рано или поздно заработают пчеловодческие магазины, а там — срезанный с рамок, 6 мешков. Под крышей — сушь для улья, светлая, на сезон точно хватит, а здесь — форма для самостоятельного производства вощины....— показываю будущему хозяину подворья всё, что сделано за прошлый год. Это "пусть убирает ульи", сказанное даже не лично, а переданное через кого-то, лишний раз показавшее — ты здесь никто, у тебя даже нет прав с нами разговаривать на равных — мгновенно дало решение уезжать в Россию. Навсегда. Не хочу больше ни знать, ни помнить никого отсюда.

— Ты точно решил уезжать?

— А у меня есть выбор? Она даже в лицо мне ничего не сказала, передала изподтишка. Если останусь — будет хуже. И так уже две недели то "вы не то жрёте", то "не там срёте". Нет уж, если в такой ситуации она измывается, то дальше явно будет хуже.

Но всё равно понимаю: не будет он заниматься пчелой, хоть у самого и есть немного. Только вот у него два улья, а тут намного больше.

И внезапно приходит решение, которое я держал где-то на задворках сознания, отгонял, но оно всё настойчивей вылазило, как вылазит навязчивая реклама на сайте, закрывая весь экран. Снять крышки.

Если снять крышки, пчела осыпется. Погибнет за сутки-двое. Самые сильные, которые не охраняют матку, переберутся в соседние ульи. Наберут остатки мёда из сот, сложат крылышки в "позу покорности" и попробуют войти к соседям. С мёдом охрана пропустит. Те же, кому не повезёт набрать мёд, вылетят в поле за нектаром и там погибнут от холода. Лишь некоторые вернутся. Пусть без нектара, но с пыльцой. Этих охрана убьёт на входе. Но они попытаются.

Решаю напоследок попытаться. Снять дом какой-то соседний я не могу: не за что, мы выехали на последние сбережения, да и хозяев нет. В любой момент вернутся. Или военные потребуют освободить. Значит, один вариант:

— Привет, знаю, у тебя много ульев, тебе новые не нужны? За копейки. 10 новеньких даданов с пчелой и магазином, всё за 4 тысячи? — Я всё же дошёл до парня, у которого хотел купить расплод. Теперь надеюсь, что он соблазнится вкусной ценой. Один пустой улей, без покраски, ручек, без оббитой металлом крыши стоит две тысячи. Но совсем бесплатно я отдать не могу: 4 тысячи гривен это 8 тысяч рублей. Огромные деньги. На месяц хватит, если правильно пользоваться. Даже не понимаю, насколько я заблуждаюсь.

— Не, у меня у самого сейчас сложности, а твои стояли близко к моим: слетят.

Он прав, могут слететь, то есть улететь в поле и к вечеру вернуться туда, где раньше стоял улей, но сейчас пасмурно и холодно, в такую погоду пчёл можно перемещать. Лётной пчелы ещё мало, потери будут незначительны. К тому же, если летки оставить закрытыми на сутки, пчела забудет прошлое место.

Что ж, значит, снимать крышки.

— Ты попробуй к Андрюхе сходить, вон, по улице красные ворота за поворотом. Он хотел купить, но чтобы не злых.

— У меня Карника....— боюсь спугнуть: "Неужели? Неужели получится?"

— О, замечательно! Тогда обязательно к нему сходи.

Хромаю к Андрюхе. Глубоко в кустах стоит радиопеленгатор с надписью Z. Никого рядом. Иду дальше. Разбитый дом. Он обрушился ещё лет 15 назад. Поле. Я не брал трость, нужно пробовать ходить так, короткие прогулки мне удаются, а вот на длинных сводит ногу. Наконец, поворот. Останавливаться не рискую: кто его знает, где и как следят за улицей. Мало ли, что подумают. Вот и красные ворота, стучу.

— А батя в Старобельске, за деньгами поехал, будет после 16. Давай потом к тебе зайдёт? Или завтра утром?

— Да ты понимаешь, мы сегодня в три уезжаем....

