glazastraxa

Вся бригада словно оцепенела, все разом отложили ложки и уставились на незнакомку. Та постояла немного в тени сосен и подошла прямо к столу. Кто-то из ребят молча подвинулся и предложил незнакомке присесть, другие гостеприимно налили полную миску борща и поставили к освободившемуся месту. Но незнакомка даже не посмотрела на предложенное угощение, она громко вскрикнула и направилась к одному из тракторов. Тут оцепенение, видимо, прошло, так как бригадир, беспокоясь за сохранность казенного имущества, сказал ей: «Куда это ты, милая моя, лыжи-то навострила? Смотри мне, не озоруй, а то знаем мы ваших. Ходят, мол, дай дядя за рулем посидеть, а сами по карманам в спецовке шарют».

Далее буду описывать события словами деда Андрея.

Мы тогда еще посмотрели на старшого, мол, ну что с тебя, убудет что ли, пусть ходит, не унесет же она этот трактор в подоле. Но Иван Савельич разошелся: «Уходи, — говорит, — отсюда! Ты с какой деревни? Вот на тебя напишу жалобу, что мешаешь людям работать!» А она даже не глянула на него, подошла к трактору и давай нюхать его. Ну, вот прямо картина, стоит деваха, нос свой к двигателю прислонила и нюхает. Ну мы прямо заржали тогда все разом, словно отпустило нас что-то. Кто-то закричал ей: «Глупая, ты ж солярки-то щас нанюхаешься, потом блевать будешь. Уйди, дура безмозглая!» Ну, в общем, давай ее по-всякому, и про еду забыли, и про все на свете.

А девка-то постояла так, словно и не слышала она нас, потом подняла голову и в поле сиганула бежать, да так быстро, что даже ног не видно было. Мы все повскакивали с лавок и бегом к трактору, а ее и след простыл, даже травы примятой не видно. Только Арсеня наш, с Ивановской который, разглядел у пруда уже ее. Как и не бежала будто, стоит себе и на нас зыркает. Ну мы поорали ей да за ужин обратно сели. Как сели, так и ахнули: борщ весь скис, аж зеленой плесенью покрылся. Хлеб в черных пятнах, аж брать страшно. Кто-то в голос на повариху давай орать, той аж дурно стало, унесли несчастную в бытовку. Стоим вот всей ватагой вокруг стола и чешем репы, что за чертовщина такая. Тут кто-то из наших и спрашивает: «А Иван Савельич-то где?» Оглянулись — и правда, нету бригадира.

Давай звать его, сбегали к поварихе до бытовки, нету там его. Вот только недавно с нами был, орал на эту дуреху и словно сквозь землю провалился. Трое парней кинулись по ближайшим кустам, может, живот прихватило от борща у старшего, но и там тоже нету. Орали, орали, все без толку. Ну прикинули уж, что сам найдется, не маленький чай. Борщ, само собой, на землю вылили, хлеб в костер поскидывали. А жрать-то охота, весь день, считай, на работе. Из продуктов только картошка осталась. У поварихи натурально отшибло весь разум, только лежит да охает. Залили в нее 100 грамм водки и оставили отлеживаться.

Ну, посовещались мужики, да и решили до деревни съездить за харчами, километров 12 в одну сторону, на тракторе часа за полтора-два управиться можно, да заодно фельдшера для поварихи привезти. Вроде решить-то решили, но чего с бригадиром-то делать — непонятно, пропал ведь человек. Ну, тут я, вроде как самый старший после Савельича, и решаю: в общем, езжай, Арсеня, на моем тракторе, а мы тут останемся да бригадира дожидаться будем. Отцепили плуга, завели трактор, сел, значит, Арсеня в кабину и тут же выскочил оттуда весь белый. Ноги говорит. Ноги из-под трактора торчат, с другой стороны. Там как раз тень от деревьев, только с кабины и разглядишь.

Подбегаем: точно, лежит кто-то под трактором. Кинулись ближе — бригадир наш там. Мы его за ноги давай дергать, мол, Савельич, вылазь оттуда, потом взяли втроем да вытащили его волоком. Бледный весь, лицо все маслом машинным закапано, но вроде живой, дышит. Мы водой его давай плескать, по щекам бьем, не приходит в себя. В бытовку к поварихе отнесли, а Арсеня тут же по газам в деревню за фельдшером и участковым.

