Серия «Чувственность»

– В особых случаях, – отстранено пояснила врач, открывая дверцу шкафа.

«Ей идет белый халат. – Подумалось Жене. – И, вообще, чтобы ни надела, выглядит на ней элегантно и достойно. И стареет она… тоже с достоинством. Всем бы так выглядеть в шестьдесят плюс!»

– Галина Павловна, как вы это делаете? – задала Женя вопрос, когда благодарная, но назойливая посетительница покинула помещение.

– Делаю что?

– Все… это. Заставляете бросить пить. Восстанавливаете отношения супругов. Вытаскиваете невротиков из депрессии? Да даже сейчас вот… Взяли, и выпроводили прилипчивую тетушку. В два счета. И вообще. Все успеваете.

– Во-первых, я не «вытаскиваю», не «выпроваживаю» и уж тем паче, не «заставляю».

Женя покраснела, от сознания того, что сморозила глупость. В очередной раз.

– У меня просто не хватило бы сил на столь активные действия. И помочь я могу только тем, кто того искренне хочет, – продолжила, как ни в чем не бывало, ее кумир. – Во-вторых, есть специальные приемы, помогающие расставлять смысловые акценты. Ты, как я вижу, уже научилась различать некоторые из них. Молодец.

Женя зарделась от похвалы. Ей слова одобрения приходилось слышать не часто. Да и с чего? Ничем не примечательная студентка медучилища, так, серединка на половинку. По окончанию устроилась работать в ближайшую поликлинику медсестрой к участковому терапевту. А та уже рекомендовала ее Галине Павловне, своей бывшей однокурснице. Женю необременительная подработка по вечерам более чем устраивала. Хотя она не могла взять в толк, зачем вообще частно практикующему психотерапевту в арендованном у бизнес-центра кабинете нужен ассистент.

– В-третьих, я успеваю все потому, что ценю время. Не позволяю себе разбазаривать его. И не скуплюсь на оплату людей, помогающим мне экономить единственный не возобновляемый ресурс.

Женя даже вздрогнула. Уже не первый раз она ловила себя на мысли о том, что эта удивительная женщина отвечает ей на еще не заданный вопрос.

– И мысли я не читаю. Не беспокойся. – Галина Павловна повесила халат на плечики и уже намеревалась накинуть пальто. Взгляд Жени зацепился за плетеное украшение поверх фиолетовой блузки. Раньше его скрывал халат. В ожерелье вроде бы не было ничего особенного. Обычное переплетение нитей, пропущенных через просверленные миниатюрные бусинки из полированного дерева, без намеков на золото или драгоценности. Но оно странно, будто магнит, притягивало взгляд. – Просто стараюсь подмечать мелкие детали. И делать на основе наблюдений выводы.

– Как Шерлок Холмс? – робко спросила ассистентка. – У него тоже со стороны на волшебство и мистику похожи умозаключения. А когда все объяснит, – вроде все легко и понятно.

– Точно так. Элементарно, мой драгоценный Ватсон! – тепло улыбнулась ей начальница. И тут же, стоило им пересечься взглядами, в ее глазах что-то переменилось.

– Рассказывай, – поместив сложенное пальто на кушетку, Галина Павловна уселась рядом.

– О чем? – удивилась Женя.

– О том, что случилось сегодня. С утра. И длится уже не одну неделю.

Между фразами Женя уловила микро паузы. Она понимала их предназначение. Похожим способом фокусник в цирке, взяв за запястье, ведет выбранного зрителя к загаданному тем мысленно ряду и месту. Тонко отслеживая изменения пульса и ответных реакций тела, иллюзионист создает впечатление реальности телепатии. Публика обожает такой обман. Действительно, кому интересен «эксперимент, основанный на естественных физиологических реакциях организма»? Вот чудо… Чудо другое дело.

– Я… я не хотела бы…

– Выносить сор из избы, – довольно жестко закончила за нее фразу доктор. Женя хотела сказать совсем не то. Но смысл был уловлен верно. – Вынеси сор из головы. Немедленно! Рассказывай.

И она не посмела ослушаться. Слова потоком полились из нее, будто открылась задвижка плотины, и вода, мутная и застоявшаяся, сразу же пришла в движение, устремляясь в низину.

– А он говорит… «рыбья кровь»! – с отчаянной обидой на мужа почти выкрикнула девушка. – Соленая слеза, как и утром, скатилась из уголка глаза, проложив тропинку по щеке.

– Мы же с тобой уже три месяца знакомы. Почему раньше не сказала? – Галина Павловна снова была само сочувствие. Сталь из голоса исчезла, и было даже неуместно вспоминать, что она звенела натянутой струной лишь минуту назад.

– О чем? Что муж со мной спать больше не хочет? Потому что я… я… холодная? Как рыба?

Слезы хлынули потоком.

Кто-то постучал в дверь. Галина Павловна сама вышла к внеурочному посетителю. Им оказался рабочий, пришедший налаживать доводчик.

– Так, договорить нам здесь с тобой не дадут. Такси я уже вызвала. Едем ко мне, – подытожила рабочий день женщина.

Женя по пути не забыла прихватить и яркий пакет последней посетительницы. Через полчаса они были уже у Галины Павловны.

Квартира доктора оказалась самой обыкновенной, без претензии на роскошь. В гостиную хозяйка Женю не пригласила, и та, проходя на кухню, лишь скользнула взглядом по фото на стенах. На них еще молодая Галина бы ла запечатлена с мужчиной постарше. Кажется, военным.

– Располагайся! – Галина Павловна поставила чайник.

