Боб. Этот добрый малый Боб.
В детстве Боб был скромный, тихий. Он всегда оставался в тени активистки-сестры и непоседы братика.
Ничего не требовал, внимания так же. Гениальный ребенок. Умный, меткий, послушный и красивый. Он даже играл молча. Носился во дворе с мальчишками совсем без крика, но его во дворе любили. За его идеи, новаторство.
Боб, Боб.
Был, правда, один случай в детстве. В садике произнес матерное слово. Отец его попросил больше не произносить его, но мальчик сказал, что будет. Не на шутку все взволновались. Отец поставил Боба перед собой. Не бил, не ругал, а отцовским строгим голосом требовал, чтобы тот отказался от выражения – "мать твою!" Боб отказал.
Это продолжалось с добрый час. Отец, не найдя никаких аргументов, сидя напротив пятилетнего сына сменил тактику, после строгих укоров, пусть мальчик и описался от страха...
Он по- доброму сказал:
- Сыночек. Ты самый лучший в мире мальчик. Не произноси это выражение никогда. Пожалуйста.
Боб, как обычно шмыгнул носиком и сказал:
- Хорошо, Пап.
***
Боба никто в детстве не обижал. Жестокого обращения не было. Он просто рос обычным ребенком, как тысячи. В школе, правда, математика не давалась.
Когда немного подрос, его любимым делом было разрезать крыс и рассматривать их органы.
***
Ну, конечно же, он отучился на терапевта широкого профиля. Учился восемнадцать лет. А нейрохирургом не стал, как просил папа, сославшись на отсутствие необходимого для операций. Боб не хотел, чтобы у него умирали люди.
Все любили Боба. Он бегло говорил на нескольких иностранных языках, хорошо учился, его любили девушки. Читал стихи, пересказывал басни Эзопа; занимался спортом. Душа любой компании. Смешил постоянно всех, к нему прислушивались, ему хотели нравится.
Но в школе любил только одну девочку. Встречались до выпускных классов, но его предупредили, что жениться он на ней не может. Причина тоже была дурацкая, как и констатация. Боб расстраивался.
***
В институте он познакомился с красивой девушкой из параллельной группы. Она училась на педиатра. Степенный Боб не спешил, он дружил с ней. Чего не скажешь о девушке. Она мысленно родила ему детей, и умерла с ним в один день в глубокой старости.
Мама девушки должна быть отмечена в данном повествовании отдельной главой, хотя, всего не опишешь, это займет целую увесистую книгу.
Это была женщина под пятьдесят лет. Энергичная, худощавая, высокая с широким шагом дамочка, с огромным красивым ртом. Как только она увидела Боба поняла, что это… ее судьба.
Под видом помощи, она вызывала Боба к себе домой, на выходные.
Начала покупать Бобу красивые одежды, что он-де ее будущий зять, а у них теплые семейные отношения.
Боба подменили. Родители парня не понимали, что с их сыном. Он стал холоден, ныл, что ему срочно надо жениться на этой девушке, что она беременна. Неожиданно для всех и для него самого начались подготовки к свадьбе. Будущая теща наворачивала многотысячные мили вокруг подготовительных мероприятий. Она все брала на себя, не позволив Бобу и его родителям даже пискнуть! Папа ходил злой, мама переживала. До сына они не могли достучаться.
***
Женился. Беременной девушка была. Родила вскоре. Мальчика, который был на Боба не похож настолько, что в его семье никто не мог нормально возиться с малышом. Теща цвела. До Боба было не достучаться. Он понимал, что обманут, что сын не его. Он больше был похож на мужа подруги жены.
Его жизнь разорвалась напополам.
Теща держала в тисках, жена подозревала его в изменах со своей же матерью.
***
Развод. Спустя пару лет Боб развелся. Казалось бы, радость для всех и облегчение. Он вернулся к родителям уже врачом, устроился на работу на первых порах патологоанатомом. Снял небольшую комнату.
С родителями у Боба отношения испортились совсем. Папа на него был зол, мама переживала. Но ничего не могла сделать. Боба толкало на зеленого змия и на безудержные беспорядочные связи с разными женщинами. Они сменялись одна за другой, как лондонская погода.
Возраст, род занятий не имели значения. Безусловно Боб пил. Молчал. И только бесконечные звонки сестры надоедали. В один из диалогов он вывалил все на сестру, обвиняя ее в халатности по отношению к нему.
