Серия «На Курсе 2, Одесса, студенты.»

Часть 3.

Глава 5.

«Солнце всем на планете одинаково светит …»

В. Сердючка.

Одесская весна, воспетая в стихах и песнях великих классиков, не нарушая законов природы, ворвалась в студгородок на ул. Довженко. Открывая на ходу листья каштанов и окна жителей «гетто», она всей мощью потока свежести, меняла ежегодно стареющий - серый зимний фон, на яркость и свет молодого панно, сотканного из разноцветных нитей нового начала.

Вечный двигатель матери-природы, еще никто не отменял. В общем: «Фонтан черемухой покрылся, бульвар Французский был в цвету…»

Измученные сессиями, конспектами и личными отношениями, учащиеся Одесского Государственного университета, восставали, от - «великого зимнего», подобно старым орлам, рвущим у себя когти и сбивающим слабые клювы.

Позади остались: обиды, шапки, «бодуны» и неисчерпаемые запасы желания – прогреваться в постелях, с себе подобными.

Жители «гетто» смело шли - дальше, навстречу новым весенне-летним испытаниям.

Жизнь продолжается - всегда! Но, особыми весенними оттенками, ее наполняют: теплые вечера, открывающийся купальный сезон и соответственно новые пляжные знакомства. Морские «воительницы», типа красавицы - Людочки из 26-й, вступают в свои законные права по обладанию: умами, руками и остальными членами мужских организмов, попадающихся им на пути.
Здесь, естественное мужское начало, проходит ежегодное после зимнее испытание - на силу заложенных в теле законов природы, умноженных на картинку в твоей голове.

Когда Дима «Фил» в сопровождении Ли Шан, зашел в открытую дверь 52-й комнаты, Олег «Средство» возился у тумбочки с обувью. Из той вываливались различные взаимоисключающие себя по смыслу и назначению предметы. После длинного зимнего женского сапога (при чем, он бы один), Олег вытащил детское ведерко с маленьким грабельками и лопаточкой. Посмотрел на «Фила» и аккуратно поставил то, чуть дальше за шторку. От четырех внимательных глаз гостей, это не осталось не замеченным. Темные зрачки из их узких щелок сопроводили все перемещения игрушек. Олег знал, что Дима и Ли, могут замерев, молчать очень долго, даже если за чем-то пришли. Иногда их приходы заканчивались только монологами хозяев. И «дикая парочка», помолчав уходила получив желаемое, так и ни сказав ни слова. Как их понимали другие участники «диалога», не знал никто. Впрочем, такое удавалось - только им двоим …

- Я на пляж собигаюсь, ищу летние тапки, - заговорил первым Олег, не останавливая свои действия по перемещению предметов из обувного ящика.

- Любишь оставаться один… - загадочно проговорил «Фил», не сводя взгляд с детского ведерка и лопаточки, при этом, как обычно, не выражая ни единой эмоции.

Ли Шан, с видом верной последовательницы своего гео-факовского гуру, стояла в полуметре за Димой. Ее симпатичные глазки, так же смотрели на ведерко.

Олег выровнялся, не сразу поняв направление посыла от «Фила». Потом посмотрел на ведерко и со смешком, ответил вошедшим:

- А, это! Тетька моя пгиезжала после майских, с маленькой девочкой-племянницей, забыла вот.

«Фил» и Ли совместно перевели взгляды от детского набора на Олега.

- Вы, чего – «сталкегы»? Именно за этим пгишли? – продолжил «СредствО».

- Нет, - ответил Дима. – У тебя есть два зимних одеяла?

Олег, ничего не спрашивая, переместился в том же состоянии «поисковика», только в большой одежный шкаф. Он, даже не спросил у парочки, зачем им понадобились одеяла, в июне месяце, зная их странности.

- Вот - есть, - подавая «Филу» свертки, сказал Олег.

Дима торжественно, принял два сложенных одеяла, как пионер переходное красное знамя дружины.

- Мы тоже будем на «Собачьем» пляже, только чуть позже. До – заката… - загадочно и немного благодарственно, как показалось Олегу, проговорил «Фил».

Ли Шан, очаровательно-медленно, опустившись на корточки у ведерка с грабельками и лопаточкой, произнесла:

- Можно?

Парень с вновь отросшей «есенинской» челкой, махнул головой в знак согласия.

Странные люди из соседней по коридору обители, с добытыми «трофеями», покинули пределы комнаты №52.

Традиционно студенческий - «Собачий» пляж, наполнялся всегда одним из первых в Одессе. Компании из молодых людей, не взирая, на не всегда теплую морскую воду уже с майских праздников, без привязки ко времени суток, сменяли друг друга. Обильно покрытые зеленью – Одесские склоны манили всех желающих к себе на уютные полянки и широкие тенистые аллеи. Для любителей пикника, идеальней места, в пределах южного города найти было сложно.

Совершенно лысые и желтые от доминирующего ракушечника, скалистые одесские обрывы, еще в 19 веке, стараниями высоких чинов того времени, превратились – в цветущие акацией рощи. Сейчас сложно представить любимый город: без цвета магнолий и каштанов, ароматов акации, дикой вишни и липы.

Обычно путь желающих: искупать, погреть и вылежать на песочке свои «бренные тела» студентов и студенток, проходил по переулку Дунаева, вдоль приютившихся близко друг к другу дачек и пары санаториев. Потом, всех идущих встречала длинная, добротная каменная лестница, прерывающаяся асфальтовой велодорожкой, называемой местными – «Трасса здоровья». Далее широкая поляна с редкими деревцами, «желто-зубастый» ракушечниковый обрыв, песок и самое приветливое - Черное море!

Компания, идущая из «пятерки» к ласковым волнам и мягкому песку, по дороге наблюдала различные субботние зарисовки из «жизни отдыхающих», по одесскому склону.

Справа на большой поляне странно вела себя компания взрослых, даже можно сказать уже пожилых людей. Дедушки и бабушки в белых чепчиках, отчаянно пытались умыть друг друга. Странный запах перцового газа, начал ощущаться при дальнейшем приближении к почтенному обществу. Охая и чихая, они с нешуточным усилием, терли и смачивали свои лица. На зеленой травке поляны, рядом валялись: очки, платочки, пустые бутылки и (новомодный в то время), - газовый баллончик. Ребята, как и полагается студентам Высшего учебного заведения поинтересовались, не нужна ли помощь? На, что услышали ответ, одной из не сильно пострадавших бабушек:

- Спасибо, детки, спасибо! Это - случайно, мой старый поц – Пыня, газовую атаку нам устроил…

Судя по ее жесту в сторону худого дедушки с гладкой лысиной и красным отпечатком чей-то ладони по середине, Пыней был - именно он.

Дальше идущим по лестнице студентам, встретилась группа в обтягивающих майках и пестрых дольчиках (причем, на ряду с девушками, так же были одеты и парни). Они принимали какие-то странные позы и создавали, не менее экстравагантные, совместные комбинации из своих тел. Худой с косичками парень - инструктор, казалось, пытался научить их выбираться из узкого водопроводного люка: задом, с закрытыми глазами и с обязательным чтение стихов. Усердию женской половины, его последователей, негласно были благодарны все мужчины, наблюдающие это действо со стороны.
Первые занятия по индийской йоге, на одесских склонах, примерно так и выглядели.

Уже на самом плато, перед спуском на песок, ребята увидели не менее странную картину. Здесь взрослый мужик, отойдя в сторону от одеяла с закусывающими, держал перед собой за одну ногу ребенка лет четырех. Бедное дитя отчаянно блевало на сочную травку рядом. Две цветастые собачки-таксы, с интересом задрав головы и виляя тонкими хвостиками, рассматривали это представление. На немой вопрос со стороны общежитейского коллектива, мужик спокойно ответил:

- Та шось, нэ тэ, зьила по-моему…

Потом, еще пару раз встряхнув ребенка, он унес его обратно к одеялу с закусывающими особями.

На самом пляже, после того как пьяный еще с ночи, студент Медведенко уваливаясь на одеяло, раздавил пластиковые стаканчики, стало понятно, что пиво придется пить прямо из трех литровых банок. Такой вариант, с переходящей из рук в руки банкой в глубоко-интеллектуальном студенческом обществе назывался – «банка дружбы». Когда Алексей и Олег, присоединились к компании, те уже проводя периодически по кругу пустеющий сосуд и уничтожая копченого леща, получали все прелести пляжного отдыха.

Женя «Лис», периодически отвлекался в сторону недалеко расположившихся - парочки девчонок. Что-то явно его смущало. Он, то прислушивался, то привставал на локти. Визуально подружки были даже очень ничего. Рослые, фигуристые. Дорогие оригинальные купальники, два красивых полотенца и аккуратно сложенные в хвостики на макушке волосы.
«Лис» все время прислушивался к их речам и никак не мог понять, о чем эти дамы между собой говорят. Шансов было не много, то «Медведь» чуть ли не запоет (это была с ним постоянная история по пьянке), то Леша «Пахан» что-то вечно начинает комментировать. Андрюха «Призрак», встретив на пляже, такого же, как и он сам - «металлюгу», в не свойственной для себя манере, тоже много говорил.

На постоянный вопрос Жени, к отдыхающим студентам: «кто-то знает, сколько уже времени?», никто вразумительного ответа, дать ему так и не смог. «Лис» решил совместить проход к соседке бабушке, с часами на руках, через расположение двух ему интересных незнакомок.
Проходя рядом с красивыми полотенцами и с не мене интересными их обладательницами Женя, максимально притормозил, желая услышать речь девушек. Но, фразы типа: «der strand ist nicht schlecht…» и «das wasser ist noch kühl!» , смутили его не на шутку.
«По ходу – немки, подумал он. - А какого, они здесь делают? – сразу возникла следующая мысль».

Два глаза пожилой женщины, прикрытые солнцезащитными очками, вернули его в песочную реальность. Почтенная дама с интересом рассматривала крепкого парня, приближающегося к ней. Женя вспомнил, о цели визита – узнать который час.

- Здравствуйте бабушка! – произнес он.

Видимо, после небольшого шока от услышанной им на одесском пляже немецкой речи, другое, в его заряженный пивом и лещом – ум, не пришло.

Женщина сняла очки и посмотрела в сторону двух мальцов, резвящихся у воды…

По ее взгляду можно было прочесть правдивую тираду: «Все из-за вас, спиногрызы зятевские!» Но, она стойко позволила молодому человеку завершить словесную цель визита.

- Сколько время? Скажите пожалуйста, - резюмировал «Лис».

Если в театре высшим мастерством считается умение держать паузу, то на пляже в Одессе, никто лучше дамы-одесситки не ответит, на заведомо провальный вопрос от юнца, - «а-ля, корнетовского» возраста:

- А, зачем тебе время – мальчик? – облизнув пересохшие губы, ответила «бабушка».

Женя понял, что его проход: от иностранок до почтенной дамы, есть - ни что иное, как – метафорическое отображение самой сути жизненного пути. Сразу – увлекаешься, потом – приближаешься и - в конце концов, ничего не понимаешь…

Погружение в глубины интеллектуальной осознанности, само направило его ноги к двум иностранкам. Девушки, синхронно повернулись в сторону подошедшего «Лиса». Женя присел на песок рядом и с выражением полного понимания, якобы прослушанного им некого пляжного эпоса от немок, согласительно - серьезно проговорил:

- Эс ист кальт! - и зачем-то сам, потом в голос перевел. – Это, очень холодно…

При этом, вещающий о холоде на пляже летом незнакомец, потер себя чуть выше локтей с обеих сторон.

Одна из девушек, более светлая, если можно так выразится, с интересом выраженным через удивление, (так обычно замирают голливудские актрисы, играя в сценах с непониманием), зафиксировала свой взгляд на парне. Одним движением правой руки, она освободила от красной резиночки, светлый пучок волос на голове. Потом, ее полуоткрытый ротик, с полу улыбочкой отобразил:

- Was?

Женя закивал головой. Для юной иностранки, это могло вполне значить соглашательское: «was!was!», что в переводе на русский означало, не что иное, как простейшее: «что! что!»

