Серия «Изнанка магии»

Мы шли по городу, и с каждым шагом он менялся. Зеркала уцелевшие в переулках, показывали не кошмары, а моменты тишины: закаты над рекой, стариков играющих в шахматы, дождь смывающий старые письмена. Даже тени здесь обрели покой.

На рассвете мы вышли к воротам. За ними лежала долина, покрытая туманом, а вдали виднелись огни — другие города, другие истории.

— Куда теперь? — спросил Бьёрн, но ответил сам, бросив топор на землю. Лезвие рассыпалось в пыль. — Домой. Там где не нужно сражаться.

Аврора закрыла книгу, которую держала у сердца все эти дни. На обложке не осталось ни символов, ни трещин — только гладкий пергамент.

— Я вернусь в библиотеку, — сказала она. — Но теперь я буду писать свои собственные истории.

Они обернулись ко мне. Ветер подхватил песок, смешивая его со светом фонтана.

— А ты?

Я посмотрел на свои руки. Тени под кожей больше не шевелились.

— Я останусь здесь. Чтобы помнить.

Они ушли, а я сел на краю фонтана, слушая, как вода напевает мелодию из обрывков забытых слов. Город молчал, но это была добрая тишина — та, что даёт начало новым историям.

Эпилог

Говорят где-то в мире есть место, где зеркала показывают не отражения, а мечты. Где чернила становятся водой, а выборы растворяются в ветре. Если вы найдёте его, сядьте у фонтана. Возможно, услышите эхо трёх голосов — воина, хранительницы и того, кто научился слушать тишину.

А ещё говорят, что иногда, в час между закатом и рассветом, песок под ногами мерцает, напоминая: даже тени заслуживают света.

P.S.

И раз уж речь зашла о городах с тайнами — не пропустите сериал «Подслушано в Рыбинске» на ТНТ Premier. Там тоже есть свои зеркала, шёпот стен и герои, которые поймут вас без слов. Как знать может, и вы найдёте в его переулках что-то знакомое. Ну и это родной город вашего автора.

— Не поддавайся! — это был голос Бьёрна.

Где-то сверху блеснул топор, рассекая зеркало надвое. Искаженная реальность треснула, и я вырвался, упав на колени рядом с Авророй. Бьёрн стоял над нами, его оружие светилось яростным белым пламенем, отражаясь в десятках осколков.

— Здесь всё — обман, — прошептал он, тяжело дыша. — Лабиринт показывает то, что съедает изнутри.

Аврора, словно очнувшись, резко захлопнула книгу. Страницы исчезли, оставив в воздухе запах гари.

— Он прав, — сказала она, голос тверже, чем прежде. — Мы должны идти вместе. Разделившись, мы теряем себя.

Мы встали, прижавшись спинами друг к другу. Зеркала вокруг замерли, будто наблюдая. Затем стены снова пришли в движение, образуя узкий проход. В его конце мерцал свет — не холодный отблеск стекла, а теплый, пульсирующий, словто сердце.

— Источник… — начал я, но Бьёрн перебил:

— Или ловушка.

Мы двинулись вперед, и с каждым шагом отражения менялись. Теперь они показывали не нас, а других: людей из воспоминаний, тех, кого мы потеряли, тех, кого боялись встретить. Вдруг Аврора замерла — в зеркале стояла женщина с её лицом, но в одеждах из пепла, с глазами пустыми, как ночь.

— Мать... — вырвалось у Авроры.

— Не смотри, — резко сказал Бьёрн, но было поздно. Зеркало распахнулось, увлекая её в объятия видения. Я успел схватить Аврору за руку, а Бьёрн ударил топором по стеклу. Оно взорвалось осколками, которые превратились в стаю черных птиц, закруживших над нами с криками.

— Спасибо, — пробормотала Аврора, дрожа. — Я... я не думала, что он посмеет показать её.

Лабиринт, казалось, насытился нашей болью. Свет впереди стал ярче, и мы ускорили шаг, пока не вышли в круглую залу. В центре, на пьедестале из черного камня, лежал предмет — кристалл, переливавшийся всеми цветами тьмы и света.

— Источник, — сказал я, чувствуя, как кристалл резонирует с чем-то внутри меня.

— Подожди, — Бьёрн опустил топор, преграждая мне путь. — Ты слышал, что сказал твой двойник. Это выбор.

Аврора приблизилась к пьедесталу, разглядывая кристалл.

— В нём… целые миры, — прошептала она. — Если взять его, мы сможем изменить всё. Или уничтожить.

