Черно-белое фото

Это Kiss без грима.

Как сообщала газета «Нью-Йорк трибьюн», «мистер Есенин» впервые увидел величественные очертания Нью-Йорка 1 октября сквозь полуденную дымку и, «будучи поэтом, пришёл в восторг». Позднее в очерке «Железный Миргород» Есенин сам опишет свои впечатления:

…Глазам моим предстал Нью-Йорк… Разве можно выразить эту железную и гранитную мощь словами?! Это поэма без слов… Здания, заслонившие горизонт, почти упираются в небо. Над всем этим проходят громаднейшие железобетонные арки. Небо в свинце от дымящихся фабричных труб. Дым навевает что-то таинственное, кажется, что за этими зданиями происходит что-то такое великое и громадное, что дух захватывает.

Однако, когда пароход пришвартовался в Нью-Йоркской бухте, Есенина и Дункан ждал неприятный сюрприз: сотрудник иммиграционной службы сообщил им, что они не имеют права сойти на берег до соответствующего разрешения властей, и предложил проследовать на Эллис-Айленд (место нахождения политических заключённых) для проверки.

Газета «Нью-Йорк Геральд» опубликовала заявление чиновника иммиграционной службы:

Ввиду продолжительного пребывания Айседоры Дункан в России и факта, что молва давно связала её имя с Советским правительством, правительство Соединённых Штатов имело основание полагать, что она могла быть «дружеским посланцем» Советов.

Как объяснял сам Есенин в своём очерке об Америке «Железный Миргород»:

Вашингтон получил сведения о нас, что мы едем как большевистские агитаторы.

Этот неприятный инцидент разрешился только после того, как брат танцовщицы Августин Дункан и её импресарио Сол Юрок дали телеграмму президенту Соединённых Штатов Уоррену Джорджу Гардингу. 2 октября после двухчасового допроса Есенин и Дункан были освобождены. Спектакли Айседоры Дункан в нью-йоркском Концертном зале «Карнеги-Холл» прошли с большим успехом, однако уже 12 ноября 1922 года из Нью-Йорка Есенин пишет своему другу, писателю Анатолию Мариенгофу:

Милый мой Толя! Как рад я, что ты не со мной здесь в Америке, не в этом отвратительнейшем Нью-Йорке. Было бы так плохо, что хоть повеситься…

…Лучше всего, что я видел в этом мире, это всё-таки Москва. В чикагские «сто тысяч улиц» можно загонять только свиней. На то там, вероятно, и лучшая бойня в мире…

…Раньше подогревало то при всех российских лишениях, что вот, мол, «заграница», а теперь, как увидел, молю Бога не умереть душой и любовью к моему искусству. Никому оно не нужно, значение его для всех, как значение Изы Кремер, только с тою разницей, что Иза Кремер жить может на своё пение, а тут хоть помирай с голоду.

Я понимаю теперь, очень понимаю кричащих о производственном искусстве.

В этом есть отход от ненужного. И правда, на кой чёрт людям нужна эта душа, которую у нас в России на пуды меряют. Совершенно лишняя штука эта душа, всегда в валенках, с грязными волосами и бородой Аксёнова. С грустью, с испугом, но я уже начинаю учиться говорить себе: застегни, Есенин, свою душу, это так же неприятно, как расстегнутые брюки…

…Сегодня в американской газете видел очень большую статью с фотографией о Камерном театре, но что там написано, не знаю, за не… никак не желаю говорить на этом проклятом аглицком языке. Кроме русского, никакого другого не признаю и держу себя так, что ежели кому-нибудь любопытно со мной говорить, то пусть учится по-русски…

…Боже мой, лучше было есть глазами дым, плакать от него, но только бы не здесь, не здесь. Всё равно при этой культуре «железа и электричества» здесь у каждого полтора фунта грязи в носу.

США впечатлили поэта своей мощью, размерами и красотой архитектурных форм, но в то же время он отметил и пустоту жизни американского народа тех лет. Вот что писал сам Есенин в своих воспоминаниях о поездке:

Внутренняя культура американцев очень примитивная. В них живёт мысль лишь об одном – где бы заработать или ещё как-то получить деньги.

Владычество доллара съело в них все стремления к каким-либо сложным вопросам. Американец всецело погружается в «Business» и остального знать не желает.

Об искусстве США вообще говорить даже стыдно – оно находится на самой низкой ступени развития: «нравственно или безнравственно ставить памятник Эдгару По»? Этот вопрос они решают уже много лет, и никак не могут прийти к консенсусу.

По мнению поэта, в этой стране была создана культура машин, с её помощью Штаты и прославились, но это всего лишь плоды работы индустриальных творцов, а гений народа тут никакого участия не принимал. Народ Америки – только честный исполнитель заданных ему чертежей и их последователь, утверждал поэт Есенин.