Про бабу эту чудную и забыли уже все, потом спрашивал своих — никто не помнит, стояла она так же в поле иль нет. Прошло наверно с полчаса, выходит из бытовки бригадир, очухался, значит. Лицо все отекшее, словно с попойки. Мы, значит, сидим все за столом, смотрим на него, молча курим. Савельич подходит к нам и говорит: «Уезжать надо отседа, мужики. Место тут плохое, беда будет». Мы ему: «Иван Савельич, шли бы вы обратно, отлежались бы в тенечке, щас вот Арсеня фельдшерицу привезет, посмотрит вас». Про милиционера как-то промолчали все, мало ли чего. Так он хвать сразу первого попавшегося за грудки, Сенька это был, Валерки твоего другана дед, да закричит ему в лицо: «А ну, мать твою растак! Собирай железяки, да бегом отседа, в колхоз. Все!» У меня аж душа в пятки ушла, никогда таким не видел старшого.

Ну, мы поглядели друг на друга, папироски потушили, да давай вещи собирать. Кто-то полез навес разбирать, так Савельич закричал: «Брось его! Давайте соляру забирайте всю и технику».

Я к нему подхожу и спрашиваю так негромко, мол, чего случилось-то? Он посмотрел на меня и снова: «Беда будет, уходить надо».

Какая беда, где, когда — ничего от него не добился, молчит да по сторонам зыркает. Потом и вовсе побежал к полю, как раз к тому месту, откуда эта баба убежала. Постоял, значит, поглядел вдаль, в сторону пруда, потом к нам вернулся. Мы уже к тому времени были готовы выдвигаться. И тут-то все увидели тучу! Шла она сперва медленно со стороны леса. А потом ветер налетел такой хлесткий, ну точно быть урагану. Подумали — уж не про эту ли беду говорит наш бригадир? Ну да, радости мало, навес сорвет, да одежду забытую пораскидает по всем гектарам, но ведь не в первой же это. Тех, кто в страду работал не первый год, этим не испугаешь.

А тут еще трактор, который баба та нюхала, не заводится. Уж все завелись, на дорогу потихоньку выползать начали, а он ни в какую. Дергают, дергают его, значит, он только чихает и все. Уж не помню, чья была машина-то. Савельич, значит, подбежал и кричит снова: «Бросай его, ехать надо!» Схватил того мужика за шиворот и потащил к дороге. Ну, уж никто и тут спорить не стал, да и надоел этот балаган всем, домой так домой! А трактор потом заберут, никуда не денется.

Ветер уже сильный был, уж подлесок к земле начинал пригибаться, и туча эта все ближе и ближе — вот-вот хлынет. Это мы уже порядком отъехали, километра три-четыре, как вдруг запахло дымом. Вот так резко и сильно, а потом смотрим — глазам не верим, снег повалил. Я назад-то оглянулся, а там все красно! Тайга горит за нами, а то не снег, а пепел валит! Ой, что тут началось, все по газам дали, справа-то поле целинное сушняка, а слева-то лес стоит, вот как догонит нас пожар, тут и останемся. Смотрю, повариха в прицепленной бытовке крестится и на поле показывает, а там тоже огонь скачет — отрезает, значит, нам дорогу.

Ну, выехали, значит, мы уже к реке, там огню не достать уж нас. Трактора поближе к воде подогнали, моторы не глушим, а сами из кабин повыскакивали, смотрим на это зарево и бригадира давай выпытывать — откуда узнал про пожар? Ведь ни дыминки не было.

Ну, он уже успокоился, беда миновала, стало быть, и рассказать можно.

«Погубить, — говорит, — она нас хотела ведь, девка-то эта. Уж и не знаю, кто это такая, ведьма иль дух какой злой, но не получилось у нее ничего».

Мы все рты пооткрывали, слушаем его, значит, дальше.

