Лет шесть назад весь район потрясло страшное и странное происшествие. В местном роддоме за одну ночь умерли три младенца. Роды прошли без осложнений, малыши были крепенькими и здоровенькими, а тут…
Отделение закрыли, а всех рожениц отправляли за тридцать километров – в город. Народ ещё долго о том случае судачил, а тут ещё новая подробность выявилась – на теле у всех малышей синяки замечены были. Это кто ж посмел над новорожденными издеваться? Обвиняли весь медицинский персонал, комиссий понаехало, голов полетело!
Люди, конечно, свои домыслы выдвигали, один страшнее другого. Мол, врачи на младенцах опыты проводили, секта какая-то в районе объявилась. Только бабка одна, девяностолетняя свою версию сказала: «Ночницы это, не кто иной – ночницы!» Да кто поверит старушке, которая из дома дальше ворот не выходит, да чудит временами по старости. Время прошло, разговоры поутихли, больше несчастья такого не случалось, и жизнь пошла своим чередом.
***
Напился сегодня дед Фёдор от души! По такому поводу грех не выпить: сноха двойню родила. Ладные такие мальчонки, богатыри! Не угаснет род Дубовских!
- Давай наливай, мать, - покрикивал Фёдор, - в меня пойдут внуки мои.
- Да в тебя, в тебя, чёрт старый, - беззлобно улыбалась хозяйка.
В дверях показалась сноха с уставшим и осунувшимся лицом.
- Мам, опять Андрюшка грудь не берёт, ножками сучит, плачет и плачет! Может опять животик?
-Тфу ты, что за напасть! В последние дни малыши сосут плохо, по ночам постоянно плачут, вздрагивают. Уж не заболели ли? – с тревогой подумала пожилая женщина.
***
Она сидела в самом тёмном углу комнаты и злобно наблюдала за молодухой, качающей на руках орущего младенца. Несколько дней назад, спасаясь от первых лучей восходящего солнца, бабочкой залетела она в спасительную приоткрытую дверь и притаилась за старой вешалкой. Тут же она почувствовала сладостный запах, который манил её, разжигая чувство сильного голода. Вся её сущность откликнулась, так может пахнуть только младенец.
Весь день она просидела в своём укрытии, боясь яркого солнца, лучи которого проникали в коридор. Она наблюдала за людишками, выполнявших повседневную работу и сновавших туда-сюда. Людишками, которые давно забыли её - ночную навью и не признавали сам факт её существования. Но слух её тешили ласковые воркующие слова матери, убаюкивающей раскричавшихся малышей. Она была слаба, очень слаба, она ждала ночи, чтобы наконец-то насытиться. Как только опустились сумерки, она проникла в комнату, из которой шёл сладкий манящий запах.
В большой комнате стояли две детские кроватки, укрытые белой кисеёй. Она вся затряслась от охватившего дикого желания, сейчас же утолить свой голод. Два маленьких свёрточка мирно посапывали в своих кроватках. Своими длинными чёрными пальцами она провела по одному из этих свёрточков и сжала их. Комната наполнилась криком, но для неё это была чудесная музыка, наполняющая силой, каждую клеточку её чёрного естества.
Близился рассвет, а молодая мать ещё не сомкнула глаз. Крики сыновей подняли на ноги весь дом. Свекровь качала на руках одного малыша, перебирая в уме все возможные причины свалившегося недуга.
- Ой, слава Богу, вроде успокаивается! – радостно зашептала молодуха, покачивая детскую кроватку.
-Намаялись за ночь, накричались, наплакались, устали. Вот заснут, и ты ложись, отдохни, – сказала свекровь, кладя малютку в кроватку.
«Пусть спят, сил набираются», - ухмылялась в своём углу ночница.
Всласть она натешилась в эту ночь: щипала, щекотала и шлёпала невинных, нагоняя бессонницу, заставляя кричать и выгибаться. Сил в ней прибавилось, но голод утолён так и не был.
«Ничего, моё время наступит с приходом ночи», - утешала она себя мыслями, сжавшись в тёмном углу и пряча холодные глаза от солнечных бликов.
***
- Мама, посмотрите, что же это такое? – заохала сноха, развернув одного из младенцев.
На ножках и грудке ребёнка ясно обозначились маленькие тёмные пятна, очень похожие на синяки.
Свекровь, окинув взглядом маленькое тельце, забеспокоилась, запричитала.
- Надо врача вызывать, может инфекция какая! А у другого смотрела? Есть такие же пятна? Кушали-то хорошо?
- Да плохо, вялые очень, вздрагивают постоянно. Ой, и у второго на грудке, смотрите!
