«Нам часто пишут в соцсетях, что Россия отправила самолет в Турцию вместо того, чтобы отправить его в Якутию или спасать Карелию. Я бы сказал, что переживать надо не из-за этого. У нас очень не хватает применения авиации. Но не этих самолетов», - объясняет руководитель противопожарного отдела российского «Гринписа» Григорий Куксин в интервью Новой газете.

📎 Репортер предлагает ознакомиться с мнением эксперта и приводит основные выдержки из этого обстоятельного интервью.

История применения авиации в тушении пожаров:

✏Идея применения авиации в борьбе с лесными пожарами возникла в начале XX века.

✏Первой страной в мире, которая построила систему авиационной охраны лесов от пожаров, был Советский Союз.

✏В 1930-е годы возникла конкуренция между двумя основными направлениями мысли — идеей доставки людей и идеей доставки воды.

✏Идея доставки людей началась с изобретения парашютистов-пожарных. С появлением вертолетов добавилась возможность доставки людей, техники, оборудования.

✏В большинстве стран авиацию используют только для доставки людей и техники.

✏В России территория должна быть обеспечена авиационной охраной, если доставка подразделений по земле занимает больше трех часов.

✏Бо́льшая часть охраняемых лесов в стране находится в авиационной зоне.

Плюсы применения авиации для сброса воды:

✅Хорошее решение для защиты лесов, которые расположены в труднодоступной местности, где дорожная сеть не развита.

✅Самолет может смачивать водой какой-то участок, обеспечивая возможность работы наземных сил.

✅Эффективным сброс воды может быть в начальной стадии пожара перед вызовом наземной группы.

✅Тушение кромки пожара при спасении населенного пункта.

✅Работа на крупных пожарах, когда есть идеальная координация воздушных сил, регулярные сбросы воды в большом количестве поддерживают работу наземных сил.

Минусы и ограничения:

⛔Вода либо слишком компактно падает и не дает эффекта на большой площади, либо, наоборот, рассеивается.

⛔Сброс воды с воздуха не дает надежного тушения, не дает гарантированной остановки пожара.

⛔Большие ограничения по производительности.

⛔Воздушное судно в любом случае идет достаточно быстро. С воздуха трудно попасть по узкой горящей кромке пожара, чтобы его остановить.

⛔Если это верховой пожар, над ним невозможно лететь.

⛔На крупных пожарах протяженность кромки может быть на сотни километров. Самый большой самолет может за один проход временно пригасить примерно 700–750 метров кромки, меньшие самолеты (Бе-200) - примерно в два раза меньше.

⛔Если воздушные суда не работают по сложной схеме взаимодействия с наземными группами, то эффективность нулевая.

⛔В России очень мало таких воздушных судов.

⛔Отсутствие нормального взаимодействия с землей между самолетами МЧС и лесниками на земле.

⛔Дороговизна. Летный час тяжелого танкера может стоить несколько сотен тысяч рублей. Час Ил-76 стоит порядка 700 тысяч рублей. А на одном вылете он работает по несколько часов. То есть за сутки можно выкинуть несколько миллионов рублей.

⛔Вода для набора может находиться в отдалении от пожара.

⛔Когда люди работают в лесу, защищая населенный пункт и защищая лес, для них смертельно опасно, если над ними пройдет танкер и сбросит воду. Как на Путсаари, где из-за мелкого слоя почвы подгорающие деревья легко падают даже сами по себе. Если над ними проходит тяжелый реактивный самолет на маленькой высоте и из него еще летит несколько тонн воды, то практически гарантированно деревья в большом количестве одновременно падают от этого воздушного удара.

🔺 Почему в Турции эффективно?

«В Турции рядом море. Там наши Бе-200, при всей сложности их эксплуатации и высоком мастерстве, которое требуется от пилотов, могут прямо на месте забрать с моря воду и сбросить ее на пожар».

«В Турции или Греции, где мы любим оказывать помощь, а там любят ее получать, это встраивается в систему большой группировки танкерной авиации. Там это не единичный вылет Бе-200, который куда-то сбросил воду в дымный лес и улетел, а хорошо поставленная плановая работа. Много самолетов летят вереницей и бросают эту воду по намеченной схеме, и потом это все отрабатывается наземными службами».

«Там, где самолетов много и есть большие источники воды поблизости, это неплохо работает. Там наши самолеты достаточно эффективны».

🔺 Почему в России не так?

«В России технология применения танкерной авиации в тушении пожаров имеет прежде всего психологический эффект по успокоению населения».

«Вот эти один, два или три Бе-200 вообще не меняют картину ни в Карелии, ни в Якутии. Беда в том, что другой авиации, другой техники и денег, которые нам требуются на тушение наших пожаров, остро не хватает. Банальных вертолетов Ми-8, банальных самолетов Ан-2, этих кукурузников, которые обеспечивают раннее реагирование на пожары. Потому что пожар в первую очередь тушится не водой с воздуха, а людьми, которых надо туда доставить».

«То, что Россия помогает другими странам, — это хорошо. То, что наша авиация там востребована, — это скорее хорошо. То, что у нас не хватает ресурсов на тушение своих лесов, — это плохо и стыдно. Но это не одна и та же авиация».
https://vk.com/russianreporter?from=post&w=wall-998490_1...

От себя. Очень длиннопост с интервью с РАЗНЫХ сторон. Для тех, кому интересен не срач в комментариях, а выслушать людей. Будут и мэр, и Алтушкины, и директор медиаресурса Е1 Ринат Низамов, и молодёжь из протестовавших, и спортсмены и местный священник. Со всеми неудобными вопросами. И да, есть люди, чьё мнение отличается от вашего. Я сама, Solnzesvetit, ни на чьей стороне. Потому что ни одну из сторон не могу поддержать на все 100%. Я просто люблю объективные репортажи с мест. Искренность оценивайте сами, важно выслушать всех.

Я с горечью вижу, что наше общество настолько разделено, что каждый живет в своём удобном мире, где все с ним согласны. И никто за редким исключением не умеет и не желает учиться говорить о себе и слушать других. Жаль, ведь вместе мы смогли бы больше.

Все не вошло, будет сразу же вторая часть.

Далее текст Марины Ахмедовой из «Русского репортера» 

АНОНС. Сегодня я взяла интервью у Игоря Алтушкина. Он давал его впервые в жизни. Эксклюзив. Алтушкин - это один из тех олигархов, которые собирались строить в Екатеринбурге храм.

Во время интервью я не могла не думать с ужасом о том, что порой блогер во мне побеждает журналиста. Вы помните мой пост, где я вопрошала, почему Алтушкин строит храмы, а не хосписы и почему олигархи ставят памятники своим грехам? С точки зрения журналистики, это были поспешные и потому непрофессиональные заявления. Я нарушила первое правило журналистики - не суди, пока не разберёшься.

