Следующие две недели всё было хорошо, кроме того, что Триш решила, что она будет готовить еду для Энни с нуля. Я сказала об этом мужу, и он предложил мне просто позволить его матери заниматься этим. По большей части Энни просто размазывала еду Триш, опрокидывала тарелку, потому что вот так она ведёт себя в данный момент, но Триш лишь сказала, что «ей понадобится некоторое время, чтобы привыкнуть к питательной пище».
Меня подбешивало, что она вмешивается, но я подумала, что это всего на несколько недель, так что решила отпустить ситуацию.
На следующий день после Рождества Энни стала вести себя беспокойно, она всё время ёрзала и плакала. Я измерила ей температуру, оказалось, что у нее жар, поэтому я решила понаблюдать за ней какое-то время, и, к счастью, температура начала спадать. Сегодня утром у Энни появилась сыпь и волдыри на руках и ногах, которые меня сильно испугали.
Я начала собираться, чтобы поехать к врачу, но тут зашла Триш и спросила, что же я такое делаю, куда собираюсь. Я сказала, что у Энни появилась сыпь, и что её нужно показать доктору.
На ее лице появилась странная самодовольная улыбка, и она сказала, что мне не стоит беспокоиться. Тут я решила уточнить, о чем это таком она говорит, и она ответила, что у Энни ветрянка, хотя даже не посмотрела на неё.
Я спросила, откуда ж ей это знать, и она небрежно призналась, что у одного из внуков ее подруги несколько недель назад была ветрянка, поэтому она попросила их вытереть одеялом руки, ноги и лицо ребенка и принести его к ней домой.
В тот момент я даже не могла поверить в услышанное, так что переспросила, не тот ли этот «подарок», на котором спала Энни. Она подтвердила.
Если честно, я даже не помню, что я тогда говорила, потому что я уже двое суток не спала из-за болезни Энни. Я помню, что набросилась на Триш со словами, что ж с ней, блядь, не так.
Муж и свекор пришли, чтобы попытаться успокоить нас, н Триш уперлась и сказала, что ветрянка — это «лучшее и самое естественное» средство для Энни, чтобы выработать иммунитет. У меня уже есть график вакцинации от моего педиатра, и ее записали на вакцинацию от ветрянки в 18 месяцев.
Мы поехали к врачу, который подтвердил, что это именно она. Он сказал мне, чтобы я обстригла Энни ногти максимально коротко, а на ночь одевала ей на ручки носки, потому что дети могут до крови расцарапывать болячки во сне, а потом остаются шрамы.
На обратном пути муж пытался придумать для Триш, что она хотела сделать как лучше. Я не могла поверить, что он защищал её, так что мы ругались всю дорогу, пока я не попросила его перестать разговаривать со мной.
Энни чешется как сумасшедшая, мне даже пришлось напялить ей на руки носки. Когда мы вернулись, Триш пыталась поговорить со мной, но я сказала ей скрыться с глаз моих.
Мы думали остаться до среды, но я только что закончила паковать наши вещи, поэтому утром мы уедем, как только проснёмся.
Я так зла, что едва могу мыслить трезво. Когда я слышу, как Триш ходит по кухне, моё сердце начинает биться быстрее, и что кажется, что я вот-вот схвачу её за волосы. Я не хочу её видеть больше, и не желаю, чтобы моя дочь тоже виделась с ней.
Какие слова мне подобрать, чтобы она и муж поняли, как чудовищно они поступили (Не думаю, что я смогу сказать им что-то связное, по крайней мере пока Энни не поправится)
Почему дочь всё ещё не привита?
Мы идём по графику вакцинации. Месяц назад ей сделали прививку от кори, и так что теперь она была в штатном режиме записана на прививку от ветрянки в 18 месяцев.
Твоему мужу надо бы начать вести себя как отец, а не как сыночка.
Обновление от 2 февраля 2016
Спасибо всем за ваши комментарии, сообщения и советы к моему первому посту. Я прочитала их все, и они помогли, особенно те, в которых вы посоветовали домашние средства, помогающие остановить зуд.
На каникулах моя свекровь Триш целенаправленно заразила мою дочь Энни ветрянкой, укрыв её заражённым одеялом, пока присматривала за Энни несколько часов. Триш ничего не мне сказала, пока у Энни не началась ужасная лихорадка и сыпь. Энни записана на вакцинацию в 18 месяцев, но Тиш подумала, что такой способ будет на 100% естественным, несмотря на то, что Энни было очень больно, а на лице и руках у малышки остались шрамы. Когда я узнала, что она сделала, то была в ярости, наорала на нее и собрала вещи, чтобы уехать на следующее утро. Вскоре выяснилось, что мой муж Джек не считает, что Триш сделала что-то плохое.
Перейдем к обновлению. Не думала, что это возможно – но все стало еще хуже.
Когда я проснулась на следующее утро, то сразу начала перетаскивать вещи в машину. Открыв ее, я положила ключи в карман, так как мне нужно было входить и выходить — обычно мы пользуемся ключами Джека, а мои оставляем в сумке. Пока я собиралась, он сидел на кухне с Триш и моим тестем (60M). Они болтали и пили кофе, как ни в чем не бывало.