***
Последующие пятнадцать лет семья только и была занята тем, чтобы найти ответы на проблемы Боба, чтобы спасти его. Зато ему помощь была не нужна.
Он мстил. И завидовал. Мстил всем – папе за грубость и не терпимость, маме за недостаточную любовь, сестре за вероломство и более успешность, чем он; брату за то, что он живет счастливо. Все были его врагами.
Он появлялся пьяным в родительском доме и устраивал дебоши. Папа хоть и был мужчиной в возрасте, но как говорится в пословице: - «старый волк в состоянии разорвать одну овцу» - скручивал его руки и укладывал спать в таком виде. Проспавшись Боб испытывал вину до первого разговора с родителями. В тот же вечер все начиналось сначала. Разбавлял Боб такие поступки явлениями его женщин к родителям домой. Они все его искали. Скандалили, врывались, ревели, что любят его. Папа даже пытался шутить маме, что благо, приезжают по одной.
Все страдали. Боб в первую очередь. Он понимал, что ломает дрова безостановочно. К своим двум свойствам, чтобы как-то оправдать себя, добавилась ложь. По началу можно было определить, где он врет. С годами это вошло в привычку, что ложь просто текла в разговорах. Про его ложь знали только старые знакомые, друзья, семья. Новые нет. И круг общения увеличивался с размахом.
В конце концов терапевт широко профиля превратился в изгоя. Но не останавливался. Он сменил город проживания. И на каждом новом месте череда, цепь, хвост его подвигов тянулись за ним, как паломники-адепты за своим предводителем.
Этот добрый малый Боб.
***
Кто же знал, а Боб не рассказал ничего, что та самая теща ходила на кладбище в полнолуние.
Пучок волос с Боба, который она срезала, пока он спал после проведенной с ней ночи, она закопала под могилой кого-то. Что она взяла земли с могилы в мешочек, что собрала туда шерсти мертвой собаки, кошки, что положила туда этикетку от водки и отнесла к старой цыганке.
Никто не знает, что натворила цыганка за целковый, но с тех самых пор его возили по разным знахарям. И все, как один спрашивали:
- Ты слышишь свист с улицы после заката? Испытываешь ненависть к родным и тянут ли ноги в авантюры? Ты чувствуешь во время свиста запах водки? У тебя проблемы с нижней частью тела?
Боб дрожал. Соглашался и злился. У него отказывали почки и ныли ноги. Годами. Без причин.
Не все верят в экзорцистов, не всюду они есть, эти экзорцисты.
Мольба (как порча) – молОтит, по миру пустит, в душу залезет, смертью окрЕстит".
Все они говорили, что не смогут изъять из него «ЭТО». А та цыганка умерла давно. А мешочек этот искали. Не нашли. Где-то так и лежит закопанный, работая на свист после заката, запах алкоголя, чтобы Боб со своей семьей и жизнью грызся, как кошка с собакой. И чтобы ниже пояса все отнялось. И он уходил навстречу приключениям. После таких свистоплясок он не помнил ничего. Кому что сказал, что натворил, как начудил. Нет, он видел, что говорит, что делает, но не мог остановиться. Перестать. Это было ему неподвластно. Зато после развода теща звонила ему три раза в день, когда он перестал отвечать, слала смс. Рассказывала об этом всем.
***
Годы шли. Не менялось ничего. Только лица женщин Боба, довольные его пациенты в клинике, где он много лет на хорошему счету, и этикетки дорого коньяка.
***
***
Относительно недавно была массовая вакцинация от гриппа. Бобу тоже пришлось ее получить. Прививка дала сбой. Обнаружился страшный недуг – тромбоз полой вены. У него теперь слоновые ноги.
Все всё бросив, теперь уже взрослые сестра и братья, повезли его на экстренную операцию.
Операция длилась почти десять часов.
*****************************************************************************************************
Он в гневе. Что он мертв, а его все равно видят, с ним говорят, он не может отомстить кучке этих ненавистных людей! Он в гневе, что сладкой мести не случилось. Они должны были ответить ему! Мама за то, что недолюбила. Сестре за то, что больно умная, организовать такое мероприятие. Одному брату за успешность, младшему брату, что он не хотел его слушать и понять! Они все должны плакать, реветь по нему, страдать, что он так красиво ушел! Он должен был сейчас увидеться с отцом, чтобы все высказать ему в лицо, где папа?!