Дамочка посмотрела на свою подружку. Та, с очаровательной детской улыбкой, только пожала плечами. Светлое каре на голове беседующей немки, еще пару раз меняло направление от подруги до незнакомца. Потом она широко улыбнулась, и чуть наклонившись назад, (при этом дав возможность Жене хорошо рассмотреть свои прелести под бюстгальтером), с жестом руки указывающем на собеседника, проговорила:

- Я поняля, это – der Sherz, я-я точньо, я-я – шютка!

Такой ломаный русский, из уст немки, окончательно возбудил «Лиса».

- Я-я, Херц – херц, - закивал он соломенными короткими кудрями, и продолжил, - гут херц, гут – херц…

Вторая дамочка, с темными волосами собранными в оригинальную «пальмочку» на макушке, участливо подыгрывала беседующим.

- Дорин, ish … – Дорин, - сказала иностранка, глядя на Женю. – Меня зофут – Дорин.

Потом перевела взгляд на свою подругу и продолжила:

- Она – Мелисса. Мы сдесь по опмену.

- Женя, можно – Юджин, - ответил «Лис» и зачем-то продолжил в любимом стиле панк-рокера, - «указатель с Острова сокровищ».

Этот прикол в его исполнении уже имели честь наблюдать некоторые особи. «Лис» мог подойти к какой-то пляжной компании девушек, и растянувшись на песке в полный рост, с вытянутыми над головой вверх руками, произнести:

- Не ху..евый бы с меня получился, указатель на «Острове сокровищ»!

Тем самым копируя положение скелета, на пути героев из повествования Роберта Стивенсона, к заветному кладу.

Кто видел легендарный советский мультфильм: о смелом мальчике Джимме, докторе Ливси и страшном пирате Флинте, тот сразу поймет высокий градус метафоры, в исполнении студента геофака.

Две красивые иностранки, говорящие с «возбуждающим» акцентом, сейчас так же увидели уникальную по оригинальности сцену, правда ничего так и не поняв из происходящего…

Немного позже, им все-таки смогли объяснить, (по ходу останавливая кассету с записью яркого мультфильма), что, все таки Женя имел ввиду. Дорин смеялась искренне и долго, навсегда влюбившись в советские мультики.

Первая фаза пляжного знакомства бывшего бас-гитариста «Перфоратора Свердлова» и двух иностранных студенток-практиканток из немецкого Дрездена – свершилась. Очаровательная немка Дорин и этническая пуэрториканка Мелисса, прямо с горячего песка «Собачьего» пляжа, были приглашены в беспокойные пенаты пятого общежития.
«Лис», под пристальным взглядом степенной дамы, не понимающей - зачем молодому человеку время, проследовал к морю в компании фигуристых девушек из Европы.

Дальше приход к своим на пивное одеяло и краткий отчет, о новых знакомых.

Алексей слушая Женю и расслабленно, периодически наблюдая возникающее на горизонте широкое, поющее лицо студента Медведенко, всматривался в морскую даль.

Но, тут, в один миг, чья-то голая волосатая нога плотно приложилась к жующему слова - фейсу Медведенко… Того круто кувыркнуло в противоположную от моря сторону.
«Лучше бы он – пел и дальше, - почему-то сразу вставила память».
Приближающийся шум и топот, нескольких ног, предполагающих опасность, заставил Гурского, быстро вскочить с одеяла на песок. Несколько взрослых мужиков прямо таки – неслись, на ничего не подозревающих студентов.
Следующий подбежавший, споткнувшись о своего же товарища, упал прямо на «Лиса». Женя не успев подняться встретил, летящего на него «круглыша», почти борцовскими объятиями. Умело крутнув нападавшего по себя, он просто начал его душить…
Следом набегающий, как бывалый участник игры в - «царь гору», упал на «Лиса» сверху и что-то прокричав невразумительное, начал душить Женю. Со стороны, это было похоже на три сложенных друг на друга сардельки с вытянутыми руками к несуществующим шеям.
Алексей, находясь уже на ногах, боковым ударом встретил в живот следующего толстяка. Сразу возникло ощущение полного погружения стопы в кисель или бабушкину подушку.
Но эффект был, бегущий замер на месте от неожиданности.
Олег «СредствО», уходя от нападавшего на него мужика, красивым апперкотом в печень, сложил того пополам.

В нескольких метрах позади, к толпе дерущихся приближалась растрепанная женщина, она что кричала и усиленно жестикулировала. Долетали только обрывки фраз:

- Цэ нэ…нэ …не …ти!

"Г - образно" сложенным, от удара Олега, оказался странный мужик с полянки, который тряс за ногу блюющего ребенка. Остальные так же были из того общества. Перед Алексеем возник какой-то тип по моложе, по ходу чей-то сын, и принимая различные стойки начал свои боевые «танцы». Гурский, вспоминая азы «саньда», просто закрылся и приготовился контратаковать.
На счастье всех, растрепанная женщина добежала к скомканному одеялу, с уже пропесоченными закусками жителей «пятерки».

- Цэ зовсим нэ ти, хто мэне обизвав, - еле продохнув, говорила она. – То други булы, взросли.

«Лис» из троих «сарделек» поднялся первый. Выглядело это, как полная богатырская победа. Две испуганные иностранные девушки, прикрывая ротики ладонями, смотрели прямо на него. Чуть дальше, не менее драматично, закусив дужку солнцезащитных очков, с застывшей полуулыбкой его рассматривала почтенная дама.
Женя был, по богатырски - прост. Он взял одной рукой, чудом не упавшую в песок - трехлитровку и сделал крупный глоток. Восторга, наблюдающих его действия женщин, не было предела.

Остальные участники случившегося пляжного «кипиша», не успели вступить в активную фазу битвы.

Потери студентов исчислялись: разбитой губой у Медведенко и тройной красной царапиной в районе шеи у «Лиса». У нападавшей стороны, картина была такая: мужик иногда трясущий детей за ноги - охал, держась за бок; толстяк напавший на Гурского, поглядывая из-под лобья - тер свой живот; а один из троицы «сарделек», никак не мог продрать глаза засыпанные песком.

- Хлопци пробачтэ, - сокрушалась растрепанная женщина, - мэнэ обизвалы – конякою, колы я пишла до кустыкив. А мои хлопци - вже, пьяни булы и давай когось – быты. Таки дурни, подумалы, шо цэ – вы…
Студенты чинно выпрямились, мол, как такое можно даже подумать на образованное поколение будущего? Взрослые мужики, тоже извинились и первыми подали руки примирения. «Ну, было да и было…чего в жизни, по пьянке не приключится, - примерно с такими фразами расставались уже бывшие соперники». Ласковое море всех приняло и провело очищающие - тела и души - процедуры.

По выходу из морской воды, Женя увидел своих новых знакомых, уже в компании двух темнокожих парней. Два сенегальца – Абу и Ибн (студенты медицинского института), волею судеб проживающие в иностранной «семерке» студгородка, на хорошем английском беседовали с симпатичными немками. По обязательной студенческой идентификации - Абу и Ибн, так же имели вторые, учебные имена. В глубоко - интеллектуальном университетском обществе, их называли просто – «Абу – Йибу». А то, что парни практически всегда передвигались совместно, только лишний раз укрепляло за ними это прозвище.
Сенегальцы в последнее время, зачастили в пятое общежитие и соответственно - стали почти своими, на веселых студенческих посиделках.

Алексей Гурский, обладая пытливым умом, еще с техникума заметил, что представители азиатских республик, не самые лучшие – «застольные бойцы». Молодые люди с корнями из Кореи, Вьетнама или Китая, очень быстро - «устают», по сравнению с нашими «Иванами». Чего не скажешь об – африканцах! Эти по ходу, иногда вообще не знают усталости, причем ни в чем, и никогда.

Два сына Лумпулской пустыни с общим именем - «Абу-Йибу», только подтверждали на деле эти нехитрые истины. Но, как известно, любое правило всегда таит за собой - исключение ...

Дорин и Мелиса, очень эмоционально что-то рассказывали своим сенегальским друзьям. Темнокожие клоны, одновременно кивали коротко остриженными головами, в такт быстро говорящим девушкам.

Женя «Лис», когда эмоциональная Дорин, показала жестом в его сторону, высокопарно-приветственно взмахнул рукой, в направлении беседующих. Абу в это время смотрел в обратную от Юджина сторону.
Поднявшаяся с коврика степенная дама, в нескольких метрах за компанией, широко над головой кого-то поприветствовала. Абу повернулся в сторону приветствия. Его белым выразительным зрачкам, на черном как смоль лице, предстал – «Лис».
К ослепительно - белым зрачкам, прибавилась не менее ослепительно - заговорческая улыбка…
Женя осознав, что его не так поняли, замахал перед собой правой ладонью, мол: «нет, нет - я не ей машу…» Сейчас в его сторону, смотрело уже четверо иностранцев. Абу первый повернулся обратно к «бабушке», за ним не сговариваясь и остальные. Пляжная одесская женщина, не растерявшись, послала в их сторону – воздушный поцелуй. Жители международной «семерки», с понимающей улыбкой, переслали выразительными взглядами, жест степенной дамы – поцарапанному Жене -Юджину …

После яркой победы в битве с двумя «сардельками», «Лис» был мастерски уничтожен - «бабушкой», из пространства, в котором уже нет места для времени.

Продолжение 5 главы, в завтрашней публикации.

Часть 3.

Глава 2.

«Что, неужели уж начинается, неужели это уж казнь наступает? Вон, вон, так и есть!»

«Преступление и наказание".

Достоевский Ф.М.

Две человеческие ноги: одна в грязном ботинке, а вторая - голая, без носка, просматривались из-за желтизны высокого кустарника. Иди человек по самой, длинной лестнице, от «Собачьего» пляжа до переулка Дунаева, так он этого и не заметил бы. Но, Саша бежал на подъем, по тонкой грунтовой тропинке, сопровождающей покосившиеся каменные ступеньки. Раннее время (около 6,00 утра), и сырой осенний туман, делали практически незаметным лежащего человека в глубине куста, с еще не опавшей листвой.

Саша остановился, перевел дыхание и сделал два движения головой по сторонам. Ни впереди, ни сзади - никого не было. Не видно было, даже конца лестницы, как с одной, так и другой стороны. Густой утренний туман, сейчас полностью владел одесским побережьем.

Подошел поближе. Рядом торчали свеже-сломанные ветки. Он проследовал сквозь них, осторожно раздвинув листву. Там, в грязи и опавших листьях, лежал человек. На его светловолосой голове запеклись темные пятна крови.

Чуть нагнувшись, к наполовину открытому лицу, Саша почувствовал сильный запах перегара. «Живой, - подумал он, - и совершенно готовый». Потом, присмотрелся… «Я помню эту коричневую кожаную куртку, - дальше вел свою мысль Саша, - по –моему, это – тот старшекурсник с юрфака, что вчера бухал в «пятерке». Они полночи орали там по гитару, на четвертом этаже».
Дорогая кожаная вещь, наполовину снятая с лежащего человека, с вывернутым внутренним карманом, просматривалась красивой отделкой изнутри. На ярлычке, над растопыренным отверстием в ткани, виднелась надпись на английском – «Hugo Boss». Между грязными джинсами и задранным свитером открылась нижняя часть спины. Полосы свежих царапин покрывали ее белую кожу.

«Ему вчера, от кого-то все таки досталось – дальше вспоминал парень, - да и так, как он вые..бывался, то это, и не удивительно. Дима – кажется, его зовут. Сразу доставал малолеток с первого курса, потом сломал дверь в умывальнике… Да это он, - юрист хуе..в». Утвердился Саша, когда внимательно присмотрелся к избитому лицу.

Еще он вспомнил, как этот Дима, перед тупыми бабами с географического его – «Хряком» дразнил. Хрюкал так, что аж, на весь коридор было слышно.

- Сам – урод, бля..дь! – в сердцах, шепотом проговорил Саша, глядя на безобразно-пьяное тело.

Потом, словно повинуясь чей-то указке, он аккуратно потянул, за край кожаной куртки. Сдвинул в сторону и свободно снял дорогую вещь, с левой руки лежащего. В карманах было пусто, видно те - последние, кто его вчера видели, уже все унесли с собой.

Он вспомнил, как этот Дима (уже еле живой), уходил вчера с местными наркоманами на «Пироговский хутор», за догонкой.

