Серия «Пробы и ошибки государств и народов»

Бывает так, что название страны случайно, бессмысленно или просто очень примитивно. Например, Аргентина это "земля серебра", хотя этого металла там куда меньше, чем в более северных частях Южной Америки, или Франция - "земля франков". Но в случае с Польшей название отлично отражает положение государства и его важную особенность. Оно происходит от славянского племени полян, но не восточных, что основали Киев, а западных. Название племени, происходящее от слова поле, указывает на их расположение в равнинной местности, и как нельзя лучше отражает всю польскую землю - в стране практически нет гор, вся она расположена на Европейской низменности, проходящей едва ли не от Уральских хребтов до французского полуострова Бретань. А Польша устроилась как раз посередине этой огромной равнины.

Для полян и их родственников, с раннего средневековья поселившихся в этой местности, такое положение стало в какой-то момент огромной проблемой - чуть западнее голову подняли немецкие феодалы, с основанием мощной на старте Священной Римской империи посмотревшие на рыхлые западнославянские сообщества, бывшие еще языческими, как на очень удобных жертв для завоеваний - и повод в виде "спасения в крещении" присутствует, и государственности у них нет, и преград для армий в виде гор или болот тоже. Впрочем, польские племена имели преимущество - их "прикрывали" полабские славяне, занимавшие территорию, приблизительно соответствующую появившейся в XX столетии ГДР. Они были настолько успешно крещены, что ныне их почти не существует - осталось что-то около нескольких десятков тысяч, остальные переняли немецкие культуру и язык.

Смотря на все это, помеченные на карте выше ярко-красным племена начали что-то соображать. Судьба полабов была незавидна, но она научила одному - развитая государственность и христианская церковная структура являются неоспоримыми атрибутами успешного общества. Потому объединившиеся польские племена решат христианизировать себя сами, чтобы у немцев не было повода прийти к ним с мечом. Князь Мешко Первый примет католичество и начнет его распространение, а его преемник Болеслав Храбрый добьется получения королевского титула от германского императора. Так сформируется государство польское в первоначальном виде.

Но глупо было бы полагать, что стремящиеся к экспансии на менее развитый восток немецкие феодалы так просто оставят Польшу. Конечно, на время, пока она только была новичком в "дружной католической европейской семье", её оставили в покое, но когда в XII столетии полабские славяне были окончательно добиты, уже никак нельзя было отрешиться от соблазна завладеть парочкой новых владений. Польша, вместе с языческими племенами Прибалтики (включая Восточную Пруссию), с тех годов оказалась под постоянным давлением германских сил. Они находили уже иные поводы вторгаться, хоть поляки даже периодически помогали им захватывать балтов. Тем не менее, немецкие рыцари без единого зазрения совести захватили у своих же "братьев по вере" Померанию, порт Гданьск, лишив Польшу выхода к морю, и Силезию. В первых двух польское население будет потом вытеснено немецким почти полностью, а вот в третьей несмотря на столетия германизации поляки останутся весомой категорией населения вплоть до XX столетия.

Тут, однако, будто бы сработал какой-то вселенский закон равновесия, ибо Польша, много потеряв, смогла и кое-что приобрести. В XIV столетии расположенное к востоку Галицко-Волынское княжество находилось в упадке и стало легкой добычей для Польши. Она использовала проверенную тактику - княжество было православным, и соответственно "спасти" населявших его еретиков было почти "делом чести". В 1392 княжество было ликвидировано и разделено между Польшей и Литвой, став для первой своего рода "утешительным призом".

Так лишенная выхода к морю Польша обратилась на восток. Там ей удалось заключить унию с Литвой путем брака литовского князя Ягайло и польской королевы Ядвиги. С этих пор два государства пойдут на сближение. Это отразится на многом, и решит дальнейшую судьбу Литвы - под влиянием Кракова литовские элиты начнут хуже относиться к доминирующему в их владениях православному населению, что вызовет его недовольство. Поэтому с конца XV столетия неприметная и слабая до того Москва начнет систематические лишать Литву территорий. В конце концов почти половина некогда огромного княжества предпочтет уйти к восточному соседу, что станет причиной огромного кризиса в стране. Польша, используя это, доведет план с унией до конца и в 1569 году станет с Литвой единым государством, где, разумеется, именно Польша станет ведущей половиной.