***
Он начал вспоминать.
Вчера был дома. Приболевший, вот уже который день не мог выпить. Не было денег. Последняя жена от него ушла месяц назад. С утра основательно покричав на домочадцев, он лежал и читал. Лечиться не хотел тоже. Сладострастно ждал конца всем своим мукам, чтобы мир ревел по такому золотому человеку.
Надев пальто, а одевался Боб, надо сказать, хорошо, он вышел в серый город пройтись.
Выйдя из подъезда, невольно съежился, погода в марте стояла отвратительная. Холодный ветер задувал за шею, шарф не спасал. Шел он бесцельно. Во дворе носились дети, собаки, мамаши с колясками, которых он считал убогими.
Не дойдя до угла следующего дома, Боб оглянулся и встал, как вкопанный, жадно внюхиваясь в ветер. Но откуда он слышит свист почти с утра? До заката далеко! И этот запах вкусного коньяка. Боб сглотнул предательскую слюну. Живот скрутило от предвкушения и горячего наслаждения.
Свист шел из соседнего двора. Боб пошел спешным шагом. Как только он повернул за угол дома, что-то тупое прилетело в его прекрасное лицо, он почувствовал только хруст, как сломался нос.
Он очнулся, как все те, кто получает в нос тупым предметом за углом дома, в лесу.
Над ним стояли три силуэта огромных ведьм. Они слизывали спекшуюся кровь с его лица.
Воняли ведьмы формалином, который Боб использовал в морге. Сначала он ведьм не слышал, точнее, что они говорят. Постепенно до него начали доноситься звуки - «абырвалг…».
Вонь разных лекарств так же душили нос. Самое ужасное в сие процессе было то, что он видел, слышал, чувствовал, но не мог пошевелиться! Он даже вспомнил фильм об этом, но в отличии от героя фильма, Боб был тут. Ведьмы знали, что он проснулся.
- Скальпель.
- Зажим, держи здесь.
- Давление стабильное.
- Скоро закончим, поеду к любовнице. Я уже дышать не могу в этой мясорубке.
- Она же тебя бросила!
- Что ты знаешь в этой жизни, Гриф? – все трое ехидно хихикают.
«Гриф? Кто такой Гриф, он знает, кто это? Хирург, друг отца! Но он - ведьма! Как меня могли отдать этой ведьме?!» - Бобу стало страшно.
Его мысли были одна страшнее другой. Он был в бешенстве, что его семья, эти ненавистные ему люди просто отдали его ведьмам и радуются его смерти.
- Ничего – подумал Боб – Я выживу, и всем покажу, где раки зимуют!
Я выживу и отомщу всем еще хлеще, чем мой прошлый план – а месть его заключалась, чтобы брат с сестрой потратив на него кучу денег на перевоз груза 200, привезли его к маме в день годовщины смерти папы.
Он так и упивался сладострастием от мысли и воображения – как мама кидается на гроб, разрывая на себе домашний джемпер, наверняка, она должна была быть в бязевом халате под джемпером. Боб любил этот халат, который с годами не старел, а становился все свежее. Мамин халат был пропитан парным молоком, вкусной лазаньей, его детством. Но потом мама его предала!
Как и почему его кто-либо предал, Боб не думал, ответить он на этот вопрос не мог.
Данность и точка.
Он так же представил, как братья и сестра будут реветь в голос маме и успокаивать ее, а она жалеть себя. Как эти ненавистные люди потом будут еще долго его оплакивать, и оплачивать по счетам. Что они пожалеют, как вовремя не помогли ему, когда было плохо. Как он увидит на том свете отца, и плюнет в лицо…
***
Теперь же Боб сменил тактику. Ему нужно было выжить, чтобы отомстить по-другому всем предателям. Он будет жить, сменит клинику, уедет еще дальше из родного города, в совсем другую страну, и никогда не будет поддерживать с ними связь. Не будет ни писать, ни звонить. Но сейчас нужно было выжить. Он себя убеждал, что сердце у него крепкое, что он справится.
Привороты-завороты-проклятия работают именно так, и не иначе…
- Кава-трубка встала, зажим – его мысли прервали.