— Жаль, конечно, ну, значит, не судьба.

Я не могу оставаться. Не могу ждать до завтра: брат тоже едет в Россию завтра, а сегодня он готов нас отвезти в тот же самый Старобельск. Накануне мы спрашивали про эвакуацию там, у МЧС-ников. И ответы меня устроили. Но добраться туда можно только личным транспортом. Поэтому и выезжать решили сегодня.

Понимаю, что судьба пчёл решена: они погибнут в эти сутки. Но, всё же, бросаю напоследок:

— Если нас не будет, пусть обязательно зайдёт. Я предупрежу.

Хотя точно знаю, что никому не доверю снимать крышки. Пусть уж я стану палачом, а не кто-то. Но ждать буду до последнего.

Сумки собраны, Андрей так и не приехал. С тяжёлым сердцем хожу мимо пасеки. Немного проглядывает солнце и самые отчаянные пчёлы вылетают на ближайшую иву. Ивовая пыльца — очень хороший источник белка. Да только бессмысленно это.

Брат отзывает за ворота, выходим, передаёт мне две тысячи рублей, словно извиняясь, что больше не может дать, суёт новое, в упаковке, хозяйственное мыло. И вместо шутки про верёвку я вдруг абсолютно искренне говорю:

— Спасибо. Я понимаю, что ты заботишься, как можешь. Но это — лишний вес. Который мне тащить на себе.

Этот эпизод совершенно сбивает с мысли и я забываю оставить ульи без крыш. Загружаем машину и тут из Старобельска возвращается она:

— А куда это вы собрались?

— Так он уезжает, — отвечает брат.

— А почему? — смотрит прямо на меня.

— По-моему, вполне понятно, почему, — выдерживаю взгляд.

— Не по-ня-ла, — специально разделяя слово на слоги произносит, намереваясь донести, что она тут власть.

**Нет надо мной твоей власти, Завулон!**

Благородство и дебилизм — слова-синонимы. Мне очень хочется сказать про то, сколько сил мы с братом оставили в этом дворе, сколько труда здесь было вложено отцом, что это всё нами построено и облагорожено, что её сына не раз доставали из ментовки, что весь металл со двора пропал тоже не внезапно.... Но дебилизм побеждает, поэтому вместо желаемого говорю:

— Потому что тут нет работы, а там есть шанс.

Разворачиваемся и уезжаем.

Уже на блокпосте вспоминаю, что не снял крышки. Пытаюсь отправить смс, хотя бы так взять на себя ответственность, но нет ни малейшего намёка на связь. Ногти впиваются в ладонь. Корю себя, что отвлёкся....

На въезде в город приходит смс от её племянника: "Андрей купил пчёл".

Показать полностью 1
7

Песня

Песня Дорога, Авторский рассказ, Рассказ, Донбасс, Путь, ПТСР, Мат, Длиннопост

В целом, ночь прошла достаточно спокойно. Тяжёлые удары отдавались гулом где-то вдалеке и лишь слегка пошатывали улицу.

Уууууум......уууууум.......ууууум......гух-гугкх-гугукх — совсем рядом разгрузили фуру железа. Работники ленивые, явно просто сбрасывают на землю каждую металлическую плиту... С этими мыслями и заснули. Гух-гух-гух — плиты падают всё быстрее и ближе....

Когда сонный попадаешь под обстрел — нельзя вскакивать. Эта мысль постоянно стоит на страже и отталкивает все остальные. Эта мысль спасает от осколков. В доме ты хоть немного укрыт. Но единственное, что хочется — бежать сломя голову. Ноги считают, что они умнее головы. И параллельно, стаккато, звучит другая: "еслиприлетитчтобсразу, еслиприлетитчтобсразу, еслиприлетитчтобсразу... Кому ты инвалидом нужен? Ни себе, ни другим, не хочу". Несколько прилетевших мин и снова тишина, сон.

