Коридоры дышали. Не просто эхом, а чем-то более живым, более голодным. Капля крови, тяжелая, как грех, отсчитывала время: восемь ударов сердца, потом щелчок по луже на полу. Я бросил последний взгляд в черную пасть лабиринта. Прости, Сашка. Но твоя кровь уже почти перестала капать, а значит, и возвращаться не за кем, - фрагмент из дневника сталкера.
Девушка царапала бетон обломанными ногтями, хрипела, как двигатель на последних парах, пока её тащили в провал стены. Её отчаяние было густым, как смола. Даже если бы сюда когда-то пришли люди, даже если бы они нашли её кровавые следы — никто не узнал бы, что с ней случилось. Потому что некоторые вещи просто не должны быть известны.
А потом из-за угла выполз он. Без головы. Залитая кровью рубашка, синие джинсы. Артур? Нет. То, что когда-то было Артуром.
Ховринская больница. Недострой. Проклятое место, где стены имели уши, а полы дышали. В 2018 году её снесли, перемололи в щебень, но ужас - как радиация. Он никуда не девается. Он просто засыпает.
Экскаваторы вгрызались в землю, как голодные звери, оставляя после себя раны, из которых сочился запах глины и чего-то гнилого, чего-то, что спало здесь долго слишком долго. Геодезисты, с их нивелирами и мерными лентами, не замечали, как тени под ногами становятся гуще, как стрелки компасов дрожат, будто боятся указать верное направление. Рабочие, потные и усталые, верили в светлое будущее — в больницу, в чистые палаты, в жизнь, которая закипит в этих стенах. Всё во благо великого народа, великой страны!
Не просто треснул - разошёлся по швам. Зияющая рана, глубокая. Из неё хлынула вода. Не грунтовые воды, нет. Что-то древнее. Температура упала на десять градусов за секунду, и первый рабочий, сунувший руку в черную жижу, отдернул её с криком - пальцы покрылись язвами, будто его облизала кислота.
Болото, которое когда-то здесь было, проснулось. Оно не просто вернулось - оно потребовало свою землю и покой обратно.
Сначала насосы. Потом бетонные подпорки. Потом молитвы. Ничего не помогало. Вода поднималась, несмотря ни на что, заполняя коридоры, заливая котлованы, вымывая из-под фундамента песок, как грязь из-под ногтей.
А ночью... ночью что-то скреблось в подвале. Рабочие говорили, что это крысы. Но крысы не оставляют следов, похожих на отпечатки ладоней. Крысы не шепчут. Стройку заморозили. Потом бросили. Страна развалилась, но болото - оно осталось.
Они пришли под покровом ночи, как всегда – с фонарями и противогазами, которые пахли резиной и чужим потом. Но даже фильтры не могли убить ту вонь. Она просачивалась сквозь маски, липла к зубам, оседала на языке жирной плёнкой. Гниль. Плесень. Миазмы. Запах чего-то, что умерло, но никак не может перестать разлагаться.
Первый этаж ещё терпели. Пустые бетонные коробки, заросшие паутиной трещин. Останки стройки – ржавые балки, торчащие из стен, как сломанные рёбра. Обрывки проводов, свисающие с потолка петлями. Пол, усыпанный осколками кирпича и стекла, хрустящими под ботинками, будто кости.
Но чем глубже – тем хуже.
Лестница вниз напоминала пищевод. Ступени, покрытые чёрной слизью, пульсировали под ногами, будто дышали. Стены шевелились – нет, не от ветра, здесь ветра не было уже лет тридцать. Это плесень росла. Быстро. На глазах. Она расползалась по бетону, как метастазы, оставляя за собой мокрые, блестящие следы.
"Грибок и плесень – это ад", – писал один из сталкеров на форуме после этой вылазки.
Он описал, как его напарник Тимыч поскользнулся. Как эта дрянь моментально въелась в кожу, оставив после себя красные, мокнущие дорожки. Как через неделю он лежал в больнице, а врачи только разводили руками – они никогда не видели, чтобы плесень ела человека заживо.
Это было его последнее сообщение на форуме.
Потом – тишина и оффлайн.
