Советское мышление

Это был 91-й год. Почему помню, потому что мама работала на "железке" а тогда раз в год работникам давали бесплатный билет по Союзу. Куда угодно, хоть во Владивосток. Но на мамину родину нужно было пилить неделю, и при всей моей любви к поездам - это было бы слишком. Поэтому Питер. Каждый год с трёх лет я был там. Там жила творческая интеллигенция нашей семьи - тётя Роза. А в этот раз мы с мамой чего-то вдвоём решили поехать.

Маленькое лирическое отступление.

1986 год. Юрмала. Кемери. Столовка. Очередь с жирными подносами в кассу. Ну биточки, картошка средней синеватости, мутная подлива - всё как всегда. А перед нами стоял мужчина типичной наружности с тарелкой рассольника и всё теми же мутными биточками. На подносе у него лежали две четвертинки чёрного. Кассирша была не в духе, видать. Хотя, кто из них был в духе в то время?! А тут прям совсем раздухарилась. Она этот хлеб у него с подноса забрала и положила обратно. Он недоуменно посмотрел на наглющую кассиршу, взял руками хлеб и снова положил на поднос. Мы привыкли, для нас было очевидно, но он не понимал в чём дело. Пасовались они молча и были оба страшно недовольны друг другом. Ситуация закипала. Первым не выдержал мужчина из конца очереди, ему жрать хотелось сильнее остальных, похоже. Он оставил свой поднос, подошёл к молчаливо воюющим. Взял блюдечко, щипцами положил на него хлеб и с саркастической улыбкой в глаза поставил тарелочку на поднос россиянину. Кассирша моментально пробила содержимое подноса и сказала это знаменитое "следующий". Мужик с окультуренным хлебом брезгливо оглянул очередь и сквозь зубы процедил "интеллигенция засратая".

Так вот, приехали мы в Ленинград к тётушке нашей. Если бы она знала что у нас были с собой доллары, на порог не пустила бы.

Она лютой ненавистью ненавидела всё это кооперативное движение, называя их всех ёмким словом "Лотошники". Конечно, в те времена бизнес только зарождался и был он достаточно угловат и неуклюж. Рядом с её домом стояла фура полная арбузов. Там сидел тот самый ненавистный лотошник, вообще, без лотка. Арбузы просто лежали на земле и на самом крупном из них лежал кусок картонной коробки с ценой написанной шариковой ручкой.

Тётка моя категорически не покупала у таких товарищей арбузы, искренне полагая что они ворованные. Покупала в обычном магазине и обязательно мыла ягоды с мылом. Ну это их питерские фишечки, нам селянам было не понять. Дня через три у нас с мамой закончились рубли и я спокойным тоном спросил где у них тут ближайший обменник валюты. Тётя Роза понимала что выгонять нас из дома поздно, тем более что конфеты "Лайма" и Рижский Бальзам уже заняли своё почётное место в кухонном серванте.

- У вас что доллары?! С демоническим ужасом в глазах спросила она.

А садизм в лёгкой форме - это у нас семейное. Да, говорю, и начинаю медленно доставать из кошелька десятидолларовые купюры. С каждой следующей тётка становилась всё бледнее. Она никогда не материлась, даже шёпотом. Со словами: - Вы что, совсем #бнулись?! - она рванула закрывать двери на все цепи и заткнула пальцем глазок.

Мы сутки не разговаривали. То есть мы то с мамой пытались, но она даже не смотрела в нашу строну. На третий день, она задёрнула шторку на кухне и заговорщицким тоном прошипела: - У нас в "Лениздате" есть Мариночка. Она дочь профессора и два раза была заграницей.

Дальше буквально зловещим шёпотом: - Я с ней договорилась!

А у меня возраст был уже дурацкий - 17 лет. Ну я тётке и сказал что пойду к барыгам да обменяю по выгодному курсу. Мол, видел их на вокзале. В первый раз, тётка была сильно загорелая по-сравнению с тем как её бледонуло в этот раз. Раскоординированной походкой она дошла до двери, встала в позу распятого Христа и произнесла сакраментальную фразу "Только через мой труп!"

Не смотря на глобальный и всеобъемлющий атеизм в нашей семье, когда я выходил из дома она зычно предала меня Анафеме.

До конца нашего визита она общалась с нами через губу и мы перешли на самообслуживание.