Будильник звенит в 6:00. Ещё комендантский час. До семи. Но тут уж не до перебора вариантов, нужно успеть. Два дня назад сказали, что с Джаза едет колонна на Старобельск. Вчера мы в этом убедились. Записи — нет. Спонтанные машины, спонтанные люди. Давка. Перекрикивают один другого:

— А мы записывались! — С вызовом.

— У вас какой номер? — Настойчиво.

— Завтра будете? — Растеряно и как будто извиняясь за сам вопрос. Сегодня мы должны там быть. Если не получится уехать — пойдём в подвал. Нас звали, он оборудован, но я не совсем готов: рядом гостиница «Мир», а значит, где-то там совсем скоро могут начаться активные боевые...

Бум-дзинь-бум — шаги с тростью напоминают какую-то мелодию. Бум — делаю шаг, дзинь — переставляю трость и одновременно — бум, заканчиваю ход. И снова...

Бум — где-то на окраине падает то ли мина, то ли снаряд, дзинь — стёкла, бум — приходит дрожь по земле. Понимаю, что упало совсем рядом. Настолько сосредоточен на цели, что не замечал ничего вокруг.

Но кадры искалеченного города попадают в глаза и остаются там навечно. Следы траков какой-то тяжёлой техники на асфальте, мы слышали ночью, как она шумела, следы "Урала" на песке под домом, следы блокпостов, следы мин, следы, следы...и множество стёкол... Идти тяжело. На плече в сумке кот, даже не мяукает, будто понимает напряжение момента. Вторую, на колесиках, с трудом тянем...

Что люди берут с собой, когда решают хотя бы попробовать эвакуироваться? Когда бегут? Когда резко вычеркнули всю прошлую жизнь, и хорошую и плохую, и даже запретили себе не только вспоминать её, но и вспоминать сам запрет? Берут всё. Вся жизнь в этих футболках, ботинках, куртках, у кого получилось — в золоте, но особо — в бумагах. Если хоть одна пропадёт — исчезнешь.

Я видел людей, у которых были забиты машины добром, видел людей с пакетом гречки и месячной девочкой на руках. Но всех их объединяли бумаги. На квартиру, на ребёнка, на себя...все ехали в неизвестность. У нас не было только бумаг на кота.

— Сиди в подъезде, слышишь: прилёты? Вот здесь, в углу, тут безопаснее всего, если прилетит, хоть укрытие есть, — накануне я видел, как в начале улицы собиралась колонна. — Схожу, может, удастся места "добыть".

На часах 7:15, мы на ТЦ «Джаз». Самая маленькая, самая простейшая часть пути сделана. Насколько позволяет сломанная, но уже достаточно зажившая, нога, торопясь, выхожу из подъезда. Теперь не остановят. Комендантский час закончился. Бум—дзинь—бум. Мне кажется, что после бас-бочки звучит треугольник и снова бочка. Бум—дзинь—бум. Шаг — трость и шаг закончен. Бум...дзинь...бум — ложатся мины.

— ЕСТЬ!!!! ЕЕЕСТЬ!!!! — перекрывая шум пока ещё далекого, но с каждой минутой становящегося всё громче и громче миномётного обстрела кто-то кричит сзади. Голос кажется знакомым, но не в крике. Не обращаю внимание: прилётов рядом нет, а до колонны — кажется, уже вижу первые машины — я так и не дошёл.

— Возвращайся!!! — решаю глянуть назад. Да, зовут меня. Спешу. Против правил, по встречке, под "кирпич" залетело такси. Daewoo Lanos. Фишка «Рикс». Дорога в Старобельск — 150 долларов с человека. Есть желающие? Это было то самое "ЕСТЬ!!!"

— Меня зовут Нариман, со мной вы абсолютно точно доедете до Старобельска. — представляется водитель.

— Вот и хорошо, а то мы переживали, — радуется успешной сделке моя спутница, Лиса. Примерно то же самое говорит и другая пара, старики. Муж и жена. Стараюсь не смотреть в окно, но замечаю обиженно-злые глаза у одной из оставшихся женщин. Успокаиваю себя мыслью, что людей очень много, все бы в такси не поместились, да и в самом деле, потихоньку начинает подтягиваться колонна.