«Пошел я к ней, значит, разобраться, кто она такая, и чего ей надо. Убежала-то она от нас далеко и прытко, даже и не видел никто, как так вышло. Пошел я через поле, она все машет и машет мне рукой, зовет, видимо. Я ей кричу, мол, иди сама сюда, не злимся мы на тебя. Она не обращает внимания и все тут, машет и машет, потом давай в меня пальцем тыкать и чего-то прикрикивать, видимо, что б торопился, шел к ней. Прибавил я шагу, сам иду и чувствую, на сердце тяжело становится, будто кто-то изнутри меня начинает потихоньку сдавливать. Тут мне и страшно стало, и уж решил плюнуть на нее да назад повернуть, но не могу, словно тащит она меня к себе. Ни головы повернуть назад, ни рукой помахать уже не могу. Только ноги сами передвигаются. А баба эта, смотрю, заулыбалась так страшно, рукой своей все сильнее замахала и клокочет что-то про себя. Лицо жуткое, словно из бумаги мятой большой комок вместо головы. Рот огромный и круглый стал, вроде как у рыбы какой, глаза серые, мутные, словно из слюды — вот так уж близко к ней подошел я. От страха давай вспоминать молитвы да заговоры, да ни помню ни одной, хоть и крещеный. В голове только «Господи, спаси, убереги от нечистого», да матушку свою покойницу вспомнил, она у меня набожная была, начал в памяти перебирать, как мы в церковь ходили, какие слова там говорили. Уж как давай я все эти слова церковные про себя повторять, потом уж и молитву «Отче наш» вспоминать начал, забубнил ее шепотом. Чувствую, как тяжесть уходить-то начала, ноги подкосились, упал я аккурат на колени и давай тут же креститься. Уж как я только не крестился, и слева-направо, и наоборот, и руками обеими по очереди. И помогли молитвы со знаменьем — завыло чудище и в пруд кинулась, там и пропала, даже рябь по воде не пошла. А я все стою на коленях, в себя, значит, прихожу, и тут слышу, гудит сзади, как будто огонь в печи, и дымом пахнет. Встал я на ноги, обернулся назад, а там горит наш балаган вместе с техникой, поле горит, тайга полыхает! И меня тут же огнем накрыло. Ничего не помню потом. Как уж под трактором очутился, ума не приложу. Как в себя пришел и понял, что живой, то долго думать не стал, не зря мне видение это явилось. Стало быть, не зря!»

Уж мы тут и креститься, и молиться давай, бригадира хлопаем по плечам, спаситель наш. Не знаю, сколько времени мы там на берегу стояли, уже и с других полей подъехали бригады, увидев зарево-то наше. И Арсеня с подмогой из колхоза прикатил. А пожар долго еще бушевал, весь лес выгорел, поля и наш балаган начисто сгорели, только груда железа от брошенного трактора осталась, до сих пор тама стоит, никто даже на металлом не утащил — боятся.

Уже позже знающие люди предположили, что баба эта была дух злой, вроде как полуденница называется. Раньше предкам нашим всячески вредила эта нечисть, поэтому и пахали, и сеяли по древним правилам, в самый зной не трогали поля — знали, что это самое время для духов полуденных. Уживались раньше предки наши с духами и жителями лесными, а с приходом новой власти подзабыли небось, вот и пыталось «это» нас прогнать иль сгубить. Видать, уж сильно мы ей докучали.

Но самое страшное, что не спасли молитва да крест Ивана Савельича от злой полуденницы. Поле это, хоть и сгорело начисто, и засеивать его не стали, но на следующий год колхоз его все-таки прибрал к хозяйству. Я уже в этот год работал помощником главного механика на базе МТС, а Иван Савельич все так же бригадирствовал. Так вот, мужики говорят, проснулись утром, а его нету, пол дня искали — нашли в пруду том, утонул, бедолага. Будто ночью полез купаться и утоп, а пруд-то — куры ноги полощут в нем. Дозвалась, видать, полуденница!

Если вам понравилась история, то больше подобного найдете у меня в канале: https://t.me/strahorr

Благосклонность Варвары была довольно скоротечной, она меняла кавалеров чуть ли не каждый вечер. Уже «отставленные» от ее тела рассказывали еще «непосвященным», что в любви Варвара сущий огонь и ублажить ее не представляется никакой возможности: она все хочет и хочет. Через некоторое время всем в селе стало ясно, что Варвара потому и меняет мужиков так часто, что не может найти среди них того, кто подходил бы ей по темпераменту.

За глаза ее стали называть проституткой, подстилкой и вонючей потаскушкой, но на вечерних гулянках и танцульках, тем не менее, с вожделением смотрели на ее красивую фигуру и искали ее взгляда, надеясь приобщиться к тем, кто уже побывал в ее жарких объятиях.

Каким бы большим ни было наше село, оно все равно не могло сравниться с городом, и вскоре через Варвару «прошли» почти все местные мужики: как холостые, так и женатые. И вот, когда все вокруг стали зубоскалить по поводу того, что из-за нехватки «свежих кадров» она скоро начнет ложиться под быков да жеребцов, Варвара обратила свое внимание на меня…

Мне в ту пору было лет шестнадцать, и я, не имея еще житейского и иного опыта, был по-детски и по уши влюблен в Варвару, тяжело переживая в душе все ее многочисленные романы. Поэтому, когда появился вместе с ней под руку на одной из вечеринок, то чувствовал себя на седьмом небе от счастья и пыжился изо всех сил, пытаясь изобразить из себя бывалого любовника.