А прямо под домом был типичный гастроном. Там в Питере интересно, вообще. Там районы были разбросаны по городу очень симметрично и были абсолютными близнецами. Можно было прогуляться полчасика и набрести на точно такой же гастроном с такими же продавцами и точно таким же домом за ним как у моей тётки. Но, мы с мамой пошли в тот что был рядом.

В гастрономе сильно пахло продуктами. На стенах был этот знаменитый грязно-белый кафель. Витринные холодильники с разводами от тряпки. Откуда-то из загадочных глубин магазина торчала конструкция с резиновой лентой и под ней ржавый лоток. Крупные продавщицы в осевших белых кокошниках и засаленных халатах.

За незаконное хранение валюты в тёткиной квартире мы были переведены на автономное питание и самообслуживание.

Начать решать продовольственное эмбарго было решено с картошки. Мы минут 10 постояли у того самого транспортёра от которого картошкой разило до рези в глазах. Ни одна "Людочка" даже не пошевелила кокошником. Мама набралась наглости и подошла к широкобедренной даме разгадывающей кроссворд.

- Ну и что уставились, гражданочка?! - Вежливо начала первая.

- Мы хотели бы купить картошки. - иронично улыбаясь сказала мама.

- А как я должна об этом была догадаться? Надо подойти, выписать сколько вам надо картошки и тогда уже идти в отдел. А то стоят они там как в музее уставились. Ну и чего помалкиваем? Сколько выписывать?

- Ну килограммов пять.

- Ну, или пять? Поконкретнее дамочка. Мы не на базаре.

- Пять. - смиренно подытожила мама.

Эта дама повышенной интеллигентности оторвала клок бумаги, написала на нём "кар. 5 кг" и вручила маме. Мама вернулась в картофельный оазис. Та же самая продавщица, обошла прилавки и подошла в овощной отдел. Надменно покачивая головой взяла свою же бумажку, посмотрела на неё, знакомясь с чем же мы к ней пожаловали. Надела бумажку на железный штырь и как долбанёт кулаком по лотку. Мы с мамой подпрыгнули в едином порыве как в синхронном плаванье. Она как заорёт "Коляяя, Кооль, картошки на ленту подбавь". Где-то там в застенках раздался стеклянный перезвон и грохот. Продавщица нажала на стене кнопку "вкл".

Лента чертыхнулась и со скрипим начала проворачиваться. Откуда-то сверху на лоток, весело подпрыгивая, посыпалась некрупная картошка. Мы с мамой переглянулись. Да она была крупнее зелёного горошка, но очень не намного. Половина была мятая и гнилая.

- Вы извините, конечно, но мы такую картошку брать не будем. - С серьёзно кулинарным лицом произнесла мама.

Надо было видеть это изумление в глазах счастливой обладательницы мятого кокошника.

- Это я вам что зря насыпала что-ли? Вам дамочка делать нечего? Где вас только таких делают умных?! - Продолжая красочно возмущаться, кокошник вернулся к кроссворду.

С тем же успехом мы приобрели и сметанки. В те времена она продавалась на розлив из бидона в котором было удобно разбавлять. Завидев что мы переместились в молочный отдел, наша старая добрая знакомая обратилась к коллеге: "Светик, я больше не могу, обслужи аристократию, будь любезна."

Глядя на Светика можно было легко догадаться куда прятали сметану ещё до разбавления. Она белым лебедем доплыла до отдела и сделала вопросительное лицо.

- Нам бы сметанки, сподобилась мама.

- А чек пробивать я за вас буду? - надменно процедило стратегическое хранилище сметаны.

Посреди магазина стояла будка с кассиршей. Мы не стали доводить ситуацию до абсурда и пошли к кассе.

- Каакой отдеал?! - раздалось откуда-то из-за кассового аппарата.

- Молочный. - отрапортовала мама поставленным голосом.

- Номер отдела я вас спрашиваюэ.

Мы оглянулись. Над ящиками с милоком и кефиром на стене красной краской была нацарапана цифра 4.

- Четвёртый.

- Сметану вам?

- Сметану.

- Сколько женщина?!

- Поллитра.

Услышав до боли знакомую комбинацию букв, кассирша переглянулась с Колей, который закидывал картошку обратно. Она пробила чек и мы проследовали в отдел.

- Ну и что мы стоим? Банку достаём.

Мы с мамой переглянулись. Банки у нас не было.