Новое государство станет яростно соперничать с Россией, которая уже норовила занять все православные регионы вплоть до Галиции. Польша войдет в Золотой Век, память о котором поляки лелеют до наших дней. В подчинении Москвы она будет видеть одну из главнейших своих целей, и номинально даже ее добьется - поляки таки побудут в Кремле в года Смуты, а польский принц Владислав станет русским царем. Но все же русский гигант окажется не по зубам Польше - слишком он будет велик и враждебен к католической стране, и провернуть второй раз фокус с унией не выйдет. Более того - Россия, будучи географически в лучшем положении, чем Польша, зажатая между крупными державами и не имеющая от них природной зашиты, все же мобилизует силы и сломит соседа в войне 1654-67 годов, забрав немалый кусок земли с Киевом. Это во многом случится оттого, что Варшава будет излишне жестока с православными этой территории, что склонит её население и запорожских казаков на сторону России в войне.

Впрочем, ошибки Речи Посполитой заключались не только в религиозной сфере, было и много других - в частности, сохранялось изжившее себя в эпоху абсолютизма устройство сословной выборной монархии - новые короли избирались дворянством, которого в Польше была десятая доля от всех подданных, что невероятно много - во Франции и России голубую кровь имело не более одного процента жителей. Такие расклады делали всю систему нестабильной и часто приводили к небольшим гражданским войнам - дворяне вкупе ко всему имели право официально восставать против короля. Поэтому неудивительно, что Польша к XVIII столетию придет в упадок и станет удобным полем битвы между уже обскакавшей ее в качестве империи Россией, Швецией и германскими государствами. Польские равнины, не защищенные отдаленностью и огромными пространствами со слабой инфраструктурой, как аналогичная местность в России, будут и в Северную, и в Семилетнюю войну разорены армиями великих держав. В этот период географическое проклятие страны будет особенно ярко выражено и кончится высшей точкой -разделами ее территории между тремя имперским орлами.

В года буйств Наполеона Франция восстановит польское государство как свой сателлит, но после 1815 года, несмотря на сильное национальное движение, основная часть Польши с Варшавой станет частью Российской империи как Царство Польское, Краков отойдет к Габсбургам, а не очень большая территория с городом Познань - к Пруссии. Такая картина останется на следующую сотню лет. Все это время будут существовать подпольные националистические движения, которые (и это важно) будут не просто стремиться к независимой Польши, но к возрождению Речи Посполитой в границах перед первым разделом (1772 год), а может и шире. Это важно понимать, поскольку очень долгое время национальная и имперская идеи Польши будут неотделимы друг от друга. Польские националисты будут считать белорусские земли, Вильно, Львов и даже Киев неотъемлемыми частями восстановленной Польши. Потому именно Россия, владевшая тогда всем этим, будет для них главной преградой и основным врагом. Польская интеллигенция, собираясь в варшавском подполье, десятилетиями будет создавать базу для отделения от России. Будут и восстания - в 1830-31 и 1863-64 годах, впрочем, неуспешные и подавляемые репрессиями. Это время можно назвать эпохой совершения окончательного унижения Польши - её амбиции и блеск Золотого Века были не просто пресечены, а ещё и растоптаны, причем сделано это было именно Россией, которую поляки так презирали и считали "дикой азиатской Московией", не могущей конкурировать с просвещенной Польшей.