После вечеринки была безумная ночь любви на берегу реки, за ней – вожжи, которым отец нещадно меня отстегал в коровнике, приговаривая при этом, что не для того он меня растил, чтобы я якшался со всякими подзаборными девками, а затем… я увидел Варвару в обществе нового ухажера из соседней деревни. На меня она не обращала никакого внимания!

Это был конец света, нож в спину. Я был раздавлен, унижен, втоптан в грязь! Сначала я думал пойти и утопиться с горя, потом хотел повеситься. Но, представив себя висящим в петле, с высунутым языком, понял, что это не выход из положения. Однако мне было муторно и тошно и, как и любой другой влюбленный и отверженный дурак на моем месте, который не решается на самоубийство, я кинулся в другую крайность: презрев гордость, пошел к Варваре сам, чтобы умолять ее, пусть даже на коленях, не бросать меня.

Около двух часов я бесцельно прослонялся под ее окнами, по какой-то причине, непонятной мне, не осмеливаясь даже подняться на крыльцо. Что-то удерживало меня от этого поступка. Но любовное влечение оказалось все сильнее голоса рассудка, и в конце концов я переступил порог ее дома.

Дома никого не оказалось: ни Варвары, ни бабки Вари. Я уже собирался вновь выйти на улицу, когда услышал за дверью знакомые голоса. Подойдя к окну, обомлел: на крыльце стояли бабка Варя и… мой отец! Они говорили обо мне и о Варваре. Отец злился и все порывался пройти мимо бабки Вари. Та его не пускала и почему-то утверждала, что внучка приболела и тревожить ее не стоит. Почему она так говорила, я тогда не понял: ведь Варвары дома не было! Но не это заботило меня тогда в первую очередь. Если бы отец зашел в дом, вожжами бы я уже не отделался. Отец, как пить дать, схватился бы за оглоблю. Следовало срочно где-то спрятаться. Но где? Я стал бестолково бегать по комнате в поисках безопасного места, пока ненароком не обратил внимание на… печь. Там, наверху, на полатях, меня вряд ли бы кто увидел! Не давая себе ни секунды на раздумье, я быстро поднялся по небольшой лестнице на печь, задвинул за собой занавеску и затаился.

Как оказалось, вовремя. Входная дверь хлопнула, и на пороге появилась бабка Варя. Одна! Опасность, кажется, миновала, и можно было со спокойной душой спуститься вниз и все объяснить хозяйке дома. Но это только на словах все легко делается. А если бабка Варя, не узнав меня и приняв за вора, поднимет крик на всю округу или, того хуже, пристрелит из берданки, что висит на стене? Я понял, что оказался в ловушке.

Бабка Варя тем временем, остановившись посередине комнаты, начала как-то странно крутить во все стороны головой и словно принюхивалась к чему-то. Потом подошла к печке, встала на лестницу, прямо перед своим носом я увидел ее руки! Они протянулись к одному из глиняных горшков, которые, устраиваясь на полатях, я лишь чудом не разбил, взяли его и исчезли.

Я с трудом перевел дыхание и долго потом не решался вновь высунуться наружу. Когда наконец любопытство пересилило, глазам моим предстала форменная порнография. Бабка Варя – полностью голая – сидела, раскорячившись, на лавке и натиралась какой-то мазью, которую брала горстями из глиняного горшка. Смотреть на такое непотребство было удовольствием не из приятных: телеса старухи выглядели на редкость уродливыми. Я уже хотел опустить край занавески, из-за которой наблюдал за происходящим, когда с ужасом осознал, что бабка Варя на моих глазах превращается… в другого человека! Кожа на ее теле стала расправляться, многочисленные складки и морщины исчезать. Дряблые груди, напоминающие пустые грелки, набухли и округлились, выпирающий еще минуту назад живот втянулся. Седые и редкие космы на голове словно по волшебству превратились в густую гриву черных волос, на щеках появился здоровый румянец, в глазах – задорный блеск, и я понял, что вижу перед собой молодую Варвару!

Изумление мое было столь велико, что я не сумел сдержать крика. Варвара от неожиданности вздрогнула и подняла глаза. Наши взгляды встретились. И тут я увидел еще одно превращение. Самое ужасное… Из цветущего и прекрасного лицо Варвары сделалось отвратительным и стало похоже на страшную дьявольскую маску: щеки ввалились, глаза налились кровью, раскрытый рот ощерился двумя рядами белых заостренных зубов. Передо мной стояла настоящая ведьма. Словно дикая кошка, одним прыжком она одолела расстояние от лавки до печи, с яростью сорвала занавеску и стала подниматься по лестнице.