Почему для меня особо болезненна эта моя ошибка? Потому что в Екатеринбурге я работала дважды в бесплатной столовой для бедных и бездомных, которую содержит Алтушкин. Я там работала на раздаче и знаю, что столовая кормит 1300 человек в день. Но я ж не знала, что это Алтушкин, мне никто не говорил. Я ездила в деревню Костылево, где служит мой друг отец Петр, и не знала, что детский театр, студии для бедных деревенских детей содержит Алтушкин. Я работала с автобусом службы Милосердия Екатеринбурга и не знала, что это Алтушкин. Мне ужасно неприятно от всей этой ситуации. Я, безусловно, задала Алтушкину множество неудобных вопросов - про спортсменов в сквере, про недвижимость, про звёзд на молебне, про все. Но, мне кажется, что кое-какие я должны позадавать и самой себе - зачем судила о вопросе чужой благотворительности, не разобравшись, основываясь на одной своей нелюбви к олигархам? Нет, я, конечно, не так уж виновата - Алтушкин не даёт интервью и сегодня попросил меня прикрыть диктофон бумажкой, чтобы он его не смущал, и принципиально не рассказывает о своей помощи, старомодно веря в то, что левая рука не должна знать о том, что делает правая.

Но если не знает его левая рука, то мне-то откуда было знать, что с 2005 года этот Алтушкин помог двум с половиной тысячам детей с тяжелыми заболеваниями, полностью оплатив их лечение? И что они у него в Вотсапе - рассказывают об этапах лечения.

Мне очень жаль. По-журналистки я получила ощутимый щелчок по носу. Олигархов, по-прежнему, не люблю. Алтушкин говорит, что он - не олигарх, а промышленник. С этого начинается наше интервью. Скоро оно будет опубликовано. Это - анонс

Собственно статья

Москва, 03.06.2019

Марина Ахмедова

«Русский репортер» №10 (475)

Две недели подряд главные новости страны приходили не из первой, а из третьей столицы. В Екатеринбурге вспыхнуло противостояние вокруг строительства Собора Святой Екатерины. Протестующие утверждают, что таким образом они защищают «любимый сквер». Сторонники храма возражают, что протест похож на гонения, поскольку за девять лет активисты блокируют уже третий проект строительства. Событие очень быстро получило политическое звучание, а видеоролики из Екатеринбурга многим напомнили картинки с киевского майдана. После вмешательства Президента конфликт перешел в тлеющую фазу, готовится опрос жителей города, чтобы выбрать под храм новую площадку. Но в любой момент противостояние может разгореться с новой силой. Корреспондент «РР» отправилась в столицу Урала, чтобы выполнить элементарную журналистскую работу, которую пока почему-то никто не сделал, — просто внимательно выслушать и тех и других

Мэрия. После драки

Максим Миняйло, настоятель Храма на Крови, большой, добродушный, но вечно печальный человек — чем-то похож на медведя Балу из советского мультфильма про Маугли. Сейчас он заперт журналистами в углу зала городской администрации.

— Если мы поймем, что может пролиться кровь, тогда вообще все надо отменять, — говорит отец Максим журналистам.

Через десять минут начнется встреча мэра со сторонниками строительства храма Святой Екатерины. Все места за длинным столом уже заняты, на стульях вдоль стен сидят вплотную люди в галстуках и без. Микрофоны телеканалов и интернет-порталов нацелены на бордовую спинку стула — там должен сесть градоначальник. Общий гул голосов временами выбрасывает отчетливые слова: «Что будет дальше?», «Это ведь уже в третий раз…», «Только законными методами…»

Входит мэр Александр Высокинский.

— Давайте наметим вопросы для обсуждения выбора площадки под строительство храма, — начинает он.

— А как же решение губернатора вчерашнее по поводу исключения сквера из перечня площадок для строительства?! — вскрикивает худой зрелый мужчина в костюме.

22-го мая губернатор Свердловской области Евгений Куйвашев сообщил, что власти отказались от идеи строительства храма Святой Екатерины в сквере после того, как ВЦИОМ провел очередной опрос. На этот раз 74% горожан, участвовавших в опросе, посчитали, что место для храма выбрано неудачно. Мужчина, завладевший сейчас вниманием, стоит в толпе журналистов. Его худая спина мелко подрагивает, словно ему под пиджак пускают разряды электричества.

— Вопрос храма на сквере закрыт раз и навсегда! — выкрикивает он. — Зачем к этому возвращаться?

— Не закрыт! — кричат из-за стола.

— Закрыт!

— А мы не согласны!

— А вы кого представляете? — спрашивает мэр, с самого начала встречи попытавшийся взять тон непоколебимой беспристрастности.

— Сторонников сквера.

— В субботу мы встречались со сторонниками сквера и дали им высказаться, — говорит мэр. — Сегодня мы встречаемся со сторонниками храма.

— Нечего обсуждать то, что закрыто раз и навсегда!

— мужчина покидает зал.

— Скажите, пожалуйста, — из-за стола раздается мужской голос, исполненный глубокой обиды, — как вы считаете, какова роль храма в духовном состоянии города?

— Основная, — это слово мэр бросает как бы мимоходом, словно не хочет, чтобы оно выделилось и привлекло внимание, но в то же время какой-то железной ноткой в голосе дает понять: это вопрос его собственной религиозной стойкости, и он тоже закрыт. — Давайте двигаться дальше. На сайте городской администрации мы дали возможность всем желающим внести свои идеи, заявок уже поступило шесть тысяч. В течение 10 дней мы их рассмотрим, отберем площадки в центре города в шорт-лист, обсудим их с градостроителями. Далее. Мы сделаем три точки в каждом районе города для проведения опроса, обеспечим их видеонаблюдением. Почему опрос, а не референдум? Референдум — это процедура, которая длится от полугода до восьми месяцев. Референдум — это 120 миллионов из городского бюджета. Референдум — это участие 50 процентов жителей города, не менее. А у нас с вами в прошедших выборах Городской думы участвовало всего 30 процентов горожан. Если мы не обеспечим явку, референдум может быть признан несостоявшимся. У меня цель — как можно быстрее достигнуть консенсуса с горожанами. Сегодня стоит вопрос доверия городского сообщества даже не к власти, а друг к другу.

— С какого возраста люди могут участвовать в опросе?! — спрашивают из зала.

— Обладающий избирательным правом, — отвечает мэр. Раздаются бурные аплодисменты.

— Рано им еще… — говорит добродушный голос из-за стола, видимо намекая на многочисленных несовершеннолетних, принимавших участие в протесте.

— Мы не обсудили главного, — встает интеллигентного образа мужчина. — Законная площадка в сквере будет включена в шорт-лист или нет? Если нет, то мы создаем серьезный прецедент — когда люди проходят законным путем все согласования, а меньшинство нам практически навязывает свою точку зрения.

— Браво! — звучит зал. — Чему нас научили наши оппоненты, так это тому, что на закон они смотрят, мягко говоря, по-своему.

— Мы должны их по-христиански простить!

— Мы 10 лет так и поступали!

— «Русская Медная Компания», — представляется мужчина делового вида. — В 2016-м году было выбрано место на пруду, утвержден эскизный проект. А в конце 17-го года нам сказали: «Есть недовольство населения, мы рекомендуем отказаться от этой идеи. Вам предоставляется площадка возле Театра драмы». Ну хорошо, мы разработали очередную дорожную карту по подготовке строительства. Городская администрация снова все одобрила. У нас теперь есть все необходимые разрешения. В общественных слушаниях приняли участие больше людей, чем в опросе ВЦИОМ. Большинство проголосовало за храм. Фонд Святой Екатерины принял на себя обязательства по благоустройству набережной, примерная смета превышает миллиард рублей. Нам казалось, что мы со своей стороны сделали все и город получит хороший подарок. И вот теперь у нас снова идет дискуссия о том, участвует эта площадка в опросе или нет. А каковы дальнейшие гарантии? Ну хорошо, мы проведем опрос. А дальше что?