Молодая женщина заметалась по комнате.
-Ошалела совсем? Успокойся, а то молоко пропадёт! Сейчас искупаем, накормишь, спать будут крепко.
Говоря это обеспокоенной снохе, думала бабка о далёкой молодости, о своих новорожденных детях, но ничего похожего не припоминала: «Странные пятна. Сноха у меня ласковая, добрая, вон как над детьми печётся. Нет, не могла она своих детей обидеть, прости, Господи, тёмные мысли».
Духоту летнего дня сменил вечер, принёсший прохладу и лёгкий ветерок. Молодая женщина, развесив пелёнки во дворе, прилегла на краешек кровати, пока малыши мирно посапывали в своих кроватках.
Закат - время пробуждения тёмных сущностей. Она выскользнула из своего угла и приблизилась к спящей женщине. Эх, люди, забыты наказы стариков, затерялись в прошлом обычаи, сохраняемые веками. Нельзя спать на закате, нельзя оставлять детские пелёнки на ночь на улице, нельзя оставлять дверь и окна на ночь открытыми, если в доме ребёнок народился. Для ночниц – это приглашение, это пища, дарующая им жизнь.
Обойдя детскую кроватку, она склонилась над спящим грудничком, растянув губы в хищной улыбке. Сегодня ночь её пиршества, потихоньку, капля за каплей, она будет сосать кровь младенческую, заглушая возрастающий голод. Капля за каплей к ней будут возвращаться утраченные силы, а лучи утренней зари скоро ей будут не помеха.
Заглянула свекровь в комнату, сумерки-то уже опустились, пора и светильник зажечь, сноху к столу позвать, да на внуков желанных глянуть. Спят, сердешные все, вместе с матерью, намаялись. Включила бабка светильник, заглянула в одну из кроваток.
«Пелёнки сбились, чепец набок съехал, поправить бы» - подумала она. Внезапно внимание её привлекло маленькое пятнышко на щёчке ребёнка. Свекровь осторожно провела пальцем, за пятнышком потянулся след. Остановилась бабка в замешательстве: « Комаров вроде нет, малышей купали». В это время завозился, закряхтел, захныкал второй внучок. Протянула бабка руки, чтобы взять его и обомлела. И у этого на щёчке такое же пятно.
***
Злобно смотрела нечисть вслед бабке, уносящей малышей. Даже щипнула её в отместку за то, что помешала ей насытиться сладкой кровушкой. Только обожгло её, как солнечным лучом. «Крещёная, крещёная», - вырвался вздох у ночной навьи.
- Слышь, Фёдор, сюда иди, - громко позвала старая женщина.
- Чего тебе? – в дверях показалось опухшее лицо деда, который с удивлением уставился на кряхтевших внуков.
- Не к добру всё это. Помнишь случай, нашумевший несколько лет назад в нашем роддоме? Тогда ещё врачей обвинили, что малюток не уберегли. А я говорю, что в доме пакость завелась нехорошая.
- Типун тебе на язык, старая, что случилось-то, говори!
- А то, что не спали дети прошлую ночь, синяки на теле, грудь не берут, а кровь откуда?
Дед Фёдор с лица сменился, пытаясь рассмотреть два уже орущих свёрточка.
В комнату забежала испуганная молодуха.
- Мама, что происходит?
- Всё хорошо, тебя будить не хотела. Корми, давай, да будем убаюкивать.
Вытолкнула свекровь старика своего в коридор и зашептала.
- Говорю тебе, не к добру это! Ты это, к Гришке беги. Все в посёлке говорят, что видит он что-то. У Пастуховых дочку вылечил, а врачи не могли. Давай зови его, может и нам поможет.
Хотел было дед возразить, да разве бабку отговоришь, если что себе в голову вбила – всё, будет стоять на своём. Всё же робко сказал.
- А может всё-таки врача?
- Надо будет, и врача вызовем. Долго ты ещё будешь над душой стоять?
Не верил дед Фёдор во все эти бабьи сказки и чудеса, да уж больно грозно жена на него смотрела. Да ещё холодок по спине прошёл при мысли, что сын скажет, когда с рейса вернётся. А про Григория он уже не раз слышал, люди говорили, что ему какая-то сила дана. А может и так – сплетни. Бубня что-то себе под нос, взял дед Фёдор фонарик и исчез за калиткой.
***
Гришка только в дом зашёл, всё помогал хлопотать бабушке по хозяйству. Присел на диван около телевизора, как со двора раздался лай собаки и настойчивый стук по деревянным воротам.
- Гриш, там к тебе пришли, - заглянула в комнату бабушка.