– А пакет?

– Что пакет?

– Куда поставить?

– Давай посмотрим, что в нем? Обожала в детстве распаковывать подарки под елкой! Сейчас, правда, не Новый Год. Да и подарки не те. Но все же!

Пакет содержал стандартный набор. Дорогое вино. И коробку конфет.

– С чаем успеется. – Галина отставила с плиты заливисто засвистевший чайник. – Попробуем?

На столе появились бокалы. Вино плеснуло в стекло. Зашуршал целлофан вскрываемой коробочной обертки.

Спустя четверть часа в длинное горлышко опорожненной бутылки, захмелевшей изрядно Женей была уже вставлена одинокая гвоздика из вазы.

– Произведение… искусства, – полюбовавшись результатами своего труда, заключила ассистентка доктора.

– Несомненно! – откликнулась Галина. – А тебе нравится мое ожерелье?

– Да! Очень! – выказала несколько преувеличенный восторг Евгения. Хотя украшение ей и правда понравилось. Еще там, в кабинете. – Хэнд мейд? Ручная работа?

– Именно так.

Галина Павловна задумчиво изучала Женю. Умная девочка. Порядочная. Скромная и добрая. Почему таким часто не везет в жизни? И есть ли шанс помочь им? Если бы перед ней была рядовая пациентка, она бы уже задействовала привычные методы. Но девушка перед ней была мало того, что умной, хоть и захмелевшей. Жене еще и стали известны ее маленькие хитрости, применяемые для направления сознания субъекта в избранном психотерапевтом направлении. Хотя… было еще одно, очень редко применяемое ей средство.

– Где купили? На выставке художественных промыслов? – решила уточнить Женя. Ее несло, и ум готов был занять себя, чем угодно. Только бы не возвращаться к болезненной теме.

– Нет. Я могу рассказать. Но только если ты дашь слово, что никто не узнает.

– Я? Я могила, – подсознательно подражая мужу, Женя стукнула себя кулаком в грудь.

– Это фамильный секрет.

– Правда?

– Да. Особое плетение нитей.

– За…, – икнула Женя на полуслове. – Зачем?

– Для лада в семье. И женской привлекательности, – тихо произнесла хозяйка. – Своеобразная магия.

– Магия? – сдвинула бровки Женя, – И как, работает… магия?

– Более чем! – лаконично, но твердо откликнулась Галина Павловна.

– А дайте примерить..., – руки Женечки вне участия сознания потянулись к шее собеседницы.

– На тебе не сработает, – не отстраняясь, еще тише ответила женщина.

– Па… Почему?

– Плести надо самой.

– А если я не умею… плести?

– Все когда-то не умели, – вздохнула Галина.

– Жизнь научит? – ляпнула первое, что пришло на язык, Женя. И тут же смутилась. И своего нелепого посягательства на ожерелье. И этого банального «жизнь научит».

– Нет, милая Женечка. Не научит. Я же говорю. Фамильный секрет. От поколения к поколению. От женщины к женщине. От матери к дочери.

– А вы? Вы передали… дочери? – балансируя на грани здравого смысла и опьянения, спросила гостья.

– Я нет. Мне некому было передать. У меня один сын, – взгляд Галины подернулся легкой грустью.

– А мне… Мне могли бы передать? Научить… магии? – сознание Жени, лишенное обычной сдержанности, упрямо держалось на плаву, пытаясь ухватиться за подвернувшуюся соломинку. Сердце учащенно билось под пристальным оценивающим взглядом Галины Павловны.

– Ты не из моего рода. Но можно попробовать. Только помни. Об этом не должен знать никто. Вообще никто. Ясно?

– Да. – поспешно согласилась с кодексом молчания Женя. Во рту моментально пересохло от нетерпения и предвкушения. – Сейчас?

– Вытяни вперед руки. Растопырь пальцы.

Женя тут же, едва не опрокинув бутылку синего стекла с воткнутой гвоздикой на столе, исполнила требуемое.

– У тебя пальцы дрожат. В плетении нужна точность. И даже некоторая строгость.

– Так что же, у меня не получится? – чуть снова не разревелась Женя.

– Все получится, – убежденно возразила хозяйка. – Но чуть позже.

Она еще раз внимательно окинула гостью взглядом. Поняла, что второго шанса может и не случиться, и надо ковать железо, пока то не остыло.

– А нынче я все сделаю сама. А ты смотри и учись. Молчи и чувствуй. Ничего не спрашивай, не перебивай. – Она взяла девушку за руку, отвела, двигаясь больше по памяти и на ощупь, в темную гостиную. Усадила перед зеркалом. И только после этого щелкнула выключателем маленького ночника, воткнутого в розетку у прикроватной тумбочки.

«Эх, жаль, свечи нет! – подумалось ей между делом, – для создания атмосферы не помешало бы. Ну, да что есть, то есть!»

Желтоватый рассеянный свет забрезжил в комнате, отразившись в овале зеркала.

– Распусти волосы. Прикрой глаза.

Женя послушно сняла резинку с «конского хвоста».

Пальцы Галины Павловны, вставшей позади нее, принялись за неспешное плетение под успокаивающий, напевный речитатив старославянского заговора. Женя полностью отдалась на милость этих ритмично накатывающих волн. Этого ощущения натяжения и освобождения прядей. Власти творимого во вполне современной квартире древнего языческого ритуала.

Когда ей разрешили открыть глаза, она не узнала девушку в отражении. Миловидная, но дерзкая, мягкая, но решительная, сильная, но чувственная незнакомка взирала на нее из-под слоя амальгамы.