«Они его там и докачали, наверное, - это было последнее, что подумал утренний бегун, покидая место у высокого кустарника».

Скомканная в небольшой овал, коричневая куртка с биркой – «Hugo Boss», легко уместилась под спортивной кофтой Саши.

После окончания службы в рядах Советской Армии (в частности это была 134-я спорт-рота Черноморского флота), молодой парень Саша из деревни Борщи , что на севере Одесской области, по настоянию своей матери поступил в Одесский Государственный университет. Она была против его спортивной карьеры. Говорила, мол: «Будэш дэсь, всэ врэмя бигать далэко, а мы тут з твоею сэстрою сами сгынэмо. Он, дядько допоможе до Одэссы прысройиты. Йды вчысь и сюды потим, до дому – начальныком!»

Брат матеры - дядька Петро, работал тогда главным инженером на местном песчано-гравийном карьере и имел связи на кафедре Одесского геофака.

Так, бывший спортсмен-разрядник, стал студентом университета, обучаясь по специальности – топограф-землеустроитель.

Но спорт, привитый с детства, остался с ним до сих пор, и после службы в армии Саша не собирался с ним расставаться. В легкой атлетике, а именно в многокилометровых забегах ему не было равных. Балаклавские сопки и роскошные пригородные долины Севастополя стали любимыми местами для продолжительных тренировок. Даже сейчас, после службы, он не оставлял занятия бегом.
Уже в первый год после поступления на учебу в Одессу, он участвовал в ежегодном забеге - «100 км., по поясу Славы», приуроченному к празднику 10 апреля, (Дню освобождения Одессы от немецко-фашистских захватчиков). Параллельно, крепкие руки деревенского парня, в свое время, периодически помогали гребцам - каноистам, из доблестной 134 спортивной роты Черноморского флота.

Вышло так, что в большом городе, только спорт и стал для него отдушенной. Нелюдимость Саши, обусловленная его комплексами, основанными на внешних данных, не была ему союзником в построении отношений с сокурсниками.

А, когда было по-другому? Красивую комнату, можно рассмотреть - только войдя в разрушенную парадную здания. Так и человек, может открыть свой внутренний мир, только явно проявив его грани. Если этого не сделать, то, к сожалению, настройки молодых и красивых, способны видеть - сугубо внешние данные, у себе подобных…

Разговор с комендантшей - Натальей Устиновной, состоялся после первого года обучения. Та, уже не первый раз предлагала студентам послеармейцам должность дворника. Все ЖЭК-овские работники: или ничего не хотели делать, или просто пропадали где-то по-пьянке. Обеспечивать контроль, за наведением порядка по общежитию и прилегающей территорией, не представлялось никакой возможности.

Саша после предложения комендантши, все взвесил, и сам, ей сделал встречное предложение.

- Да, Наталья Устиновна, я – пойду на работу. Я решил перевестись на заочное отделение и устроится к Вам. И ЖЭК, можно тоже официально, - говорил ей Саша. - У меня мамка уже старая и сестра-вдова, а я тут учусь без денег, а так, и работать буду и учебу не брошу. А с ЖЭК-ом, и - зарплата по больше будет. Только можно мне отдельную комнату и график, такой, что бы я мог спортом заниматься дальше.

Радости «Палестиновны» не было предела. Саша получил желаемое, но через год к нему все-таки подселили студента Охрименко, но он не был сильно расстроен, узнав, следующие предложения Натальи Устиновны.

- Саша, - говорила Устиновна, - ты же знаешь, что у нас временная прописка в общежитии полагается только студентам стационара. Да и комната позволена заочникам на проживание, при приезде на сессионные дни.

Дворник слушал, молча кивая головою.

- Но, по тебе есть исключения. По проживанию в смысле, а пропиской надо будет что-то решить.

- Как скажете Наталья Устиновна. Я же Вас не повел ни разу. Говорите как правильно.

- То, что ты в ЖЭК-е, еще числишься – это очень хорошо. У меня как ты знаешь с начальницей там, все очень взаимосвязано. Она о тебе высокого мнения. Вот она у меня вчера и поинтересовалась – можно ли тебе доверять?

«Палестиновна» прямо посмотрела на Сашу. Ожидая его реакции. Тот помялся на стуле, перевел неуверенный взгляд на комендантшу и ответил:

- Я, Наталья Устиновна человек маленький и дело свое знаю. Вы мне навстречу и я к Вам с полной отдачей. Неужели был хоть один повод за это время, во мне усомнится… Вы же тут - все знаете, по району. Я же ни с кем близко дружбы не вожу. Кому же мне распространяться?

- Знаю Саша, знаю. Потому и предлагаю тебе такое дело.

Предложение носило дальновидный и стратегический характер. Суть была в следующем. Начальница ЖЭК-а узнала, что через несколько лет небольшой частный сектор, тот который между ул. Довженко и пер. Каховский - попадает под снос. Информация проверена практически на сто процентов. На его месте планируется возвести многоэтажный новострой. Соответственно, свой интерес в будущем современном доме - в виде квартир, получат все жители ветхого старого фонда. Или же им будут предложены хорошие условия по отселению. К одной из одиноких старушек, решено было прописать своего человека.
Бабушка не имела родственников и нуждалась в постоянном уходе. Сколько ей еще отвел создатель, видимо только сам он и знал. Но желающие, на ее никчемную площадь (это была полуподвальная времянка), уже проявлялись. И это еще когда, информация о застройке не афишировалась. Приоритет и действия по уходу за бабулькой взяла на себя прозорливая начальница. Старушка считала ее своей. Во избежание кривотолков и обвинения в предвзятости, совет в составе: Натальи Устиновны и начальницы ЖЭК-а, решил эту жилплощадь прикрепить к себе, через подставного человека.

Саше было предложено - по тихому - прописаться у бабульки. Документы начальница обещала сделать, чуть ли не о-о-чень задним числом…

И, соответственно, на моменте распределения будущих жилых площадей всем участникам данного действа получить материальную выгоду. Риск, конечно же был, но Саше гарантировали по любому свою отдельную квартиру. Пусть даже не в новом доме. На условие того, что он будет работать в ЖЭК-е до самого момента расселения, Саша дал свои железные гарантии. Такое предложение – это, прежде всего его шанс, для построения дальнейшего будущего.

На переходе эпох: от советской социалистической, до частной капиталистической, в жилых фондах Одессы, происходили еще и не такие метаморфозы.

Ничто человека так не стимулирует, и не делает его таким верным своему выбору, как гарантированное вознаграждение, в конце долгого пути. Терпения и упорства дворнику из пятого общежития на улице Довженко было не занимать.

В таких ситуациях люди, черпают силы на любые испытания - от самой цели.

История с первой курткой, прошла очень даже - материально-позитивно, для Саши.

Проданная Галькой «Рупь двадцать», на базаре в Балте, она принесла ему чистого дохода – 100 советских рублей. Перекупщица-барыга, очень ценила такие вещи и дала понять Гальке, что готова к сотрудничеству, под гарантии, что эти вещи будут приходить не из соседнего Котовска или самой Балты. Догадываясь конечно, о местах их происхождения.

Галька «Рупь двадцать», подрабатывала уборщицей на вокзальной платформе Борщи. Такое прозвище еще совсем молодая женщина (35-ти лет), получила за физическое увечье. Она хромала на одну ногу. Возникшие в молодом возрасте проблемы с артериями, ей помог усугубить бывший муж, перед тем как сделать ту вдовой. После свадьбы, через несколько лет поняв, что Галька не может иметь детей, он начал гулять, много пить и периодически поколачивать свою несчастную супругу.

Таких - дурных «Иванов», знавала много наша многострадальная земля: как и при царе-батюшке, как при Советской власти, так и в современных реалиях при зарождающейся новой Украине…

Потом, законный муж Гальки и сварщик пятого разряда - Иван, решил попробовать себя на заработках в Дальневосточных краях. Последнее письмо от него жена получила из поселка Холмск, Сахалинской области, более пяти лет назад…

Пыталась, что-то узнать, но во всех инстанциях говорили, одно и тоже, мол: «Несчастный случай». Зная неспокойный нрав своего суженного Галина, почему-то не удивилась такому исходу их отношений.

Жила себе сама на краю села, да убирала в помещении небольшой Борщевской станции.

Сошедшего с поезда Сашку, с Песчанного переулка, в парадной дембельской форме Галька еле признала. Статный, кучери под картузом, ручища прямо с пол банки - мужик, одно слово…

- Вэрнувся Сашко! Здравствуй! – остановив свои действия, с ведром и шваброй, поприветствовала «Рупь двадцать», молодого парня.

- Добрый и Вам, Галыно батькивна! – ответил Саша.

Галька его помнила еще совсем пацаном. Все время по окрестным холмам бегал, через железнодорожные насыпи. А тут - готовый парубок. Не красавец, конечно, та никогда им и не был, но так – «не то ж, в мужике главное», как в народе говорят.

- Ой, а шо цэ я, такая уже старая для тебя? Сразу, на – Вы!

Саша смотрел на невысокую румяную женщину. Светлая чистая кожа, правильные черты лица, задор в глазах, развивающийся русый волос из-под косынки. Немного портит сетка морщин под глазами, но старой ее назвать, язык у него не повернулся бы точно.

- Да, нет Галя, то ж я из вежливости...

Женщина заулыбалась еще больше. Переставила ведро на другое место. Чуть хромая подошла к стене и уперла в нее швабру.

- Все отслужив? Як дальше думаеш? Город, чи тут пры матери будеш?

Саша сейчас почувствовал то, что в армии у него бывало только во сне и по утрам, на подъеме. Или приоткрытая кофта на груди у Гальки или просто здоровый деревенский воздух был тому причиной, сразу не было понятно. Он просто застыл.

- Ну, нэ забувай, побачимось, - с характерным южнорусским акцентом для этих краев, проговорила Галина, поправляя запах на груди. – Я тут через дэнь.

Потом чуть игриво улыбнулась, и прихрамывая, проследовала в сторону двери вокзала.

«Молодый, ух…  хоть с десяток баб, йому зараз подавай, ночи нэ хватэ, - уже про себя додумывала Галька, явно сейчас, впервые за долгое время, почувствовав что-то подобное».

Так, через неделю с небольшим, после встречи на перроне станции Борщи: Галька «Рупь двадцать» стала - первой женщиной у Саши с Песчаного переулка, а Саша-дембель, стал - вторым мужчиной в жизни, у хромой вдовы-односельчанки.

Потом учеба Саши в Одессе. Встречи раз-два в месяц по выходным. Бывало, и месяцами не виделись. Парой они себя не считали в принципе, потому, и не афишировали отношения.

Где-то, года через полтора таких свиданий, Саша по приезду в Борщи поздно вечером заглянул к Гальке, на окраину села. Женщина знала, что он приехал из Одессы и очень обрадовалась его визиту. После скрипа калитки, она отворила сени перед основной дверью. Сырой осенний воздух ворвался в натопленную хату.

Уличный собака на привязе, вовсю махал грязным хвостом по сторонам. Гостя он знал и не собирался издавать никаких звуков, кроме ласкового скуления.

- Привет Галина, - как то, по-городскому поздоровался, переступая порог Саша.

- Вэчир добрый, Сашо, добрый – любый!

Уже в самой хате они обнялись. Галина чуть быстрее, чем обычно, прихрамывая засуетилась вокруг стола. Саша скинул бушлат, сменил резиновые сапоги на приготовленные к его приходу тапки и расслабленно расположился на привычном месте у комода.
На столе появились: соленые огурцы, капуста, черный хлеб и так любимый нечастым гостем Галины – сальтисон.

- Зараз Сашко, - хлопотала Галька, - варэникив зигрию, з засмажкою як ты любыш…

- То добрэ, - переходя на украинский, отвечал ей Саша.

Сам, тем временем доставал содержимое из небольшого брезентового рюкзака.

Литровая бутылка «Русской» , плоская упаковка консервы - «шпрот», шоколадные батончики и дефицитный в то время индийский кофе – «Instant Coffe».

Галька, радуясь подаркам не меньше чем гостю, поглядывала в сторону стола. Приятное шипение в сковородке, возвещало о готовности вареников.

- Ой, Сашо та мэни може й за-багато, - шутливо протестовала хозяйка, наблюдая как Саша, наливал ей в стакан водку.

