Город с одинаковыми домами, что не стена — то серое ваяние неприступное и безликое. Бетонные блоки и плиты много лет назад убили все живое, всю зелень и цветы, оставляя выцветать под солнцем искусственные пластиковые озеленения города. Улицы с бесцветными душами людей, скользящих словно призраки. Живут в этом муравейнике не поднимая голов. Шорох одинаковых одежд из грубого материала, что неприятно трет кожу, как наждачная бумага, но это не важно, это жизнь и все мы здесь призваны нести свое страдание плотно сжав губы и глядя под ноги. Спины гнет покорность судьбе и выдуманные кем-то, когда-то обязательства не понятно перед кем или чем. Пустышки. Болванки. Оболочки некогда великого народа, люди носящие маски людей, но не признающие себя таковыми, ведь это не важно, это глупо, не важно кто я, кто ты, мы все ничто, просто пепел под ногтями древних богов, создателей, титанов, космоса, бесконечного мрака или еще бог знает чего, в зависимости от того в какую религию ты ударился. В мире есть семь-восемь категорий явлений, о которых стоило бы говорить, и одно из них — погода. Только вот это не та погода о которой хочется рассказывать. Тлеющая, переваливающаяся жирными и влажными боками погода, окрашивала все вокруг в мерзостные серо-зеленые оттенки, в этом не было ничего красивого и вызывало только приступы тошноты от взгляда на все вокруг. Сточные городские канавы несут жухлые и начинающие гнить листья, с плеском унося их под город в мрачную тянущую смрадом канализацию, в место где обитают все страхи детских колыбелей и ужасы закрывающих глаза под одеялом взрослых.
— Вы все жалкие…
На высоте седьмого этажа, на крыше обветшалого дома сидела узкая фигура. Острый холодный взгляд брезгливо скользил по бесцветным фигурам людей, которые волочили за собой конечности, лишенные хоть капли света жизни. Силуэт наблюдателя скрывали просторные свободного кроя штаны, руки и торс туго стягивали черные повязки, напоминающие чем-то тренировочные бинты. За угловатыми и крепкими плечами, виднелась истертая рукоять меча. Лицо скрывала повязка, из плотной бархатистой ткани. Глаза густо подведены черной и красной красками, а кожа белая, будто не видела света дня. Если бы кто-то вдруг смог поднять голову наверх и заметить сидящего на крыше - его тело тут же пронзили иглы страха и неописуемого ужаса, которые холодными когтями хватает позвоночник и безжалостно вырывает из тела. Возможно люди всегда боялись столкнуться с чем-то подобным, что смотрит на них сверху вниз, что так пристально наблюдает...потому и не поднимают голов от земли.
— Бесполезные... —слово было процежено сквозь стиснутые зубы, с шипением полным ненависти, буквально источающее яд. Наблюдатель резко встрепенулся и прыгнул вниз, беззвучно скользя по стене дома, поднимая пыль и кирпичную крошку под узловатыми костяшками пальцев. Фигура ловко приземлилась на асфальт и скользя вдоль домов, направилась вниз по улице. Люди не обращали внимание, никто не видел таинственного наблюдателя. На самом деле никто и не увидит Нахцерера пока оно не захочет. Такова их ненавистная им же природа. Квартал...еще один...дома сменяли друг друга, районы плыли под ногами, бесцветные и лишенные каких-либо принципиально важных отличий. Фигура шла, не сбавляя ровного темпа, будто дроид вышагивал, а не существо из плоти и сухожилий. Через несколько минут пейзаж сменился на открытый, но все такой же серый, как и весь город, простор. Здесь погода тоже не поленилась раскинуть свои влажные и мерзостные складки. Моросил легкий дождь, медленно оседая на коже, сбиваясь в капли и стекая вниз до маски, пропитывая ее влагой. Создание ночи остановилось, ровно перед тем, как до его стоп, лениво потянувшись дошла волна реки, которая окружала город плотным кольцом. Она была широкая и мутная, ее не перейти вброд и не переплыть, поскольку то, что таят ее глубины, никогда не упускает возможности забрать все то, что попадает в воду, так или иначе. Эта река и спасение и проклятье. Она играет для города роль щита, но так же напрочь отрезает от мира, если бы не возведенный, когда-то давно мост. Ожидание. Острый взгляд скользил по волнам, что-то...высматривая? Вдруг волны вздыбились в 15 метрах от берега, воздух над ними задрожал и начал тянуться, будто пленка, меня цвет и очертания. Прорыв границ реальности. Что-то ожесточенно и разъяренно рвется по ту сторону, впиваясь когтями и разрывая клыками, послышался рокот и треск границы. В пространстве образовалась рванная дыра, через которую, переваливаясь криво налепленными суставами и сморщенным панцирем, прорвалось нечто, столь отвратительного и не естественного вида, при виде которого, тошнота подкатывает к горлу. Их называют Девор Инкторатикс или девиксы, бесформенные пожиратели, наскоро слепленные формы существ, у которых единственная цель - есть. Они как гусеницы, ползут, переваливаются и впиваются буквально во все, своими крюкообразными зубами: земля, города, атмосфера, все. И вот один из них снова прорвался за границу и разбрызгивая волны направляется к берегу источая дикое зловоние и внутриутробный рокот. Нахцерер вскинул руку и выхватил Тсуираку. Его лезвие сверкнуло в свете тусклого солнца. Это был Цуруги носящий имя "рубящий падших", рукоять привычно легла в ладонь и слегка прогнулась под стиснувшими ее пальцами. Девикс мчался на берег, не замечая фигуру ожидающую его там. Он врезался в воздух своим бесформенным телом, борясь с водой и нескладностью движений, но вызывая первобытный ужас. Вскинув вторую руку, существо ночи сорвало с лица маску, открывая угловатые черты женского лица и угрожающий оскал. Торчащие клыки и слегка удлиненные челюсти лишали ее схожести с человеческим лицом напрочь, но знаете что еще больше всего отдаляет ее от людей? Тот нечеловеческий рык, который сорвался из пасти Нахцерера, заставляя девикса, сначала притормозить, разбираясь откуда был звук, и уже более целенаправленно нестись к берегу, к той фигуре, что он сейчас снесет, поглотит, разорвет к чертям. Пять метров, три...два...
Девушка затаила дыхание и вскинула Тсуираку.
Не дыши.
Тебе это не к чему больше.
Забыла?
©Tida