*

Женя вернулась домой под недовольное ворчание мужа из спальни. Она сбросила обувь, прошла в ванную, и вновь оказалась перед зеркалом. Ей надо было убедиться, что волшебство не развеялось по пути. Не осело цветочной пыльцой с крыльев феечки в салоне авто или на ступеньках лестничных пролетов. Отражение по-прежнему казалось ей чужим, будто это была не она, а кто-то другой. Она медленно провела рукой по лицу, как будто опасаясь наткнуться на маску. И тут что-то изменилось. Женя почувствовала легкое покалывание, словно тысячи крошечных иголочек касались тела. Она замерла, наблюдая, как кожа начинает светиться мягким, золотистым светом.

Женя закрыла глаза и глубоко вдохнула. Когда она открыла их снова, в зеркале перед ней стояла уже не та невзрачная девушка, которую она видела каждый день. Ее волосы, раньше тусклые и непослушные, теперь блестели, как шелк, ниспадая на плечи мягкими волнами. Ее глаза, которые раньше казались обычными, теперь светились изнутри, как янтарь, поймавший последние лучи заката. Ее кожа, раньше бледная и неказистая, теперь сияла здоровым, теплым светом, словно она только что вернулась с пляжа, где солнце ласкало ее своим теплом.

Она медленно провела руками по телу, чувствуя, как каждая клеточка оживает. Ее пальцы скользнули по шее, плечам, груди, и она почувствовала, как ее дыхание становится глубже, а сердце бьется быстрее. Она была прекрасна, и она знала это. Женя улыбнулась своему отражению и медленно повернулась, чтобы выйти из ванной. Она чувствовала себя новой, свободной, готовой к тому, чтобы показать, кто она на самом деле.

Она прошла в спальню, подошла к кровати и села на край, чувствуя, как ее тело расслабляется. Медленно провела руками по бедрам мужа, чувствуя, как все его тело реагирует на прикосновение. Это было ново… Ново и здоровО! Она закрыла глаза и позволила себе насладиться моментом, чувствуя, как ее тело вибрирует в ожидании действия, как будто оно только что проснулось от долгого сна.

Женя сама наклонилась для поцелуя. Нашла губами колючую щеку. Мужская рука нетерпеливо сжала ее грудь.

– Ну наконец-то, мышонок! – услышала она низкое рычание мужа. И не удержалась от вскрика, когда он почти борцовским движением повалил ее на кровать.

Их соитие случилось кратким, но жарким. На сей раз, жарким для обоих. Она страстно шептала его имя, царапая спину. Он брал ее отчаянно, жадно, истосковавшись по теплу и влажной податливости разгоряченной женской плоти. Через несколько минут все было кончено. Ее любимый спал, рядом, обдувая теплым дыханием плечо.

Женя витала мысленно далеко отсюда. Она знала, что это только начало. Она сбросила свою старую кожу. Как лягушка, обернувшаяся царевной в сказке. Теперь перед ней открылся целый мир, полный возможностей и новых ощущений. И она была готова исследовать его, шаг за шагом, прикосновение за прикосновением.

*

– Доброе утро, Галина Павловна! – бодрый голос вчерашней гостьи заставил улыбнуться доктора. – Я хотела вас поблагодарить за… за все, что вы для меня сделали!

– Я рада, что сумела помочь тебе, Женечка.

– Я понимаю, на что вы ради меня пошли! – порывисто выдохнула в трубку девушка. – Ваша фамильная тайна…

– Должна оставаться тайной, – вкрадчиво, но с нажимом, откликнулась хранительница магических традиций, – теперь уже НАШЕЙ общей тайной.

– Я понимаю.

По интонации доктор уловила, что Женя хочет, но никак не может отважиться на вопрос.

– Спрашивай уже. Смелее.

– А вы научите меня другим… плетениям? – понизив голос до шепота, выдавила из себя ассистентка.

– Конечно. Но не сразу.

– Знаете, а я ведь никогда не верила во все эти ритуалы, песнопения, обереги, заговоры, – доверительно сообщила вновь обретшая почву под ногами молодая супруга.

– Я знаю, – отозвалась Галина Павловна. – Извини Женечка, меня ждут. Увидимся на работе.

Она нажала кнопку, прерывая звонок. Поставила на плиту турку со свежемолотым кофе. Отметила мысленно, что надо записаться на курсы макраме. А заодно и освоить хотя бы еще парочку способов заплетания кос, кроме того, самого простого, в котором она набила руку, собирая изредка внучку в школу. Ну а имитация заговора, экспромтом переформатировавшая «пусть всегда будет солнце» на язык времен вятичей и кривичей и так вышла вчера на отлично, а в будущем вряд ли понадобиться. Хотя, как знать…

Прильнут чутко сверху,

Обладая, сжимая…

И скромность уступит

К себе допуская.

Пора обнажиться,

Как эллинам в спорте

Соскам напряженным.

И как вишенку в торте,

Попробовать, стиснув

Губами. Хочу!

Другой, надавив,

Тот же час отпущу!

Игра вожделения!

Щекоткой дразня,

Обилием ласк

Распаляю тебя.

Минута-другая,

Вином юным бродит

Горячая кровь

И тело находит

Отраду в движении.

Себя выражая

волнуются чресла,

Верный ритм подбирая.

Любовная пляска

У костра вечной страсти.

Камланьем шамана

Отводит напасти.

И яркая вспышка

Танцорам наградой.

Земля тянет вниз.

Небо полнит усладой.