Не прошёл Есенин мимо и коренного народа Америки – индейцев. По его мнению, совершенно понятно, что он "пропал от виски". Но в тоже время "индеец никогда бы не сделал на своём материке того, что сделал «белый дьявол»".

В США Есенина поразила культура электричества. Он был удивлён, что в этой стране уже давно ушли от свеч и всё озарено ярким светом. Поэт восхитился Бродвеем с точки зрения освещённости, но проходу ему не давали местные репортёры:

Свет иногда бывает страшен. Море огня с Бродвея освещает в Нью-Йорке толпы продажных и беспринципных журналистов. У нас таких и на порог не пускают, несмотря на то что мы живём чуть ли не при керосиновых лампах, а зачастую и совсем без огня.

Америка Есенину откровенно не понравилась. Своим друзьям про это "царство мещанства" отправлял гневные письма, не стесняясь в выражениях. Вот отрывок  письма Есенина из Нью-Йорка, своему другу, Александру Сахарову:

Родные мои! Хорошие!.. .

Что сказать мне вам об этом ужаснейшем царстве мещанства, которое граничит с идиотизмом?

Кроме фокстрота, здесь почти ничего нет. Здесь жрут и пьют, и опять фокстрот. Человека я пока ещё не встречал и не знаю, где им пахнет. В страшной моде господин доллар, на искусство начхать — самое высшее музик-холл. Я даже книг не захотел издавать здесь, несмотря на дешевизну бумаги и переводов. Никому здесь это не нужно. Ну и @бал я их тоже с высокой лестницы.

Страна оказалась для Есенина просто чуждой. Он не смог простить ей отсутствие свободной мысли и внутреннего развития у граждан:

Сила железобетона, громада зданий стеснили мозг американца и сузили его зрение. Нравы американцев напоминают незабвенной гоголевской памяти нравы Ивана Ивановича и Ивана Никифоровича. Как у последних не было города лучше Полтавы, так и у первых нет лучше и культурней страны, чем Америка.

Поэт приводит разговор с каким-то американцем, который утверждал, что прекрасно знает Европу, что был в Италии, Греции. Однако всё, что предлагает Европа, якобы не ново для Америки. "Знаете ли вы, что в штате Теннесси у нас есть Парфенон гораздо новей и лучше?" – вопрошал американец.

Сергей Есенин сказал ему, что от его слов хочется смеяться, и одновременно плакать. Именно эти слова показывают всю внутреннюю культуру США – вернее, искажённое её представление:

Европа курит и бросает, Америка подбирает окурки, но из этих окурков растет что-то грандиозное.

Однако так и хочется отметить: «хоть и грандиозное, но от настоящей культуры имеющее лишь оболочку, но не её глубокий внутренний мир». Именно этими словами Есенин вынес приговор Америке:

С такой культурой долго она не протянет, как бы не стремилась к роли мировой цивилизации.

А вот сами американцы после той поездки Есенина заметили как поэта (хотя серьёзно в 20-х годах воспринимали только его жену – известную танцовщицу). Американский критик Натан Доул назвал манеру стихосложения Есенина "пародийно-христианским символизмом", высоко оценив его как творца.

Ну и, конечно, Есенин писал об Америке стихи:

Места нет здесь мечтам и химерам,
Отшумела тех лет пора.
Всё курьеры, курьеры, курьеры,
Маклера, маклера, маклера.
От еврея и до китайца,
Проходимец и джентльмен,
Все в единой графе считаются
Одинаково – бизнесмен.
На цилиндры, шапо и кепи
Дождик акций свистит и льёт.
Вот где вам мировые цепи,
Вот где вам мировое жульё.
Если хочешь здесь душу выржать,
То сочтут: или глуп, или пьян.
Вот она – мировая биржа,
Вот они – подлецы всех стран.

Эти люди – гнилая рыба,
Вся Америка – жадная пасть.
Но Россия – вот это глыба!
Лишь бы только – Советская власть!

В Москву из долгого свадебного заграничного путешествия Есенин и Дункан вернулись в августе 1923 года. Анатолий Мариенгоф позже вспоминал слова поэта по приезде:

Знаешь, когда границу переехал, плакал… землю целовал… как рязанская баба…

После возвращения в Москву Айседора тут же уехала в Париж, бросив Илье Шнейдеру:

Я привезла этого ребёнка на родину, но у меня нет более ничего общего с ним.

В октябре Есенин отправляет ей телеграмму:

Люблю другую. Женат и счастлив.

Речь шла о Галине Бениславской – женщине, у которой он жил до знакомства с Дункан и у которой поселился сразу после возвращения. Однако, несмотря на их близость, Есенин так и не женился на ней. Его последней женой стала Софья Толстая. Свадьба с ней состоялась в 1925 году.