— Ну… Вы все правильно говорите, — отвечает мэр.

— С точки зрения гарантий моя позиция следующая: мы проведем опрос, и дальше место меняться не должно. Я понимаю, что теперь миллиард на набережную нужно искать из бюджета, — в его голосе слышится отчетливая грусть.

— А я хочу сказать от лица православной молодежи, — поднимается другой молодой человек. — Мы не против того, чтобы выбирать новые площадки. Но мы не должны постоянно смиряться с незаконными действиями организаторов протеста. Один проект был отвергнут в 2010 году, тогда мы хотели восстановить на прежнем месте в прежнем виде. Хорошо, мы смирились. Представили второй — храм на воде. Очень красивый. И этот проект активисты тоже отвергли. Теперь они блокируют третий, — студент рассказывает собравшимся то, что им и без него хорошо известно, но в его голосе звучит такое молодое возмущение, и это возмущение вступает в такой контраст с насильно-смиренными голосами собравшихся, что зал разражается бурными аплодисментами. — Мы не хотим воевать, мы — честные граждане, но хотим, чтобы и наши права соблюдались!

«ДАВАЙТЕ Я ТОГДА ОЗВУЧУ СВОЮ ПОЗИЦИЮ… — ГОВОРИТ МЭР. ОН ДЕРЖИТ И МНЕТ, КАК РАЗГОРЯЧЕННЫЙ МЕТАЛЛ, ПАУЗУ. — Я… НА СЕГОДНЯ… НЕ ГОТОВ… ВЫЧЕРКИВАТЬ СКВЕР… ИЗ ШОРТ-ЛИСТА ДЛЯ ГОЛОСОВАНИЯ!»

— Давайте я тогда озвучу свою позицию… — говорит мэр, когда очередные аплодисменты стихают. Мэр держит и мнет, как разгоряченный металл, паузу. — Я… на сегодня… не готов… вычеркивать сквер… из шорт-листа для голосования!

Зал с ослепительно-белой лепниной и кровавобордовыми занавесками выдает самые продолжительные за все время встречи аплодисменты.

— Тарантуев Александр, православный человек, предприниматель, — на площадку рядом с мэром вырывается худощавый мужчина. — Господа и дамы, все, кто здесь находятся, — возбужденно тараторит он, — хочу задать вам простой вопрос. Почему рухнула Российская империя? — мужчина прислушивается к веселому гулу, который вызвал его вопрос. — Совпало! — вдруг выпаливает он. — Вы понимаете, просто совпало! Внешний враг, внутренний — совпало! И сегодня на драме то же самое — совпало! Люди не против храма. Я там ходил, разговаривал. Там большинство — православные! Но совпало — силы, которые против России, и богоборцы, они всегда будут собираться вместе и всегда будут против нас совпадать!

— Мы возмущены работой СМИ и ложью в СМИ! — кричат из зала.

— Я — не СМИ, — парирует мэр. — Великую страну разрушили ради того, чтобы мы не могли влиять на СМИ. Но мы готовим иски к распространителям ложной информации.

— Совпало, совпало, просто совпало… — приговаривает возбужденный бизнесмен за моей спиной.

Парламентеры. Интересное предложение

В темной, прохладной переговорной офиса «Русской Медной Компании» — два разгоряченных молодых человека из числа сторонников сквера. Они пришли, чтобы предложить Игорю Алтушкину профинансировать какой-то их проект, сейчас расскажут, какой именно. Один — блондин, другой — брюнет. Брюнет постоянно подносит руку к модной квадратной оправе своих очков, придающих его тонкому продолговатому лицу больше весомости. Перед ними — ноутбук. За их спинами — экран, на который выведена заставка — вид Екатеринбурга сверху. За тем же столом сидит Игорь Алтушкин — один из меценатов, вкладывающих деньги в строительство собора Святой Екатерины. Рядом с ним — его жена Татьяна. И хотя они сидят с гостями за одним круглым столом, их разделяет пространство всей комнаты

— Мы пришли предложить вам построить парки по нашему проекту. Но, кажется, сейчас мы просто не попали в ваше настроение, — говорит брюнет. — Мы тогда пойдем… — добавляет он с грустью в голосе, свидетельствующей о том, что уходить ему никак не хочется.

— Да нет, — отвечает Алтушкин. — Мне интересно с вами общаться. Мы работаем с молодежью и поддерживаем стартапы. Я же сам начинал с нуля. Ко мне много молодых обращается, и я помогаю, если вижу, что человек идейный, упертый, настойчивый. Вот вы меня сейчас поймали, когда я шел в свой кабинет, и я подумал — настойчивые ребята.

— А зря вы не даете интервью, — говорит молодой человек в очках.

— Почему зря? — спрашивает Алтушкин.

— Потому что вы — крутой, — говорят оба хором.

— Я абсолютно доступный человек. Хорошо, давайте я вам этот кейс, как сейчас принято говорить, по храму расскажу, как я его вижу, — продолжает Алтушкин.

— В нулевые годы многие священники обращались к нам с просьбой: «Вот мы переименовали город в Екатеринбург, а собор его покровительницы так и не восстановили». Мы тогда делом занимались, заводы строили, а церковь реально была поругана, храмы были разрушены. В 2009-м мы начали заниматься этим проектом. Наша попытка восстановить собор на историческом месте вызвала протесты, и город пошел на попятную. Прошло года четыре, все успокоилось. Появилась идея построить храм на пруду, чтобы никому не мешать. Но снова от оппонентов последовала реакция: «Вы изгадите весь пруд». А мы с Андреем (Андрей Козицын, владелец УГМК, сооснователь Фонда Святой Екатерины — «РР»), наоборот, собирались его привести в порядок. Поговорили с областью: «Давайте скинемся — 50 процентов — мы, 50 — вы, и хоть раз в 300 лет пруд очистим». И только мы договорились, как наши оппоненты побежали демонстративно чистить водоем сами, собирать там бутылки.

— Я сам тогда в этом участвовал! — с поспешной гордостью перебивает парень в очках.

— Вопросов нет, молодцы, — мягко отвечает Алтушкин. — А почему сейчас вы там не убираете? Почему сейчас вам пруд не нужен? Я вчера ходил, смотрел — там столько мусора. В общем, нам снова сказали: «Выбирайте любое другое место, а пруд не трогайте». Мы ответили: «Ну хорошо. Тогда предложите место». Епархия обратилась к городу, и так появилась идея со сквером. Я сам в нем с детьми всегда гулял, мне нравится, что молодежь там на великах, на роликах гоняет. Поэтому сразу сказал: надо это все учесть, чтобы и храм построить, и сквер сохранить.

— Мы всего этого не знали! — с чувством отзываются гости.

— Это — наша недоработка, — соглашается Алтушкин. — Мы не донесли информацию. Я за это себя очень критикую.

— Нет, я тебя перебью на секунду, — вступает Татьяна. — Меня уже заклевали со всех сторон: «Вы не донесли! Вы не донесли!» А какие у нас средства коммуникации? На всех городских порталах ролик с проектом храма вышел, любой мог увидеть. Но людям больше нравится находиться в своем информационном потоке и слушать красивые фейки, а не объективную информацию.