- Так, дамочка, вы что издеваетесь тут над нами? Картошка ей мелкая, сметану ей некуда, может вам просто из кассы все деньги вытащить и вы пойдёте уже?

Мы с мамой так отвыкли от подобного ненавязчивого сервиса, что засмеялись прямо в магазине. Абсолютно искренне смеялись, потому что не смеяться было невозможно. Прошли два квартала и купили всё на рынке. Дороже, конечно, но купили то чего хотели и нормального качества.

Вернулись домой. На пороге нас встречала тётка в привычном уже скверном настроении.

- Где вы всего этого понабрали? - не без ехидства поинтересовалась она.

- На рынке. - заранее виновато отрапортовала мама.

- У лотошников, значит. - Тётка демонстративно захлопнула дверь в комнату и делала вид, что нас нет дома.

Прощались холодно. Первый раз за всю историю моих поездок в Питер тётушка моя провожала нас не на перроне, а в собственной прихожей.

Переход из совка в капитализм, не всем дался легко. И тётка моя одна из тех кому очень тяжело дался этот период. А "лотошники", валюта и гастроном навсегда останутся в нашей с мамой памяти нелепым и очень смешным пятном в нашей семейной истории.

Мир удивительно одинаков. Особенно современный. Люди везде одни и те же и делают всё одно и то же от Мурманска до Острова Пасхи. Какое-то значение имеет климат, раса, национальность. Чуть большее — религия. Но в общем это всё ерунда. In general Африка от Европы не отличается ничем. В Африке люди женятся — и в Европе женятся. В Африке танцуют и поют — и в Европе танцуют и поют. В Африке завтракают, обедают и ужинают, и в Европе тоже. В Африке есть убийцы, грабители и насильники, и в Европе есть. В Африке пьют пиво, и в Европе пьют.

Европа от Африки отличается только одним, и это отличие называется культура.

Культура не в смысле книжки-фильмы и не в смысле песни-пляски. А в смысле образ жизни до мельчайших деталей.

Культура как сознательные ограничения, которые человек, нация, цивилизация, на себя накладывает. И ритуалы, которые они сознательно исполняют.

С практической точки зрения нет никакой разницы, как есть свинину — вилкой или руками, за столом или на полу, чавкая или не. Руками даже удобнее и естественнее — когда никто не видит, все её так и жрут. Но вообще в Европе придумали вилки, и вилка — часть европейской культуры. Одеваться можно в баранью шкуру — от холода она предохраняет ничуть не хуже шинели, шубы или пальто. Но в Европе додумались до пальто. Причем у мужских и женских пальто пуговицы с разных сторон (говорят, раньше было с одной и той же, но фрейлинам было непривычно застегивать наряды хозяек наоборот, они подтупливали, и поэтому на женской одежде стали делать пуговицы слева).

Отличие Европы от Африки — не расовое или даже религиозное. Главное отличие — культурное. Европа пропитана культурой, в Европе культура на каждом шагу, в Европе всё подчинено культуре, никто и ничего не существует без неё.

В результате жизнь человека наполняется красотой и гармонией, смыслом.

Африканец, утоляя голод, тупо жрёт.

Европеец, утоляя голод, приходит в ресторан, выбирает столик по вкусу, ему приносят бесплатную воду, он общается с официантом в униформе, на столе стоит свечка, официант с блокнотиком (с блокнотиком!) принимает заказ, справа лежит нож, слева вилка, европейцу приносят салат, а потом суп, а потом горячее и гарнир, а ещё он пьёт кофе, и на латте какое-то там строго определенное пятнышко (я не разбираюсь в кофейных делах). В ресторане оформлены интерьеры, у ресторана есть логотип, ресторан расположен в определенном месте, на столе лежат салфетки, стоит солонка и перечница, в конце обеда европеец оставляет на чай.

Замечаете, какая разница? Сколько всего сопровождает простой процесс утоления голода у европейца и африканца?

Это и есть основное отличие. Африканец — почти зверь. А вся жизнь европейца наполнена мелкими, но приятными и особенными деталями. У европейца есть образ жизни, максимально отличный от животного. Он по-особенному делает всё: катается на велосипеде, сидит перед телевизором, одевается, курит, путешествует, ходит в туалет, освещает помещение, грабит людей, смотрит. Даже влюбляется, радуется или плачет. Это и есть культура.