На вкус я пробую впервые, осторожно,

Твой бледно-розовый зефир сосков

Наши головы сближаются и я улавливаю аромат твоих волос. Первая часть незримой женской ауры, которую дано почувствовать на расстоянии мужчине... Еще до встречи начинается чувственный контакт двух начал – маленькие искорки заскользили неспешно, почти лениво от одного полюса к другому, так же неспешно и несмело, как начинает свой бег река, разливающаяся потом широким потоком в долинах или пенящаяся, как игристое вино, в стремнинах сжимающих ее русло гор. Моя рука ложится на изгиб твоей шеи так плотно, будто бы это место всегда и было предназначено только для того, чтобы туда легла моя ладонь. Я притягиваю тебя к себе и целую. Первый раз. Первый раз в шею, именно в шею. Туда, где бьется нервная тонкая жилка, туда, где мое дыхание, коснувшись тонкого шелка твоей кожи, просачивается сквозь нее, соединяя два тепла, два тела на один краткий миг в одно...

Оторвавшись от шеи, я ищу твои губы. Вот они – как созревшие ягоды земляники на поляне в начале лета... И я касаюсь, не стремясь смять и насытится, лишь ощутить их форму и вкус своими, целуя в самые краешки, находя новые и новые нюансы в каждом месте их чувственного изгиба... А руки, мои смелые и нетерпеливые руки, уже проникли под нижний край твоей невесомой сиреневой блузки. И легли на талию, окунувшись в роскошь мягкой бархатистой кожи, ничем теперь уже не отделенной от моего прикосновения... Чуть задержались – и начали свой путь вверх, любовно повторяя все изгибы тела, неслышные и ловкие, как воры. Они едва-едва касаются подушечками твоей спины, но нигде не прерывают контакта, исследуя и узнавая этот изысканный в своей естественности ландшафт. И вот мне уже мало– я хочу ощутить тебя всю, хочу прижаться к тебе плотно-плотно, охватить со всех сторон собой – и не отпускать... Руки уже привольно скользят под одеждой во всех направлениях... Как ветер. Как теплый и насыщенный пряной силой трав ветер над влажной, ждущей его прикосновения степью. Степью, готовой взорваться бутонами чувственных маков. И нежной прелестью чайных роз. И скромной элегантность белоснежных лилий... Белоснежных лилий... Груди твои напоминают мне о лилиях. Или о двух лебедях , прильнувших друг к другу в старом парковом пруду. И я подвожу под их аристократически плавные изгибы ладони и ловлю их первое ответное движение прочь... Нет, вам не улететь далеко. Вы стиснуты надежно чудом французского галантерейщика, хитро придумавшего способ продлить женскую упругую молодость, поместив вас в тесные коконы... Но я освобожу вас! Прочь, на волю! И два голубка, так трогательно прижимавшиеся друг к другу, вдруг устремляются в стороны, топорща вверх свои красные клювики. Такие милые и беззащитные... Губы тотчас же ловят их в новый капкан. Сладкий плен неги, когда пики розовой плоти, ощетинившиеся в ожидании противника, вдруг подаются назад, вздрагивая от неожиданного прикосновения мужских губ – таких дерзких и нежных одновременно... Они бережно накрывают самый кончик соска, так долго не видевшего белого света, забавно и смущенно сморщивающегося тупой щенячьей мордочкой при первых его лучах, упавших на атлас кожи. Сберегая привычную стыдливость я укрываю его шатром своего рта, готового уютом и радушной заботой встретить долгожданного гостя. А о его сводном братце не забывает моя ладонь, разглаживая тончайшую сеточку морщинок, разбежавшуюся от вершины холма, увенчанному коралловым алтарем. Искорки ускоряют свой бег, мелькая все чаще и интенсивней. Я вижу, как светящимися воронками галактик они закручивают свои двойные спирали, концентрируясь в твоих глазах... "Желание – основа Вселенной!" Как это точно! От груди я опускаюсь к локтевым сгибам, не забыв покрыть поцелуями плечи, твои роскошные округлые плечи. Индусы считают, что здесь расположены "норы духа", и правда, прикасаясь к впадинкам на руках, я чувствуя нервную волну, мурашками разбегающуюся по поверхности твоей кожи... Мои пальцы проникают в твои и скользят вдоль них, упиваясь этим движением, будто уже часть меня на самом деле входит в тебя и овладевает твоим телом... А свободной рукой я не перестаю охватывать твою грудь – осторожно и нежно разминая плоть, невесомую как лебяжий пух и натянутую, как струна в ожидании смычка... Плоть, как глина в руках гончара, становится податливо-пластичной, наполненной внутренней силой, такой же, как на картинах художников эпохи возрождения, изображавших мадонн, кормящих грудью младенцев... Мне кажется и твоя грудь сейчас наполняется таким молоком, чудесной амброзией, которую ты готова щедро отдать мне, поделиться частью силы, идущей из самой глубины женского естества... И я возвращаюсь губами к груди, к этим двум непреодолимым магнитам, приникаю страстно и сильно... Под кожей тут же загораются небольшие розовые костерки, словно яркие планеты, хаотично рассыпанные вокруг солнца.

Ты – мое солнце... Ты – мое белое ослепительное солнце, собирающее в себе мириады искорок, рассеянных в пространстве космоса этих комнат. Я нарочно не спешу на этот раз прикоснуться к самим соскам. Кружу по дальним и ближним орбитам твоих лун, толкая влажным языком плоть , почти доставая сбоку до стерженьков, ведущих из глубины тела к коже желез. Почти...