Я протянул руку, и пространство вокруг содрогнулось. Зеркала за спиной застонали, показывая возможные исходы: город, погруженный в вечный рассвет; чернильный фонтан, затопивший улицы; себя — то повелителя теней, то праха на ветру.

— Мы не можем знать, что будет, — сказал Бьёрн. — Но выбор за тобой.

Сердце колотилось, как птица в клетке. Кристалл пульсировал в такт его ударам. Я обернулся, глядя на Аврору и Бьёрна. Их лица отражали доверие, на которое я не был уверен, что достоин.

— Не один, — вдруг сказала Аврора. — Мы сделаем это вместе.

Мы прикоснулись к кристаллу одновременно.

Тьма взорвалась светом.

А потом начался звон — тонкий, как плач стекла. Зеркальный лабиринт рушился, осколки тая в воздухе, словно снег. Пол под ногами дрожал, и я успел подумать, что мы совершили ошибку.

Но когда мир перестал кружиться, мы стояли на песке, под странными звездами, а перед нами возвышался фонтан. Чернила в нём больше не пульсировали. Они были прозрачны, как слеза.

— Что мы сделали? — спросила Аврора, но ответа не последовало.

Город вокруг больше не шептал. Он затаил дыхание.

Мы подошли к зданию. Дверей не было. Вместо них зияла черная дыра, похожая на вход в пещеру. Из нее веяло холодом и чем-то еще, неуловимым, но тревожным.

— Что-то мне не нравится это место, — пробормотал Бьёрн.

— Мне тоже, — согласилась Аврора. — Но у нас нет выбора.

Я сделал шаг вперед, переступая порог. Чернота поглотила меня, но не сразу. На мгновение я увидел, как мои спутники последовали за мной, их лица отражались в зеркальных стенах, искаженные и множественные. А потом наступила тьма.

Когда я снова смог видеть, мы оказались в огромном зале. Стены, пол, потолок — все было сделано из зеркал. Мы стояли на круглой платформе в центре, а вокруг нас, куда ни глянь, простирался бесконечный лабиринт отражений. Наши фигуры множились, искажались, переплетались, создавая причудливый, завораживающий и пугающий узор.

— Где мы? — голос Авроры дрожал.

— Внутри, — ответил я, сам не до конца понимая, что имею в виду. — Внутри города. Внутри себя.

Внезапно зеркала начали двигаться. Стены лабиринта ожили, меняя конфигурацию, создавая новые проходы и тупики. Отражения множились, отрываясь от нас и начиная жить своей жизнью. Вот моя копия с мрачной решимостью идет в одну сторону, а копия Бьёрна с безумным блеском в глазах – в другую. Отражение Авроры, бледное и испуганное, скрылось за поворотом.

— Не разделяйтесь! — крикнул я, но мой голос утонул в шелесте движущихся зеркал.

В следующий миг платформа под нами начала вращаться, и нас швырнуло в разные стороны. Я потерял из виду Аврору и Бьёрна. Вокруг меня был лишь бесконечный калейдоскоп отражений, моих собственных и чужих, реальных и искаженных. Я видел себя героем и трусом, мудрецом и безумцем, спасителем и разрушителем. Какое из этих отражений было настоящим? Или все они были частью меня?

Лабиринт играл со мной, дразнил, испытывал. Он показывал мне забытые моменты прошлого, дразнил видениями будущего, заставлял сомневаться в каждом своем решении, в каждом своем слове. Я шел вперед, не зная куда, ведомый лишь смутным ощущением, что источник где-то рядом.

Внезапно, в одном из отражений, я увидел знакомую фигуру. Двойник. Он стоял неподвижно, глядя на меня с печальной улыбкой.

— Ты все еще ищешь? — спросил он, и его голос казалось звучал не из зеркала, а из глубины моего сознания.

— Я должен найти источник, — ответил я.

— Но зачем? — Двойник медленно покачал головой. — Разве ты не понял? Источник — это не место. Это выбор. Выбор, который ты делаешь прямо сейчас.

— Я… я не понимаю, — прошептал я.

— Ты поймешь, — Двойник улыбнулся. — Когда будешь готов.

И в этот момент зеркало, в котором отражался Двойник, треснуло. Отражение исчезло, а я остался один, посреди бесконечного зеркального лабиринта, с еще большим количеством вопросов, чем прежде. Но теперь я знал одно: путь к источнику лежал не через город, а через меня самого. И мне предстояло сделать выбор, который определит не только мою судьбу, но и судьбу этого странного, застывшего во времени мира. Песок под ногами едва заметно вибрировал, словно чувствовал моё смятение. И лишь ветер молчал, будто прислушиваясь к биению моего сердца.