— Мы сегодня как раз и пришли с тем, чтобы снизить негатив по отношению к вам, — говорит брюнет. — Постройте эти два парка, и город вас полюбит.

— Вы — реально великие люди, — вторит блондин и, видимо, от избытка чувств прикладывает руки к груди. — Вы создаете крутейшие проекты. Вы… вы… Большая беда для города — что у вас теперь нет желания идти навстречу людям.

— Это такая потеря, — грустно подытоживает брюнет в очках.

— Люди нашего формата, которые выходили на протест, они хотели проявить таким образом любовь к городу! — продолжает блондин, поминутно прикладывая руки к груди, словно пытается удержать в нем и не дать выпорхнуть какому-то светлому, но очень легковесному чувству. — Они говорили: «Мы до конца еще сами не поняли, что тут происходит. Но нам кажется, что у нас эту территорию заберут». И наша логика была не негативная, а позитивная. Мы любим город! Да, мы поступили, может, некрасиво по отношению к вам… но мы этого не понимали, а вы этого не донесли. Сейчас мы к вам пришли, чтобы у вас закралось понимание — люди теперь настроены суперпозитивно.

— Подожди… — растерянно произносит Алтушкин, с недоумением глядя на молодого человека. — Суперпозитивно настроены к чему?

— Нет, ребят, — вступает Татьяна. — Посыл теперь идет совсем другой: мы — крутые, мы победили всех — олигархов, власть, силовиков. Вот такой, ребят, идет посыл. На нас за эти дни вылилось столько негатива, а сейчас вы рассказываете, что вы просто за все хорошее против всего плохого.

— Тогда мы уйдем от вас ни с чем, — грустно отвечает парень в очках. — В большой печали уйдем мы от вас. С нерадостным настроением.

— Мы просто такие смельчаки, которые отважились прийти в стан врага, — снова взмахивает руками блондин. — И мы — суперталантливые люди. С нашими идеями, нашим видением, со всем нашим жизненным путем мы можем для вас все на 180 градусов сейчас перевернуть. Вы себе не представляете, сколько у нас сейчас любви! Мы совсем по-другому представляли вас — жестокими, с более сильной позицией. И я вас очень-очень-очень прошу — давайте выиграем эту игру.

— А зачем? — тихим голосом спрашивает Алтушкин. — И в чем игра — в том, чтобы мы сделали для вас то-то и то-то? А я не хочу. Я не могу сейчас открыть свое сердце и закричать: «Мы снова будем для вас все делать!» Мы ведь тоже люди, тоже имеем право переживать. Вот вы вышли против храма, а я как будто заболел. Потом начнется реабилитация. И когда город выберет новое место, я снова скажу: «Обращайтесь». Я не космонавт, я очень доступный, мое сердце связано с Уралом. Но сейчас, когда мою семью травят…

Повисает пауза. На экране светится заставка презентации. Если приглядеться к ней внимательно, то можно разглядеть сквер. Пугливый маленький островок зелени жмется к реке Исеть в окружении наступающего высотного бетона. Слева от сквера — коробка «Ельцин Центра», в котором, по словам прогрессивных горожан, проводятся сильнейшие образовательные программы. А когда-то на его месте стояли купеческие кварталы и был разбит сад. Исторические кварталы снесли, сад срубили. Екатеринбуржцы уже не помнят, почему тогда они против вырубки сада не протестовали.

Послевкусие

В редакции на спинках стула развешены жилеты с надписью «Е1.ru Пресса». Е1 — «Екатеринбург-online» — сеть городских порталов, самый популярный медиаресурс в Екатеринбурге. Его журналисты круглосуточно освещали события в сквере, провели там шесть дней и шесть ночей. В те дни портал заявил о себе, для кого-то — в качестве бесстрашных борцов за правду, а для кого-то — в качестве провокаторов. Его директора Рината Низамова многие считают одним из лидеров протеста. Вместе с тем по интернету гуляют его фотографии из Госдепартамента США на фоне американского флага, которые дают его оппонентам повод утверждать, что Низамов прошел там «революционную» подготовку, а портал, который он возглавляет, содержится на американские деньги. Впрочем, екатеринбургский протест отчетливо показал: ни наличие доказательств, ни их отсутствие не способны разрушить ту «правду», в которую верит каждая из сторон и которая сформировалась не из фактов и аналитики, а из первичных эмоций.

— Я сейчас стараюсь не давать интервью, но вам я доверяю, — встречает меня Ринат. — Я — журналист. Поэтому не буду высказывать мнение — за храм я или за сквер. Я не считаю правильным, когда журналист так высказывается. Наш ресурс не ангажирован, мы тему протеста с самого начала вели. Оказывается, этого достаточно, чтобы тебя назвали лидером протеста.

— А вы не хотели бы им быть?

— Слава Богу, лидера у протеста вообще нет. А я, хоть и журналист, человек эмоциональный, с обостренным чувством справедливости. Я сейчас вам расскажу, как ко мне прилип этот чертов «лидер». Если теперь набрать мое имя… — он стучит по клавишам ноутбука, набирая «Ринат Низамов» в поисковой строке, — смотрите, сколько материалов с дискредитирующими заголовками. «Лицом протеста назвали боевую единицу Госдепа». «Скверуны Екатеринбурга», «интимные фантазии Рината Низамова». Я впервые столкнулся с таким давлением. Мне так много угроз сыплется, если б вы знали… Даже запустили слух на форуме, что меня на парковке пырнули ножом.

— Вас это задевает?

— Как вам сказать… Я не то чтобы верю… У меня там все дни команда работала — вела прямые эфиры от начала до конца. Я и сам там был — следил, чтобы мои люди были в безопасности. И я слышал, как они прямо за моей спиной говорили: «Вот он, Низамов — подстрекатель». Но нельзя сказать, что я боюсь. Но у них все пазлы складываются — раз я в 2014-м ездил в Америку, значит, агент Госдепа. Но чем больше времени вы проведете в Екатеринбурге, тем лучше поймете, что это — гражданский протест. И у него кукловодов нет. Это прямая вина власти — в том, что был допущен такой бардак. История с храмом — вопрос уровня муниципалитета, но не президента страны.

«ЭТО — ГРАЖДАНСКИЙ ПРОТЕСТ. И У НЕГО КУКЛОВОДОВ НЕТ. ЭТО ПРЯМАЯ ВИНА ВЛАСТИ — В ТОМ, ЧТО БЫЛ ДОПУЩЕН ТАКОЙ БАРДАК. ИСТОРИЯ С ХРАМОМ — ВОПРОС УРОВНЯ МУНИЦИПАЛИТЕТА, НО НЕ ПРЕЗИДЕНТА СТРАНЫ»

— А мне показалось, что в настроение протеста было все же заложено недовольство федеральной властью…

— Недовольство из-за неумения власти решить пл-левый вопрос, — Ринат хорошенько выплевывает букву «л» в слове «плевый». — И абсолютная оторванность чиновников и олигархов от реальных людей. Все это спровоцировало конфликт, который стал масштабироваться на всю страну. Всего этого бы не было, если бы власти выставили вопрос со строительством храма на обсуждение, не допустили столкновения с боевиками, боксерами, не выставили бы ОМОН. Губернатор в лицо нам сказал: «Вся эта история организована внешними силами. Кто-то же приносил кофе, пледы, бургеры». Я чуть не рассмеялся ему в лицо! Пледы принесли из соседнего ресторана, за кофе сгоняли ребята, а бургеры мы заказали сами.