Жду взгляда, твоей безмолвной, но яростной мольбы – "Ну перестань же терзать меня !" И тогда я припадаю к твоим вершинам, к твоим раскаленным изнутри горошинам и не покидаю их до той поры, пока они не проливают росу живительной влаги...

Свете не понравился намек на вторичность и невостребованность ее должности библиотекаря. Но она, как воспитанный кролик из мультика, тоже решила промолчать.

– Ты про что?

– Загадку разгадай, и узнаешь. Чего нету у Петруши и он просит у Марфуши?– с насмешливым блеском в глазах протянула подружка.

– Да ну тебя!– отвернулась к окну Света.

– Пф-ф-ф-ы-р,– автобус дернулся, подняв облако пыли и застыл, как вкопанный, не доехав метров сто до проходной.

– Кажись, приехали, девоньки,– высунувшийся в салон водитель сдвинул кепку на затылок,– высаживайтесь, однако.

– Ну, Михалыч, чуть-чуть силенок не хватило. Ничего, бывает,– во весь голос заметила статная Зинаида, направляясь к открывшейся гармошке двери. Света проводила соседку взглядом.

– До сорока еще далеко, но и от тридцати уж не близко. Работает кладовщицей, но и со станками управляться умеет. Как-то подменяла знакомую, отпросившуюся у начальства. Да и по дому все успевает, и в огороде грядки, хоть на выставку. – оценивающе заключила она.

Работницы шумно снялись с мест, посмеиваясь над незадачливо хлопающим глазами шофером.

В библиотеке при комбинате тихо не было. С одной стороны мерно гудела котельная. С другой,– раздавался ритмичный перестук ткацких станков, отчетливо разносящийся по округе через открытые по случаю предстоящего дневного зноя, окна. За книгами заходили, и правда, редко. Но небольшое количество читателей не отменяло прочих обязанностей вчерашней выпускницы культпросветучилища. Петру в селе досталось пол-дома в наследство. Почти без огорода, участок земли по неизвестной причине едва ли не целиком остался за соседями, но о том Света не горевала вовсе. Они с мужем оба были городскими и лелеяли надежду на возвращение в областной город, как только решится вопрос с жилплощадью. День в служебных хлопотах прошел незаметно. Починивший своего железного коня Михалыч благополучно доставил ее в село. А вечером, когда стемнело, она почему-то вспомнила утренний Людкин пустой треп. А если не пустой? Света бросила взгляд в зеркало. Может, конечно, и не первая красавица, но все при ней! Стройная фигура. Талия. Глаза. Смоляная коса. Не длинная. Но и не короткая. Грудь. Не вызывающе объемная, но есть на что посмотреть!

– Любуешься?– на пороге комнаты стояла Зинаида. Легкая, немного снисходительная улыбка тронула ее губы от вида замешательства Светы.

– Да я...

– Не тушуйся. Это нормально. Баба должна наперед всего себе нравится. А уж опосля...

– Что... «опосля»?– против воли вопрос вылетел, будто гравия камушек из-под колеса.

– Понятно, что,– Зина поправила волосы, встав рядом. В зеркале теперь отражались две женщины. Одна юная и гибкая, вторая основательная и сильная.– Мужику чтоб лЮбая!

– Мой Петенька и так меня...

– Слышала я ваши тарабары с подружкой. Пустое буровит, али как?

Света смутилась.

«Так и знала, кто-то да услышит!»

– Потому и у трюмо крутишься, что засомневалась в себе, поди?– усмехнулась соседка собственной догадке.– Да не обмирай! Хошь, научу как ихнего брата под уздцы-то забрать?

Света, не найдя слов, отрицательно замотала головой.

– Ну, как знашь.

Петр вернулся уже затемно, к давно остывшему, дважды уже впустую подогретому, ужину. Поел наспех, чмокнул в щеку на ночь и завалился на боковую.

Из-за стенки до слуха Светы донесся ритмичный скрип кровати. И не менее ритмичные страстные женские вздохи.

– Может и зря отказалась... от науки,– подумала Света до того, как нырнуть головой под подушку.

Заснуть не удавалось долго, и ей пришлось дослушать незатейливый концерт для женского голоса под аккомпанемент кроватных пружин, до финала. Звуки волновали, проникая, пусть и приглушенно, сквозь доски перегородки и слой куриного пуха.

Утро выдалось хмурым. Под стать настроению девушки. Петр еще спал, когда она разожгла плиту, поставила на решетку чайник. Зинаида спозаранку провожала своего Федора на работу. Она стояла на пороге в просторной, без изысков, закрытой белой сорочке. Света усмехнулась, когда Федор на прощание потянулся с поцелуем к жене. Надо же... И тут же ее бросило в жар, когда ладонь Зинаиды, привычно и плавно скользнула к паху мужчины. Замерев за занавеской, она отчетливо, как через увеличительное стекло, различила запястье, выгнувшееся ковшиком. И пальцы, перебирающие сквозь ткань брюк... То, что они перебирали, она до сих пор даже про себя и произносить-то избегала. Тем более касаться вот так! Да еще при свете дня! Их с Петей любовные страсти были строго ограничены временем и местом. Только под покровом ночи... Исключительно в спальне, под одеялом. Ей нравилось принимать сумбурный натиск мужа. Его, иногда грубоватые, иногда поспешные, ласки. Но она, наверное, никогда бы не решилась... Взять его вот так. По-хозяйски, расчетливо и умело, в руку.

– Хошь, научу как... под уздцы?– отдаленным набатом ударила в голову вчерашняя фраза соседки. Сердце зашлось в беге, как заполошный заяц, рванувший во все лопатки от охотников.