Едем неспеша. Пружина в груди и не собирается расслабляться. Сколько мы уже слышали, как снимают с блокпостов, как отправляют...куда? Неожиданно дорогу преграждает колючая проволока и самодельные деревянные шлагбаумы. Видно, что спешили, когда их ставили. Пока ещё черта города. Проходная завода, остановка "Аммиак".

— Куда едете? — устало спрашивает сонный полицейский.

— На Днепр! — Нариман знает, как возить людей, он нам только что сказал, что разговоры будет вести самостоятельно.

— Проезжайте. - Пружина не расслабляется. Бум — удар крови в висках. Дзинь — какая-то железка в багажнике. Бум — налетаем на кочку. Отчаянно силюсь вспомнить продолжение или слова. Второй блокпост, здесь на нас смотрят внимательно сквозь окна, но мы едем в город, а не из, поэтому пропускают.

Завод «Линос». Когда-то тут проверяли воздух в шинах. Чтоб не сепарский был. Стояли отморозки. Но сейчас — чёрная форма. Полиция. Много, очень много машин. Проверяют быстро. На мне задерживаются:

— Дайте, будь ласка, паспорт. Куди їдете? — подчёркнуто вежливо, но паспорт не выпускает из рук.

— Днепр! — пока это единственный ответ, который оба прошлых раза сработал.

— Щасливої дороги! — отдаёт документы, трогаемся.

«В сердце комом… томится...» Нет, не она! Бум... Не успевает прозвучать "дзинь" — мы сворачиваем в какое-то поле на грунтовку.

Я доверяю Нариману: сам таксовал, поэтому считываю его настроение. Нету там ни жажды наживы, ни попытки как-либо «кинуть». Он действительно переживает. Глаза всматриваются в дорогу, но я не вижу ничего, кроме противотанковых ежей на обочине. На каждом съезде. Говорят, теперь в полях не пахота, а мины.

Прямо над дорогой, на столбе огромное гнездо. И в нём сидит...аист. Живой, вертит клювом. Он кажется чудом. Мы проезжаем, боясь даже вздохнуть, боясь лишний раз добавить газ, чтобы невзначай не потревожить единственное, что нас связывает с мирной жизнью. Бум — огорошил нас своим появлением, дзинь — поравнялись, бум — исчез в зеркалах Ланоса....

...Дорога на Красный Лиман недавно построена. Хорошая. Широкая. Добротная. Здесь нет никого ни навстречу, ни попутного. Едем быстро. Несколько разрушенных мостов и вот мы уже на "последнем блокпосте", как сказал Нариман. Дальше — русские.

— Значит, так: впереди идут боевые действия, поэтому мы пропускаем на Боровую только по прописке. — ледяной тон. Ледяные ощущения. Ледяная ситуация. Возвращаемся к ряду ларьков. Надо размяться. Два часа уже в пути. Что делать — ни у кого абсолютно никаких мыслей. Нариман замер. Лиса нервничает, но держится. Пара стариков всё же на взводе, им совсем немного надо, чтоб сорваться. Но никто не истерит. Нельзя истерить. Этот закон все поняли на второй, максимум — третий день. Ты можешь орать, топать ногами, кататься по полу, но — потом.

— Давайте попробуем попроситься? — наивно предлагает женщина. С удивлением слышу, что остальные поддерживают. Не хочу думать, не хочу сглазить, не позволяю чувствовать.

—....А будете мне мозгА ебать — пойдёте все вместе окопы рыть! — это было ожидаемо.

Бум...

— Что же делать-то, а, что? — растеряно спрашивает женщина. Лиса предлагает спросить местных, но они уже и сами подходят с советом объехать пруд и попробовать выехать с другой стороны.

Дзинь...

— Да там такой же блокпост!!! — таксист уже не сдерживается. Его южный акцент сейчас проявляется сильнее, — в полэ ми нэ поедэм, там мины! А так — просто расстрэляют!