— А почему протест не родил лидеров?

— Потому что нет никого заинтересованного в том, чтобы быть лидером. Потому что никто не против храма, блин! В 2016 году я получил эксклюзивно проект храма на воде и первым его опубликовал на E1. Если по-честному, то он мне очень понравился — красивый такой, и мостки такие, блин, изящные. Я чуть не влюбился в него. Но я точно знал, что он будет очень горячо обсуждаться горожанами.

— Почему?

— В Екатеринбурге одна маленькая речка-говнотечка. Пруд — центр притяжения. И люди не захотят такой радикальной перемены привычной территории, это было ясно.

Ринат открывает видео, выложенное на Е1 в 2016 году. Звучат клавишные, перебиваемые колоколами. Камера — в Москве — ползет по кремлевской стене — к храму Василия Блаженного. Переезжает в Санкт-Петербург — к Спасу на Крови, заглядывается на него сверху — и оказывается в Екатеринбурге. Останавливается на золотых куполах Храма на Крови, ныряет к пруду, притормозив у его глади. Маленький, пряничноголовый, проступает на воде храм. Раскидываются его мостки, и весь он вырастает из воды, будто прятался там от взорвавших его людей. Облака кудрявятся над его главами, из которых вода, кажется, омыла все печали 1930 года, и храм появляется — большой, красивый, все простивший людям и потому безмятежный. Ролик заканчивается заставкой Е1. Храм исчезает, словно мираж. Еще не родившись, он уже поставил перед обществом какой-то очень важный вопрос. И этот вопрос расколол людей, которые уверяют друг друга в отсутствии ненависти столь поспешно, что закрадывается сомнение: а разве ведутся разговоры о ненависти там, где ее нет?

— Красивый, — говорю я.

— Да, блин, — соглашается Ринат. — И вот я публикую проект, и народ выходит пруд обнимать. На мирную акцию пришло несколько тысяч человек. Если по чесноку, Фотография когда объявили решение о переносе в сквер, все вздохнули с облегчением. А лично мне… Ну сквер и сквер, построят и построят. Несколько месяцев это вообще не вызывало никаких волнений в городе. Но когда потеплело, люди все больше стали обсуждать вопрос в соцсетях, стали выходить на первые акции протеста. И тут Фонд Святой Екатерины собрал несколько тысяч православных на молебен в поддержку храма. По разным данным, там было до восьми тысяч человек. Многие отмечали, что туда на автобусах привезли верующих из других городов. Наверное, в этом нет ничего плохого, кафедральный собор — для всей области. Но зачем-то они привезли туда московских звезд — Сергея Безрукова, Михаила Галустяна, Алексея Чадова, двойника Путина. Видимо, таким образом организаторы хотели привлечь больше людей, но для фейсбучной тусовки это стало лишь раздражителем. Люди увидели в этом какую-то неискреннюю историю. Справедливости ради скажу — я сам был там в тот день на молебне, ходил, смотрел. Многие искренне радовались и хотели этот храм. Это и логично — почему православным быть против?

Но было очень много охраны — казаки с шашками и, что самое важное, спортсмены. И они явно пришли туда не молиться. А потом я написал пост, который начал работать против меня. «…Молебен прошел, а конфликтующие стороны только укрепились в своей правоте… — читает он, подбираясь к своим пророчествам. — На мой взгляд, Екатеринбург в ближайшие месяцы станет горячей протестной точкой на карте России, потушить которую местными силами будет непросто. Это уже не веселые обнимашки и не срач в онлайне. Это идейная война, которая вот-вот перерастет в вооруженный конфликт. Как только на Драму выйдет тяжелая техника, фейсбучные активисты вынырнут из интернета под ковши экскаваторов, казаки получат команду защищать будущий храм нагайками, а православные олигархи отправят на помощь казакам ручных головорезовбоксеров… Но от этого кошмара все мы должны только выиграть — Город докажет всей стране, что гражданские настроения у нас все еще живы… Конечно, это не конфликт фанатов зеленых насаждений и православных верующих. Это уменьшенная копия большого нарастающего противостояния олигархов и беднеющего населения».

— Странно… Дальше ситуация начала разыгрываться словно по пунктам, как вы ее и описали. Вы думаете, что нет внешней руки, которая незаметно подталкивает процесс?

— С той стороны действительно много организаторов. А с этой — лидеров нет. Никто не борется с храмом, Марина. Просто закончились майские праздники, и в восемь утра я получаю первое сообщение: «Сквер обнесли забором». Весь день город бурлит в соцсетях. Вечером народ выходит к скверу и просто смотрит, что происходит. По периметру стоит охрана РМК, машины Росгвардии. Забор пал ради фана. Началось с того, что кто-то просто стал водить по нему ключами. Дальше охраны стало больше. А в 21.40 за территорией сквера начала собираться спортивная молодежь. С ними Иван Штырков — директор «Академии единоборств». Вокруг палатки с закладным камнем скачут хипстеры — человек сто. А этих спортсменов собирают в круг и дают команду — через пятнадцать минут начать штурм. Я подбегаю к одному большому чиновнику: «Звоните губернатору! Здесь накаченные парни собираются выталкивать молодежь!» Он мне: «Ничего такого не будет».

— Я смотрела ваши видео оттуда. Я слышала в вашем голосе сильную эмоцию. Почему вы так эмоциональны? Почему вы были так эмоциональны?

— Я просто в целом довольно эмоционален. Я просто буду вруном, если скажу, что мне, жителю города, наплевать на то, как ведут себя власти.

— За эти дни в сети появилось много неправды. Как обычному человеку ориентироваться в этих потоках лжи?

— Я чувствую, и меня самого скоро уволят из-за этих потоков. У Шкулева (Виктор Шкулев — президент Hearst Skulev-Media, куда входит Е1. — «РР») — бизнес, а бизнес не любит шума. Партнеры у нас — американская корпорация Hearst — конечно, есть. Сначала их участие было 50 на 50. Потом вышел закон, запрещающий иностранцам владеть больше чем 20 процентами уставного капитала. И мы привели компанию в соответствие с этим законодательством.

— И как теперь всех помирить?

— Да полно способов, если бы «медники» уменьшили амбиции. Здесь полно заброшенных пустырей для строительства. Но они пытаются поставить храм в уже сложившееся пространство. Говорят, в высоких кабинетах уже договорились о новом месте — площади 1905 года. Но там стоит памятник Ленину. Выйдут коммунисты.

Я выхожу из редакции E1, уже почти вечер. В городе действительно поговаривают о том, что четвертым местом для строительства собора предложат площадь, на которой стоит памятник Ленину. И если возмущение коммунистов будет подавлено, если святая Екатерина все же встанет вместо Владимира Ильича, то кто-то, может быть, лукаво подмигнет кому-то: проблема ненужного храма решена за счет ненужного Ленина. А кому-то, когда храм в четвертый раз начнут гонять по центру, покажется: нет, это не совпадение, это чья-то могущественная рука двигает фигурки, здания, людей, загоняя игру в какой-то адский цуцванг — положение, в котором любой ход каждого игрока ведет к ухудшению его позиции.