Взгляд Зинаиды поверх плеча мужа, застал ее врасплох. Женщина смотрела прямо на нее! Девушка вдруг почувствовало себя воровкой, пойманной с поличным на месте преступления. Она отпрянула от занавески, слово та вспыхнула. Зинаида же неторопливо поправила куртку на груди Федора, и, никак не выказывая ни грамма беспокойства, прикрыла дверь.

Чайник задорно свистнул, выпуская облачко пара из носика.

– Может, не заметила?– робко предположила Света.

За утренней круговертью воспоминание о необычном эпизоде почти стерлось. Вытеснилось ежедневной рутиной. Накормить, проводить, сполоснуть посуду, одеться, подкрасить брови и губы...

Но вернулось, когда они с соседкой почти столкнулись у калитки.

– Здрасьте. На автобус?– чтобы хоть как-то скрыть неловкость, поспешила завязать беседу Света.

– И тебе не хворать,– с легким лукавством во взгляде откликнулась Зинаида,– на автобус, а то куда же!

До колодца, раздвигая остатки рассветной дымки, они шли молча. Что Свету вполне устраивало.

– Видела?– с улыбкой спросила вдруг спутница.

– Что... видела?– попыталась увильнуть Светлана.

– Да не прикидывайся ты,– лениво, но ощутимо, толкнула ее в бок Зинаида.

– Да,– выдавила из себя, пунцовея, Света. Раз уж застукали, отпираться было глупо.

– В обычай уже вошло,– как само собой разумеющееся, пояснила женщина.

– Прощание славянки,– спонтанно, абсолютно неожиданно для нее самой, слетело с языка у Светы.

– Точно,– сдержанно хохотнула спутница.

По ее виду нельзя было сказать, что она осталась недовольна шуткой. Или хотя бы смущена.

– Это вот так... под уздцы?– проявляя отчаянную храбрость, решилась на вопрос Света.

– Ну... и так тоже. Чтоб, к руке, значит, приучен был,– вновь улыбнулась Зинаида,– и брел веселее ввечеру к стойлу.

– А...

– Здравствуйте! Привет, бабоньки,– она не заметила, как к ним приблизились еще две работницы комбината.

– После смены потолкуем, заходи на огонек,– бросила Зинаида, между делом отвечая на приветствия.

На этот раз до работы добрались без приключений. Чтобы отвлечься от посторонних мыслей, Света затеяла уборку во вверенном помещении. Избавилась от списанной макулатуры, принесла пару горшков с зеленью из бухгалтерии, тщательно вымыла подоконники, убрала разводы с пола, оставленные шваброй технички. Директор, проходивший мимо. одобрительно качнул головой, приветствуя трудовой энтузиазм.

За наведением порядка день пролетел незаметно.

Шли до дому они вместе с Зинаидой и давешними, с утра бойкими, а к вечеру уставшими, попутчицами. Разговор тек вяло и оборвался на полуслове у перекрестка. Возле калитки Зинаида, усмотрев свет в оконце, заметила:

– Федор дома. Сейчас ужином накормлю его. Да к брату отпущу. Снасти собирались они давно чинить да снаряжать. А ты заходи через часок.

Света лишь кивнула в ответ, как послушная ученица завучу.

Окно кухни удобно выходило в общий двор, открывая обзор крыльца соседей. Поэтому, пропустить момент ухода Зинаидиного мужа у внимательного наблюдателя шанса не было. А Света следила внимательно. Выждав еще несколько минут для соблюдения приличий, она отправилась в гости. Так и не отделавшись от ощущения, что совершает нечто запретное и предосудительное, пересекла порог соседской гостиной. Немного разрядили обстановку две тарелки аппетитного борща, дымящиеся на столе. И густой запах все еще шкворчящих котлет, доносящийся с кухни.

– Ну, будем считать, за знакомство!

Прежде не примеченные стопки мигом наполнились прозрачной жидкостью. Света пыталась отнекиваться, но уже через минуту ее сопротивление было сломано. Язык и горло будто раскаленным оловом залило, когда она опрокинула стопку.

– Первачок!– со смешком откликнулась на ее выступившие от шока слезы хозяйка.– Ну, с почином!

Зинаида, выдохнув, опустошила стеклянный цилиндрик, показавшийся вдруг Свете таким хрупким в ее широкой ладони.

– Закусывай, не стесняйся!

Зинаида сама подала пример, насаживая соленый огурчик на вилку. Совет пришелся кстати, миниатюрный огурчик принес облегчение.

– Борщ пробуй. С чесночком можно. Или целоваться с кавалером еще сегодня?– подтолкнула ее шутливо хозяйка.

– Целоваться... с кавалером,– поддакнула все еще сведенными губами, чувствуя, что стремительно хмелеет, Света.

– А что? Девка ты молодая, красивая... От женихающихся, поди, отбоя нет!

– Зин... Я же замужем!

– Оно само собой,– соседка уже разливала по второй.

– Ни-ни-ни,– оттолкнула стопку гостья. Но волшебное «обидеть хочешь?» обезоружило ее решимость.

– Хорошо пошло,– прокомментировала хозяйка.– А мы вот до сих пор с Федька почеломкаться любим...

– С мужем? Так и я тоже... с мужем...,– уже пьяненько подхихикнула девушка.

– А первого своего помнишь?

– Какого... первого?– недоуменно подняла уже затуманенный взгляд гостья.

– Ну. с кем целовалась... Миловалась.

– А-а-а... Да. Помню. А как же. С одноклассником. За школой, в саду.