Парень с улыбкой убрал горлышко от гранчака. Здесь он себя чувствовал почти верховным правителем Борщей. Его способность приложить два по двести сразу, не каждый мог повторить в селе, не смотря на повальное пьянство. Выпили. Поговорили, о том и сем. Галька сразу заметила не распакованный пакет возле своего «любого». Но покорно ждала, когда тот сам все расскажет. Раскрасневшийся кавалер, чуть играючи хлопнул Галину по ягодице, когда та пригнулась, что бы достать свежее полотенце.

- Ой, любый чуть пойиж, а то захмелийеш, - отвечала ему, уже ко всему готовая - «Рупь двадцать».

- Слухай сюда Галя, - важно начал Саша, отставив в сторону чашку с горячим кофе.

Кто бывал в селах того периода, тот мог обратить внимание, на - несколько сумбурную сервировку во время ужина или обеда. Рядом могли находиться: борщ и шоколад, или водка и чашка кофе. Всему причина – дефицит. Простота людей и желание показать, что мол, не хуже чем у всех, здесь играли свою ведущую роль.

- Учеба – учебой, а гроши-грошима, - говорил дальше Саша. – Я пишов к важному человеку на работу. Зараз там в Одэсси, базар дуже вэликый открывають. «Седьмой километр» - будэ называться. Вин там торгуваты будэ.

Галька внимательно слушала, подсыпая «любому» в тарелку еще порцию вареников в коричневых цяточках жаренного лука.

- По хозяйству буду йому помагать. Дэ чогось погрузыть, дэ за домом прыглянуты. Там, Галя - нэ наши мазанки.

Женщина многозначительно кивнула, типа: « … да, что же я не понимаю».

- Товар вин из Турции, возэ. Всэ що хочеш. Там и вэщи и продукты, в общм всэ шо хочеш.

Саша начал открывать пакет. Красивый коричневый блеск кожи открылся взгляду Галины.

- Ось куртка, вона йому на продаж нэ трэба. Добра вещь. Тилькы, як вин каже: «вид у нейи нэ продажный», десь прымьята, десь подрана. Каже - хочеш Сашко, забырай, ну так може продасы комусь, можэ сам носы. В счет зарплаты договорымося.

Саша сейчас крутил перед изумленной Галькой дорогую вещь.

- Яка гарна! Яка гарна! – восхищалась женщина.

- Вона мэни нэ трэба, гроши важнишэ. Е куды их прымэниты. Матери дров на зыму пидкупыть трэба, та й тоби хату з чулану пидмазаты. Свэзы йи йи на базар в Балту. Покажи, поторгуйся…

Галька уже, увидела подправленную хату и заделанные щели в чулане.

- Добрэ Сашко, добрэ. В недилю сразу с утречка и пойиду.

- Ну и ладно, Галынка, ладно, - с довольным лицом продолжал Саша. – Там ище багато чого будэ… Дядько вин – хорошый.

Сейчас Саша уже знал направление своего движения дальше. Пример с курткой его вдохновил.

Тот несчастный юрист Дима, при помощи одного бомжика, таки к обеду добрался до общежития. Девки с географического его перевязали, отпоили. Не помнил он ничего. И что больше всего Сашу поразило, что он уже к вечеру снова был – готовый. Дитя богатых родителей решило погулять в злачном общежитии… На следующий день за ним приехала папина «Волга», и увезла того домой. Как ни в чем не бывало. Позже Саша видел этого экземпляра, уже в другой такой же куртке, только черного цвета. «Ему все похер, - подумал тогда Саша, - а мне и тем более…»

- Ну иды сюды, иды, - притягивая к себе Гальку, говорил уже совсем пьяный гость.

- Зараз любый , зараз, - отвечала ему Галина, снимая с себя кофту и по ходу расстегивая лифчик. Она знала свои «козыря», которые полностью перекрывали увечье хромой ноги.

- Ни, сюда-сюда, так воно краще будэ, - продолжал ее «любый», наклоняя ее голову к своему паху.

Галина немного дернулась в сторону, но сильный напор руки Саши не позволил ей далеко отстранится и - понимая, что он хочет, она наклонилась к его камуфляжным штанам. Обнаженная грудь мягко легла на колено парня, а русый волос полностью покрыл его бедра…

Потом были еще красивые вещи и не только. Брошки, запакованные модные колготки, дорогие футболки и разные продукты. Саша, по каждому не частому приезду всегда что-то привозил. Галька все отвозила в Балту уже ожидающей ее «барыжке», забирала деньги и честно все отдавала своему «любому». Он даже ей серьги подарил на прошлый День Рождения. Но, женщина все понимала… Женой она, вряд ему ли станет. И не потому, что хромая или намного старше, что-то другое в нем начало проявляться… Сашко ее, будто увлекся чем-то не хорошим, стал другим. И с ней в том числе.

За деньги, требовал отчету больше, мол: «А, нэ брэшеш, за шо продала? А то сам пойиду, та всэ узнаю». Галина божилась, что не обманет его никогда: «…як же такое думать можно,- ридный, я ж всэ до копиечкы тоби виддаю».

И в сексе, стал ее Сашко – «срамным та блудныком». То оно, как было, - приезжал, все по-людски. Ужин, сто грамм (хотя в его случае четыреста), говорили и в кровать.

«А, зараз, - думала утром сонная Галька, возле своего храпящего «любого», - пье багато, потим - тильки в рот хочэ дать, заставляе позы срамни прынимать. У мэнэ з Иваном, такого з роду нэ було…»

Но явная выгода, даже от такого рода отношений все равно брала верх. Галина, соответствовала возросшим требованиям городского Саши-дворника.

А сам Саша, отследив все возможные реакции его потерпевших, и дальше составлял беспроигрышные планы, по добыче у общежитейских жителей дополнительных денежных приходов.

Забытые вещи в женском душе, открытые окна и двери, глобальные общажные празднества, - все использовалось ловким молодым человеком, себе во благо.

Такие составляющие как: осведомленность обо всех и вся, спортивная подготовка, полная серость (внешняя), для всех в его жизни и самое главное – понятие того, что безбашенные студенты, скорее смолчат, чем все выложат комендантше или милиции, и были залогом его уверенности в успехе совершаемых им дел…

Белые, вихревые снежинки монотонно ложились на толстое стекло вагонного окна. Крутой изгиб железнодорожного полотна, был полностью во власти разыгравшейся стихии. Из вагона середины состава, не было видно даже головы поезда. Только покачивание равномерными рывками вперед, говорило о наличии движущего начала впереди эшелона.

Ровный дорожный говор пассажиров, прервал резкий свисток кондуктора. Потом второй, третий и, - поезд заскрипел тормозами. Но, было похоже на то, что не существующий гололед на рельсах и дальше, с удвоенной силой тянул состав вперед. Резкий удар о что-то впереди. Встряска всего вагона. Изнутри, могло показаться, что кто-то приподнял многотонный состав и резко бросил его обратно на рельсы. Первое, что увидели все пассажиры, бросившись к окнам - это были черные клубы густого дыма, пронзенные страшно-яркими языками вспыхнувшего пламени. Длинная гусень состава неслась вниз, как в преисподнюю…
Каждый улетающий вниз вагон, издавал адские звуки воющего железа. Удар стекла в лицо, широко открытые глаза - сразу залиты пеленой крови. Осколки с силой разорвавшейся гранаты вонзаются в мягкие ткани человеческой кожи. Огонь, боль и страшный удар сзади от собранных в одно целое: людей, полных сумок и обычных столовых приборов. Хруст в груди, темнота и … Саша, вскрикнув, открыл глаза.

Испарина со лба, чуть залила верхние веки. Через толстое стекло он увидел знакомую насыпь, ту самую, где более 100 лет назад произошла одна из самых кровавых железнодорожных катастроф в Российской империи.

Белый снег, и дальше цепляясь за окна, мирно устилал пространство украинской степи ровным и чистым одеялом.

Сейчас он вспомнил рассказы школьного учителя истории, о той страшной катастрофе. В конце 19-го века, декабрьским днем, именно на этом перегоне сошел с рельс целый состав с новобранцами и фуражом для военных частей в Одессе. Жертвами стали почти полторы сотни человек, заживо сгорев в одном котле.
Насыпь над местной речушкой Тилигул, стала адской горкой, по которой в одно место – трубу (специальное углубление для сточных вод), сошел практически весь состав. Вспыхнувшее пламя от локомотива, обильно присыпанное углем и залитое маслом из тендера превратили это углубление, в доменную печь посреди степи. Сильный зимний ветер, только усилил пламя и ускорил время превращения всего сгоревшего в этой трубе, в одно зловонное пожарище…

Саша вспомнил, какое потрясение он ощутил, когда еще мальчишкой сам решил сбегать на это место. Детское восприятие рисовало самые необычные картины: окровавленные лица, разорванная военная форма, обломки вагона и черный дым горящего угля. И самое главное, что он тогда осознал, это – то, что жизнь человеческая, может вот так, в один миг превратиться в пепел, будь-то один человек будь-то полторы сотни…

При этом: ни - страна, ни – погода, ни - слова, ни - самые сокровенные желания и молитвы, здесь не имеют никакого - ни смысла, ни объяснения.

Сейчас он вез в родные Борщи, дорогую дубленку с лисьим воротом, украденную им, накануне в пятом общежитии. После совершенной той ночью вылазки, он выждал несколько дней, и убедившись в том, что все стихло, спокойно к следующим выходным выдвинулся к себе на родину. Та гостья, чуть погоревав, во вторник просто, молча, уехала в свою Доманевку, в старом пуховике, одолженном у подружек. Ни сказав, ни слова о пропаже - ни комендантше, ни заявив в милицию.

Эту дорогую вещь, дворник считал заслуженной наградой себе, за все приложенные усилия и пережитые среди живущих в городе людей – обиды и оскорбления.

Саша покинул обледенелый вагон. Прямо с платформы направился к Гальке. Ранний зимний вечер уже вступил в свои права. Все, что необходимо, именно для этой хаты, оставил и проследовал заснеженной улицей к своей матери.

- В вэчери –зайду! – коротко сказал он разрумяненной Гальке, перед тем как закрыть за собой двери в сенях.

Пришел поздно, уже сильно пьяный. Такого раньше не было, напивался он только в хате у своей любовницы. Шатаясь - разделся, и, не успев даже переобуться в тапки, прижал Гальку к себе, потянул к комоду, упер лицом ту в тюк с вещами и задрал сзади юбку…
В последнее время - «йи йи Сашко» - и стал конечно, чуть грубоват при близости, но не так - конкретно и сразу.

- Ой, та пи-до-жды, трохи …пи-до-жды, чого ж, так зразу? – больше для самоуспокоения, тихо лепетала по слогам - «Рупь двадцать», качаясь от сильных толчков сзади.

Потом он, опять много пил и постоянно крутил одну и ту же музыку в небольшом кассетном магнитофоне - «Весна», подаренном Гальке еще летом. Странная музыка и голоса братьев Самойловых, разносили по старой хате отображенные в их песнях истории: о - «сытой свинье» и «дельтаплане», о – «празднике советской семьи» и «белом клоуне - белом мученике»…

Галина пила мало. На первом утреннем дизеле она планировала уже завтра везти «одесскую» дубленку на базар в Балту.

«От гарна людына, - думала «Рупь двадцать» о Сашином попечителе, - дочци не пидийшла, так вин «любому» виддав. Дай Бог йому здоровья!»

- Завтра, зрання разом до Балты пойидемо, - неожиданно промямлил Саша, перед тем, как лечь в кровать.

- Та, чого цэ, - удивилась Галька, - поспав бы, видпочив…

- Ни, - разом йидэмо. Всэ!

Ранним утром пара вышла к железнодорожной платформе. Ночной ветер, принесший с собой ледяной дождь, по срывал во всем районе, линии электропередач. Одевались при керосиновой лампе. Саша еще порядком хмельной, шатаясь, шел впереди Галины. Не чищенные от снега дороги стали сплошным льдом. Ко всему еще и припорашивала легкая белая «крупа». Чуть торопились, запаздывали. Первый, ночной дизель из Одессы в Балту прибыл в назначенное время к станции Борщи. Немногочисленные люди в толстых куртках и фуфайках с большими тюками начали постепенно просачиваться в открытые двери вагонов.