Страх обуял меня непередаваемый, но каким-то образом я все же сумел его одолеть, и когда на краю полатей показались пальцы Варвары, такие нежные и ласковые еще сутки назад, я обрушил на них один из горшков, стоявших у меня под боком. Варвара взвыла, словно раненый зверь, но не отступила. Тогда я уперся плечами в стену, согнул колени и, когда ведьма предстала передо мной во всей своей бесстыдной наготе, ударил со всей силы ногами в ее перекошенное от злобы лицо. Варвара удивленно ойкнула и тут же, как мешок с мукой, свалилась вниз. Следом за ней спрыгнул с печи и я. Не обращая внимания на распростертое на полу тело, я выскочил из ведьмовского притона и побежал от него прочь.

Как я очутился у себя дома и что говорил всполошенным родителям, до сих пор точно не помню. Наверное, находился в сильнейшем шоке, который перешел в горячку, уложивший меня в постель на несколько дней. Да и как тут было не слечь от всего происшедшего? Хорошо, что вообще коньки не отбросил.

Если вы до сих пор не поняли, свидетелем какой чертовщины я стал – ничем помочь не могу. Я и сам с трудом в этом разбираюсь. Начать с того, что ни подтвердить, ни опровергнуть мои слова было некому. Ни Варвары, ни бабки Вари на следующий день в селе уже не было: исчезли самым таинственным образом. Поначалу я боялся, что меня просто поднимут на смех. Однако, как ни странно, в историю мою многие поверили и, сопоставляя факты и события, мы все вместе пришли к выводу, что кошмар в доме Варвары мне не привиделся, и что Варвара, без сомнения, могла превращаться с помощью колдовства в бабку Варю и обратно. Ведь вместе их никто никогда и нигде не видел, только порознь! Батюшка из городской церкви, приезжавший в село очищать ведьмин дом от скверны, также подтвердил, что оборотничество вполне могло иметь место, а перед отъездом добавил, что Варвара, занимаясь любовью с местными мужиками, на самом деле преследовала не плотскую цель. Главной ее задачей при этом было получить как можно больше свежей человеческой энергии. У ведьм это принято, они после такой «подзарядки» дольше живут на свете.

Кроме самой Варвары, много в селе говорили и о чудодейственном зелье, с помощью которого старуха возвращала себе молодость. И кто бы мог тогда подумать, что зелье это не исчезло вместе с ведьмой, а лежало до поры до времени в погребе у одной перезрелой бабенки, стибрившей его под шумок в доме Варвары на следующий день после описанных мною событий.

------------------------------------------------

Если вам понравилась история, то больше подобного найдете у меня в канале: https://t.me/strahorr

Неизвестно, сколько нам пришлось бы стоять, но случился скандал. Недалеко у стены чинно сидели несколько набожных стариков и бабушек, из тех самых завсегдатаев, без которых обычно не проходят ни одни похороны. Бабки, поджав губы, неодобрительно поглядывали на нас. Внезапно один из мирно дремавших старичков очнулся, увидел столпившихся у тела школьников, страшно изумился и, ёрзая на стуле, начал что-то нервно выяснять у бабок. У тех давно внутри зудело, обрадовались, возбуждённо затрещали и, видать, настропалили деда против нас - у того аж тюбетейка на голове задёргалась. Дед, вспорхнув с табурета, мигом доковылял до нас. Вид у него был как у припадочного. Губы дрожат в ярости, зрачки суженные в трансе бешенства, и даже жучиные усики чудно распушились.

- Глумиться надумали, безбожники! Вон из дома святотатцы! - застрекотал дед, оттесняя нас от покойника, проворно орудуя тростью, которая вблизи оказалась лыжной палкой. Вдобавок начал требовать немедля муллу, мол, пора выносить и заупокойную молитву справлять, а нас «дьяволят» убрать, иначе он за себя не ответчик.

Учуяв, что почётный караул добром не кончится, пионервожатая убежала на улицу якобы за помощью. Тем временем фотограф пытался урезонить старца, но тот вдруг поднял свою палку и с диким лицом кинулся нас разгонять. Мы, как в дурном сне, не знали куда бежать и с визгом рассыпались по комнате. Фотограф тоже засуетился, зачем-то заметался несчастный, не зная куда отскочить, тут старикан его настиг и ударил палкой по хребту. Бабули возликовали, мы заржали, забыв о приличиях. От боли горе-фотограф взвился свечкой, рассвирепел, вцепился в дедову палку, хотел вырвать, но та не отцеплялась. В итоге старец дёрнулся, упал на коленки и стал вопить, проклиная всех и вся. Все жутко всполошились, кинулись поднимать его, сняли с руки деда палку, та оказалась с петлёй, потом уволокли дедулю и еле как усадили на место. Фотограф же струсил и метнулся на улицу. Следом и нас выгнали. Вот так наш пионерский пост с позором разогнали.