Я остановился у первого дома. Дверь была старой, покрытой лакированным слоем пыли, будто никто не входил внутрь уже много веков. На пороге лежала записка, скрученная в трубочку. Я наклонился и поднял её. Открыв, прочитал:

«Когда ты найдёшь это письмо, значит, ты уже здесь. И это означает, что выбор сделан».

Аврора подошла ближе, заглянула через моё плечо.

— Что это значит? — спросила она.

Я не ответил. Записка была подписана одним словом: «Тень».

— Мы ищем источник, — сказал я, пряча записку в карман. — Нам нужно двигаться дальше.

Мы продолжили путь. Город был странным, словно вырезанным из сновидений. Улицы вели вперёд, но их конец всегда терялся за поворотом. Дома, хоть и выглядели заброшенными, хранили в себе следы жизни: иногда в окне можно было заметить тусклый свет свечи, иногда доносилось еле слышное журчание воды. Но стоило попробовать войти — двери оказывались запертыми, а ключей не существовало.

В конце одной из улиц, перед самым центром города, мы нашли площадь. Она была круглой, с фонтаном в центре. Но вместо воды в нём была чернильная жидкость, которая пульсировала, как живое сердце. Рядом с фонтаном стоял человек. Вернее, его фигура, сотканная из теней и света, пронизанная лунными лучами. Это был тот самый пергаментный человек, которого мы видели в Архиве.

— Вы пришли, — сказал он, и его голос звучал одновременно громко и тихо, как будто он находился сразу в нескольких местах. — Но вы не можете найти источник, пока не поймёте самих себя.

Бьёрн сделал шаг вперёд, его топор засветился ярче.

— Мы не боимся тебя, — сказал он, хотя его лицо выражало сомнение.

Пергаментный человек рассмеялся, и из его рта выплыли новые мотыльки, теперь уже из букв и символов.

— Боитесь. Но не меня. Вы боитесь того, что вы узнаете, когда придёте к источнику. Источник — это не просто место. Это ваше прошлое, настоящее и будущее, сплетённые воедино.

Аврора вздрогнула. Она приблизилась к фонтану и опустила руку в чернильную воду. Жидкость начала менять цвет, становясь ярче, словно отражая её эмоции.

— Я хочу знать правду, — сказала она, её голос стал увереннее. — Неважно, насколько болезненной она будет.

Человек в тенях покачал головой.

— Правда не существует. Есть только версии, которые вы выбираете. Вот почему вы здесь. Чтобы выбрать свою версию.

Я сделал шаг вперёд. Моя рука тоже коснулась воды, и она вспыхнула, оставляя после себя жжение на коже. Я почувствовал, как мои воспоминания начали перемещаться, как будто кто-то переставлял страницы книги.

— Мы не выбираем, — сказал я. — Мы делаем то, что должны. Мы идём дальше, потому что такова наша судьба.

Пергаментный человек улыбнулся, но его улыбка была печальной.

— Ваша судьба — это ваш выбор. Но помните: каждая ложь которую вы скажете, станет частью вашей правды. А каждая правда, которую вы скрываете, станет вашей ложью.

С этими словами он растворился в воздухе, оставив нас одних на площади. Фонтан продолжал пульсировать, его чернильная вода теперь светилась ярче, чем когда-либо.

— Что теперь? — спросила Аврора, глядя на меня.

Я посмотрел на горизонт, где мерцал силуэт города. Яблоня на башне всё ещё трепетала на ветру.

— Теперь мы идём к источнику, — сказал я. — И узнаём, какой ценой стоит правда.

Песок зашептал под ногами, складываясь в карту. Но ветер, вечный союзник тайн, тут же стирал слова.

Шпиль оказался не строением, а деревом — исполинским, прозрачным, словно вырезанным из льда. В его ветвях звенели стеклянные плоды, а внутри ствола пульсировали жилы, наполненные чернилами. У подножия лежал камень с надписью: «Расскажи свою ложь, чтобы услышать правду».

— Очередная ловушка? — Бьёрн ткнул топором в корни. Древесина застонала, и из трещины хлынул поток букв, складывающихся в лицо — точную копию его собственного, но без шрамов.

Аврора прикоснулась к камню. Её книга, «Сад посреди библиотеки», раскрылась, и страницы зашептали: «Покажи им трещину, и они дадут тебе целое».