Галина и Саша поспели практически к отходу поезда. Проводник, завидев пару - обратно приоткрыл замерзшую дверь.

Подсадив быстро Галину в уже тронувшийся вагон, Саша закинул в тамбур большой баул и сам взялся за обледенелый внешний поручень. Как только одна его нога, носком стала на погнутую ступеньку вагона, он сильно дернулся корпусом в открытый проем. И тут его правая рука, облаченная в тряпичную перчатку, соскользнула с покрытого прозрачным льдом железа. Стараясь как-то закрепиться, он оторвал вторую ногу от перрона. Тяжелый ботинок ударился в торец ступеньки и отскочил обратно вниз… Носок же первого, не смог удержать вес крутнувшегося вокруг своей оси, тела Саши. Стукнувшись лицом прямо о край тамбура открытого вагона, он - съехал вниз, половина его корпуса оказалась ниже белых ступенек. Еще раз попытавшись схватиться за плоский обледенелый пол, он с выражением ужаса на лице взглянул на бросившегося к нему проводника…

Страшный, тихий хруст человеческих костей и последующий за ним дикий крик боли, эхом прошелся, через все пространство железнодорожной платформы – Борщи…

Свист сорванного стоп крана, тупой удар тела от падения о бетонный перрон, скрип заклиненных стальных колес поезда о рельсы, и … истошный вопль Гальки «Рупь двадцать», не своим голосом:

- Ратуй-тэ! Ратуй-тэ!

Саша выжил, но потерял обе ноги. Передвигаться, он мог только на специальной коляске, при помощи мышечной силы рук. Галина осталась с ним, жили они теперь вместе, открыто. Только сейчас она, вместо базара в Балте, по воскресеньям стала бывать в местной церкви.

Новый дворник, принес через несколько недель из комнаты с надписью - «Времена года», в кабинет комендантши Натальи Устиновны: запечатанный флакон дорогих духов, упаковку женских колготок и кружевного нижнего белья. Две купюры в пятьдесят советских рублей, найденных там же - за отодвигающимся камнем, он оставил себе, предусмотрительно сразу, спрятав их в кармане серой спецовки.

Прописки Сашу-дворника, в Одессе, так же по-тихому лишили, как и дали до этого случая.

Забегая наперед скажем, что новый дом вместо времянок частного сектора, рядом с улицей Довженко, так и не построили …

Иногда, следующие на поезде в Балту люди, на вокзальной платформе в Борщах, видели очень пьяного инвалида в коляске, поющего странные песни - о белом клоуне, белом мученике…

Часть 3.

Глава 1.

«В кабаке с визгливой скрипкой,

За столом от грязи липким,

Будет хохотать он сатаной».

Viva Kalvan, «Агата Кристи».

Силуэт человека в серой спецовке, практически сливался с мокрой стеной между окнами четвертого этажа. Обильный ночной снег быстро покрывал оставленные им следы на наружных подоконниках. После очередного междуоконного прохода он чуть замер, и осторожно заглянул во внутрь комнаты. Узкая щель между шторой и откосом, кроме кромешной темноты помещения, ничего больше не позволяла рассмотреть.

«Все в низу, сейчас там их праздник, а мой – наступит позже… - про себя, подумал человек».

Грохот музыки, доносящийся с первого этажа левого крыла общежития, отзывался глухим бумканьем и до четвертого. Крупный рисунок на подошве ботинок позволял прочно фиксировать ступни на бетонных площадках у рам окон. Постояв на полусогнутой правой ноге, несколько минут, практически в шпагате, он подтянул к себе левую и начал выравниваться на одной из оконных площадочек. В крепости и надежности своих тренированных ног, он не сомневался. Годы занятий и постоянные многокилометровые забеги, сделали их мышцы стальными. Внешняя форточка легко поддалась вперед, тихонько толкнув вторую, от внутренней рамы. Их практически никогда не закрывали на ключ. Приток свежего воздуха в комнаты, даже в холодные зимние дни был на ответственности этих частей деревянных окон. Случаи отключения света, в общежитии принимали все больше и больше системный характер, но с температурой в батареях все было в полном порядке. Местная котельная отрабатывала - по полной.

Сильные порывы ночного ветра, завывали в голых, обледенелых ветках многолетних каштанов. Они практически цепляли его спину, при особо резких налетах стихии. Лапатый снег, цепляясь на шапке человека - сразу таял, попадая ему на лицо. Правой рукой из низкого кармана на бедре он спокойно достал удлиненную спицу, хитроумно закрученную снизу. Чуть вперед и стальная отмычка, повернула нижний шпингалет в параллельное к нему русло изделия. Медленное движение вверх, на себя и внешняя рама после верхнего щелчка подалась вперед. Несколько секунд похожих движений с внутренней частью двойного окна и вход в комнату, остались преграждать - только качнувшиеся от ветра шторы. То, что в этой комнате не заклеивали утеплителем щели, он знал заранее. Двойная рама позволяла избежать нежелательных сквозняков. Быстрое движение еще за шторой и - правая нога ночного гостя уже облаченная в медицинскую бахилу, носком коснулась пола. Даже в тишину комнаты, через закрытые двери просачивались звуки дискотеки снизу. Рука в перчатке прижалась к деревянной раме, чуть вжав ту в обратном направлении. Глаза быстро привыкли к темноте.

Три кровати, стол по середине, шторы и вещевой шкаф с одеждой – вероятная цель его визита в эту комнату. Стойкий запах женских духов, доминировал в небольшом помещении. Он увидел на тумбочке разбросанные косметические принадлежности. Овальный флакончик (как он сразу понял) и был источником приятного аромата. Но, он здесь не за этими безделушками. Опыт учил одному – никогда не разменивайся по мелочам!

В коридоре слышались женские голоса и всплески смеха. Звуки не приближались. «Значит, стоят на месте», - подумал человек и проследовал в прихожую отделенную шторой. Халаты, женские чулки и еще мокрые полотенца - висели прямо на быльцах стульев. Недопитые кружки с чаем и наполовину наполненные стаканы с наливкой, говорили о поспешности покидавших эту комнату ее жителей. Правая створка большого шкафа была приоткрыта. Человек спокойно подошел и более внимательно вгляделся в висящую в нем одежду.

«Вот! Она, такое ни с чем не спутаешь, даже в темноте, - внутренне быстро проговорил он». Мягко провел рукой по гладкой коже изделия, потом по роскошному меховому воротнику и одним движением снял вещь с вешалки. Еще мгновение, и та оказалась в брезентовом самозатягивающемся рюкзаке у человека за спиной.

Повернувшись только корпусом тела, в сторону двери, он всмотрелся в замок. Изнутри тот закрывался перекручивающимся механизмом. Два аккуратных щелчка в сторону от дверного косяка и входная дверь уперлась только в язычок ручки. Легкий порыв ветра, позволил убедиться в этом человеку - на все сто процентов. Три крупных шага в сторону окна, быстрая манипуляция с бахилами на подоконнике и тень спецовки, снова растворилась на фоне мокрой серо-зеленой стены «пятерки» из студенческого «гетто».

Ночные развлекательные клубы Одессы, поры начала 90-х, получили свои первые очертания в студенческих общежитиях. Вряд ли кто-то из современников того времени, будет оспаривать данное утверждение. «Красные уголки» и «читалки», с такой же скоростью, как и обычные советские конторы становились - офисами, приобретали очертания будущих шумных ночных заведений. Места компактного проживания студентов Одесского Государственного университета, не стали исключением. Читальная комната на третьем этаже и «Красный уголок» на первом, в пятом общежитии на улице Довженко, периодически становились танцплощадками и буфетами.

Идею, провести своими силами предновогоднюю дискотеку (сейчас это называется модным словом – корпоратив), продавили через комендантшу Наталью Устиновну старшекурсники. Два совмещенных Дня Рождения и наступающий – 1992 Новый Год, стали основными факторами, на которых базировались доводы студентов из «пятерки». Положительный любимец «Палестиновны» - Саша Иванов с пятого курса и капитан футбольной сборной геофака – Юра «Вагитный, выступили гарантами порядка и стабильности. Их декабрьские именины уже второй год отмечались совместно.

- Давай у «Палестиновны», на субботу выпросим «Красный уголок» внизу, - предложил Юра. – К тебе же человек 5-6 точно приедут на Новый Год в Одессу. Куда мы их всех рассадим? Своих еще - общажных аглоедов - напоить надо, с десяток, второй точно наберется, ну и дамы… куда же без них.

Иванов, задумался и ответил:

- Добро, я с Устиновной переговорю. У меня с ней нормально.

- К Михо, тоже он говорил, пару «кацуков» приедут, - продолжал Юра. – Занесем ей там – презент. И, в общем, все свои-то будут. Многие в последнюю неделю уже по разъезжаются. Чего ютится? Внизу места много. Столы снесем, колонки и суббота вечер…

- Ну да, в принципе никого не напряжем, - резюмировал Саша.

Решили и все организовали, лучшим образом. Знамена времен СССР были свернуты, бюсты вождей предусмотрительно убраны, ну, а плакаты с призывами: «Быстрее! Выше! Сильнее» и собственно говоря - трибунка остались на прежних позициях.

Ободранные черно-серые колонки и усилитель смонтировали как отдельное место.

Г - образная постановка столов, танцпол по середине и хиты - «Dr. Alban» чередуясь, с балладами Гарри Мура - стали музыкальным фоном предновогоднего вечера.

- Допились, до снега… - философски подметил Женя «Лис», одной рукой приоткрыв шторку у окна своей комнаты, на третьем этаже.

Леша «Пахан», посмотрел на него со снисходительной улыбкой и добавил:

- Великий – зимний. Традиции, наше – все!

Здесь имелось в виду: студенческое ассоциативное подтверждение незыблемости происходящего. Под слоганом - «Великий – зимний», крылся кодовый заряд, обозначающий все объемлющее студенческое выпивание на протяжении трех морозных месяцев.

Внизу, во всю шли приготовления. Гремели снесенные вниз из комнат стулья и тарелки. Подтянулись одесситы – одногруппники. Два Юрия («Хром» и Михайлок, тот который, - «а, хули отчество - Альбертович?»), расположились на входе, в бывшее место полит - информационных занятий.
Уже чуть разогретые, по пути в «пятерку» и как «Хром», сам выразился: «Еще причесанные», они провожали всех взглядами и сопутствующими речами. Говорил собственно, как обычно только «Хром». Одет он был в красно-синий свитер, с большой надписью на английском языке в две строки: «Club Down».

Пара светловолосых сестричек первокурсниц, с географического, были им остановлены, на подходе к бытовой комнате Леонида «Бельевого». Их пригласил Михо, с целью представить тех своим приезжим гостям с Кавказа – Гиви и Мамуке. Юные создания, конечно же, знали этого гео-факовского балагура, но не так близко как остальные. Обозначив сестер (по студенческой идентификации), сразу как – «Русалки», он начал вливать свои перлы в их девственно чистые уши:

- А где? Вы еще можете увидеть беременного футболиста? (подразумевая, украинское прозвище - «Вагитный», именинника Юры Колесова), или покажите мне говорящую рыбу? – А!? (намекая на прозвище Гурского – «Рыба), у нас их даже – две (тут он вспомнил, постоянно несчастного – «Фиша»). Так вот! Их - есть у меня. По приходу каждого, выдам вам их для изучения…

Девушки смеялись, пряча за красиво накрашенными ногтикам, не менее густо приправленные помадой – губки. Юрий Михайлок, только стоял рядом и сотрясал пространство гигикающими прыжками, появившегося к зиме пивного животика.

- Если надо, я Вам тут и «Лиса» с «Медведем» организую, - не унимался Юра.

У нас тут как в «космо-зоо», все есть.

- О, «Рыба» - привет! – завидев Алексея, замахал он руками.- Иди сюда, здесь смотрины будут, пока все трезвые.

Гурский с Куланом подошли к «Хрому». Сергей чуть отстранился и водя по свитеру «Хрома» пальцем, в голос медленно прочитал:

- Даун Клуб!

- Сам ты – даун, - отворачиваясь в пол оборота, ответил Юра. – Это реклама детской одежды. Фирма такая.