— Слушай, Нариман, — я молчал, потому что вспоминал его имя, а тут он сам натолкнул на мысль, — по нам будут стрелять, если мы будем прорываться. Но, если мы подъедем и попробуем проехать, предъявив документы — неизвестно. Никто из нас не знает, что будет на том посту, может, пропустят? Давай попробуем?

— Э! Куда ехать, э? Ми одна машина, одна! Нэ колонна! Там ещё один блокпост в концэ моста, что тогда?

Бум...

Я не знаю, что ему ответить. И он не знает...Открываю сумку, пытаюсь погладить кота. Это всё, что я могу сделать. Мозг уходит в какую-то прострацию. Через долгие полтора часа принимаем решение возвращаться. Обратно — пустят. Сказал же этот, "ледяной", с окопами, что «по прописке проедете». Значит, пустят. Идём к машине... Мимо проезжает колонна. На зеркалах — белые тряпки. Гражданские. Эвакуация. Много.

— Нариман?

— Выжу, нэт!

— Нариман, давай попробуем? Если нет — вернёмся обратно.

...Очередь пролетает незаметно, выезжаем.... Очередной блокпост. Вояка, даже не обращая внимания на таксиста, берёт у меня id-карту, все остальные паспорта его не интересуют:

— Женат?

— Да...вон, сзади жена.

— Документы? Свидетельство о браке?

— Мы не расписаны...

— УРУГВАЙ!! - Кого-то зовет по позывному. Не знаю, нужно быть благодарным полевой кухне или просто лени, но кто-то прокричал, что "Уругвай" пока не доступен... Он долго не хотел отдавать документ, очень долго. Пока сзади не подъехало ещё несколько машин. Потом, скривившись, всё-таки протянул пластик обратно.

300 метров. Следующий блокпост. Здесь id-карту, словно пропуск, который не должен был у меня оказаться, но всё же почему-то оказался, проверяют по множеству баз.

Ещё 300 метров, заправка. Прямо на ней блокпост. Полицейский берёт мой паспорт и на месте прикладывает к какому-то сканеру. Возвращает. Едем.

— С этой стороны, по этой дороге это — послэдний блокпост. — Пружина начинает расслабляться. Выезжаем с блокпоста-заправки, объезжаем уже начинающие зеленеть кусты. Дорогу преграждают два БТРа. Жёлтые повязки. "Айдар". Машут остановиться. Наблюдаем, как перед нами пропускают красные "Жигули", внутри мордатые хлопцы, весёлые, проезжают. От БТРа отходит парень, лет тридцати. Снова проверка документов.

— Все проезжайте, а он не едет, — показывает на меня.

— Как...не...едет? — Лиса с трудом находит силы на этот вопрос.

— Вот так, — и уже мне, — выходи!

Отходит к БТРу. Понимаю, что смысла препираться нет. Пружина полностью расслабилась: Лиса и кот выехали. А в деревне я видел много заброшенных домов, весна, не пропаду. Это действительно последний блокпост. Открываю дверь, беру трость, поворачиваюсь к Лисе отдать кота. Она — белее белого, суёт пару сотен баксов в руку: "Иди, договаривайся, как хочешь". Краем сознания летит усмешка: "двести баксов? На такую ораву айдаровцев?"

— Ну, быстрее! Проезжай! — подгоняют с БТРа. Я сидел, скрючившись, почти шесть часов, у меня болит нога, свело все мышцы. Реально не могу идти. Пытаюсь сделать шаг и с трудом передвигаю трость. Ланос отъезжает.

— Чого мовчав, що ти хворий?! — кричит другой мужик с БТРа. — Проїзжай!

Это всё занимает какие-то мгновения, до сих пор не могу понять, как попал рукой по багажнику, прося остановиться. Бум...

— Нариман, ты только молчи, что это был "последний блокпост", — прошу таксиста. Дзинь...

На перекрёстке стоят люди в камуфляже с белыми повязками на руках...Бум....

...над землёй мороз...

Мы догоняем колонну, от которой отстали. Водитель нервничает и пытается её обогнать. Мартовская оттепель, на асфальте ещё много луж и льда.

