Она как всегда, проснувшись, лежала с закрытыми глазами и пыталась вернуть свой сон. Но, кроме ощущения, что она упустила самое важное в жизни знание, Леолея ничего не вспомнила. Полежав так ещё с полминутки, она открыла глаза. Деревянный потолок давно порос веточками, на которых зеленели весёлые, прозрачные листья. Леолея смотрела на них и думала, что пройдёт ещё совсем немного времени, и она так же превратится в маленький листочек, который быстро пожелтеет и медленно опустится к узловатым корням её дуба. Леолея жила в самой гуще северного леса, где ветви деревьев так плотно переплетались, что даже птицы облетали это место поверх тёмных крон. Когда-то светлый, полный радостного щебетания и весёлой возни, лес превратился в темный и непролазный бурелом, ручьи стихли и ушли вглубь корней, покрытых толстым мхом. Звери давно переселились поближе к солнечным полянам и лишь изредка забегали в этот лес, да и то случайно. У людей же это место и вовсе пользовалось дурной славой: они были уверены, что здесь живут тролли. И в самом деле, неподалёку жил тролль, старый, как и сама Леолея. Он подолгу спал, и на его каменных плечах росли берёзки и тополя. К нему никто не хотел приближаться, только непоседливые мыши, верные помощницы Леолеи, забирались к нему в уши или между пальцев и будили его щекоткой. Сегодня был как раз такой день, когда молодые феи прилетали к Леолее за снадобьем, которое теперь получалось только у неё. Тонкости приготовления она стала забывать, но зельем оставались довольны и дарили в ответ всякую чепуху, от которой Леолея всегда отмахивалась: она принимала в дар только липовый мёд. Леолея прибрала постель, умылась: возле дупла, где она жила, между ветвей всегда стояла лужица тёплой дождевой воды. Надела длинный вязаный плащ, бережно спрятав под него свои старые, похожие на тряпочки крылья, съела ложечку мёда и стала настраиваться на приготовление свачи. Свача. Вязкие, янтарного цвета, капли, несущие безмятежность, обезболивающие и утоляющие душу. Когда она была молода и порхала вместо того чтоб ходить, эти капли умела делать каждая десятая фея. Теперь осталась она одна. Молодые вертихвостки ничему не хотели учиться и вообще не понятно чем занимались, и где обитали, и появлялись у старухи, только когда у них заканчивалась свача. Только она знала, что действительно нужно, что бы свача получилась правильной, и это одновременно веселило и печалило её. Она расставила стаканчики и разложила серебряные ложечки на плоском древесном грибе, что служил ей столом, и свистнула мышей. Их хитрые мордочки тотчас появились среди листвы. - Бегите, будите Рандгвара, хватит ему спать, уже вторая неделя пошла! Мыши тут же исчезли, возбуждённо попискивая на бегу, предвкушая забаву. Старый тролль всегда пугался со сна и вскакивал, с трудом отрывая от земли свои руки оплетенные баданом и диким вьюном. Однажды это увидел забредший туда охотник и, когда перед ним встала во весь рост рычащая гора, выстрелил Рандгвару в ногу и сам свалился от страха без памяти. Что троллю человеческая пулька! Он лишь хмыкнул, пошарил в мешке у незадачливого охотника и вынул бутыль с картофельным самогоном, тут же выдул её и, усевшись под дубом Леолеи, запел древние тоскливые баллады, прикрывая мохнатые глаза и поглаживая зелёное стекло бутылки. Вот тогда-то старая фея и поняла, как может тролль помочь ей в ее ворожбе. Совсем не похожие на человеческие, песни Рандгвара растрогали её так, что она проплакала несколько часов к ряду и собрала дюжину стаканов главного ингредиента свачи - слёз феи. Заставить себя плакать просто так, как в молодости, она уже не могла и каждый раз приходилось идти на ухищрения: щипать свой нос, нюхать противный лук, выжимая из себя драгоценные капельки. С той поры раз в две недели она будила Рандгвара и просила его спеть. Песни старого Рандгвара работали безотказно: Леолея рыдала как маленькая девочка, у которой отняли игрушку. Вот и сегодня, когда в дупло ее дуба заглянул каменный глаз, фея протянула припасенную бутыль – держи Рангварушка, спой ка мне, братец , про юного короля - оленя...ну ты помнишь.. Леолея почти ничего не понимала из того, что говорил ей тролль, но его заунывные песни вынимали из нее всю душу, и Леолея начинала плакать, аккуратно подставляя под свои глаза маленькие стаканчики, а пронырливые мыши серебряными ложечками подхватывали те капли, что пролетали мимо. Сегодня тролль был в ударе и несколько раз взвыл так, что повеяло зимой, и снежинки закружились в жилище Леолеи. Она слизнула со стаканчика свою слезинку и воровато оглянулась: пить свои слёзы считалось дурным тоном. Когда Рандгвар выдохся и ушёл к своим камням, свернувшись и слившись с ними, став почти невидимым на их фоне, Леолея добавила в слёзы пыльцу радонца, кленовый сок и пробормотав древний заговор отдала мышам взбалтывать склянку, а сама прилегла на постель и вдруг вспомнила свой сон. Ей снился мальчик в зелёной одежде, в руках он держал лук и стрелы, глаза его были настолько синими, что казались двумя драгоценными камнями дерзко блестящими исподлобья. Он что-то говорил ей, она смеялась и, встав, вдруг полетела, когда он поманил её за собой. Её старые крылья стали, как прежде, упругими, Леолея ловко шмыгала между деревьев, взмывая в синее, как глаза мальчика, небо. Ей хотелось лететь выше и выше, туда, где облака свивались в дождевые тучи и сияли под солнцем как невиданные ожерелья. Ветер подхватил их и понес, лаская и играя с ними. Кто- то звал её издалека, но она не слышала или не хотела слышать, ничего больше не держало её, и ничего так она не хотела, как не отстать от мальчишки, который вдруг обернулся солнечным лучом. Мыши, разливавшие свачу по пузырькам, замерли, глядя как Леолея смеется во сне. Вскоре она затихла. А еще через пару минут из ее тонких рук начали прорастать первые листья. Рандгвар спал и не слышал, как прилетали молодые феи, печально прощались с Леолеей, как грустно щебетали они и вертелись вокруг дуба. Наступила тишина, состоящая из шорохов, вздохов ветра, шелеста листвы, и ещё каких-то неясных вздохов, которых как будто бы и нет. В этот раз он проспал долго а, проснувшись, с удивлением обнаружил, что дупло, которое всегда было для него открытым заколочено. Он что - то вскрикнул, постучал по дереву, потом сломал доски, скрывающие жилище Леолеи и заглянул туда. Там было темно и пахло пылью и липовым мёдом. Рандгвар сунул в дупло руку, пошарил немного, утробно заурчал и вытащил зелёную бутыль. Открыв её зубами и выпив до дна, он уселся у толстых корней и запел. Он смотрел в хмурое небо и пел свою песню, праматерь всех песен, и раскачивался в такт. Он был так увлечен, что не заметил, как на его плечо тихо опустился жёлтый прозрачный лист.