На форуме шептались, что он вернулся туда. Якобы его видели, как он шел один, без фонаря, без снаряжения лишь что-то бормоча себе под нос. Может он сошел с ума, а может, просто хотел доказать, что не струсил.
Но сталкеры знают – в Ховринке никому ничего не нужно доказывать. Только платить, что-то оставив там.
Они вошли в подвал вшестером, связанные братством сталкеров и глупой верой в то, что запасные батарейки для фонарей и противогазы спасут их от того, что жило в этих стенах. Воздух здесь был другим – густым. Он пах старыми ранами и плесенью, которая росла не на стенах, а между молекулами кислорода.
На втором уровне их встретил повешенный, которого знали все. Он болтался прямо посреди коридора, его тень плясала на стенах, приводимая в движение их дрожащими фонарями. Это не был человек - просто тряпки, набитые чем-то мягким и влажным, с лицом из мешковины, где углем была нарисована улыбка. Слишком большая улыбка. Она занимала половину лица, доходила почти до ушей, которые, если приглядеться, были как настоящими - высушенными, сморщенными человеческими ушными раковинами, пришитыми грубыми стежками.
Когда Сашка, самый младший в группе, неосторожно задел чучело рукой, из его вспоротого живота посыпались зубы. Десятки желтых, почерневших, сломанных зубов. Они звонко застучали по бетону, подпрыгивая, как живые. А потом - тишина. И в этой тишине они услышали, как где-то в темноте кто-то начал медленно, методично хлопать в ладоши.
Третий уровень был хуже. Здесь стены дышали. Буквально. Бетон вздымался и опадал под слоем черной плесени, как грудь спящего великана. Их фонари выхватывали из темноты рисунки - детские каракули, выполненные чем-то бурым и липким. Домики. Деревья. И человечков с неестественно длинными руками, которые тянулись к другим человечкам, поменьше.
Их гид, Костя, первым заметил дыру в полу. "Ребята, посмотрите..." - начал он, но не закончил. Бетон под ним внезапно стал мягким, как тесто, и он провалился без звука. Только влажный хлюп, когда его тело ударилось о поверхность воды где-то внизу.
Сталкеры подбежали к краю и увидели болото. Настоящее, древнее, с черной водой и маслянистой радужной пленкой на поверхности. Из воды торчали ржавые трубы, как кости доисторического зверя. И там, что-то плавало на поверхности.
Потом появились головы. Они всплывали медленно, не спеша, как будто знали, что времени у них много. Мокрые, покрытые тиной, с волосами, слипшимися в грязные сосульки. И улыбки. Те же улыбки, что и у повешенного наверху.
Питерцы бежали, спотыкаясь, падая, царапая руки о шершавые стены. Они не оглядывались, но знали - за ними кто-то идет. Они слышали мокрые шаги, тяжелое дыхание из темноты.
Теперь, спустя месяцы, последний оставшийся в живых член группы просыпается ночью от звука капающей воды. Он знает, что это не сон. Это напоминание. О том, что они никогда не выходили из подвала. Что подвал просто... отпустил их на время. Чтобы страх успел созреть. Чтобы было вкуснее.
А когда он открывает рот, чтобы закричать, его язык натыкается на что-то твердое. На что-то, чего там не было раньше. На маленький, сколотый зуб, который шевелится у него во рту, как живой. Хирурги извлекли этот инородный вросший организм, но затем он был “утерян”
Дело № 3874/п по факту исчезновения лиц на территории недостроенной Ховринской больницы прекращено за отсутствием состава преступления. Прилагаемые фотоматериалы (24 листа) не содержат следов противоправных действий.
Примечание инспектора МВД Чернова А.И.
"Осмотрены все помещения. Указанной потерпевшими "дыры в полу" не обнаружено. Водоемов на территории нет. Рекомендовать психологическое обследование свидетелей."
*"Шкаф №14 в архиве МВД продолжает намокать. Сегодня утром на полках стояла вода. Не та, что протекает сверху - плотная, маслянистая, с плавающими в ней... (далее текст зачеркнут)"*
Последняя страница из дела
ОНИ НЕ УШЛИ ОНИ НЕ УШЛИ ОНИ НЕ
Приложение изъято как не относящееся к делу. Дело закрыто.