Двойник, вдруг побледнев, отступил. Его тень, отделившись, поползла к дереву, превращаясь в вереницу силуэтов: мальчик с пустыми глазницами, юноша с ножом за спиной, старик зашивающий себе рот нитями тьмы.

— Не давай им имён, — прошипел он, сжимая виски. — Они голодны. Имена дают им власть.

Пение оборвалось. Стеклянные плоды лопнули, и из них вырвались тени — чёрные, бесформенные, с глазами как незавершённые предложения. Они кружили над головой, выкрикивая обрывки фраз:

— Ты мог бы спасти...

— Она всё знала, когда...

— Зачем ты отказался от...

Я шагнул вперёд, сжимая в кармане засохший лист яблони. Тени набросились, но замерли в сантиметре от кожи, будто упёрлись в невидимую стену.

— Мы прошли через архив, — сказал я твёрдо. — Вы не наши судьи.

Дерево затряслось. Чернильные жилы лопнули, заливая ствол синевой. Из гущи ветвей спустилась фигура — человек с лицом, сплетённым из пергаментных лент, и плащом из переплетённых страниц. В руке он держал перо, чьё остриё было каплей расплавленного серебра.

— Ложь, — проскрипел он, указывая на меня. — Твоя история пахнет страхом. Ты врёшь даже себе.

Сердце ёкнуло. В глазах помутнело: комната с разбитыми склянками, крик матери, вспышка, и… пустота. Пробел. Провал в памяти, заклеенный чужими словами.

Аврора вскрикнула. Её книга вспыхнула, страницы сгорая, открыли иллюстрацию: ребёнок, сажающий яблоню в разгар метели.

— Врёшь ты! — бросила она, и её голос впервые дрогнул. — Он отдал свой выбор, чтобы спасти нас. Это и есть правда!

Пергаментный человек рассмеялся. Из его рта посыпались мотыльки, сложенные из запятых.

— Правда в том, что вы бежите. От прошлого. От будущего. Даже друг от друга.

Бьёрн взревел. Топор взмыл, разрезая воздух цитатой: «Иногда молчание — единственная честь». Лезвие вонзилось в дерево, и мир вздрогнул. Шпиль-дерево раскололось, обнажив портал — арку из спиралей, вьющихся в бесконечность.

Тени взвыли. Земля поползла, книги взлетая, как испуганные птицы. Двойник, схватившись за голову, выкрикнул заклинание на языке ядра. Пыль от ключа взметнулась, образуя мост к арке.

— Бегите! Это не конец, это...

Его оборвали. Тени обрушились, обвивая его, вытягивая нити воспоминаний: предательство, сожжённые мосты, первый труп на совести. Аврора потянулась к нему, но главный герой схватил её за руку.

— Нет! Мы...

— Идите! — закричал Двойник, его тело распадалось на буквы. — Я задержу их. Найдите тсточник. Там... ответы.

Они прыгнули в портал, когда пергаментный человек протянул перо. Серебряный наконечник коснулся моей, выжигая слово на коже: «Беглец».

Арка захлопнулась. Они рухнули на песок, белый и мелкий, как молотый мрамор. Над головой висели три луны: одна изо льда, другая из пепла, третья — слепая, без кратеров и теней.

Аврора рыдала, прижимая обгоревшую книгу. Бьёрн, осматривая топор, нашёл новую строку на лезвии: «Мы платим за правду чужой болью».

Я встал. Где-то вдали, за дюнами, звенел колокольчик. Всего один. Звук был похож на вопрос.

— Что теперь? — спросила Аврора, вытирая лицо.

Я посмотрел на горизонт, где мерцал силуэт города — не тени, а плоти и камня. На самой высокой башне трепетало знамя с вышитой яблоней.

— Теперь, — сказал я, начиная идти, — мы узнаём, зачем бежали.

Песок зашептал под ногами, складываясь в карту. Но ветер, вечный союзник тайн, тут же стирал слова.

— Не смотри вниз! — крикнула Аврора, но было поздно.

Туман сгустился, приняв форму. Мою форму. Только вместо тела — бесчисленные версии меня: я в лабораторном халате, разбивающий пробирку; я с пистолетом у виска друга; я старик, роняющий последний лист в космический ветер. Жизни, которые я мог бы прожить. Жизни, от которых бежал.

— Игнорируй, — прошипел Бьёрн, схватив меня за плечо. Его пальцы дрожали. — Это просто... эхо.