Ведьмы все хихикали и трясли своими шнобелями, подмигивая Бобу. Они точно знали, что он все слышит и чувствует.
После своих зондов и трубок, ведьмы его потащили, довольные своей работой, за ворот пальто, в котором он так и остался, в амбар.
Находился амбар на улице. Было жутко холодно, пасмурно. Боб пытался кричать, ему было нестерпимо больно. Он видел ветки еще голых деревьев на пути к амбару и понимал, что его тащат по гравию. Струйка крови оставалась позади него на многие метры.
В амбаре было холоднее, чем на улице! В углу хранился небольшой стог сена. Его бросили под дырявой крышей в центре, ведьма Гриф свистнул, они втроем вышли. Боб остался один на один со своим страхом умереть. Его ждали великие дела!
***
Через какое-то время из ниоткуда появилась медсестра в белом халате. Боб видел, что она похожа на его одну из бывших, от которой есть дочка, которую он обещал помогать воспитывать, но помогала его семья. Бывшая подошла с улыбкой. Боб слабо попытался виновато улыбнуться в ответ – он всегда так делал, когда еще не знал помыслов визави.
- Ты еще жив? - Голос женщины звучал негромко, без гнева, но уверенно.
- Не дождешься – ох, этот Боб.
Расстались в свое время они плохо. Для нее. Он ее бросал трижды, но она единственная ждала, что он вернется. Отчасти Бобу было и стыдно так поступать, но он был как предводитель смеха, компании и веселья!
- О, да, конечно, я знаю. Я тебе принесла немного поесть. Открой рот – и залила кипящий уксус.
Пищевод Боба был ошпарен уксусом. Он чуть не задохнулся:
– Мразь! – взвыл от боли.
Женщина пожала плечами и вышла.
***
Сколько он пролежал не помнил. Сон сменялся с горечью в горле, кровь текла из шва под печенью. Ноги изодраны гравием, его бил озноб. Но Боб понимал, что он все выдержит и вытерпит. У него, наконец-так, появилась цель!
На этот раз открылась дверь амбара и туда вошли чудовища. Один страшнее другого. Они были похожи на скелеты зомбей, зеленые, словно из кислоты радиоактивного хранилища. Огромные одноглазые чудища цвета хамелеон, которые передвигались под блеклым лучом дырчатой крыши амбара. Они все тянули к нему лапы, костяшки вместо рук, стонали, Боб их не понимал, пытались содрать с него кожу в разных местах. Разорвали штаны, пальто. Виски Боба пульсировали. Да так сильно, что было слышно на весь амбар и отзывался эхом. Они все возились возле него, опарыши из их ртов вываливались на его грудь и заползали в рану. Боб кричал. Но его никто не слышал. Ему было больно, невыносимо страшно! Он не мог вспомнить ни одной молитвы, хотя знал почти все и на разных языках.
- Тejourn khluuсcs? Sdaеуm – проскрипел голос.
Боб резко обернулся в угол амбара, где лежал стог сена.
- Ndhuti neаm – прошептал он в ответ.
Древняя цыганка была в черном пальто. В его пальто. На ней был его шарф, глаза были обычными, но лицо было изрезано ногтями, настоящее шрамирование. Боб понял, что все лешие вокруг просто исчезли. Покопавшись в кармане пальто, цыганка достала оттуда белый носовой платок, положила на грудь Боба, и просто ушла.
***********************************************************************************************
Боб расплакался. Он вспомнил, что этот носовой платок подарила сестра на двадцати пятилетие. Он спешил на празднование с тещей и женой, и ее уговоры остаться с родителями, что они подготовили семейный ужин, воспринял в штыки, как обычно и процедил сквозь зубы:
- Пошла ты со своими тортами, уродина!
Носовой платок был шелковый, и Боб нередко делал из него конвертик на раутах в нагрудной карман черного выходного костюма. Сколько женщин поправили этот платочек, десять, тридцать? Он не помнил.
Зато теперь вспомнил умершего отца, вечно за него переживавшего, и покрывавшего младшего брата. Вспомнил дорогую ему маму, как она всегда только молчала и говорила при случае:
- Сынок, я в тебя всегда верю. Будь умничкой.