Правда, такая регламентированность может и надоесть. Но когда она начала надоедать, европейцы стали выдумывать субкультуры. Со своей одеждой, музыкой, кинематографом, средствами транспорта, политическими взглядами, манерой поведения, танцами, способом путешествий, заведениями и далее до бесконечности. Всё это проистекает от изобилия, пресыщения, от небывалой мощи официальной культуры; и красноречивейшим образом об этой мощи свидетельствует. Перефразируя слова классика, без культур нет субкультур.

Ярчайший пример — Англия. Это страна, где культура на каждом шагу. Английская телефонная будка — это не телефонная будка. Английский автобус — не просто автобус. Такси — не просто такси. Каждый чих англичанина, каждое его простейшее действие, являет собой особое культурное явление. Каждая приблуда типа спичек или водопроводного крана — часть английской культуры. Этим и обаятельна Англия для тех, кто там никогда не был. Настолько обаятельна, что не самые дикие, а даже и продвинутые русские подростки из столиц начали одеждой и стилем подражать английским chavs (как дети небедных родителей — американским нигерам из неблагополучных районов). Русские считают, что это стильно, хотя в Англии chavs — дно. Вот вам и отличие одной страны от другой.

И это — основная проблема России. Россия — европейская страна с крайне бедной, слабой, забитой культурой. У нас никто не заморачивается её создавать, прачечная занимается башметами и фольклором. Когда говорят о необходимости защитить русскую культуру — мне смешно. Её надо делать почти с нуля, а не защищать деревенские кокошники. Что такое русские автомобили? Вёдра. Русское такси? Куча частников, легальных и нелегальных, просто функция. Русские рестораны? Существуют английские пабы, немецкие пивные, французские кафе, итальянские пиццерии, кофейни. А в России? Пусть русская пивная — прокуренный стояк с буфетчицей, ничего страшного. Но почему из этого не выходит культурного явления, привлекающего мир? Частично, конечно, культура навязывается винтовкой, но во-первых все же частично, а во-вторых русским и самим оказываются нужнее немецкие пивные и английские пабы, чем пивные собственные. И так во всём. Чего бы не делали русские — получается автомат Калашникова. Чего бы ни делали англичане — получается вклад в мировую культуру.

У русских нет того, что у французов называется l’art de vivre. Именно поэтому. Во Франции, в Америке — даже самые распоследние бомжи и ниггеры из гетто живут настолько культурно богаче, что в каком-то смысле лучше быть обезьяной из Бронкса, чем менеджером из Москвы.

Русский беден, почти нищ. Он не понимает, как жить. Ни он сам, ни его советские хозяева, по глупости и подлости своей не придумали ему ничего интересного. В результате посреди уродованных хрущёвками европейских городов россиянин ведёт образ жизни первобытного африканца. Причем даже не северного, а центрального. У него нет вкуса к жизни. К простым вещам. Тут так не принято. Его существование проходит вне контекста сложившейся культуры, из-за чего ему очень легко превратиться в растение, бомжа или алкоголика — а это скука смертная и депрессия вечная. Ведь даже у алкоголиков в России культурка хилая: один Веничка Ерофеев, и тот не совсем про это. А в Америке существуют целые романы о пьянстве.

Неформалы в России часто жалуются, что субкультуры плохо развиты. Конечно, ведь сама культура плохо развита — отсюда нет, под чем быть «суб», против чего «контр». Особо нету даже, против чего художественно протестовать. Ну там беззаконие, менты, жлобы, система — это понятно. А эстетически — ноль. Вышел на улицу — не за что зацепиться. Нету, с чем всерьёз и долго воевать. Из-за этого русские стареют душой очень быстро, им наскучивает, у них в жизни ничего нет, вокруг них ничего нет. Они не понимают, как жить, и стремительно превращаются в унывающих рухлядей. В России всем успеваешь насладиться вдоволь до тридцати.

Нет ничего плохого в заимствованиях — так учатся. Англичане тоже произошли от обезьяны. Но когда заимствования не перевариваются во что-то своё, они остаются чужеродным элементом вроде пирсинга, не врастают в тело. Российская Империя всё слизала у Европы и смогла родить Достоевского. Советский Союз всё разрушил, отгородился железным занавесом, — и комсомолки делали задристанным интуристам минет за жвачку.