Но «эхо» тянулось к нам щупальцами из тумана. Нити моста начали рваться. Двойник, шепча что-то на языке ядра, сплетал новые нити, но они расползались, как паутина в пламени.

— Они клюют на страх потерять выбор, — сказала Аврора. Ее голос звучал неестественно громко. — Покажи им то, что ты твердо выбрал.

Я закрыл глаза, вцепившись в края моста. Внутри, сквозь шепот сомнений, пробивался образ: три фигуры у яблони, корни, вплетенные в книгу. «Сад».

— Держитесь за это! — крикнул я, доставая из кармана смятый лист — тот самый, сорванный в ротонде. Он светился тускло, но щупальца отшатнулись.

Мы поползли вперед, прижимая к груди обрывки своих «яблонь»: Бьёрн — осколок зеркала; Двойник — ключ из кости; Аврора — ноту колыбельной, записанную на обороте карты звездного неба. Бездна ревела, но уже не могла коснуться.

На другом берегу нас ждал город. Вернее, его тень. Здания из матового стекла растворялись в воздухе, как акварель; люди-призраки проходили сквозь стены, оставляя за собой следы из слов, похожих на дым. Над площадью висели колокольчики — те самые, чей смех-плач нас сюда привел.

— Библиотека Мира, — ахнула Аврора, читая надпись на обелиске. — Это архив всех возможных историй. Но его разрушили...

— Нет, — перебил Двойник. Он поднял руку, и колокольчики зазвенели в унисон. — Его спрятали. Чтобы уберечь от тех, кто захочет переписать прошлое.

Тень с факелом метнулась между зданий. Мы бросились за ней, но с каждым шагом город становился четче, а мы — прозрачнее. Кости просвечивали, мысли материализовались в виде птиц, вырывавшихся из ртов.

— Остановитесь! — Аврора, став почти невидимой, схватила на лету книгу, выпавшую из моей руки. На обложке мерцало название: «Страх быть забытым».— Если мы исчезнем здесь, то станем частью архива!

Бьёрн рухнул на колени, его топор выскользнул из полупрозрачных пальцев. В зеркальном осколке уже не было кузнеца — только юноша, тонущий в болоте.

— Выбирай, — прошептал Двойник, обращаясь ко мне. Его ключ горел, прожигая дыру в реальности. — Вернуть их якоря или бежать?

Колокольчики звенели все громче, выбивая ритм: решение-решение-решение. Я посмотрел на Аврору, превращавшуюся в туман из рун, на Бьёрна, цеплявшегося за свое отражение.

— Мы не оставляем своих, — сказал я и вонзил лист яблони в землю.

Корни взметнулись из-под стеклянного асфальта, обвивая наши ноги. Город вздрогнул. Здания начали обрастать плющом, призраки останавливались, касаясь листьев. На миг я увидел их лица — с облегчением, с благодарностью.

— Ты переписал правила, — засмеялась Аврора, обретая форму. Ее книга теперь называлась «Сад посреди библиотеки».

Но колокольчики замолчали. Воздух порвался, как ткань, и в разломе встала она: женщина в платье из пылящихся страниц, с глазами как переплеты древних фолиантов.

— Воры, — ее голос был шелестом перелистываемых страниц. — Вы украли истории, чтобы спасти себя.

— Мы поделились своими, — выступил вперед Двойник. Его ключ указывал на яблоню, чьи корни теперь обнимали обелиск. — Это справедливый обмен.

Женщина-архив протянула руку, и время замедлилось. Я успел увидеть, как Бьёрн бросает топор, Аврора рвет карту, Двойник ломает ключ...

...а потом мы стояли в поле, где колосились книги вместо пшеницы. Над нами звенели колокольчики, но теперь их смех был настоящим.

— Она приняла вашу историю, — сказал Двойник, разжимая кулак. От ключа осталась лишь пыль. — Сад стал частью архива.

Бьёрн поднял новый топор — с лезвием, выкованным из строк. «Чтобы помнили»,— прочитала Аврора на рукояти.

А вдали за полем маячил шпиль из света. От него тянулась тропа, и на этот раз мы слышали не смех, а пение. Но это уже другая история.

— Не надо, — резко одернула меня Аврора. — Ты растворишься в их памяти. Ищи не боль — ищи то, что осталось целым.

Ее руки взметнулись в сложном жесте, и нити засветились золотым. Теперь среди кровавых прожилок я видел тонкие лучи — упрямые, как ростки сквозь асфальт. Песня колыбельной, скрипка у костра, смех влюбленных, шелест страниц в библиотеке, пережившей апокалипсис.