Попытка номер два

Российская империя была огромным мастодонтом, и шансов одолеть ее у поляков не было никаких. Они скрипя зубами, иногда срываясь с оружием, собираясь в подпольные ячейки, но вынуждены были признавать власть Петербурга. Тем не менее Царство Польское всегда было для царского правительства язвой и чемоданом без ручки одновременно, полностью его интегрировать не удавалось. А когда началась Первая мировая война, Россия даже согласилась обсудить вопрос о независимости Польши в случае лояльности народа страны к Петрограду - видимо, к тому моменту стало понятно, что вечно держать такую строптивую территорию и не предпринимать радикальных мер по её изменению в более лояльную сторону нельзя. Впрочем, польские националисты с куда большей охотой шли в армию Австро-Венгрии, где из них были созданы Польские легионы. Центральные державы обещали им немедленную независимость в случае помощи в борьбе с Россией, что было, разумеется, ложью - когда германо-австрийские войска летом 1915-го оккупируют всю территорию Царства Польского, там будет просто установлен военный режим. В начале 1917 года все же Берлин и Вена сформируют марионеточное польское правительство, но это будет немногим лучше русской власти. Однако сам факт, что уже появится организованная и имеющая боевой опыт сила - легионы, станет огромным шагом вперед по сравнению с прошлыми попытками получить независимость. Поляки начали ждать, когда подвернется нужный момент для решительных действий.

Такой момент наступил осенью 1918-го, во время агонии полностью истощенных Центральных держав. Немецкие группировки начнут выходить из Польши, и легионеры во главе со своим лидером Юзефом Пилсудским, придя на их место как вооруженная опора власти, провозгласят вторую Речь Посполитую. Да, польский национализм тогда все еще желал восстановления именно того огромного государства, имперская идея была по-прежнему неотделима от национальной (надо, однако, понимать, что в те года поляки довольно массово жили в Вильно, на Волыни и в Галиции, на западе Беларуси и в Киеве, все-таки была некая колонизация после занятия этих территорий, то есть были и "существенные", по мнению польского национализма, основания на них претендовать).

Но восстановить прежние границы у нового государства не вышло. Столкнувшись с другими кандидатами на владение этими землями в виде украинских националистов и большевиков, Польша умерит свои аппетиты. В какой-то момент даже будет занят Киев, но Красная Армия отгонит легионеров от города и едва не возьмет саму Варшаву. Лишь с помощью Франции Польша устоит и заключит в 1921-м году мир с тогда еще не спаянными в единый СССР РСФСР, БССР и УССР, заняв все же немалые территории и отстояв владение ими.

Также от Германии Польша отторгнет Познань и районы вокруг Гданьска, получив выход к морю. Сам же город, за века ставший почти целиком немецким Данцигом, будет иметь полунезависимый статус под опекой Лиги Наций, чтобы не разжигать очередной этнический конфликт. Вильно, тогда населенный не столько литовцами, сколько поляками и евреями, также отойдет к Польше в ходе войны с Литвой. В целом, Вторая Речь Посполитая получит базу для нового имперского строительства, и будет ее реализовывать - как и раньше, украинское и белорусское население подвергнется дискриминации, что приведет к конфликту с националистическим подпольем в Галиции и на Волыни, Варшава также поучаствует в дележе Чехословакии ввиду претензий на Тешинскую область и будет пытаться заключить союз с Германией для совместной войны с СССР, который по-прежнему считался главным врагом для польского руководства.

Конец второй попытки и немного о попытке третьей

Амбиции Польши были велики и обширны, а как иначе - после столь долгого периода зависимости от великих империй умеренные успехи казались чем-то очень значительным. Польша, вероятно, видела себя равной Германии и готова была объединиться с ней против "дикарей" с востока. Но усатый деятель искусства был слегка иного мнения на этот счет - ему нужно было вернуть утраченные после 1918-го года территории с немецким большинством и проложить сухопутный коридор к Кёнигсбергу, а это неминуемо означало либо уступки со стороны Польши, либо войну с ней. Он не рассматривал Варшаву как серьезного союзника, и претензии ставил в главный приоритет. Тут и наступил конец всей спеси - отказавшись мирно отдать территории вокруг Данцига (наученная, судя по всему, горьким чешским опытом), Польша подвергнется знаменитому сентябрьскому вторжению и будет в пух и прах разгромлена всего за месяц, опять потеряв абсолютно все. Вновь равнины Польши окажутся совершенно беззащитны, на сей раз перед танковыми ордами Рейха.