У ворот стоял пожилой мужчина и нервно теребил в руках ремешок от фонарика.
- Ты что ли Григорий? Там бабка моя тебя зовёт. Внучата у меня родились недавно, приболели, вот. Старуха мне и сказала, чтобы тебя позвал, - сбивчиво начал мужчина.
Гришка удивлённо смотрел на него. С младенцами дела Гришка никогда не имел, с какого боку подойти к ним не знал, а тут уже и ночь на дворе.
- Дедушка, так я же не врач.
- Сказано, тебя позвать, а там пусть сами разбираются, - настаивал на своём дед.
Пока недоумённый Гришка шагал рядом с дедом Фёдором по темноте улиц, тот беспорядочно и быстро рассказывал о напасти, свалившейся на его семью.
Её он увидел сразу. Тёмным мрачным пятном нависла она над молодой матерью, которая держала на руках своего ребёнка. Длинные руки тянулись к младенцу, а женщина не замечала, какая опасность грозит её кровинушкам.
Гришка встретился с холодными и злыми глазами нечисти. Как кадры из фильма перед ним пронеслись картинки с такими же существами, склонившимися над зыбками, подвешенными к потолку в крестьянских избах. Такая же нечисть высасывала кровь из младенцев и кормила их своим молоком, наполняя маленькие тела ядом и забирая жизненные силы. Видел он и женщин в простых домотканых одеждах, говоривших какие-то слова. Видел Гришка, как обернувшись летучими мышами и бабочками, превратившись в маленькие синие огоньки, разлетались ночницы при появлении зари.
Отступила нечисть в дальний угол, не сводя жёлтых глаз с Гришки. Да и не знал тот, что видела она сейчас не простого взъерошенного парня, а старца в белых одеждах, от которого шёл яркий белый свет, так ненавистный её роду.
В комнате повисла напряжённая тишина, притихли дети, бабка со стариком и молодухой. Молча, с опаской, оглядывались в тот угол, куда смотрел Гришка.
«Вынесите детей», - тихо обратился он к старой женщине.
Дважды повторять не пришлось, женщины с драгоценными малютками быстро выскользнули за дверь, оставив Гришку и деда Фёдора наедине с мерзостью. Впрочем, как ни старался дед Фёдор, так ничего и не увидел в комнате. Да и не хватило его надолго, придвинув стул к столу, уселся он и заклевал носом в столешницу.
Что уж придавало Гришке силы стоять так и сдерживать невидимой стеной эту нечисть, он потом и сам объяснить не мог. Съёжилась ночница под его взглядом, отвела холодные глаза, но так и осталась в углу чёрной тенью.
Проснулся дед Фёдор оттого, что Гришка громко и требовательно говорил:
« Раскрывайте шторы, окна отворяйте, дед, слышите? Сейчас солнце встанет, раскрывайте окна!»
Спросонья дед не раскрыл, а сдёрнул шторы и раскрыл створки окон. Как только первый луч заплясал на подоконнике, Гришка сделал шаг к навье и зашептал: «Заря-заряница, возьми свою ночницу на сей час. Пусть она по ночам не ходит, бессонницу не наводит. Пусть она дитя не щекочет, пусть идёт куда хочет!»
Со страшным криком вылетела ночная навья из угла своего и исчезла в проёме окна ярким огоньком, как будто и не было. А Гришка опустился тут же на пол. Только сейчас он почувствовал, какая усталость охватила его тело.
- Гриш, а что было-то? – обратился к нему с вопросом заспанный дед.
- Да так, ничего, - ответил Гришка.
- А окна зачем раскрывать, ты ж там говорил что-то?
- Положено так, дед, бессонницу выгонял.
Гришка вышел в коридор. Там, на скамеечке сидела жена деда с красными воспалёнными глазами.
- Уж не знаю, что ты, сынок, там делал, только спят внучата, покушали хорошо и спят. Храни Бог тебя, Гришенька!
- Ну а что, мать, давай, может по сто грамм! – отозвался дед Фёдор, вопросительно глядя на Гришку.
- Да нет, спасибо, на работу мне, - улыбнулся тот, пряча смешинки в уголках глаз.
- Совсем очумел, чёрт старый! Солнце только встало, а ему сто грамм! – зашипела бабка.
Шёл домой Гришка весёлым бодрым шагом, забыв об усталости. Будто крылья за спиной выросли.
«Выгнала зарница нечисть проклятую! А может огонёк этот полетел новую жертву искать? Нет, надо верить только в хорошее, на нём ведь, на хорошем и добром, жизнь держится!»
(Продолжение следует)