***
Боб не помнит, сколько он так пролежал, мысленно прося прощения у этих людей, которые его по-настоящему любили, а он отвечал им только завистью, грубыми оскорблениям и только и делал, что мстил, как получится.
И понял, как всё исправить – ему надо найти папу и извиниться. Броситься к его ногам и вымолить прощения, чтобы папа помог в очередной раз, как помогал всю его жизнь, пусть даже Боб ему врал, попадал в передряги. Отец его всегда вытаскивал.
- Папа – прошептал Боб неуверенно. В ответ лишь шум холодного ветра. Сколько он тут уже лежит? Месяцы? Годы?
- Папа, папочка, откликнись! Мне страшно, папа! – Боб молил.
Он бегал по амбару, где все еще пульс отдавал монотонным, невыносимым эхом. Потом выбежал на улицу и попал в серый лес.
Боб бежал без оглядки. Он не чувствовал боли. Его ноги бежали так, словно он был скакун, выигрывавший на скачках.
Внезапно серый лес сменился синим коридором. Было множество дверей. Боб заглядывал в каждую и кричал:
- Отец!
Перебежав коридор, он оказался в красной гостиной, где вместо окна был тусклый свет в никуда.
Выбежав из гостиной он оказался в зеленой бочке.
Далее был желтый шар.
И всюду, где он пробегал горел тусклый свет иных миров - дэвов, леших.... Но он не знал, что это...
Разные помещения, леса, океаны, наконец, Космос, пришлось перебежать Бобу, пока он не увидел вдалеке маленький огонек в пустыне.
Боб не раздумывая двинул на него.
Горел костер. Было тепло. Уютно. Стоял небольшой домик, лежал Барс – это их собака, которая умерла за год до смерти отца. Папа разгадывал сканворды. Он сидел в любимом кресле, в очках, как это делал часто по вечерам. Перед ним на столе стоял чайник вкусного чая из маминого сервиза, его любимая чашка в золотой каемке и сдобные пряники.
- Папа! – Боб был так рад его видеть, он заревел навзрыд.
- Боб, здравствуй, сын – отец был не удивлен. Он улыбнулся ему как в детстве, когда они гуляли по выходным в парке всей семьей. Тогда папа брал на руки пугливого, но молчаливого Боба и катался с ним на каруселях.
- Я.. Папа.. Искал.. Тебя…
- Я знаю сынок. А теперь беги обратно, тут долго находиться нельзя. И я тебя простил. Каждый раз прощал, сразу же.
- Пап, но я только пришел, и мне надо сказать тебе столько всего!
- Я знаю, Боб. Не нужно ничего говорить. Просто береги маму и себя.
Не успел Боб возразить и подбежать к отцу, чтобы обнять и почувствовать запах уверенности, мужественности, как всё испарилось…
***
- Боб. Милый Боб. Я опередила тебя. Помнишь, как ты летел, а потом потерял сознание в самолете? Мы привезли тебя в больницу к лучшему флебологу, какого нашли. Помнишь, как я плакала, когда тебя куда-то везли? Боб, я все организовала заранее! Шептала тебе во снах, что я помогу тебе. Что мы все сокрушались и жалели тебя. Боб, это все ради тебя. Мы любим тебя! Все были готовы! Ко всему! Ты об этом не знал. Братик, ты живой. Живее всех живых. И будешь теперь нас любить.... Я уже договорилась с экзорцистом.
Надеюсь, теперь ты перестанешь нас ненавидеть, Боб? Я так рада, мы все здесь. Тебя реанимировали, мы так боялись! Неделя, и ты очнулся! – сестра наклонилась и поцеловала брата в лоб.
- Тара, а где мама, Джонни, Рон?
- Все здесь, но ты не переживай. Рита кормила тебя каждый день из ложечки, Боб, ты помнишь Риту? - Его бывшая смущенно посмотрела на него с любовью…
Боб хотел что-то сказать Таре, сестре, посмотрел на нее и изумился.
Взгляд Тары был холоден. Она устала таскать это ребенка на себе ради мамы много лет. Тара догадалась о планах Боба заранее, всех подготовила. Он просчитался...
Убрав руку со лба, Тара внимательно впилась глазами в глаза брата. Уверившись, что его взгляд не такой, как был, когда они проходили регистрацию в аэропорту – пьяный, развязный, хамский и полный ненависти и зависти, вышла в дверь.