Затем при помощи Красной Армии страна будет освобождена и перестроена - помимо прихода к власти ориентированных на Москву лидеров, последуют отказ от восточных территорий, отошедших к Украине и Беларуси, и компенсации за это - Померания, Силезия и Гданьск с окрестностями, а также южная половина Восточной Пруссии не просто отойдут к Польше, но и будут заселены поляками вместо депортированных оттуда немцев. Все это новая власть сделает с разрешения СССР, который, депортировав поляков из так называемой "восточной Польши" (для СССР это были Западные Украина и Беларусь), посчитал возвращение потерянных еще в Средневековье польских регионов хорошей сделкой. Амбиции были забыты в угоду интернационализму.

Так социалистическая Польская Народная Республика прожила половину столетия, пока не была в конце 1980-х годов заменена относительно мирно на существующую и поныне Республику Польскую с парламентским режимом и прозападным взглядом на будущее. И вот что важно - если Италия свои амбиции после 1945-го забыла наглухо, то Польша - вовсе нет. Они были подавлены советской "дружбой народов", но несложно понять, что нелюбовь к Москве, складывавшаяся с XVI столетия, не позволила Польше стать действительно надежным союзником СССР, дружба с ним была скорее показной, чем реальной, народной. Потому и свержение социалистического правительства было встречено лояльно, поэтому же старая шарманка про величие и огромную значимость Польши снова отлично заиграет в наши дни. Конечно, нет больше у Варшавы планов по прямому покорению соседей, зато есть, к примеру, проект Междуморья - объединения стран от Балтики до Черного моря в единый блок, естественно, под руководством Польши, то есть новая форма старых мирных уний, с помощью которых удалось когда-то поставить на колени огромное Литовское княжество. Польша продолжает основательно вкладываться в свои вооруженные силы и является одним из самых активных сторонников США в регионе, усиливаясь через получение вооружений и технологий из-за океана.

Нынешняя Венгрия в плане географии от той же Польши мало отличается, но вот раньше это было не так - появившаяся в 900-ые годы в ходе вторжения сюда кочевых племен с востока, позарившихся на сочные луга низменности, Венгрия быстро займет и словацкие хребты, и Карпаты, сделав их как бы защитой равнинной сердцевины государства. Тут надо пояснить, что это были за кочевники и откуда они взялись. Исследователям удалось воссоздать из средневековых источников и археологических данных примерный путь древних венгров, оказавшихся рядом кочевых скотоводческих племен.

Эти кочевники относились к уральским народам - довольно сборной группе, куда входит ряд родственных по языку, но далеко отстоящих друг от друга территориально этносов. В их числе финны, саамы, коми, ханты и манси. Собственно, последним двум венгерские племена, судя по всему, и были более всего родственны - языки западносибирских народов сходны с венгерским(мадьярским, если брать самоназвание), составляя с ним угорскую подгруппу уральских языков.

Впрочем, не надо думать, что венгры полным составом пришли откуда-то из-за Урала - кочевники, завоевав регион, сами были немногочисленны и лишь передали свой язык уже жившему здесь субстрату, преимущественно славянскому. Славяне на момент вторжения даже имели города, к примеру Блатноград (название для русского уха смешное, происходит же оно от озера Балатон, славянами называемом Блатно), но видимо сравниться с внезапностью конных армий не могли. Как это чуть позже случится в Анатолии и Северном Иране, кочевники станут элитой в основанном ими государстве и ассимилируют местных в свои культуру и язык. И основой народа станут именно эти ассимилированные, как в случае с турками и азербайджанцами, так и в случае с венграми (что, однако, не мешает даже венгерским националистам по сей день считать себя "тюрками" ввиду кочевого прошлого древних мадьяр). Даже сами европейцы того времени будут причислять венгров к потомкам гуннов, так как те тоже внезапно прибудут с востока. Отсюда и название "Hungary"(англ) или "Hungaria"(исп), говорящее о том, что венгры были приняты за гуннов, что в действительности, конечно, неправда.