Национальная культура — это не платья и тюбетейки. Это национальный стиль жизни. Не деревенский «уклад», именно стиль. А в стиле важно всё. Каждая мелочь, каждая деталь. Нет стиля — нет ничего.

Русского стиля нет. Русская жизнь его лишена, это как бы чисто биологическая функция. Это как позднесоветский стиль в одежде — функциональность в сочетании с уродством. Штаны и пиджак есть, но они просто прикрывают срам и защищают от холода, а стиль там искать бесполезно. Русская жизнь — это оно. Сердце бьётся, мозг работает, а стиля нет. Голая биология. Пусто. К тридцати годам человек насыщается всем вокруг и тут же стареет — отсюда русский тип лица, русский взгляд, который сначала простой, открытый, наивный, незамутненно-подростковый, а потом сразу усталый, потухший, стариковский. Глаза русского выражают либо упоительную жажду жизни, либо моральную готовность умереть — третьего не дано. Европейские и американские бабули живые, сочные. А русская старость страшная, пустая, чёрная. Тема для хоррора. Французские пенсионеры ходят по Питеру, фоткают, улыбаются. А представьте себе группу из русских бабушек в Париже. Да люди вокруг креститься станут.

В отличие от многих философов от станка (я и сам недалеко ушел) я вижу в этом явлении мало мистического или необъяснимого. Культура не добывается из недр, как нефть. Она создается элитой, создается людьми талантливыми, создается сверху вниз и при благоприятных условиях. Всё, о чем я пишу — это не фатальная бесконечность, не константа, не русский крест. Всё это — извините, что перехожу на прозу — обычное гниение рыбы с головы. Если глава государства Хрущёв или Путин — русский мир выстраивается под Хрущёва или Путина. Это неизбежно. Не бывает так, что президент свинопас, а кругом сплошные львы толстые.

Именно поэтому мне и не нравится левачество. Sex Pistols могли появиться только там, где есть английская королева, а не в Монголии или Советском Союзе. Буковски мог возникнуть только в государстве, управляющем планетой, а не в колхозе имени Октября. Именно поэтому СССР, вырезав русскую элиту, перестал поставлять миру ЛЕВЫХ (!!!) интеллектуалов. Первое в мире осуществившееся ультралевое государство, — а левых интеллектуалов нет. Краснеющая анархистсвующая послевоенная Европа из русских котировала разве только старичьё царских времён. Картина то сюрреалистическая, если вдуматься: «в Третьем Рейхе нет нацистов». А их нет. Вырезали как шибко умных, отправили на картошку.

Чтобы в России было хорошо жить, надо не с коррупцией бороться. Надо создавать русскую культуру, русский стиль. Не кафтаны-сарафаны, а образ жизни. Для всех социальных групп, для всех слоев населения, для всех классов, всех возрастов, обоих полов, всех регионов, для людей с любым IQ, цветом волос и даже волосатостью тела (в США вон дошли до таких тонкостей, что есть субкультура «медведей» — геев с избыточным весом и волосатым телом). Русский должен погружаться в жизнь с головой, русской культуры должно человеку хватать лет на 80, она не должна надоедать, исчерпываться так быстро, быть такой хилой, вторичной и колхозной. Кого сейчас удивишь, околдуешь русским стилем жизни? Два человека — Марк Эймс и Фредерик Бегбедер — на 7 миллиардов землян, включая самих русских. Как писал Лимонов, «вся Россия хочет уехать из России». Если и хочет, то не из-за политики или климата, а потому что культуры нет, жизнь скучная. Пресно и пусто.

И это важнее, чем цвет флага над Кремлём и даже количество партий в парламенте. Русские — европейский народ, неудивительно, что ему — в отличие от дикарей — некомфортно жить в ментальной Африке. Некомфортно вне культуры.

В попсовом стихотворение Киплинга есть строчка «Наполни смыслом каждое мнговенье». Это то, о чём я говорю. Когда каждое мгновенье жизни русского человека, включая поход в душ, получится наполнить смыслом — тогда будет русская культура, будет русский стиль. Тогда в России будет жить хорошо, тогда изменятся русские лица.

Европа — это не место и не идея. Европа — это культура. Будет культура, способная конкурировать с европейской и американской — будет жизнь. Нет — будет 150 миллионов людей согбенной биомассой бродить в темноте, искать причины своих бед.

А беда одна: смыслом здесь наполнены слишком мало мгновений.

Андрей Никитин

Все картинки из гугла