– Ровесник, значит. А мой старше был. Приехал тогда с теткой в гости.

– Родственник что-ли?

– Да какой родственник... Седьмая вода на киселе!– отмахнулась Зинаида.– Ох, и задорно было! И целоваться обучил и...

– И прощанию славянки!– пьяно хохотнула Света.

– Точно так, зришь в корень, подружка,– улыбнулась широко Зинаида. Разлив самогон по стопкам, ее рука задержалась на горлышке бутылки. А после вдруг произвела несколько возвратно-поступательных движений. Недвусмысленно намекая на содержание полученных уроков.

– Ох, и пригодилась еще мне эта наука до замужества!

Разговор полился рекой, переполненный пикантными эпизодами из жизни хозяйки и робкими попытками гостьи им соответствовать. Девушка очень скоро забыла о цели своего визита к соседке. Проснулся голод, так что убран оказался не только борщ, но дошел черед и до картошки с котлетами.

После третьей стопки Свету окончательно повело. И предусмотрительная Зинаида убрала бутыль с глаз долой. Она проводила соседку до порога , напоследок всучив небольшой сверток. Мягкое на ощупь содержимое, упакованное в сухо похрустывающую оберточную бумагу.

Когда именно возвратился Петр, Света так и не узнала, уснув, едва щека коснулась подушки.

***

Следующий день пролетел в хлопотах, начавшись с ощущения неловкости «за вчерашнее». Но Петр, кажется, и не заметил состояния захмелевшей жены. Во всяком случае, ни словом не обмолвился. Да и по Зинаиде нельзя было сказать решительно ничего. Их встреча с утра не отличалась от тех, что были раньше, до более близкого знакомства. Директор зашел мимоходом, когда она оформляла с седовласой строгой женщиной «уголок агитатора». Дама являлась парторгом, и пристально следила за идеологической линией в культурно-массовом секторе.

До свертка, всученного ей вчера, руки дошли только к вечеру. С замиранием сердца, будто ученик сапера, впервые разминирующий мину, Света выпростала бумажный уголок, служащий замком для обертки. И с большим удивлением обнаружила внутри белый халат и стетоскоп.

– И зачем они мне?– недоуменно протянула она вслух.

Следующий час она поминутно бросала взгляд в окно. Не покажется ли на крыльце Федор, покидающий дом. Любопытство разбирало Свету, а удовлетворить его могла только Зинаида. Но еще через час пошел дождь, вскоре появился на пороге Светин промокший супруг, и в этот день случиться объяснению было так и не суждено.

***

– Зин, а ты по ошибке мне халат вручила?– первым делом поинтересовалась Света утром, сразу после приветствия.

– Вовсе нет,– улыбнулась соседка.

– А... а что мне с ним делать?

– Сама смотри...,– протянула спутница, лукаво и оценивающе стрельнув в нее взглядом.

– Ну, Зин!

Они уже почти дошли до автобуса, когда спутница ответила:

– Квартировала врачиха у нас. Пару лет назад. Недолго, с месяц. Назначения в город, стал быть, дожидалася. Мой-то Федя на нее уж больно заглядывался.

– Ну и?

– Когда приглашение пришло, докторша так взвилася, что на радостях и кой-чего из вещичек оставила. А Федор мой опосля того, как жиличка уехамши, загрустил даже чего-то.

– А дальше что?– по-прежнему не понимала сути истории Света.

– Дальше...? Дальше обрядилась я как-то в халат ейный заместо ночнушки... На голое, значит тело, на две пуговки застегнутый. Слухалку на шею. И, в вечеру, к Феде... В койку, с медицинским осмотром.

Света покраснела. Оглянулась по сторонам, не слышит ли их кто. Нет, женщины только лишь подтягивались к транспорту.

– А потом?

– Потом? Суп с котом! Экая ты бестолковая, подружка!– раздражаясь Светкиной недалекостью, отозвалась Зинаида,– Накинулся на меня Феденька, как пес оголодавший на лопатку баранью! И опосля, ромашка моя полевая, почалася у нас совсем иная... жисть половая! Так что мой тебе совет, облачися нынче же в хламиду волшебную, и жди чуда!

Света даже отшатнулась от внезапного разразившейся эмоциональным взрывом спутницы.

А весь оставшийся день провела в раздумьях. И с чего Зинаида взяла, что с Петей может сработать тот же трюк, что с ее Федором? Зинаидин-то муж и до того неравнодушен, по всему выходит, к женщинам в белом был!

К вечеру внутренний спор, с приведением логических аргументов «за» и «против» сошел на нет. Приготовив ужин, Света села поджидать мужа, глядя в окну на догорающий закат. И задремала, убаюканная пейзажем тихой идиллии деревенской улицы. Петр снова вернулся поздно.

Поев наскоро, буркнул что-то. Возможно даже, и слова благодарности. Но кто ж его знает? И удалился в спальню. Помыв и прибрав посуду, Света вновь развернула сверток. Халат пах свежестью хорошо выстиранного и выветренного на вольном воздухе белья. Она выключила свет. Почти в полной темноте сбросила с себя все. И накинула на плечи халат. Из-под двери спальни пробивался зеленый свет прикроватного ночника.

– На две пуговицы...,– повторила она, как инструкцию.

– Верхних?– она уже стояла перед ростовым зеркалом старомодного шкафа. Глаза начали привыкать к сумраку, и Света смогла различить детали.– Ужас. Снизу видно все-все.

– Нижних?

Грудь показалась ей вызывающе оголенной. Как у распутной античной гетеры из книжек о восстании рабов в древнем Риме.