(Продолжу во второй части)

Триатлон в формате Ironman («Железный человек») становится самым престижным хобби для обеспеченных и самостоятельных людей среднего возраста. Он уже сейчас престижнее корпоративных пьянок и модных клубов, а «тусовки» железных людей часто круче, чем в теннисе и гольфе. При этом триатлон, вид спорта, включающий в себя заплыв, велогонку, и забег, на первый взгляд кажется неподъемным, прежде всего физически, он отнимает множество времени и сил, требует невероятного упорства. Может быть, это привлекает людей — еще одно объективное подтверждение собственной крутости?

10 часов утра, мы с Алексеем сидим в переговорной офиса Москва-Сити, где нет ни одного окна и из-за этого кажется, что время остановилось. Я отодвигаю книгу немного в сторону, успею прочитать ее дома. Передо мной сидит человек, который сам проделал этот путь из салона бизнес-класса на «железную» дистанцию. «Железной» она называется потому, что с английского название триатлонных соревнований Ironmanпереводится как железный человек. А еще потому, что выполнить ее, кажется, могут только по-настоящему железные люди. Правила простые. Сначала ты плывешь 3, 86 километра. Потом сразу, без отдыха, садишься на велосипед и проезжаешь еще 180 километров. А напоследок остается самое «простое» — пробежать марафон – 42.2 километров.

— Для меня труднее всего плавать, — признается Алексей Панферов. – Не люблю. Особенно когда волны, ветер. Даже тренировки плавательные не люблю. Хотя в триатлоне плавание важно – туда приходят многие бывшие пловцы. Но я знаю за собой такую слабость и стараюсь экономить силы для велосипеда и бега.

Алексей — не профессиональный спортсмен. Он – бизнесмен, управляющий партнер известной инвестиционной компании, бывший банкир. Хотя спортом занимался с детства. Сначала – настольным теннисом, позже – теннисом большим и горными лыжами, которые тогда считались экзотическим видом спорта. Именно друзья по горнолыжному спорту и «привели» Алексея в банковский сектор.

— Позвонили, сказали, мы тут банк делаем, приходи. Было шесть человек в команде, я седьмой. Так стал седьмым в первоначальной команде банка «Зенит». А уже через год он был 150 человек. Нам все время хотелось что-то делать, чего-то добиваться, новое придумывать, не сидеть на месте.

— Спорт привлекает таких людей, как вы, тоже потому, что все в бизнесе уже доказано, а хочется еще чего-то добиваться?

— Отчасти да. Но не только. И началось все не поэтому. Я на какое-то время вообще забыл о спорте: учеба, бизнес. Думаю, так у многих бывает. Выпивка с клиентами и какая-то корпоративная культура, которой нужно соответствовать. Конечно, забываешь о себе, кажется, что здоровья еще много. Потом стал задумываться. И как раз в это время тенденции стали меняться. Помните, традиции ведения бизнеса в девяностых? Клиентов водили в рестораны и на тусовки. Сейчас потихоньку люди спрашивают себя: «Ну сколько можно тусоваться?» А чем еще заняться? Есть спорт.

— То есть спорт заменяет сейчас рестораны и бани 90-х?

— Да. Появляются корпоративные команды волейбольные, баскетбольные. Компании играют в футбол с компаниями клиентов. Я, например, когда работал в МДМ банке, инициировал там занятия хоккеем. Много ездили на велосипедах. Приезжаешь за границу и там катаешься. Столько видишь всего, сколько из машины не увидишь. Ну, а потом решили совместить. Добавили плавание, получился триатлон. Плавать не все сразу могли. Я, например, не мог и бассейн проплыть кролем. Это для меня был новый вызов, и это было интересно.

— Значит, все-таки вызов?

— Конечно. Ты чувствуешь, что живешь, когда чего-то добиваешься. Вспоминайте студенческие годы. Большинство как существует? От сессии до сессии. Преодолевая один барьер за другим. Сейчас я понял, что так жить не совсем правильно. Нельзя все делать в последний день, к каждому барьеру нужно готовиться планомерно. И тогда ты сможешь с вызовами справляться. Но вызовы эти нужны. Люди находят их в разных вещах. Кто-то ради этого занимается бизнесом. Деньги уходят на второй план – все равно все не заработаешь, главным становится ощущение кайфа от классных сделок, хорошо проделанной работы. Я нахожу этот кайф в спорте. Вот недавно освоил бальные танцы. Это было что-то совершенно новое для меня. Но поэтому и интересное. Поставил себе цель, составил план занятий, занимался с преподавателем, у меня есть партнерша по танцам. И мы в итоге даже попали в финал на международном турнире. Спорт — это вещь, где я могу себе многое доказать. А триатлон – это еще и тот вид спорта, в котором все зависит от тебя. От твоего умения ставить долгосрочные цели, разрабатывать стратегию подготовки к старту и планомерно эту стратегию реализовывать. Если в игровых видах многое зависит от команды, в танцах и гимнастики – от природных данных, то в триатлоне все зависит только от тебя самого. Поставил перед собой задачу на год — подготовиться к гонке и планомерно ее выполняешь.

— Это чем-то похоже на то, как обычно действуют в бизнесе. Не планируя на годы вперед, нельзя создать и развивать успешный проект.

— Да то же самое.

Пять лет назад Алексей перенес операцию по удалению почки, а уже через неделю начал восстановительные упражнения.

— Когда мне сказали, что у меня рак, конечно, никаких мыслей о том, смогу ли я заниматься спортом или нет, не было. Все мысли были только о том, как выжить. Но спорт очень помог. Не физически – после того, как тебе удаляют почку, все в организме меняется, перестраивается, и физические нагрузки здесь были связаны с определенными рисками. Но психологически. Я считаю, что от настроя и от уверенности в себе во много зависит, вернется ли заболевание, будет ли рецессия. И занятия спортом помогли мне нужный настрой создать. Кроме того, я очень благодарен именно триатлону, потому что опухоль у меня обнаружили вовремя на плановом медицинском осмотре, который проходят спортсмены.

Тусовка лучше теннисной

Самые ранние упоминания о соревнованиях типа триатлон датируются 20-ми годами прошлого века. Тогда во Франции проводились состязания, состоящие из трех частей: бег на три километра, велосипедная гонка – на 12 и пересечение вплавь канала Марнэ. Однако первые старты, давшие начало триатлону в его нынешнем виде прошли в 70-х годах в США. Тогда такие соревнования были в диковинку, а их участников считали чудаками. Спортсмены не использовали никаких специальных костюмов и дорогостоящего снаряжения. Сегодня все происходит иначе.

Просторное помещение на первом этаже здания Олимпийского комитета России больше похоже на центр подготовки космонавтов или лабораторию по выращиванию супергероев. На беговых дорожках ходят люди в масках, проводки от клемм на груди спортсменов, занимающихся на велотренажерах, тянутся к многочисленным компьютерам. Это инновационный центр Олимпийского комитета России. Здесь проходят тестирования спортсмены сборных. И здесь же теперь проходят обследование и триатлеты, занимающиеся в недавно открывшемся тренировочном центре для под названием AngryBoys.

Леонид Богуславский, один из акционеров клуба, подходит ко мне, слегка прихрамывая – во время падения на велогонке он получил травму.