Наконец тело вынесли и повезли хоронить. Народ ринулся вслед. Мы тоже пошли на кладбище, которое было недалеко за посёлком. Там развернулся такой грандиозный траурный митинг, будто не простого учителя, а партийного босса хоронили. Играл оркестр, ораторы много говорили, но не о душе и небе, а о какой-то, прости господи, пафосной фигне, короче, не пойми что. После митинга толпа увлекла нас к могильной яме. Нам бы отойти в сторонку, так нет же, влекло какое-то нездоровое любопытство - увидеть нечто запредельное. Пялились в яму до последнего, пока покойного всего закутанного как мумия в марлю, спустили в яму и бережно уложили в боковую нишу. Потом рабочие заложили эту самую нишу кирпичами и забросали яму землёй. И вот уже на глазах вырос свежий могильный холмик. Всё кончилось. Побросали венки и унылой вереницей пошли обратно в посёлок.

На обратном пути кому-то приспичило спросить, зачем это покойного хоронили без гроба и вдобавок втискали в боковую нишу. Объяснили, что у мусульман так хоронят. Как только закопают усопшего, и народ уйдёт с погоста, тут мертвец в могилке оживёт и сядет. К нему без промедления прибудут два ангела, которые начнут допрос с пристрастием, и горе тому, кто не верил в Бога. Ну, покойный Мэлс Маратович, как и все в то время, не был верующим, ещё имя ему дали в честь вождей революции, оригинальное, конечно, но какое-то странное, сатанинское даже.

На этом история с похоронами для меня не кончилась.

На второй день сижу я на веранде, на допотопном «Зингере» мусолю примитивный фартучек, учусь шить. Внезапно стало как-то нехорошо и захотелось на воздух. Тут на коврике, у входа, почудилось какое-то движение. Глядь, а там лежит то ли поясок, то ли лента, свёрнутая в небольшой круг и как бы слегка шевелится. Вдруг на моих глазах из круга этого медленно приподнялась маленькая змеиная головка. Между тем змейка поднялась выше и, не спуская с меня глаз, начала колебаться, как маятник, из стороны в сторону. Это было нестрашно, но как-то мутно и завораживающе. Меня из оцепенения окликнул голос бабушки, которая в это время зашла в дом. Змея вмиг опала и спрятала голову, но не отползла и осталась лежать. Не успела я ахнуть, как бабушка с ходу подняла змею, которая на самом деле оказалась обычной ленточной тесьмой и закинула в ящик стола. Мой рассказ о змее бабушке не понравился, мол, злые духи пугают, не к добру это. Правда, мне больше ничего не мерещилось, а злых духов я так и не увидела, но после этого случая я как бы потеряла душевный покой. Внезапно нахлынули воспоминания о похоронах. Как наяву вновь вспоминался наш никчёмный пост, дед с палкой, унылое кладбище. Всё казалось, что смерть заберёт кого-нибудь из близких, и его тоже как мумию запеленают в белую материю и похоронят в могильной нише. От этих мыслей было тягостно, тоскливо, зачем-то стала тайком плакать, и сны снились липкие, нехорошие. Привычный безмятежный мир рухнул, и как бы смерть учителя нарушила мою логику мироздания. Не знаю, чем кончились бы мои страдания, но вскоре бабушка привела домой незнакомую тётку. Та какой-то дрянью обкурила весь дом, потом дождались полнолуния и ночью во дворе с молитвами ополоснули мне лицо и руки водой. Уже на другой день эмоции от похорон поблёкли, всё вспоминалось буднично, без надрыва, и страх смерти ушёл куда-то на задворки. Сейчас, прошло столько лет, было много других похорон, но те первые похороны учителя были потрясением и осознанием истины, что рядом с жизнью есть и смерть. Вот живешь, занятая суетными своими делами, а о ней, смерти, и не думаешь. А она же, смерть, рядом. И иногда кому-то напоминает о себе — мол, думаешь, ты тут хозяин жизни? А ты тут на самом деле никто, из праха вышел - в него и обратишься.

------------------------------------------------

Если вам понравилась история, то больше подобного найдете у меня в канале: https://t.me/strahorr

Не призываю никого подписываться, это для тех кто хочет больше подобного.

Патан ушёл.

Я остался в комнате наедине с бабкой.

Жутковато… Обратил внимание на её чёрные ногти, оказалось, что это не ногтевые пластины, а какие-то чёрные камни, тупо вставленные в пальцы. Но вставлены были хорошо и качественно. Такую херню я видел впервые. Я решил приподнять фалангу, как вдруг рука отдёрнулась. Остаточные рефлексы, мало ли — я вновь попытался приподнять палец и разглядеть получше, как вдруг патан резко зашёл в кабинет.