К счастью, Энни ещё спала, так что я аккуратно пристегнула её и закрыла дверь. В этот момент Джек вышел и спросил, всё ли готово. Я сказала, что всё в порядке, и мы можем ехать, как только он будет готов.
Он сказал «окей», спокойно достал ключи и закрыл машину на центральный замок, заперев Энни внутри. Я спросил его, какого черта он делает, и он сказал, что мы не уедем, пока я не извинюсь перед Триш.
Думаю, что я молчала в каком-то оцепенении, поэтому он воспользовался шансом сказать то, уже что мне говорил за день до этого: Триш хотела как лучше, «ветрянка тебя не убьет», и что «я раздуваю из мухи слона», что «мне нужно было выставить Триш виноватой. Да. Я хотела заставить её почувствовать себя виноватой».
У меня во голове крутились все те комментарии к прошлому посту, и я сказала ему, что «не пора ли тебе превратиться из сыночки в отца?». Он скривился и сказал, что всегда будет сыном Триш, и что в этом и смысл – никто не должен говорить с его матерью так, как я сделала это в тот день. Мне следует извиниться, чтобы «разрядить атмосферу».
Я чувствовала себя так, будто попала в какую-то странную «Сумеречную зону», где я случайно вышла замуж за 9-летнего ребенка, а не за взрослого мужчину, поэтому я просто попросила его открыть машину, чтобы мы могли уехать. Он отказался, а потом вообще пошел внутрь дома, сказав, что мы увидимся, когда я буду «вести себя более благоразумно».
Вы, наверное, уже догадались, что произошло дальше. Я оставила сумку на пассажирском сиденье, поэтому он, вероятно, решил, что мои ключи там. Нет. Я подождала 30 секунд, затем просто прыгнула в машину и уехала.
Мой телефон взорвался от звонков мужа, Триш и свёкра. В какой-то момент мне начали звонить и мои родные: мама, папа и сестра Джесс, с которой мы очень близки. Я быстро черкнула Джесс о том, что случилось тогда, и она была обескуражена всплывшими подробностями.
Когда я выехала на дорогу, то попросила ее позвонить Джеку и сказать ему, что он может идти домой пешком, мне все равно. Как только она услышала мою версию истории, а не Джека (которая, по-видимому, заключалась в том, что свихнулась, напугала Триш, «схватила» Энни и «сбежала»), она успокоилась.
Мама, папа и Джесс предложили мне пиехать встретить меня на полпути, чтобы я смогла поменяться с кем-то из них и не ехать все двенадцать часов одной без смены. Я была так благодарна им, что у меня едва не случилась истерика, когда я в слезах бормотала им, как сильно люблю.
Они все по очереди вели машину, пока я отдыхала. Было очень приятно обсудить это и услышать, что это Триш и Джек поступают безрассудно. Когда мы вернулись, я осталась ночевать у родителей, и они сказали, что я могу оставаться столько, сколько мне нужно.
Следующие несколько дней были довольно напряженными. Я не спала большую часть ночи, следя за тем, чтобы Энни не чесалась (что ей всё равно удавалось сделать), и казалось, что рыдала и рыдала, пока не выбилась из сил. Она расчесала болячки, так что теперь у неё на лице пять шрамов. Я знаю, что внешность не должна иметь такого значения, но я просто вне себя из-за мысли, что у неё теперь эти отметки, а всё из-за какой-то хуеты, которую я даже предугадать не могла.
Я ответила на один из звонков Джека, но он начал орать, что «не узнает того человека, которым я стала», поэтому я повесила трубку. Он должен был вернуться к началу рабочего года, и нельзя сказать, что я прям с нетерпением этого ждала, но я думала, что мы можем всё наладить, поскольку Триш живёт за 12 часов езды.
Затем, где-то в 11 вечера, я получил очень короткое и официальное сообщение от свекра с телефона Джека, в котором говорилось, что Триш заболела опоясывающим герпесом и находится в отделении неотложной помощи, что Джек остается там, чтобы ухаживать за ней, а как только начнётся рабочий год, он перейдет на удалёнку.
Последние несколько недель Джек провёл там, выполняя каждое пожелание своей мамочки. О, я уверена, что она разыграла представление, достойное Оскара, всеми силами показав ему, что она уже одной ногой в могиле. Согласно гуглу, её болезненные, покрытые коркой скоро безропотно сведут его во тьму.*
Несколько недель назад я, честно говоря, была так устала, подавлена, представить не могла, что мне делать. Теперь я вернулась домой к людям, которые действительно обо мне заботятся, и, кажется, начинаю понимать, как мне так рано повезло увидеть его странные отношения с мамой. Тот факт, что он заботится о Триш больше, чем о своей дочери, говорит о многом. Когда он в конце концов вернется, я думаю, нам придется серьезно поговорить о нашем совместном будущем.
Тут ТС немного некорректно цитирует стихотворение Дилана Томаса «Do not go gentle into that good night» (она пишет « go gently into that sweet night»). Часто его переводят как «Не уходи покорно в эту добру ночь…», но мой любимы перевод (возможно, вы его встречали чаще)
Не уходи безропотно во тьму,
Будь яростней пред ночью всех ночей,
Не дай погаснуть свету своему!
Хоть мудрый знает – не осилишь тьму
Во мгле словами не зажжёшь лучей –
Не уходи безропотно во тьму...
(Хотя, я могу и ошибаться)