— Грамотное научное обслуживание, — кивает он на один из компьютеров, — это одно из основных обязательных условий занятий спортом. Тем более таким спортом, как триатлон. Здесь основное – это здоровье, хороший тренер, сила воли и целеустремленность. Ну и умение расставлять приоритеты, конечно. Я, например, когда составляю план на неделю, то сначала планирую тренировки. А потом забиваю в календарь свою работу, деловые встречи, семейные мероприятия и прочее.

Леонид Богуславский никогда всерьез не занимался спортом. У него, ребенка из московской семьи интеллигентов – литератора Зои Богуславской и доктора технических наук, профессора Бориса Кагана, были другие интересы. Он серьезно занимался математикой и много читал. После школы Богуславский поступил в МИИТ на факультет прикладной математики. Леонид любит повторять, что прожил несколько жизней. Сначала – жизнь ученого, позже – жизнь предпринимателя и консультанта. Потом жизнь венчурного инвестора. Сейчас ему 64 года, и он, будучи успешным бизнесменом (57 строчка богатейших людей России по версии рейтинга Forbes, состояние – 1,2 млрд долларов), совмещает жизнь инвестора и спортсмена. На старт своего первого длинного триатлона Ironman 70.3 Богуславский вышел в 62 года. Подготовка к нему заняла 8 месяцев. И на первых же соревнованиях в Майами бизнесмен занял третье место в своей возрастной группе. А еще через 10 месяцев занял второе место на одном из соревнований серии полного Ironman и квалифицировался на чемпионат мира на Гавайях.

— Я бежал тогда в Майами не на результат по времени, а чтобы финишировать, — объясняет Леонид. – Хотелось испытать себя. Потом знакомые стали меня поздравлять с третьим местом, а я не верил. Поверил только, когда пригласили на награждение. И вот тогда я почувствовал себя подростком, который только что выиграл Всесоюзную олимпиаду по математике. Это чувство счастья. Большинство спортсменов любителей из-за таких эмоций и участвует в различных соревнованиях на выносливость, преодоление трудностей.

— И все-таки это же, конечно, еще и сообщество, тусовка? Вид спорта не самый дешевый, людей, которые занимаются им серьезно, не так много. Вы вместе ездите на сборы, встречаетесь на соревнованиях.

— Конечно, это в том числе сообщество. Причем сообщество очень интересное. Раньше я любил играть в теннис. Но в теннисе как: ты приходишь на корт и играешь только со своим партнером. Общаешься тоже в основном с ним. Игра закончилась – пошли домой. Триатлон – это действительно сообщество интересных людей. Многие ездят на сборы с семьями. Я даже несколько совместных бизнес-проектов организовал с ребятами, которые занимаются триатлоном. Потому, что я знаю, чего от них ожидать, на каком языке с ними говорить. Знаю, насколько они целеустремленные и как могут работать.

— Но это сообщество довольно закрытое. Потому что триатлон – это удовольствие не из дешевых.

— Ну, давайте посчитаем. Взнос за участие в официальном старте Ironman за рубежом 250-600 долларов. Но в России регистрация на триатлонные соревнования значительно дешевле. Далее нужно учесть стоимость проезда на место старта и проживания там. Экипировка. Необходим гидрокостюм, так как на многих гонках плыть можно в нем, а это значительно легче. Стоит 200-600 долларов в зависимости от крутизны модели. Велосипед – самая дорогая часть экипировки, но можно купить неплохую модель с рук за 3000 долларов. И беговая обувь – как минимум 150 долларов. Это не считая затрат на подготовку. А потратиться на подготовку нужно — хороший тренер и правильная система тренировок здесь играет очень важную роль. Примерно так. Но я еще раз повторю, мы рассчитывали это именно для гонок Ironman.

Девятая часть года

Леонид Богуславский не случайно заостряет внимание на том, что речь идет о соревнованиях Ironman. Дело в том, что именно они считаются самыми престижными и популярными триатлонными стартами. В 1990 году успешный офтальмолог и триатлет Джеймс Гиллс основал компанию WTCи начал развивать бренд Ironman. Он запустил серию мероприятий, которая объединяет все события Ironman в один спортивный сезон. Сейчас эта серия считается самой элитной в триатлоне, за звание Ironman(а его дают уже только за то, что ты прошел гонку, вне зависимости от того, на каком месте ты финишировал) атлеты-любители готовы отдать все, в том числе и немалые деньги. Несмотря на взнос в размере 600 долларов, число желающих участвовать в соревнованиях превышает квоту, а на чемпионат мира вообще попадают только сильнейшие в своих возрастных категориях по итогам сезона. Но, помимо Ironman, существуют другие виды триатлона, в которых так же можно принимать участие. В первую очередь они различаются тем, кто организует старты.

Любая компания может устраивать соревнования по триатлону, но никто не может называть финишировавших спортсменов «железными людьми», а многие готовы бороться лишь за этот статус. Те же, кому важно преодоление себя и спорт, могут сэкономить на «бренде», поучаствовав в других, менее именитых триатлонных соревнованиях. Кроме того, триатлонные старты могут проводиться на разных дистанциях. Основные дистанции это: суперспринт (плавание — 300 м, велогонка — 8 км и кросс — 2 км); спринт (плавание — 750 м, велогонка — 20 км и кросс — 5 км); олимпийская дистанция (плавание — 1500 м, велогонка — 40 км и бег — 10 км); Ironman 70.3 или «полужелезный человек», «половинка» (плавание — 1,93 км, велогонка — 90 км и бег — 21,1 км), Ironman или «железный человек» (плавание — 3,86 км, велогонка — 180 км и марафонский бег — 42,195 км) и «ULTRAman» (плавание — 10 км, велогонка — 423 км и двойной марафонский бег — 84,39 км ).

— Я глубоко убежден, что Ironman– это дистанция не для молодежи, — утверждает Алексей Панферов. – Сразу по нескольким причинам. Во-первых, как мы уже сказали, это требует денег, которые молодой человек лучше потратит на что-то другое. Ну, и еще один ресурс, которого зачастую нет у молодежи, это время. Подготовка к Ironmanтребует огромного количества времени. И, честно говоря, я бы сам сто раз бы подумал, прежде чем взять на работу молодого специалиста, который готовится к такой серьезной гонке. Если у вас много работы, если вы активно строите карьеру, очень трудно выделить достаточно времени для тренировок. Это еще одна из причин, по которой «железный» триатлон чаще «делают» люди в среднем 40 лет и старше. У них свой бизнес, гибкий график. Они могут выделить достаточно времени для спорта. Это не значит, что молодежь вообще не может заниматься триатлоном. Но, например, начать можно с «половинки»…

Сам Панферов уделяет тренировкам в среднем около 600-700 часов в год. Это чистое время. Если учитывать терапию и восстановление, набирается около 1000 часов. Это приблизительно 1/9 часть года.

— Самые тяжелые тренировки были при подготовке к Ultraman, — вспоминает Алексей.— Это трехдневная триатлонная гонка. В моем плане подготовки были длинные тренировки, когда я, например, в течение дня должен был пробегать 80 километров. Это происходило так. Бежишь 50 километров, прибегаешь домой, запрыгиваешь в ванну со льдом, ешь, отдыхаешь и снова бежишь 20 километров. Снова прыгаешь в ванну со льдом. И после отдыха бежишь еще 10 километров. Вот эти последние 10 километров, которые обычно ты преодолеваешь достаточно легко, кажутся самыми тяжелыми в жизни – потому что перед ними ты уже пробежал 70.