Я доложил патану, что обнаружил в его отсутствие. Он удивился, сказал, что, наверное, цыганка из какого-то знатного рода, может быть, при жизни была гадалкой. Я о цыганах не знал ничего, кроме того, что они попрошайки и мошенники, ну и то, что у них есть касты и какие-то там бароны, которые чуть ли не короли у нескольких семей или каст. Наконец, патан сделал надрез, довёл до низа живота. Раздвинул грудную клетку и увидел, что её сердце находилось с другой стороны. Ну, ничего, бывает, хоть и редко. Дальше всё как обычно. Кишечник полный кала вследствие старческой атонии кишечника.

Достали сердце, взвесили — без отклонений по весу.

Патан начал его шинковать для гистологов, как вдруг у старухи открылись глаза. Признаться, увидеть вдруг открывшиеся глаза у вспоротой старухи, да ещё и с бельмами — было жутковато. Патан сказал закрыть их. Я послушно закрыл. Но как только закрыл, отвисла нижняя челюсть. А вот это странно, заметил патан, потому как нижняя снабжена сильными мышцами и должна была закоченеть и не открываться.

В общем, челюсть я тоже прикрыл. Как только мы закончили вскрытие, патана резко снова куда-то вызвали, а меня отправили на отгрузку, и мы благополучно снова забыли про цыганку. Часам к трём ночи мы о ней вспомнили за кружкой чая с коньяком. Патан сказал, мол, пошли, запакуем её и приберёмся.

Приходим туда, а тела нет.

Видимо, кто-то за нас всё сделал. Наверное, кому-то понадобился стол, и его освободили. Но сердце её осталось лежать на том же столике, где врач его оставил. Уж если кто-то и навёл порядок, то и сердце должны были убрать тоже. Мы направились к выходу, и вдруг снова погас свет. Позади себя мы услышали лёгкий звук сердцебиения. Врач взял меня за плечо, наклонился к моему уху и поинтересовался, слышу ли я этот звук.

Я тихонечко ответил:

«Да».

Пока мы шли в отдыхайку, отчётливо услышали ещё кое-что — там работал телевизор, хотя света по-прежнему не было. По экрану шли помехи, и раздавалось шипение. Комната была пуста. Никого. В абсолютной тишине за нашими спинами кто-то быстро проскользнул мимо нас, шурша тапками. Мы оглянулись и спросили в темноту:

— Кто это? Ответа не было.

Только кашель вдалеке послышался. Основная масса коллег курила и, соответственно, покашливала, так что ничего в кашле из коридора необычного не было. Почему только не отозвался никто? Патан сказал:

— Пошли к заведующему, там разберёмся.

Коридоры и расположение комнат мы знали наизусть, кабинет заведующего нашли без труда. Вот только он оказался закрытым. Мы повернули обратно, в сторону выхода, и тут из темноты кто-то спросил:

— Молодые люди, скажите, пожалуйста, а куда я попала?

Голос пожилой женщины. Как? Как здесь оказалась пожилая женщина, одна, в кромешной темноте? После вопроса она закашлялась — тот же кашель, что мы слышали раньше. Мы с врачом впали в ступор и не могли проронить ни слова. Старуха вновь заговорила:

— Ну, раз молчите, значит, тоже не знаете. Ладно, пойду прилягу.

И тапки шустро зашуршали по кафелю. Мы рванули к выходу. Меня колотило от страха, патана, кажется, тоже. Может, поэтому ручку двери мы нащупать не смогли. Ломились в дверь так, но она не поддавалась ни на миллиметр. Патан сквозь зубы матерился:

— Что за х*** творится? Чё за бабка е*** тут ходит?

— Это, наверное, и есть та цыганка, которую мы… Ну, это… Вскрыли…

И тут мы услышали шорох, словно кто-то вёл ладонью по стене. Звук приближался к нам. Потом вдруг резко пропал. Мы стояли и дышали очень тихо, но очень часто. И прямо за нами, прямо за нашими спинами прозвучал голос бабки:

— Вы меня не проводите?

Тут-то мы и рванули кто куда. Я бился руками, ногами и головой обо всё, что мне попадалось на пути. Я не знал, куда бежать. Тупо упёрся в стену и остановился. Развернулся к ней спиной и уселся на пол, поджав ноги, и стал прислушиваться. Тишина. Привстал и зашарил по стенам. Нащупал огнетушитель.