Одно время новая сила в Европе будет совершать традиционные для кочевников грабительские набеги, но затем остепенится, переймет у Священной Римской империи государственные основы и примет христианство. Основателен Венгерского королевства является Иштван (Стефан) I, представляющий из себя венгерскую версию своего современника князя Владимира - оба занимались христианизацией своих владений и за это были канонизированы церковью. Поскольку создание венгерской государственности неразрывно связано с этим человеком, то Венгрию, особенно в былые времена, часто называли "землей Святого Стефана".

В этот же период произошло завоевание Нитрана (ныне это Словакия), Трансильвании и Закарпатья. Эти гористые регионы будут долгие века служить Венгрии защитой от вторжений, которые в случае их отсутствия гораздо чаще разоряли бы страну. В 1102 году путем унии в состав Венгрии (хоть и на особых правах) войдет еще и Хорватия. В общем, старое королевство станет очень крупным, гораздо больше современного малозаметного государства.

Венгрия пострадает от монгольского нашествия, но все же его переживет и вполне восстановится. Несмотря на это, жестокая рука непоправимых потрясений в какой-то момент до неё доберется, но не с востока, как можно было бы подумать, а с юга - Османская империя, разбив балканские государства, вторгнется и в Венгрию, уничтожив мадьярское войско в 1526 году. После этого корона Святого Стефана перестанет быть единой и разделится на три части - западные регионы обратятся к Австрии за помощью, признав Габсбургов своими королями, центральные, включая Будапешт, отойдут непосредственно Османам, а на востоке выделится Трансильвания как вассал Константинополя. Когда в 1680-ые годы Османы потерпят первое огромное поражение на Балканах, их армии будут изгнаны со всей территории Венгрии, которая теперь целиком признает себя частью империи Габсбургов. Однако, Вена сохранит высокую автономию новых владений и будет лояльна к венгерскому дворянству как к одной из опор собственной власти и источнику военной силы.

Потерявшие почти всё

Расклады изменятся в XIX столетии, в эпоху национализма. Консервативная политика Габсбургов и их однобокое отношение к возросшему по значению национальному вопросу станут триггерами к Венгерскому восстанию 1848 года, которое перерастет в войну за независимость Венгрии. В короткие сроки силы революционеров выгонят австрийские войска из страны и едва не погубят саму империю (Венгрия составляла примерно половину всей её территории). Только помощь от русского царя Николая I, ненавидевшего революционные движения, спасет государство Габсбургов. Российские армии подавят революцию и вернут Вене контроль над Венгрией.

Тем не менее, с этого момента она будет де-факто оккупирована, станет огромной язвой для Габсбургов. Тогда император Франц-Иосиф I пойдет с венгерскими элитами, состоявшими в основном из аграрной аристократии (индустриализация Венгрию почти не затронет) на сделку - Венгрия получит не просто автономию, а станет равноправной частью державы вместе а Австрией, будет иметь свой парламент и свои законы. Мадьярское дворянство согласилось, и в 1867 году была создана двуединая Австро-Венгрия, состоящая из двух частей - Цислейтании с центром в Вене и Транслейтании с центром в Будапеште.

В поздний период венгерские элиты были едва ли не большими сторонниками сохранения империи, чем венский двор. Они уже выбили себе огромные права, и смысла в дальнейшей борьбе не видели. Перед Первой мировой войной Транслейтания была слаборазвитым и довольно бедным регионом, который, в отличие от Австрии и Чехии, не был затронут промышленной революцией и твердо стоял на старых дворянских устоях управления. Как и Вена, Будапешт проводил политику подавления невенгреских национальных движений, небезосновательно считая их огромной угрозой для целостности такого красиво раздутого, словно шар с гелием, королевства.

Но XX век принес Венгрии очень неприятные сюрпризы. В 1914 году Австро-Венгрия вступила в мировую войну, которая обострила все проблемы - на фоне постоянного истощения империи и её союзников, зажатых в центре Европы с куда меньшими ресурсами и возможностями для маневров, чем государства Антанты, национальные движения весьма обострились. С 1916 года Габсбургская монархия находилась в полумертвом состоянии после ряда разгромных поражений от Российской империи, и держалась во многом за счет помощи от Германии, которая тоже не имела бесконечного запаса прочности. Нередкими стали дефицит важнейших товаров и голод, неудачи же на фронте и неспособность страны успешно воевать даже с небольшой Сербией без помощи из Берлина отвернули представителей малых наций от Вены и Будапешта окончательно.