- Раз тебя нарядили, значит у них там, точно что-то, даун-клубное есть, - уже начал ржать с него Кулан.

Пассия Сергея – Оксана, и ночная подружка Алексея – Алена, прибыли во всей красе к «Красному уголку», отдельно от своих парней. Это было нормально. Плотность отношений в таких парах, была актуальна чуть в другой обстановке. Не на людях, в общем… Нет, конечно, все - все знали и понимали, но определенная вольница в фасадных отношениях на показ присутствовала. Таких пар было много, можно даже сказать – большинство. Бывший утешитель Алены «Искренней» - ночной сержант Анатолий, оказался на удивление мирным (когда трезвый), молодым человеком. Он даже с пониманием отнесся к перемене вектора той, на смену утешителя, в сторону Гурского.

Подтягивались и остальные гости.

- О! А, что это за «боевики»? – удивленно замерев, спросил «Хром» у Алексея, когда увидел Михо, в компании с приезжими гостями с юга: маленького и толстого Гиви и второго, огромного и черного мегрела – Мамуку.

Сам Михо, со своей красавицей Томой, важно следовал чуть впереди, на правах приглашающей стороны. Это был редкий вариант, открытых для всех, практически семейных отношений.

Со стороны вахты, чуть в развалку, совсем не по-праздничному, шел Саша – дворник. Этот, более взрослый, чем все остальные здесь присутствующие парень, действительно на территории «гетто» (между четвертым и пятым общежитием), работал дворником. Он даже в местном ЖЭК-е был официально устроен. Выполняя там те же функции, по уборке вверенной ему территории. Параллельно Саша, заочно доучивался на геофаке.

- Саня! Иди - зайди, хоть «полтинник» выпей! – увидев дворника, быстро позвал его именинник «Вагитный».

Тот стеснительно, чуть скрывая ладонью лицо, отговаривался:

- Не, Юра – спасибо! Я ж сейчас, сутками на работе. Снегу, как говна навалило…

Юра еще раз попытался завлечь Сашу, но бесполезно.

- Гуляйте там, та й за вами, еще утром убирать, не - спасибо, не буду, - бубнил невеселый дворник.

Саша робко проследовал возле красивых первокурсниц на второй этаж, опустив глаза вниз.

- У-у! У-у! Бу-бу! – перековеркал дворника «Хром», когда тот скрылся на лестничной площадке. – Бабайка…

- Тут его - «Хряк», называют, - туша сигарету просветил Юру именинник.

- А че! – Похож! – поддержал в свойственном себе русле «Вагитного» - «Хром».

Зрители-девушки как обычно посмеялись.
Дело в том, что нелюдимость дворника имела свои причины. При здоровом и неплохо сформированном теле, ему действительно не повезло с лицом. Под русыми крестьянскими кудрями, располагалось очень побитое старыми подростковыми проблемами-прыщиками – бледное лицо. Ко всему этому букету старых проблем, добавлялся еще вздернутый нос и маленькие глазки, над плотными щеками. Саша действительно, если позволить себе метафорическое сравнение человека с животным, напоминал добротного колхозного – кнура.

Да, среди молодых и красивых, не обремененных глубокими знаниями человеческой сути и самой природы возникающих проблем у такого типа людей, данный типаж, по любому был – изгоем.

Но, был и человек, у кого проблемы с внешностью, выражались еще больше чем у Саши-дворника, звали того – студент Охрименко. По всеобщей идентификации всем известный, как – «Ошраменко». Здесь, у парня даже к третьему курсу, проблемы с сочащимися прыщиками были на всеобщем обозрении. Не редко, его можно было встретить на пятом этаже, с полностью покрытым какими-то ватками лицом и с сигаретой в губах. Так он проводил, обязательные врачебные профилактики.

- Цэ маскы-шоу, - по-украински обычно отшучивался он, при встрече с однокурсниками.

Справедливости ради надо отметить, что дискомфорта в общении со всеми остальными жителями «гетто», включая девушек - Охрименко, в отличии от дворника, не испытывал. Наверное просто потому, что больше выпивал…

Жили: «Хряк» и «Ошраменко», в одной комнате, на последнем - пятом этаже, пятого общежития Одесского Государственного университета.

Подошедший к центру вселенной «Хрома», высокий Саша Иванов захватил мелкого Юру за шею, и с короткой репликой: «Время чесалки!», утащил еще расчесанного говоруна, за собой, параллельно свободной рукой разрушая его прическу. Так «Хром» перестал быть причесанным.

Расселись по местам и так называемая - «первая застольная стадия», вступила в свою фазу. Это когда - все говорят, стучат вилками о тарелки и в принципе, потом не помнят - с чего все начиналось…

Дальше – «вторая стадия», это когда компании за столом формируются уже по более глубоким интересам. Здесь важно, на переходе к «третьей», обязательно следующей вскоре за «второй» стадией – не перепутать свою тарелку с чужой…

Еда – едой, выпивка – выпивкой…

Но, очередной хит в исполнении группы «Кар-Мэн» - «Бомбей Буги», срывал всех с мест и закручивал в невероятных плясках. Разнообразию движения тел танцующих, сейчас бы позавидовали, будь они рядом: как Майкл Джексон, так и Махмуд Эсамбаев.
О вокальных данных, подпевающих учащихся в такт своим кумирам, в таких случаях говорят просто: «…лучше пройти мимо, не поднимая взгляд».

Вьюга и резкие порывы снежных масс, устилали с монотонностью позволенной только матери природе, весь Каховский переулок. Студенческое веселье, проходя все обязательные стадии, не сбавляя градуса и напора, уверенно приближалось к предрассветному окончанию. Красивые помадные губки подруг, безжалостно обезличивались и возвращались к своему лучшему – природному состоянию – благодаря интенсивной галантности их кавалеров. Блюда на столе, подобно сказочным метаморфозам, из прекрасных «золушек», превращались в обезличенные тыквы. Закон общежитейской природы гласящий: «Все там будем или общага все спишет» - укладывал, молодые красивые тела рядом, соответственно по местам и симпатиям, предварительно обозначенным в течении веселого вечера …
Хотя, бывали и исключения.

«Нужно будет еще два раза пройтись там, после полуночи, - планировал свои действия дворник, - начнут рыгать же, забьют все раковины в умывальниках. Хрен отмоешь потом». Он прошел по лестничным маршам до пятого этажа, там проследовал к своей комнате, открыл и включил свет… «Конура, - первое, что приходило ему на ум, - но ничего, я терпеливый, подожду своего часа».

Вечно пьяный сосед по комнате - «Ошраменко», уехал на Новый Год к себе в

село. Саша сейчас остался один, на длинные новогодние праздники. Он любил это состояние. Тихо, и только когда сам он того желал: или звучала музыка, или он в голос зачитывал любимые абзацы из книг. И, еще немаловажно, секс на данный момент, имел для него совершенно одинокий и индивидуальный вид…
В одесском общежитии точно.

«Сегодня у меня будет добрый секс,  - говорил он себе после очередного сеанса подглядывания за студентками в душе". С локаций, которые Саша сам для себя настроил, ему открывались лучшие виды в женской душевой. Серость туманного утра или темень вечера позволяли дворнику, оставаясь незамеченным наблюдать моющихся и особенно вытирающихся полотенцами девушек. Так, заняв с метлой необходимое расстояние до окна женской раздевалки, он, предварительно протерев в защитной краске удлиненное зрительное отверстие, мог ублажать свой взор, а потом и пенис эротическими картинками мокрых молодых тел, открывающихся на первом этаже «пятерки».
Саша даже в своей памяти, составил приблизительный график посещения душевой, его сексуальными фаворитками. Так, он знал, что красавицы сестры из 26-й комнаты: Людочка и Тома, предпочитают утренний ранний душ, а масштабная Маша - «Царь Жопа», отдает свое тело - ежепятничному вечернему купанию. Деревенская же,  «свежатина» первокурсниц, готова полоскаться постоянно и долго. Причины этого он понимал, так как сам был из села, где баня во дворе, и в лучшем случае топится раз-два в неделю. А здесь – воля, купайся – не хочу.

Доступ к душевым помещениям у Саши был постоянно, для служебных и санитарных целей, конечно же.

Но, отдельной особой женского пола, которая привлекла его внимание на перспективу развития отношений, стала второкурсница - Нинка. Та самая – «Нина Ричи», крещенная так волей судеб и студентами, после прохождения незапланированной процедуры с обливаниями фекалиями. Саше пришлось, тогда долго повозится с наведением порядка, в залитом человеческим испражнениями - женском туалете. Добрая и чуть плотноватая деревенская девушка, идеально соответствовала его представлениям, как о будущей жене. С ним всегда приветливая, с другими парнями по общаге не грешила, да и рассмотренный в душе формат ее прелестей, дворника, полностью устраивал.

«Придурки студенты, видишь ли - оскорбить сразу, завоняло им… Давай прозвища сразу лепить. А, вот у меня уже есть настоящие духи, французские для нее – «Nina Ricci». Когда подарю ей, вот тогда и поглядим, кто чего стоит, - примерно такие мысли «Хряка» и посещали при планировании своего семейного будущего. – А, за жилье в Одессе, так куда денется – точно согласится за меня пойти».
Так, смело завершать свои размышления у дворника, тоже были, вполне весомые основания…

Давний разговор, (уже после устройства, на работу с метлой), с комендантшей – Натальей Устиновной, служил тому подтверждением.

После второго за ночь, прохода вдоль, уже буйного «Красного уголка», он подошел к своей рабочей бытовке. На двери той красовалась надпись: «Времена Года!». Кто-то из студентов пошутил, так обозначая Сашины принадлежности для уборки вверенной ему придомовой территории, вокруг общежитий и соседнего квартала.

Сейчас, из не шибко широкого выбора инструментов, он взял огромную снегоуборочную лопату и проследовал с ней к выходу.

Снег, как на заказ, лепил замысловатые фигуры на деревьях и углах общежития. Иногда из входной двери вываливались парочки и небольшие компании. Курили, смеялись …
Одна из парочек, в которой он узнал молодую девушку-сестричку с первого курса и приезжего грузина, гостя Михо - Гиви, прямо так и свалилась со смехом в снег, после длинного поцелуя. «Сами – свиньи, бля..дь! А то,- хряк и хряк…- отвернувшись, подумал дворник».
Очередной выбежавший, с рычаще-страдающим криком, просто – блеванул, в не ожидающее ничего подобного, чисто белое полотно снега. «Тварь! - была первая мысль Сашы «Хряка». Еще пару движений, по расчистке порога и площадки перед общагой - и дворник, предварительно просмотрев весь фасад стены, быстро зашел в корпус здания…

За дверью, с «временами года», он взял небольшой целлофановый пакет и пару высоких армейских ботинок. Спрятал все это, под зимний тулуп и спокойно, уже не через шумную левую сторону общежития, а по правому лестничному маршу поднял к себе в комнату. Закрывая, через пять минут за собой дверь, Саша намеренно не погасил ночник у кровати.

Грохот от дискотеки и в тон ей разбушевавшееся стихия, заполняли собой смешанным, свистяще завывающим звуком коридорное пространство «пятерки».

Расстояние от своей, последней перед мужским туалетом комнаты на этаже, до бокового окна с торца здания, он преодолел за две секунды. Податливый, предварительно открытый створ, быстро проглотил в темноту человека в серой спецовке. У правого крыла коридора, на пятом этаже в этот вечер, то же возникли неполадки с освещением … Любой, случайно поднявшийся на этаж, вряд ли разглядел бы силуэт человека, в темном проеме окна. Саша умел готовиться, к своим вылазкам.

Через двадцать минут, сонный «Хряк», что-то как обычно, ворча себе под нос, прошел у двери, среди остатков празднующих студентов. Наступающий Новый год и два Дня рождения с успехом отгремели благодаря стараниям старшекурсников, в бывшей комнате для занятий по политинформации.
А, дорогая дубленка с лисьим воротником, спецовка и ботинки, сейчас надежно были спрятаны в тайнике стены за дверью, с надписью – «Времена года».

Допив второй, практически сразу после первого - стакан водки, Саша закусил. Толстый кусок сальтисона с луком, скрылся в его скривившемся от спиртного рте.