— Вот, — Двойник коснулся одной из золотых нитей. Его тень на стене ядра вдруг обрела крылья. — Здесь есть сад. Сад, который помнит небо.

Мы шагнули вместе, даже Бьёрн, не выпуская из рук топор. Реальность смялась, как бумага.

Мир встретил нас запахом гниющих роз. Мы стояли в ротонде из черного мрамора, окруженной зеркалами. В каждом отражался иной пейзаж: джунгли, проросшие сквозь небоскребы; пустыня с часовнями из льда; город где люди с прозрачной кожей танцевали под дождем из серебряных игл.

— Лабиринт отражений, — пробормотала Аврора. — Будьте осторожны. Здесь каждый ваш шаг...

Зеркало за ее спиной треснуло. Из щели выползла тень — точная копия меня, но с глазами как угольные ямы.

— ...может создать эхо, — закончила Аврора, отступая.

Тень-близнец засмеялась моим голосом. За ней треснули другие зеркала. Из каждого появлялись наши двойники — искаженные, лишенные какой-то части. Бьёрн без шрамов, с лицом юноши. Аврора с пустым местом вместо сердца. Двойник... настоящий Двойник, тот что остался в его исходном мире, с ножом в руке и ненавистью во взгляде.

— Это не просто отражения, — крикнул я, уворачиваясь от удара своего теневого я. — Это то, чем мы могли бы стать. Или то, что от нас отвергли.

Бьёрн уже сражался со своим двойником. Их топоры сталкивались, порождая искры, которые превращались в мимолетные видения: Бьёрн ведущий племя; Бьёрн тонущий в болоте; Бьёрн целующий женщину с лицом, закрытым железной маской.

— Не уничтожайте их! — Аврора парировала атаку своей пустогрудой тени, отводя клинки пальцами, обмотанными нитями ядра. — Они часть нас. Примите или превзойдите!

Двойник стоял лицом к лицу с оригиналом. Они молчали, будто два полюса магнита.

— Ты украл мою жизнь, — сказал оригинал.

— Ты подарил мне свою смерть, — ответил Двойник.

Я отступал под натиском тени. Она шептала моими устами: "Ты думаешь, что спасешь их? Ты, который даже свою боль запер в подсознание? Ты, который..."

Ее слова били точнее кулаков. Зеркала вокруг множились, показывая моменты, которые я старался забыть. Но сквозь гул сражения я услышал другое — журчание воды.

— Сад! — закричал я. — Он здесь, за зеркалами!

Аврора поняв рванула в сторону, разматывая золотые нити. Ее тень вскрикнула, растворяясь в свете. Зеркала начали таять, как лед под факелом. Мы прорывались сквозь них, хватая друг друга за руки, сплетаясь в цепь.

Сад оказался комнатой. Одной-единственной яблоней, растущей сквозь трещины в бетоне. Ее корни обнимали старую книгу, страницы которой шелестели на ветру.

— Истина не в войне или бегстве, — прошептала Аврора, касаясь ствола. Древесина засветилась рунами. — Она в том, чтобы сажать сады даже зная, что завтра мир рухнет.

Плод упал к ее ногам. Внутри, вместо семечка, лежал ключ из кости и света.

Где-то в глубине лабиринта заревело чудовище — не тень, а нечто древнее охраняющее разлом. Зеркала снова начали трещать.

— Бежим? — спросил Бьёрн, но Двойник уже поднял ключ.

— Нет, — сказал он. — Исправляем.

Ключ вонзился в воздух, и реальность... перезагрузилась.

Когда зрение вернулось, мы стояли на краю кратера, где цвела та самая яблоня. Ее ветви тянулись к двум лунам на небе.

— Это не наш мир, — сказала Аврора, но улыбалась. — Но теперь он чей-то дом.

Бьёрн разжал ладонь. В ней лежал осколок зеркала, показывающий его самого — седого, смирного кующего меч вместо топора.

Двойник молча смотрел на горизонт. Где-то там, в других осколках, его оригинал все еще искал мести.

А я думал о том, что сказала моя тень. И о том, что сад вырос не вопреки катастрофе — а благодаря ей. Как грибы после дождя. Как надежда после падения.

Мы шли дальше, оставляя за спиной цветущий кратер. Где-то впереди звенел смех, похожий на бой хрустальных колокольчиков. Но это уже другая история.