Поэтому когда Германия осенью 1918 года все же надломила спину, тянувшую на себе не только лоскутную империю Габсбургов, но и совсем уж никудышную к тому времени Османскую державу, обе части Австро-Венгрии ждал абсолютный крах. Венгерское королевство оказалось под прицелом Румынии, выступавшей еще с 1916-го на стороне Антанты, созданной на месте австрийской Богемии Чехословакии и Сербии, которая объединилась с хорватскими националистами с целью слепить единое государство южных славян. Они с санкции США, Франции и Великобритании отберут у провозгласившей тогда полную независимость Венгрии все регионы, где мадьяры не будут большинством населения, и даже парочку таких, где венгры большинство все же составляли. Внезапно окажется, что это буквально большая часть страны, и после этого мучительного передела и заключения Трианонского договора, бывшего венгерским братом-близнецом договора Версальского, подписанного примерно тогда же, Венгрия останется у исполинских масштабов разбитого корыта.

Помимо закрепления территориальных потерь, на Венгрию накладывались колоссальные ограничения по части армии и авиации, она также должна была отказаться от претензий на владение портами. Венгерская общественность считала договор несправедливым и грабительским, подобно тому, как это было в Германии по отношению к Версальскому договору.

Сама же страна осталась королевством, в котором, однако, так и не нашлось кандидата на престол, поэтому главная должность пустовала. Властью же обладал бывший австро-венгерский адмирал Миклош Хорти, правивший как регент при несуществующем короле с 1920 года. С утратой хорватского побережья его профессиональные навыки оказались бесполезны, и он, по всей видимости, решил от такой безысходности уйти в политику. Его режим был, как это принято в Венгрии, весьма консервативен и авторитарен, но на фоне того же Пилсудского в Польше или правления Карагеоргиевичей в Югославии не особенно выделялся.

Государство в этот период находилось в упадке, что неудивительно - венгерское господство, длившееся не одну сотню лет на такой большой территории, было свергнуто внезапно и болезненно. Как и поляки, венгры не отделяли имперскую идею от национальной и даже территории, где венгров было очень мало, например Хорватию и Славонию. считали своими по праву. Впрочем, около трёх миллионов венгров оказалось тогда в составе Югославии, Румынии и Чехословакии, что тоже очень досадовало общественность. Несмотря на тяжелые ограничения и разруху после войны, Будапешт не оставил планов по возвращению утраченного, а лишь выжидал.

Помощь в деле восстановления чести венгерской пришла в 30-ые годы из Берлина, как несложно догадаться. Австрийский искусствовед даже симпатизировал мадьярам, считая их такими же жертвами западных победителей, как и немецкий народ. В отличие от Польши, он вполне видел Венгрию своим потенциальным союзником, потому начиная с раздела Чехословакии Третий Рейх будет временами подкармливать режим Хорти территориальными приобретениями. В 1938-41 годах их будет немало, хоть и не очень больших - Румынию и Хорватию, также ставших союзниками Оси, обижать тоже не хотелось. Тем не менее, к моменту вторжения в СССР с барского плеча Венгрия получит обратно часть Трансильвании, Закарпатье, южную Словакию и небольшие кусочки от Югославии.

Но цена за такое покровительство будет высока - обязательное участие в войне с Советским Союзом, куда Хорти направит армию. Там венгры будут не последними в плане поддержки Вермахта и жестокости по отношению к мирному населению, но в январе 1943-го венгерская группировка, действовавшая в основном на воронежском направлении, потерпит огромное поражение - из примерно 200 тысяч солдат и офицеров 148 тысяч будут убиты, ранены или пленены. С тех пор активность Венгрии убавилась, но она оставалась союзником Германии до конца. Хорти, будучи далеко не идейным нацистом, в октябре 1944-го попробует пойти на мир с СССР подобно Румынии и Болгарии чуть ранее, но будет свергнут немцами и заменен на более лояльного лидера, который провоюет с Рейхом до самого финала.