Шевеля только пальцам левой руки, он вдавил кассету в небольшой магнитофон на тумбочке. Женский крик :«Viva Kalman!» и последующий дикий смех, на фоне гитарного ритма пронзили его уши в пустой комнате, затмив собой ночное завывание уличной метели.

После выхода альбома «Коварство и Любовь», группы «Агата Кристи», прослушивание этой музыки, а в особенности песня про «белого мученика» – клоуна, стали его обязательной процедурой сопутствующей выпивке. Пил дворник - то же много, но сразу и практически залпом.

Так, изменив восприятие в один миг, он проводил через себя все приходящие в таком состоянии к нему вихревые страсти терзающие его душу…

Текст и ритм песни - «Viva Kalman», особенно ассоциативно пронзали суть изгоя, до самого сердца…

«Вечером здесь у него забота

Ведь унижение – его работа,

Но, посмеется последним

Наш невидимый герой, - подпел он, шевеля только губами Вадиму Самойлову.

Потом, маленькие глазки дворника блеснули, от умственной вспышки в его голове, и, не отводя внутренний взгляд от своих мыслей - он лег на кровать, перелистывая весь сегодняшний день и уже приближающуюся к рассвету, ночь…

Утро следующего дня (в комнате №52), все четверо ее нынешних обитателей, рассмотрели только после 12,00. Алексей, чуть приподнялся над подушкой, и одновременно выпутываясь из плена длинных волос Алены, приоткрыл шторку перед подоконником. Яркий блеск, покрытых ослепительно белым снегом веток каштана напротив окна, подобно направленному лучу света ударил по глазам. Он зажмурился и перевел взгляд на – «все находящееся» в комнате.

«Ничего нового, - как бы здороваясь, произнесла память, - таки допились, до снега, - как говорит наш «Лис».

Рядом мирно сопела его ночная подруга – Алена «Искренняя», чуть дальше – через стол, на соседней кровати, из под одеяла торчало худое колено Кулана, упершись в стенку шкафа. С ближнего зазора, между матрасом и второй стороной одеяла виднелась половина обнаженной, плотной ягодицы его подруги – Оксаны. Алексей глубоко вздохнул.

«Таки, гульнули… - подумалось ему само собой».

Организм человека-студента, все равно запрограммирован на активность – днем, хотя бы для того, что бы даже так просыпаться. Природу, подстроенную под общажную жизнь - не обманешь. Пошли шевеления, стоны, охи, смешки и обрывки фраз типа: «А мы таки вчера, пару коней оседлали…»

Первыми в себя пришли девушки, а потом и Кулан с Алексеем. Вернувшаяся из своей комнаты Алена, застала поющего Кулана за разделительными шторками и замешивающего что-то вроде кофе.

- Стоп холодильник,

- Стоп морозильник,

- Стоп чудильник ,

- Стоп мудильник,

Итс май лайф, - а-а-а,

Итс май лайф, -а-а- а,

Сергея видимо, со вчера еще не попустил хиты - «Dr.Alban», и он их транслировал в собственном переводе.

Алена села на кровать Алексея и сказала:

- Там у нас, на четвертом этаже, какой то - кипиш.

- А где сейчас, не хреново? – вставил с улыбкой Кулан.

- Та, там - по ходу, или украли у что-то, у кого-то, или потеряли.

- А у кого? – спросила Оксана.

- Ну эти, соседки наши – «СТО – заброшка», как Сергей их называет, что мол, «станки» у них у всех, уже просроченные. С Доманевки.

- А, помню! – подключился Сергей. – Вчерашние «ржавые киборги». Ха-га-га…

«Стамесочка» Оксана, бросила в его сторону, укорительный взгляд. Сергей чуть затих.

- К ним родственница приехала, говорит шубу найти не может. Девки то, из той комнаты, по своим хлопцам спали, а она сама в ней ночевала. Готовая в хлам была. Как пришла не помнит, но все говорят, что дверь не заперта была всю ночь… Она все время туда-сюда бегала: то догоняться, то трахаться…

- Да и хрен с ними, - резюмировал Кулан, - разберутся! Давайте лучше пару наших - «яйко с молочко-соско», пожарим.

Что он имел сейчас в виду, понять было сложно. Или это значило: «Давайте пожарим пару яичек с молочком!» - на завтрак, или же: «Давайте, вы наши мужские прелести поласкаете, а мы вас потом - полюбим», - это, если выражаться - о-о-очень мягко …

По правде - в то утро, было и то и другое. Забежавшая, часом позже после завтрака Оксана в 52 –ю, начала что-то искать на полочке над кроватью Кулана. Курящая в одной футболке Алена, на выдохе сказала:

- Можешь уже не искать.

Потом, повернувшейся к ней подруге, добавила:

- Мой Леша, уже успел сегодня побыть – твердым… - и повела бровями, в сторону лежащей на полу - пустой пачки от презервативов.

Характерный совместный смешок, обозначил полное понимание, между загадочно беседующими студентками.

Старый дизель: Одесса-Балта, увозил от перрона морского города своих немногочисленных пассажиров, в сторону заснеженной Таврийской степи. Молодой парень с большой дорожной сумкой и брезентовым самозатягивающимся рюкзаком на плече, всматривался в свое отражение на замерзшем стекле. До прихода поезда к его станции – Борщи, было еще более четырех часов. Он тяжело вздохнул и перевел взгляд от побитого подростковыми угрями лица, во внутренние воспоминания того - как все это, у него здесь началось…

Погруженного в свои мысли Алексея, на третьем этаже «пятерки» отвлекла Яночка Агоева:

- Привет Гурский! – игриво со спины сзади, окликнула его девушка.

- Привет – «Мадонна Ту!» - так же, в тон ответил ей Алексей.

Яночка хихикнула, так как это умеет делать только она. Подошла поближе к своему сокурснику и ткнув легонько того пальчиком в грудь, загадочно произнесла:

- Тобой интересовались…

- Надеюсь, не те двое?

Агоева чуть изменилась в лице и переспросила:

- Какие двое?

- Один с топором, другой с лопатой! – открыто рассмеявшись, ответил ей Алексей.

Яночка, так же расплылась в широкой улыбке:

- Наш Кулан, на всех действует одинаково, узнаю школу.

- И кто? Если, серьезно, - продолжил беседу Алексей.

- Очень симпатичная особа, - игриво повела Яна, - со второго курса, брюнетка с длинными волосами, чуть выше меня и чуть полнее…

- Знаю! – сказал Алексей. – Это – ты: на каблуках, в парике и в скафандре!

- Леша!?- типа ругаясь, выпалили Яночка. – Это ты, или кулановская копия?

- Только – я, все в порядке.

Девушка продолжила:

- Ее зовут Алена, она с «шестерки» сюда перебралась. Сейчас рядом с нами живет, на четвертом этаже.

- Это очень бодрит, - ответил парень, еле сдержавшись, что бы не сказать – возбуждает. И продолжил:

- Я ее уже немного знаю – это Алена «Искренняя».

- Сегодня, когда она узнала, что мы с тобой из одной группы, все хотела узнать по больше о тебе…

- И как ты меня представила, моя ненаглядная – Мадонна!

Яночка положила мягко ладонь Алексею на плечо, посмотрела вверх из-под красивых век в свойственной только ей манере, и произнесла:

- Можешь приступать! Женский геофак, своих не подводит…

Алексей в ответ при обнял девушку чуть выше талии, соблюдая все рамки приличия, официальным тоном произнес:

- Ай льове –ту! – намеренно коверкая известную фразу с английского – I love you.

Первая доставка товаров народного потребления по «батискафам», пришлась на холодный ноябрьский вечер. Алексей подошел к уже известному подвалу-офису и встретил там Григория Васильевича. Тот стоял у «Рафика» и что-то пытался придавить носком своего ботинка, приговаривая:

- А, йи-бу вашу йоб, срут жопошники, прямо под колесами, бл..ядь…

Парень представился и поведал Дюма «отцу», что сегодня на развоз они поедут вместе.

- Та, по..хуй, главное что не сам. А то - пизд..ячишь и пиздя..чишь, один бля та и один…

Раздражение водителя стало понятно при ближайшем рассмотрении ситуации. Дюма «отец» не что-то там давил, а усиленно оттирал свой ботинок от чьих-то экскрементов. Характерный запах не позволял, усомнится в происхождении налета на его ботинке.

Еще долго Алексей потом, посмотрев американский мультфильм - «Симпсоны», вспоминал Григория Васильевича, оттирающего обувь под светом складского фонаря. Уж больно тот походил на тамошнего главного героя – Гомера.

- К – деньгам! – поддержал Гурский Дюма «отца», заняв место рядом с «шофером нах» в кабине бывшей «Скорой помощи».

- Хе-хе, - усмехнулся Василич, - ага, наеба..шим сегодня сармака, по самое не хочу!

Свет фар на проспект, щелчок кассеты в привязанный под «торпедой» бусика магнитофон и под куплеты Вилли Токарева экипаж выдвинулся в сторону одесской Слободки.

Повторяющаяся фраза Дюма «отца» у каждого «батискафа», одновременно с ударами кулака в обшитую железом дверь, служила слово-кодом для торгового «космонавта» внутри:

- Хватит дрочить там! Открывай ворота, йи-бу вашу йоб!

Иногда он при этом, если долго не было обратной реакции, добавлял:

- Заварю нах..уй в следующий раз!

Произносимое дальше Алексем: «Здравствуйте!», не раз заставляло всматриваться в темноту его местонахождения, принимающую сторону…

Основными продуктами, соответствующими интересам покупателей в этих краях, были: спиртное и сигареты. Все остальное, после выгруженных нескольких ящиков: желтого «Белого Аиста», пузатого «Квинта» и водки с этикетками всех цветов радуги, умещалось в одну коробку. Ночные работники «мини-холдинга», принимали в свои фортификационные сооружения необходимые западные, и, так же уже скопированные местными умельцами «бренды», для дальнейшего обмена тех у местных жителей на новые украинские деньги – гривну.

Так, старый «Рафик», покружив по закоулкам и проверив наличие всех слободских ям, выныривал на любимую улицу Алексея – Фрунзе, и катил дальше обратно в сторону проспекта Шевченко.

Григорий Васильевич, явно обрадованный таким старательным напарником как - молодой студент, делился своими прошлыми и настоящими заботами. По ходу поездок, Гурский узнал славную история гордости рижского автопрома – их микроавтобуса «РАФ».

Отслужив добрый десяток лет в «Скорой помощи», спасая человеческие жизни, он встретил своего нового «наездника» … Им оказался опытный сотрудник транспортного отдела медицинской службы Григорий Васильевич. Через несколько вызовов к пациентам, с новым водителем за рулем, фельдшера и особенно санитарки, стали отказываться от совместной работы с тем. Видимо природный дар «шофера нах», что-то отобразить в своем «матовом» стиле не всем приходился по душе … или же пациенты по дороге выздоравливали, не предоставляя возможности докторам применить свои врачебные навыки.

Так, учитывая возраст и техническое состояние микроавтобуса, его решено было перевести в хозяйственное отделение поликлиники, вместе с водителем. Дюма «отец» совершенно не возражал. В общем, последнее, что возили Григорий – папа и его сын Василий были свежесколоченные - деревянные гробы. Для этой цели были сняты все ценные внутренности «РАФа» и два одесских «Дюма», посменно курсировали с ритуальными изделиями по заданным маршрутам.

- А мне было пое..бать, что возить, - меняя скрипучую кассету с «блатными» песнями на другую сторону говорил Григорий Васильевич. – Что - жмуров, что - для жмуров. Один хуй, скорая, для этой хуй..ни и задумана…

Второй водитель – Дюма «сын», был полной копией своего отца, с разницей в минус 20 лет. Глобальное отличие выражалось только в постоянстве употребления одной и той же фразы в конце практически каждого словесного паса человечеству.

У Дюма «отца» - это была фраза: «Йибу вашу йоб», а у «сына» просто - «нах…»

Словарный запас, студента Одесского Государственного университета – Алексея Гурского, рисковал превратиться окончательно в гремучую смесь, состоящую из: специальных учебных терминов, «кулановского» стеба и редкого по проницательности и выразительности – русского мата.

Спасал переход на выходные и университетские ленты. Там, на смену развозному сленгу «родни Дюма», приходили любимые книги и иногда, позитивное общения с коллегами по курсу.