В конце того же года Есенина нашли мёртвым в ленинградской гостинице "Англетер". Айседора Дункан, которая пережила бывшего мужа на два года, на сообщение о его смерти отреагировала почти холодно. "Я так много плакала, что у меня больше нет слёз", – передала она телеграммой Илье Шнейдеру.

Свадебное турне Сергея Есенина и Айседоры Дункан по Европе и Америке. Часть 1

Источник: Знакомый ваш Сергей Есенин

Брак Сергея Есенина и Айседоры Дункан продлился два года по документам и в два раза меньше – фактически. Языковой барьер (он толком не знал иностранных языков, она изъяснялась на ломаном русском), разница в возрасте (она была старше его почти на 20 лет), буйный темперамент обоих – поэт и танцовщица классически "не сошлись характерами". Вся их семейная жизнь уложилась в длинное свадебное путешествие, медовый месяц длиной почти в год, в которое Дункан увезла своего поэта с "золотой головой" после регистрации в ЗАГСе Хамовнического района Москвы.

Айседора Дункан приехала в СССР за мечтой о свободе. Танцовщица много раз бывала здесь с гастролями до революции, и когда в 1921 году нарком просвещения Анатолий Луначарский предложил ей открыть свою школу танца в Советской России, она согласилась с восторгом. О том, что значительную сумму денег на создание школы ей придётся добывать самостоятельно, как и о том, что жить она будет впроголодь и в плохо отапливаемом помещении, наркомпрос, конечно, умолчал. "Отныне я буду лишь товарищем среди товарищей, я выработаю обширный план работы для этого поколения человечества. Прощай, неравенство, несправедливость и животная грубость старого мира, сделавшего мою школу несбыточной!" – восторженно написала Дункан, отправляясь в путь.

С американской танцовщицей Айседорой Дункан поэт знакомится в день своего рождения, 3 октября 1921 года. Их встреча происходит на одной из закрытых вечеринок тогдашней богемы, в художественной мастерской Георгия Якулова. Многие говорили, что это была любовь с первого взгляда. Есенина, которому тогда было 26 лет, привёз туда его друг – советский денди и поэт Анатолий Мариенгоф.

Есенин внимательно следил за каждым движением танцовщицы (например, когда она по просьбе присутствующих исполняла свой знаменитый танец с шарфом) после чего лёг у её ног возле дивана произнося что-то вроде «богиня». Тогда 44 летняя Айседора по легенде произнесла на ломаном русском:

Золотая голова.

Затем поцеловала поэта в губы (не раз) попутно называя его то ангелом, то чёртом. Она гладила его по голове, он смотрел на неё – так они и общались весь вечер. "Он читал мне свои стихи, я ничего не поняла, но я слышу, что это музыка и что стихи эти писал genie!", – так позже сказала Дункан Шнейдеру. В 4 часа утра они уехали вдвоём в её особняк на Пречистенке. Через несколько дней поэт переехал к ней. Довольно быстро Есенин и Дункан начали жить вместе, но отношения зарегистрировали только перед поездкой в США, чтобы избежать проблем с полицией нравов. Брак оформили в ЗАГСе Хамовнического района Москвы. 2 мая 1922 года, выйдя из ЗАГСа Есенин сказал:

Теперь я — Дункан!

Молодожёны взяли двойную фамилию Есенин-Дункан. Илья Шнейдер вспоминал, что перед свадьбой Дункан просила его подделать дату рождения в её паспорте, чтобы скрыть разницу в возрасте – она была старше Есенина на 18 лет. "Это для Езенин. Мы с ним не чувствуем этих пятнадцати лет разницы, но она тут написана... И мы завтра дадим наши паспорта в чужие руки... Ему, может быть, будет неприятно", – говорила она. В ЗАГСе разница в возрасте действительно сократилась – до 10 лет.

10 мая 1922 года Сергей Есенин и Айседора Дункан рейсом Москва-Кёнигсберг вылетели из столицы. Так началось их большое 15-месячное заграничное турне.

На следующий день одна из московских газет сообщала: «В среду, 10 мая, в 9 часов утра, Айседора Дункан вылетела с Ходынского аэродрома на аэроплане в Германию, где объявлены её спектакли… Вместе с Дункан вылетел поэт Сергей Есенин, с которым она недавно вступила в брак по советским законам».

За 15 месяцев заграничного турне Сергей Есенин и Айседора Дункан побывали в Германии, Бельгии, Франции, Италии и США. Как позже писал сам Есенин:

Объездил всю Европу и Северную Америку. Доволен, прежде всего, тем, что вернулся в Советскую Россию.