А что теперь?

Далее события развивались точно также, как и в Польше - установление просоветской власти, откат вновь на границы по Трианону, но уже без его откровенно издевательских условий, и полвека такой жизни. А вот после перехода к новому уже прозападному правительству в конце 1980-х ситуация в Венгрии сложится иная - отношение к СССР и России у мадьяр куда лучше, чем у поляков, несмотря даже на историю противостояния в обеих мировых войнах. Поэтому Венгрия и поныне в хороших отношениях с Россией, насколько это возможно для государства НАТО и ЕС.

Впрочем, амбиции, однажды уже приведшие Венгрию к печальным итогам, не исчезли совсем. По-прежнему очень остро в обществе стоит вопрос венгров в сопредельных странах, вокруг которого строится немалая часть риторики правительства текущего лидера Виктора Орбана. Венгрия по-прежнему остается одной из самых консервативных стран Европы, активно критикующей линию Брюсселя, что также подчеркивает её определенную амбициозность.

Предисловие

Иран, он же Персия, он же страна Ариев, существует еще с Железного века. После расселения арийских племен, у которых центральное место занимали культы Солнца и огня, по иранскому нагорью, здесь появилось несколько государств их, связанных между собой культурой, языком и религией. Из архаичного культа огня начала развиваться прогрессивная на то время, практически монотеистическая религия – зороастризм, арии успешно перенимали цивилизационный опыт у Месопотамии и древнего Элама.

Это в конечном итоге привело к появлению влиятельного Мидийского царства, а затем первой сверхдержавы в истории человечества – царства Ахеменидов, которое было гигантским по меркам тех лет. В это время иранское влияние распространилось и укрепилось. Именно здесь зародились амбиции Ирана как главной силы в регионе.

Затем завоевания Александра Филиппыча охладили пыл персов, но ненадолго. В начале нашей эры на основе зороастризма и памяти о величии Ахеменидов появилось Сасанидское царство, претендовавшее на смещение Рима с места главной силы в Западной Евразии. На мой взгляд, именно в это время (III – VII века после начала нашей эры) оригинальная иранская культура находилась на пике, и сама страна была крайне могущественна и способна на очень многое. Сасаниды не один раз били римские легионы, отбили вторжение Белых гуннов из Средней Азии и подчинили более половины важных торговых точек в Аравии.

Традиционные искусства создания ковров и барельефов, которые являются характерными для Ирана, приняло классический облик. В целом, все было отлично, но амбиции по разгрому греков, некогда низвергнувших Ахеменидов, подорвали мощь страны. Очень много ресурсов ушло на войны с Константинополем, что в итоге сделало державу беззащитной перед арабским вторжением. Дав, однако, хороший бой последователям пророка Мухаммеда, Сасаниды были разбиты в 650 году, и Иран перешел под управление мусульман.

Исламское вторжение оставило огромное наследие в Иране. Хотя изобразительное искусство в прежнем виде ввиду религиозных предписаний было забыто, а персидский язык посетили волны арабизмов, сама культура и идея империи забыты не были. В XVI столетии династии Сефевидов, происходившей из Азербайджана, удалось воссоздать персидскую державу и вернуть в Иран Золотой Век. Однако уже спустя два века власть династии прекратилась, а в Иране началась череда гражданских войн. Даже после того, как новой династии Каджаров удалось вновь объединить страну, она была очень слаба и не смогла оказать никакого сопротивления России и Великобритании, воевавшим за эту часть Азии в XIX столетии. Иран, как и государства Средней Азии и Индостана, они воспринимали не более чем как поле битвы и потенциальный материал для создания имперских владений. С этого момента страна Ариев вступает в эпоху кромешного упадка и унижений. Некоторые персидские провинции, а именно Северный Азербайджан и Туркменистан, были потеряны в пользу России, британцы же выставили свои гарнизоны в южных провинциях. Фактически, по состоянию на начало XX века, Иран был поделен пополам между двумя гигантами, но формально был независим.