На очередной ночной смене (уже после 24,00), возле еще порядком груженного «РАФа», остановился милицейский патруль. «Бобик» без сигнальных мигалок, тихо стал, напротив торгового «батискафа». Алексей еще не закончил перетягивать в тот ящики с товарами. Из служебной машины, со стороны пассажирского сиденья практически выбежал сотрудник органов, на ходу расстегивая куртку и ширинку штанов. Ближайшие кусты стали следующим местом, где присел человек в форме.

Чуть вжавшись в проем между жилым домом и разрушенной трансформаторной будкой, «батискаф», хорошо был защищен с трех сторон, но что бы было удобней у него разгружаться, приходилось микроавтобусом немного перекрывать подъезд к жилому дому. На одесском Шанхае такая редкость как пятиэтажный дом, то же встречалась. Но, ночь - есть ночь, и потому Григорий Васильевич смело припарковал свой транспорт прямо на единственном проезде к дому.

Пока Алексей возился с товарами, рядом у дороги послышались какие-то голоса. Один женский, не известный парню, а другой уже почти родной – Дюма «отца». Спор вышел из-за нежелания «шофера нах», освободить проезд для белой «девятки» к своей парадной. Нервная дама, пару раз пробуксовав передними колесами на высоком бордюре, так и бросила машину перед «Рафиком», на половину перекрыв ему выезд.

- Спать тут будешь – старый придурок, - услышал Алексей, когда она быстро прошла рядом.

- А, х..уй тебе сосать – селедкой пахнет?! – парировал из-за корпуса «Рафика» Григорий Васильевич.

Следующее, что увидел Алексей в свете тусклого фонаря у двери микроавтобуса, было плотное, с чапаевскими усами, лицо под милицейской фуражкой.

- Здравья желаю, граждане! Лейтенант – Мындру, Малиновское районное отделение… - промолвило оно, чуть растягивая слова.

Правая ладонь человека в форме быстро мелькнула в районе козырька.

- Какая-то дорожная ситуация? До-ку-ментики приготовили к просмотру, - как бы сам к себе обращаясь, вел дальше усатый лейтенант.

В то же время он, чуть присев и крутя головой из стороны в сторону, пристально рассматривал содержимое «Рафика», сквозь Дюма «отца».

Дверь «батискафа», усилиями его жителя с длинным скрипом, пронзившим шанхайскую ночь – закрылась. Алексей оказался между ночным фортом и беззащитным «Рафиком». Тут включился Григорий Васильевич:

- Та - это «сосалище» из дома, меня тут …- затараторил он, вываливаясь из кабины.

- Тише гражданин, тише, - начал останавливать его милиционер, видно уже догадавшись о крепком союзе между бусиком и «батискафом», - уже ночь, труженики отдыхают. До-ку-ментики пожалуйте, к просмотру…

- А, йи..бу вашу йоб, - про себя чертыхался Григорий Васильевич, копошась в брезентовой куртке, закинутой на переднем сиденье.

Приближающаяся тень со стороны парка привлекла внимание Алексея. Это был второй член милицейского патруля. Невысокий, худой с обвисшей не по размеру формой, он напомнил Алексею - персонажа из старого японского фильма Акира Куросавы. Персонаж, обойдя бесшумно микроавтобус с другой стороны, остановился между Гурским и багажной дверью. Две щелки под задранным козырьком фуражки, повернулись в сторону экспедитора.

«Кореец, - подумал Алексей».
В Советском Союзе, представителей этого этноса, полностью обрусевших и ассимилировавшихся в славянской среде, можно было встретить очень часто. Не только луковые поля и производство легендарной морковки, привлекали трудолюбивых корейцев. Но видимо и строгие «органы» были им не чужды.

- Здравствуйте инспектор, - первым заговорил студент. – Меня зовут Алексей, я помогаю старшему товарищу с автомобилем, вот застряли здесь немного.

- Сержант Пак, - сказал кореец, - и как бы исправляясь, добавил, - сержант патрульной службы, Малиновский район.

- Машина уже в почтенном возрасте, - немного разведя в сторону руки, добавил вежливый юноша.

В таких ситуациях, когда под угрозой оказывается вся твоя «территория», первое что нужно сделать – это отвести не прошенного гостя, на расстояние как можно дальше от своих владений. «Территорией» сейчас, являлся «Рафик» на половину забитый паленым алкоголем. Не прошенным гостем – милицейский патруль. Методом воздействия – отвлечение внимания. «Не бусик и его содержимое, а ситуация с дорожным затором, сейчас должна поселится в голове у сержанта, - ровно и спокойно привела готовый алгоритм память».

Первые приобретенные знания из умных книжек, из раздела - по психологии влияния, сейчас получали свое практическое воплощение.

Пак осмотрел внимательно автомобиль.

- Очень старый, но когда-то был - «скорый», - жизнеутверждающе сказал сержант, не меняя выражения лица.

Алексей знал способность азиатов замирать в любой ситуации: будь-то юмор, будь-то вести с фронта. Нужно было становится на его волну. Сделав шаг к «Рафику», он продолжил:

- Это его - «кинцуги»… его – золото ран и трещин…

Пак впервые пристально вгляделся в лицо собеседника. Искорки блеснувшие из узких щелок глаз, говорили о крайнем интересе, вспыхнувшем в душе патрульного.

Казалось, что после этой фразы, даже перепаянный во всех местах «Рафик», приподнялся чуть вверх на своих рессорах.

- Э-э, не, Григорий Васильевич, тут еще и талончик техо-о-смотра требуется, - слышался сбоку плывущий голос лейтенанта Мындру.

- Есть б..ля он у меня, у сына нах.. остался…

«Ну, Дюма «отец», хоть и без талона ездит, но не дурачек – точно. За «батискаф» ничего не пиз..данет, думаю догадается съехать на даму с «девятки», мол, из-за нее тут встрял, - вступила в деловое русло память, поддерживая Алексея».

- Эта бл..ядь, лярва стала тут и закрыла весь проезд к ебе..ней матери, - дальше сокрушался Григорий Васильевич.

«О! – Оно! На нее все, на - мадаму сейчас надо валить (да, простят меня все женщины планеты), - подумал быстро Алексей».

- У всего, как живого так и не живого - должна быть вторая жизнь, чтобы не случилось, говорил дедушка Ким, нам еще в детстве, - размеренно в тон Паку вел Алексей. – Они корейские переселенцы, еще с 40-х годов, с Дальнего Востока в нашей деревне были, – как бы поясняя происхождения дедушки Кима, закончил юноша.
Все истории связанные с корейским этносом, приходилось придумывать на ходу.

- Искусство «кинцуги», очень почитаемо у моего народа, – важно сказал кореец-сержант, еще советской милиции. – Где бы ни находился человек и чем бы, не занимался.

Потом немного вытянулся и добавил:

- Части разбитого кувшина мои предки скрепляли золотым клеем, в знак уважения к упавшему предмету… и становился он от этого - только краше и крепче. С оступившимся человеком, нужно так же поступать…

- Угу, и дедушка Ким, то же так говорил, - кивнул вниз головой, маленькому милиционеру в знак согласия Гурский.

«Память на ухо съязвила: - Во свезло ментам в «малиновской» конторе с корейцем, так - свезло. За что же жить тогда, бедному патрульному?»

Сержант Пак сейчас, здесь на шанхайском отшибе Одессы, почувствовал всем своим существом, правильность древней восточной истины, о том, что: «Путь – это прежде всего пространство, не имеющее привязок ко времени, возрасту и месту службы человека. Истинна может проявиться - в любой ситуации, если ты к ней готов».
И, ни милицейская форма, ни начальник молдаванин Мындру, ни мат остановленного водителя не станут тому помехой. Вот так просто, образованный молодой человек, может помочь убедится тебе в правильности заложенного далекими предками кода – кода, Великого жизненного пути корейского народа!

Возглас старшего по званию лейтенанта, отвлек задумавшегося сержанта и сосредоточенного студента от их вечных истин.

- От, голубцы ж твою мать, пообедал на свою голову, пол дня бегаю…- роптал тот. – Пак! Ко мне, - проверь тут все, я сейчас.

И быстро покинул компанию у «Рафика», на ходу вприпрыжку, расстегивая ширинку.

- Та, это пи..здец ему, пока не выдрыстается до самой головы… - философски подметил Дюма «отец», проведя взглядом диск фуражки Мындру.

Представитель «мини-холдинга», в торговой точке у шанхайской пятиэтажки, предусмотрительно погасил свет.

Маленький Пак, молча с отрешенным взглядом, подошел к Григорию Васильевичу. Тот, заговорил:

- Я йи-бу, что ли. Чего она так стала… Пиз..да за рулем, то бида…

Алексей в это время, быстро открыл боковую дверь бусика и достал из-под сидения две бутылки «Аиста».

Сержант перевел взгляд на подошедшего студента. Дюма «отец» продолжал речь в том же духе, но корец в милицейской форме казалось, стал сейчас самим воплощением величия духа и безмятежности.

- … йи-бу вашу йоб, - заканчивал очередную фразу разговорившийся «шофер нах».

На немой вопрос из узких глаз, Алексей ответил жестом: «Ему!» - указывая в сторону характерных звуков из-за кустов.

Появившийся лейтенант, охая и кряхтя скомандовал Паку:

- Вези меня домой «Панасоник», все - отработался…Что здесь – решили?

Алексей в один шаг, оказался у Мындру:

- Это Вам - скрепляет, - коротко сказал парень, протягивая две бутылки, страдающему командиру патруля.

Тот взял быстро, и махнул рукой так, как будто хотел сказать: «Что сразу не могли догадаться?»

- Товарищ сержант! – потом, почти официальным тоном, Алексей обратился к Паку. – Помогите пожалуйста, освободить нашу машину.

Для полного драматизма, в разыгравшейся перед бывалым «Рафиком» ситуации, не хватало только - глубокого восточного поклона с ровной спиной, в сторону товарища сержанта. Но, Гурский решил все-таки, не переигрывать.

Маленький кореец, приподняв высоко подбородок, проследовал первым к «бобику». Он шел к желтой машине с синей полосой, как пилот-камикадзе к своему самолету – «зеро». Что хотел предпринять сержант Советской милиции, в этой ситуации, сразу не смогли понять ни Алексей, ни Дюма «отец», ни остановившийся с двумя бутылками коньяка - лейтенант Мындру…

Пак повернул ручку двери УАЗ-ика, замер перед открытой кабиной и четким жестом правой руки - включил сирену вместе с мигалками на крыше «бобика» на всю мощность.

Командирскую фразу, из-под пышных усов: «Ты что – оху..ел!?» - можно было прочесть только по губам.

Маленький человек в милицейской форме, под бликами сине-белых мигалок и дикий вой сирены, сейчас действительно напоминал лучшие образы, которые мог создавать только - Акира Куросава. Выражение лица с тонкими чертами, будь сейчас рядом великий Мастер, могло бы стать символом поколения всего Азиатского континента в целом.

Расчет был точным. В жилом здании рядом, почти в каждом окне зажегся свет. «Батискаф», даже в этой ситуации, не подал признаков жизни… Под маты и крики жильцов, выбежала полураздетая хозяйка «девятки» и следуя указаниям Пака, перепарковала свой автомобиль в другое место.

Ночной экипаж Одесской милиции, с полученными «лекарствами» для лейтенанта Мындру и пережившим приход «сатори» - сержантом Паком, отбыл в дальнейшем, только ему известном направлении.

А наш, работяга - «Рафик», обласканный вниманием восточных традиций, благополучно закончив весь развоз, через пару часов свистнул тормозами у никогда не спящего подвала-офиса.

Так, знания - полученные в учебном заведении, философских книжках и в исторической литературе, помноженные на способность Алексея собирать воедино все истинны вместе в необходимую мозаику, помогли дуэту из микроавтобуса пройти все трудности этой ночью.

Дальше мокрый ноябрь, переходил в снежно-морозный декабрь 1991 года.

Чередуя ночи развоза товаров народного потребления - в одной кабине с «одесскими Дюма», и с ночами в одной постели с - Аленой «Искренней», Алексей Гурский вместе со всем миром приближался к новой эпохе, эпохе, начало которой положил наступающий – 1992 г.