В час дня 11 мая молодожёны приехали на поезде из Кёнигсберга в Берлин. Здесь они задержались на более длительный срок, так как Есенин официально был командирован Наркомпросом в Германию на 3 месяца «по делу издания книг, своих и примыкающей нему группы поэтов». Вечером 12 мая Есенин читал свои стихи на литературном вечере в берлинском «Доме искусств», завершившемся внезапно возникшей скандальной ситуацией из-за пения «Интернационала», которое было воспринято публикой, мягко говоря, неоднозначно: одни аплодировали, а другие требовали прекратить пение, угрожая физическим насилием.

На следующий день Есенин посетил редакцию газеты «Накануне» и передал стихотворения «Всё живое особой метой», «Не жалею, не зову, не плачу», опубликованные 14 мая 1922 года. Через неделю после прибытия в Берлин Есенин и Дункан на квартире писателя-эмигранта Алексея Толстого встретились с Горьким.

Во время обеда Айседора с восторгом отозвалась о России и провозгласила тост за русскую революцию. Горький воспринял это с неодобрением и в одном из своих писем написал:

Эта дама расхваливала революцию, как удачную премьеру. Это она зря. А глаза у неё хорошие, талантливые глаза.

Здесь же в небольшой комнате Айседора продемонстрировала своё танцевальное искусство. А Есенин по просьбе Горького прочитал свои стихи. «Голос его звучал хрипло, крикливо, надрывно, — вспоминал позже Горький. — Он размахивал руками не в ритм стихов. Изумительно прочитал «Пугачёва». Монолог Хлопуши взволновал меня до спазма в горле, рыдать хотелось».

В заключение Горький попросил Есенина прочитать «Песнь о собаке», у которой отняли семерых щенят и понесли топить в пруд. Есенин подарил Горькому свою поэму «Пугачёв» с дарственной надписью: «Дорогому Алексею Максимовичу от любящего Есенина. 17 мая 1922 года».

18 мая Есенин заключил договор с издательством З.И. Гржебина на издание сборника его стихов и поэм, а в июне 1922 года в журнале «Новая русская книга» была опубликована автобиография Есенина «Сергей Есенин», написанная им уже в Берлине.

Надо признать и то, что за границей поэт не изменял себе в плане различных выходок, а один раз исчез на три дня, чем вызвал в Дункан неимоверный приступ гнева. Нашли его в одном из пансионатов Берлина, где он пил пиво и спокойно играл в шашки со своим другом поэтом Александром Кусиковым, которого уже тогда многие называли лишь собутыльником Есенина, но никак не литератором. Дункан устроила в номере погром (когда нашла их). Счёт, предъявленный пансионатом по тем временам был астрономический. Но у Айседоры всегда были покровители, которые покрывали не только её счета, но и застолья самого Есенина (правда большую часть своего имущества она распродала во время поездки по Европе).

В течение месяца Сергей Есенин путешествовал с Айседорой Дункан на автомобиле по городам Германии: Потсдам, Любек, Франкфурт-на-Майне, Лейпциг, Веймар, Висбаден.

"Отметился" в Дюссельдорфе, Кёльне и Аахене, откуда отправился в Брюссель.

28—29 июня прибыл в Дюссельдорф, где написал (датированное 29.06.1922) совместно с Айседорой Дункан письмо заместителю народного комиссара иностранных дел М.М. Литвинову с просьбой содействовать поездке в Гаагу (Нидерланды; поездка не состоялась).

М.М. ЛИТВИНОВУ 29 июня 1922 г. Дюссельдорф

Уважаемый т. Литвинов! Будьте добры, если можете, то сделайте так, чтоб мы выбрались из Германии и попали в Гаагу, обещаю держать себя корректно и в публичных местах «Интернационал» не петь. Уважающие Вас С. Есенин Isadora Duncan

1 июля отправил письмо из Дюссельдорфа в Москву А. М. Сахарову, рассказывая о Европе как «ужаснейшем царстве мещанства». Съездил в Кёльн, где получил пропуск бельгийского консульства для поездки по железной дороге в Брюссель сроком на 15 дней, начиная с 5 июля 1922 г. 4 июля выехал из Кёльна через Аахен в Бельгию.

Айседора Дункан тоже совмещала приятное, то есть свадебное путешествие, с полезным… Ещё будучи в России, 18 апреля 1922 года, Айседора Дункан направила своему американскому импресарио Соломону (Солу) Юроку телеграмму с предложением организовать турне по городам Америки.

19 апреля Сол Юрок ответил согласием на предложение Дункан: «Турне начинается в октябре», — и просил прислать «фотографии и сведения для рекламы».

13 сентября 1922 года Российское Генеральное Консульство в Париже выдало Есенину паспорт для поездки в США, и 25 сентября из Франции на океанском пароходе «Париж» они отправились в Америку.

Свадебное турне Сергея Есенина и Айседоры Дункан по Европе и Америке. Часть 2

Источник: Знакомый ваш Сергей Есенин