Черное золото Ирана

В эту печальную эпоху на юго-западе Ирана была найдена нефть. Очень много нефти. Случилось это в 1908 году. Тогда хозяйничавшие в этой части страны британцы разыскали огромное месторождение Месдже́де-Солейма́н, первое на Ближнем Востоке. Иран стал привлекателен для западных компаний. В провинции Хузестан компания «British Petroleum» завладела большинством нефтепромыслов, причем очень незначительную часть прибыли она отдавала в бюджет Ирана, большая же часть доходов от богатств персидской земли уходила за рубеж. Правительство, возглавляемое шахом, было не против такого расклада и шло по течению.

Однако вместе с капитализмом в Иран проникла и вестернизация. Появились меджлис (парламент) и премьер-министры. В начале пятидесятых годов на выборах премьером стал Мохаммед Моссадык, популярный в народе. Он начал национализацию нефтепромыслов и отодвинул шаха Пехлеви от власти. Тогда правительства США и Великобритании, видя, что могут потерять ценный сырьевой источник, приняли решение о подготовке спецоперации по свержению Моссадыка и возвращению шаха, что и было в скором совершено. Монархический порядок остался господствующим, как и западные компании.

Правительство было коррумпированным и некомпетентным, оно хоть и копировало европейский и американский образ жизни, но радикально не меняло жизнь в Иране. Уровень жизни подданных оставался низким, а изменения, по большей части косметические, затронули лишь крупные города. Там строились новые здания, массово появлялись автомобили и университеты. Однако главного шах не сделал – не смягчил радикально монархию и не уделял внимание развитию сельских регионов, все еще был согласен отдавать большую часть прибыли от нефти за пределы страны. Поэтому последующие два с половиной десятилетия после свержения Моссадыка недовольство копилось в людях Ирана с постоянно возрастающей силой. Но оно должно было получить форму.

Неуместная секуляризация и её последствия

Помимо уже описанных изменений, шах делал из Ирана светское государство по западному образцу. Клерикалы были лишены своих земельных владений, а само государство было отделено от церкви (насколько это слово уместно в отношении ислама, спорно). Духовенство впервые в истории Ирана, в том числе и в доисламской, лишилось власти и влияния, причем случилось это быстро и без излишних прелюдий. Но тысячи лет истории без качественных эволюционных изменений в обществе не могут просто так быть забыты и потерять силу. Поэтому муллы стали такой же ярой оппозицией шаху, как и либеральная молодежь. Самым видным из духовников был Рухолла Хомейни, которого за его взгляды изгнали из страны в 1963 году. В общем, шах явно не чурался грубых репрессий, за что дорого поплатился.

Монархический режим в какой-то момент стал врагом для большей части населения Ирана, и начал трещать по швам. В 1978 начались масштабные протесты, в которых все недовольные шахом были единым целым. Удивительно, но ведущую роль в протесте играли именно муллы. Протестующие требовали от шаха ухода и освобождения оппозиционеров из заключения и изгнания. В какой-то момент, когда протесты переросли в мятежи, Пехлеви даже согласился вести переговоры с духовенством, но оно отказало, потому что видело скорую победу нарастающей революции.

Видя, что родина пылает, Хомейни в январе 1979 года вернулся в Иран и тут же возглавил революцию, которая окончательно победила 1 апреля того же года. Низложенный монарх бежал из страны и в скором времени умер, а в Иране победили сторонники республиканского порядка, но при этом порядка клерикального, где основная власть – священнослужители. Это уникальный режим, сохраняющий парламентские черты, но при этом теократический. Разумеется, одной из первых вещей, которые новая власть ринулась делать, стала национализация нефтедобычи. Западные компании были изгнаны из страны без возможности возвращения. Иран резко, но ожидаемо отдалился от своих бывших партнеров.

Надо быть честным и отметить, что излишне либеральная, по мнению новой власти, часть революционеров была отстранена от участия в строительстве нового государства, репрессирована и изгнана из страны. Это, однако, не могло пошатнуть популярность нового лидера, и с тех пор клерикальное правление прочно стоит в Иране.