Он в коридоре висел только в одном месте. Я, обняв его как родного, весь испуганный, начал соображать, что врач, наверное, побежал в соседнее отделение, через подземные коридоры. Я решил податься туда же. Держась за стену, я добрался одним из переходов до соседнего отделения.

Открыл дверь и увидел свет ночных ламп. Я мигом рванул на свет и прибежал на пост, где уже был патан. Там мы оставались до утра, не особо распространяясь о происшедшем.

Утром бабка лежала там же, на том же столе. Правая ладонь её руки была покрыта палью и извёсткой, под ногтями — ошмётки облупившейся краски.

Мы быстро её запаковали и отправили с первой же машиной.

После этого всё вернулось на круги своя.

------------------------------------------------

Если вам понравилась история, то больше подобного найдете у меня в канале: https://t.me/mimnok

Не призываю никого подписываться, это для тех кто хочет больше подобного.

Покойник не пах, потому что с момента убийства прошло чуть больше суток, а до теткиного приезда в доме, как уже упоминалось, было холодно. Тетка до сих пор это вспоминает со слезами на глазах.

Она целую ночь провела на кровати, под которой лежал мертвец!

Свидетелями этой истории было полдеревни, вся моя родня, а также милиция и медики.

Все было задокументировано.

Тётя считает, что топот и плач издавал домовой — мол, так он ее хотел предупредить о «подарке» под их кроватью…

------------------------------------------------

Если вам понравилась история, то больше подобного найдете у меня в канале: https://t.me/mimnok

Не призываю никого подписываться, это для тех кто хочет больше подобного.

Я не знаю что это было или кто это был, но с тех пор подобное не повторялось.

Вот в этот день я по настоящему испытал чувство страха….!

------------------------------------------------

Если вам понравилась история, то больше подобного найдете у меня в канале: https://t.me/mimnok

Не призываю никого подписываться, это для тех кто хочет больше подобного.

История этой святой старицы для меня была нова и очень интересна. (Это был 2004 год). Я эту книгу прочитала на одном дыхании. Очень тронули слова святой старицы :

« Приходите ко мне как к живой и рассказывайте о своих бедах».

( Может исказило чуток слова, но смысл надеюсь сохранила). На последних страницах много было рассказано о помощи людям Матронушки после смерти… И вот прошло еще какое-то время, состояние моего здоровья очень на малый процент лишь улучшилось и мне назначают пройти УЗИ, чтобы уже точно решить делать мне чистку или сохранять беременность

(младший медперсонал втихаря шушукался обо мне, типа «критический случай и положительного исхода нечего ждать»).

Перед днем прохождения УЗИ я практически первую половину ночи не спала, втихаря лишь плакала и молитвенно просила Святую старицу мне помочь сохранить моего ребеночка. И вот впала я в какое-то как бы оцепенение и увидела себя вместе с мужем и двенадцатилетней Девочкой

( как я потом поняла, своей дочкой)

на каком–то летнем городском празднике в незнакомом городе. И все такие счастливые, радостные. И вдруг наша дочь попросила купить большой воздушный шарик в виде сердца. А на душе такое легкое благодатное состояние. И главное ощущение полной реальности происходящего.

И вот я подхожу к месту, где продают воздушные шары, наполняемые гелем. А надо сказать, что продавщица женщина довольно таки пожилая там была, одетая в какую-то как бы в униформу зеленного цвета и лица особо не видно было. И только я протянула взять готовый шарик, как меня коснулась рука этой женщины продавца и по мне сразу как-будто бы электрические искорки побежали.

А она меня по плечу потрепала и говорит немного хрипловатым голосом:

« Все у тебя будет хорошо, Наташенька, только слушайся мужа!»

И все, у меня в ушах какой-то свист, я проваливаюсь в какую-то темноту, очнулась опять на больничной кровати и не могу понять где я?

Вот ведь был только что день, дочь, муж.

Я что потеряла сознание?..

На часах показывало только пять утра, а на улице наступало пасмурное утро августа… Уже перед этим УЗИ у меня такого животного страха не было, во мне теперь была пусть крохотная, но вера, что все будет хорошо не смотря не на что!

Когда уже врач делала УЗИ, у нее были очень удивленные глаза, если не сказать проще, «квадратные», она же меня и лечила и про диагноз знала все.

— «Ну что там?» - спросила после долгой паузы я.

— «Как что? Будем сохранять …» -как-то рассеянно ответила медработница… Эпилог.

У меня растет уже тринадцатилетняя дочь, которую мне подарила с Божьего благословения Святая старица Матрона Московская, которую мы в семье ласково называем просто Матронушка и считаем ее нашей покровительницей .

Будьте все счастливы и здоровы