— Никогда не возникало желания все бросить?

— Возникало. Но тут все просто. Когда у тебя есть цель, ты просто не можешь взять и остановиться. Сжав зубы – доделать. В бизнесе ведь тоже сделок легких не бывает, — улыбается Алексей. – Главное – не давать себе поблажек даже в мелочах. Один раз простишь себе что-то, и твой мозг уже будет думать, что и в другой раз так можно будет сделать. Так формируются привычки. И так происходит не только в спорте. Простой пример с пунктуальностью. Я, например, ненавижу опаздывать. Не люблю, и не умею. И знаю по своим знакомым, что как только ты раз позволяешь себе прийти позже, за этим следует другой раз, и третий. А за опозданиями ты начинаешь позволять себе еще какую-то недисциплинированность.

Заявить о себе

Утро. 7 часов. В это время начинается гонка. Участники стартуют с заплыва, вода обычно – не выше 25 градусов. Если очень холодно – а так бывает – можно надеть гидрокостюм. Плавательный этап среди многих считается самым сложным. Погодные условия могут сложиться не в пользу атлетов – ветер, волны. Да и сами участники не очень-то жалеют друг друга, толкаются и борются за каждый свободный кусок.

— На длинном триатлоне Ultramanатмосфера другая, — поясняет Алексей. – На Ironmanвсе напряженно и враждебно – люди пришли потолкаться в воде и показать, кто лучше на вело и в беге, а там задача живым до финиша добраться. И участников намного меньше. Там помогать друг другу можно, а на остальных триатлонных гонках это запрещено.

Между этапами спортсмены проходят транзитные зоны. Там они переодеваются и готовятся к следующему испытанию. Время в момент пребывания в транзитной зоне не останавливается. «Ты можешь, конечно, отдохнуть, съесть пиццу,— шутят участники. – Но время идет». После транзита они пересаживаются на велосипед. 180 километров велогонки, еще один транзит – и бег.

Триатлетов часто спрашивают, о чем они думают, в то время, как в течение нескольких часов монотонно крутят педали или бегут. Самый распространенный ответ – о том, когда же это все закончится. Завершаются соревнования обычно в полночь. Ты имеешь право называться «железным человеком», если уложился в этот отведенный организаторами лимит, независимо от того, пришел ты в первой десятке или замкнул последнюю тройку.

Многие приходят на старт триатлона именно за этим – за медалью участника, за статусом айронмэна, за вниманием. Ничто не мешает человеку, если он действительно настроен преодолеть себя, проплыть четыре километра в обычном бассейне, а потом проехать 180 – на велосипеде. Но когда ты плывешь и едешь вместе с другими, когда надеваешь майку соревнований, когда на финише диктор говорит, что ты теперь – железный человек, ты заявляешь всем вокруг: «Я это сделал». Твой личный рекорд превращается в целое событие, а сама гонка вдруг становится похожей на инстаграм или другую социальную сеть, в которой важно не просто сделать что-то, главное – красиво объявить об этом. Видимо, это не так уж и плохо, пока не превращается в навязчивую идею.

— Я знаю людей, которые получали эту спортивную известность, уходили с головой в результаты и в соревнования,— рассказывает Алексей. – У них рушился бизнес, распадались семьи, и вообще все заканчивалось не очень хорошо. Чем бы ты ни увлекался, спорт это или что-то другое, всегда нужно понимать, что это – всего лишь часть – пусть и важная, но только часть – жизни.

Триатлон – это не про понты

Владимир Волошин, участник марафона по Сахаре, предприниматель и со-основатель компании Ironstar, занимающейся организацией международных соревнований по триатлону в России, о том, как стать триатлетом, потратив на это минимум времени и денег.

— Если вы будете ориентироваться исключительно на рассказы дорогих и богатых людей, то у вас и картинка такая же будет. Безусловно, обеспеченные люди занимаются разными видами спорта, и в основном теми, где есть правильная тусовка, хорошие контакты, возможность посмотреть на мир. Конечно, триатлон – это дорогое удовольствие, если вы ездите на старты за рубеж, платите большой вступительный взнос и не скупитесь на экипировку. Для примера, цены на велосипеды сейчас могут достигать бесконечности. Колесный сет на некоторые очень крутые велики будет стоить свыше двухсот тысяч рублей. И это только два колеса! Есть велосипеды стоимостью по миллиону. Но при этом всегда есть альтернатива. У нас больше половины населения занимается тремя основными видами спорта: бегают, плавают и катаются на велосипеде. И число этих людей только увеличивается. Так, по разным данным, количество людей, занимающихся бегом, за последние годы выросло на 300%.

— С чем, по-вашему, связана такая популярность бега?

— Тут много факторов. Во-первых, доступность. Как только вы захотели заняться своим здоровьем, о чем вы подумали? Скорее всего, о беге. Для занятий бегом что нужно? Кроссовки, шорты, майки, стадион. Или даже просто дорога. И все. Еще одна причина – это возможность участвовать в соревнованиях. Большинству людей не хочется бегать просто так, им нужна цель. Когда появилась возможность выезжать за границу и участвовать в каких-то забегах, когда в Москве стали проводить крупные старты, бегающих людей стало больше.

— Людей, которые занимаются бегом, можно считать потенциальными триатлетами?

— И людей, которые занимаются бегом, и тех, кто увлекается плаванием, и занимающихся велоспортом. Более того, когда наша компания принимала решение организовать первые соревнования в Сочи, мы на них и ориентировались. Но я прекрасно понимаю, какие барьеры стоят перед людьми: нехватка времени и больших денег на то, чтобы подготовиться и участвовать в официальных стартах. Кроме того, не каждый готов в одиночку преодолеть триатлон, тренироваться целый год, а то и больше готовиться к «железной» дистанции.

— Возможно ли сэкономить время, деньги и силы, но все равно попробовать себя в триатлоне.

— Можно. Во-первых, можно ездить на российские старты. Перелет в Сочи и обратно обойдется от шести тысяч рублей на человека. Взять с собой семью и совместить соревнования с семейным отдыхом на море. Стоимость участия в российских стартах также на порядок ниже, чем в соревнованиях за рубежом. А чтобы сэкономить время и силы, можно попробовать выступить эстафетной командой. Вы приезжаете вдвоем или втроем, один из вас плывет, кто-то – делает велоэтап, кто-то – беговой. Вместе вы преодолеваете триатлонную дистанцию и получаете невероятный опыт. Если будет интересно, то в следующем году вы сможете начать готовиться к индивидуальной гонке. И вы уже будете иметь представление, на что идете. На экипировке также можно сэкономить. Вы поймите, спорт – это не про понты. Да, приятно, когда участник в хорошем костюме на крутом велосипеде. Но если ты преодолел свою дистанцию на более простом велике, разве это делает тебя менее крутым?

— Что нужно, чтобы стать триатлетом?

— Поставить цель и иметь твердое намерение ее придерживаться, быть уверенным, что у тебя достаточно времени на подготовку и это не идет в ущерб работе, приобрести необходимую экипировку и заручиться поддержкой семьи. Потому что триатлон – это семейный спорт. И практически невозможно заниматься и соревноваться, если семья против или не поддерживает.