– Ясно. Средних.

При таком выборе открытыми оставались и верх и низ... Но в меру. Почти в рамках приличий. Особенно, если стоять неподвижно. Или сидеть в профиль на краешке кровати.

– Чуть не забыла,– фабричный библиотекарь перекинула гибкую трубку стетоскопа через шею.– Теперь все.

И она, выдохнув, как перед стопкой крепкого спиртного, решительно шагнула вперед.

Дверь скрипнула, пропуская.

– Света?– брови мужа, оторвавшегося от книжки, крышей домика поползли вверх.

– Больной, вы доктора вызывали?– чуть охрипше от волнения, совсем не игриво, строго даже, начала Света.

– Н-н-н-нет.

– Странно. У меня записано,– она на память повторила их адрес, импровизируя на ходу.– Жалобы на вялое самочувствие, низкую выносливость и общее отсутствие радости жизни!

– Как-к-к-ие жалобы?– почти напугано поинтересовался чтец, прикрывающийся книгой с затаенной надеждой на помощь высших сил, как некогда Хома Брут.

– Не будем терять времени, приступим к осмотру!

Света устроилась на краю кровати, как и планировала. В расчетах, правда, не было учтено, что полы халата разойдутся коварным клином. Обнажая ноги. И, частично, даже то, что выше. То, куда с любопытством юного натуралиста, тут же нырнул взгляд мужа.

– Снимите майку. Поднимите руки.

Петр отложив книгу, молча исполнил требуемое. Пятачок хромированного металла коснулся кожи под ключицей.

– Ай! Холодно!

– Петр Вениаминович! Вы не маленький мальчик!– строго отчитала Света партнера по начавшейся спонтанно игре.

– Грудь. Желудок. Живот,– она следовала называемому маршруту. Потом, вспомнив, что читала мельком об эрогенных зонах, вернулась к соскам, заложив по эллипсу вокруг каждого. Тут же, дивясь своей смелости, коснулась по очереди губами встопорщившихся темных клювиков.

– Это...

– Тест на чувствительность,– поспешила пресечь не заданный вопрос самозваный врач.

– И... как?

– Похоже, нужен повторный,– глядя прямо в глаза мужчине, откликнулась Света. Как ни странно ей понравилась эта дерзкая шалость. И она повторила ее.

– Вы не испытываете жжения? Внутреннего дискомфорта?

– Ни капли. Пожалуйста, продолжайте, доктор. Столько, сколько потребуется!

И она тут же прильнула к груди мужа, проецируя ласку мысленно на себя. Жаль, что Петя так недогадлив!

Потребовалось не так уж и много времени для проявления терапевтического эффекта. Который выразился в полноценной эрекции.

– Что это у вас, больной?– пальчик с розовым маникюром прошелся легко до вершины палатки, образованной накинутым легким одеялом. И так же неспешно, как и поднимался, спустился вниз.

– А вы как считаете?

– Даже не знаю... Возможно, пальпация прояснит...

Она прижала кругляш медицинского инструмента сбоку к восставшему члену.

– Тум! Тум! Тум-тум! Тум!– отозвался звук толчками учащеегося пульса в ушах.

Света обхватила орган мужа поверх одеяла. Петя издал тихий стон, когда ладонь пошла вниз.

– Похоже... нужны более углубленные... исследования,– сбиваясь с дыхания от внезапного прилива собственного возбуждения, выдохнула Света. Ее ладонь змейкой проскользнула в складку ткани. А после поднырнула и под резинку. Орган мужа затрепетал, будто воробей, пойманный птицеловом на лету.

«И почему я никогда раньше такого... не делала?»,– мысленно удивилась Света, наслаждаясь горячей теплой волной, поднимающейся снизу. Перед ее внутренним взглядом вдруг почти воочию предстал ритуал соседки. И Света, уронив стетоскоп, запустила и вторую ладонь туда, еще ниже. Формируя уютное гнездышко...

«Уютное семейное гнездышко»,– будто наставляющая Золушку фея-крестная пропела сладко на ушко. И добавила уже Зининым грубоватым голосом,– «под уздцы!». Петр вскрикнул, когда она, переусердствовав, в третий или четвертый раз, сжала слишком сильно.

– Вы хотите подать жалобу, больной?

– Я думаю, мы все уладим на месте!

Петр завалил ее на кровать, моментально оказавшись над ней. В ней. Ждущей на этот раз этого момента не меньше партнера. Кровать ритмично заскрипела, подстраиваясь под усилия двух азартно совокупляющихся тел.

Через минуту ее ноги, не спрашивая мнения хозяйки, сами собой оплели ноги мужа. Ее мускулы, спонтанно сокращаясь, принялись безмолвно, но настойчиво, подсказывать мужским бедрам единственно верный темп, ведущий обоих к скорейшему финишу. Он лихорадочно выкрикивал слова... Но она уже не слушала и не слышала. Колодец чувственности, до того таивший страсть глубоко в себе, вдруг переполнился... И вытолкнул, взорвавшись тысячами брызг, из себя все содержимое разом! Выкрики слились во тьме. Напряжение отпустило, ему на смену пришла приятная истома. Ночь приняла их милостиво в свои объятия, укрыв тишиной и покоем, изможденных и потных.

Во сне Света бежала по перрону, маша вслед уходящему поезду, гремящему сцепкой вагонов. Клубы пара окутывали оркестрантов, исполняющих «Прощание славянки». Вдалеке слышался гудок. И приятный баритон диктора объявлял из динамиков: «На первый путь через пять минут прибывает курьерский скорый...»