...что ни тронь, всё — лёд...

Летим в кювет. Хорошо, что скорость небольшая: ехали в горку после поворота. Поэтому падаем левым бортом на придорожные кусты. Не переворачиваемся. Просто висим.

...лишь во сне моём поёт капель...

Несколько машин останавливаются, нас быстро возвращают на дорогу. У меня уже нет сил нервничать. Пружина, выполнив своё задание, больше не хочет сжиматься.

...а снег идёт стеной, а снег идёт весь день....

Вспоминаю, что сегодня — 31 марта.

...а за той стено-ой — Стоит апрель...

...а он при-дёт и при-ве-дёт за со-бой ве-сну,

И рас-сеет серых туч ва-ай-ска-а-а...

...а когда мы все посмооотрим в глаза е-го —

На нас из глаз его посмооотрит тоска...

Сватово. ЛНР. Мы выбрались из этого ада. Теперь вокруг - свои.

...и откроются двери домо-о-ов,

Да ты садись, а то в ногах правды не-э-эт.

И когда мы все посмотрим в глаза е-го,

То увидим в тех глазах солнца свет...

Четыре минуты тридцать девять секунд — именно столько звучит песня, однажды ставшая для меня самой важной. Но длилась она больше 12 часов...

Показать полностью 1
5

Ветер

Ветер Страх, Рассказ, Донбасс, Ветер, Звукопись, Авторский рассказ, Выживание, Длиннопост

...похоже, сильный ветер поднимается. Вон, лес только-только начал шуметь, но уже хорошо слышно...

...14...

Ладно, окна закрыты, не замерзнем. Хотя, конечно, странно, что я так его слышу, до леса пара километров и за окном деревья ещё не шевелятся...

...13...

Надо бы на всякий случай проверить в каком положении ручки на окнах, чего доброго их вывернет, как потом назад поставлю?...

...12...

Кот куда-то запропастился. Шерстяной братан, сыночка, член семьи. Доооообрый...

...11...

Неужели, шторм? Вроде, не передавали, но когда кто-то безоговорочно верил Гидрометцентру?...

...10...

Точно шторм — вон, как хорошо слышно. К счастью, окна во двор, всё потише...

...9...

Погоди, тополь за окном и сейчас еле колышется, но что же это шумит? Автомобиль? Так долго? И где? На объездной?

...8...

Значит, не ветер. Эх, моё любопытство, пытливый ум. Потеряю из-за тебя годы жизни. Глянуть, что ли?

...7...

А что я тут увижу, если окна во двор?

...6...

Выйти на балкон? Нет уж, холодно, и всё равно ничего не поймёшь

...5...

Кот! Где кот?!

...4...

Слушай, а ведь долго шумит, начинает действовать на нервы

...3...

Под одеялом немного теплее, рано в этом году без отопления сидим

...2...

Да всё равно в свитерах холодно, хоть и под одеялом. Никогда не согреюсь

...1...

ТАДАДДАХ — огромная кувалда бьёт по дому. Д-ДАХ — проходит дрожь по каждой плите. Дзинь — одновременно лопнули и посыпались вниз все стёкла в подъезде. Хрр - резко, как сговорившись, лопаются какие-то деревяшки, наверное, оконные рамы. ТАДАДДАХ — ещё одна кувалда, громче, но дальше.

— Не плачь...не плачь...считай...больше 20 редко когда бывает...страшно, как страшно...не плачь, — пытаюсь успокоить, но на самом деле просто автоматически произношу, постоянно повторяя "страшно, как страшно".

...Шхшхшхшхш — слышим, как проходит третья...

Тишина. Минуты две лежим. Вокруг пыль и штукатурка. Окна распахнулись, но стёкла целы. Пока целы. Кот пришёл. Напугался маленький, в руки не даётся, мяукает. Теперь мы знаем, что ракета от "Града" не разорвалась. Поэтому живы. А ещё — что очень страшно, когда поднимается ветер.

Показать полностью 1
Отличная работа, все прочитано!