Этот фильм буквально убил своего создателя. До сих пор нет достоверной информации о том, кто же и из каких побуждений, забил до смерти итальянского коммуниста и гомосексуалиста. Есть лишь домыслы и предположения о том, что это сделали фашисты, которым показалось, что он опорочил в своем фильме их партию. Но так ли это? Для этого следует рассмотреть фильм и разобраться, что Пазолини им хотел сказать.
Действие начинается с того, что с помощью немецких нацистов некие люди в штатском сажают в машины юношей с улицы, не пускаясь ни в какие объяснения. Далее уже важные с виду сановники, отправляются к уголовникам похитителям и словно скот выбирают для покупки похищенных детей приличных родителей, образованных и воспитанных. Потом все они оказываются на роскошной вилле, где уличные хулиганы предстают перед публикой в щегольской военной форме, вооруженные автоматами и исполняют роль надзирателей.
Приличные дети понимают, что их не ждет ничего хорошего с их точки зрения, один из них погибает по дороге при попытке к бегству, другая девушка накладывает на себя руки. Сановники объявляют себя гуру, а детей элиты своими игрушками, ну а уличные хулиганы становятся инструментами или ассистентами гуру. Отпрыскам элиты зачитывают новые правила морали и распорядок их жизни. В общем, им говорят, что свято все то, что их родители считали мерзостью, грехом, развратом. Им зачитывают новые законы жизни, эпиграфом к которым является максима - "Хорошо все то, что чрезмерно!". Потом бывалые проститутки, в гостиной, под аккомпанемент фортепиано, рассказывают о своих похождениях. Все игрушки сидят на полу обнаженные и с плохо скрываемым отвращением выслушивают о различных сексуальных извращениях. После каждого рассказа начинаются сексуальные игры на ту же тему. Все святыни игрушек подвергаются изощренному поруганию. Они просят убить их, ибо уже не знают как жить после такого унижения. Все они потихоньку нарушают установленные правила, нарушил их и один из ассистентов, тайно встречаясь со служанкой по ночам, занимаясь с ней традиционным сексом. Его гуру расстреливают на месте. А после начинают последнюю игру, которая кончается мучительным убийством всех игрушек, которые нарушили правила. Ассистентам, же обещают сладкую жизнь и интересную работу в этой усадьбе. Фильм кончается тем, что двое бывших хулиганов танцуют друг с другом.
Один сторонник империй возмущенно отозвался об этом фильме, как о клевете на фашистов, которые в отличие от национал-социалистов не были расистами, но были такими же социалистами, как советские коммунисты. Муссолини был отцом нации, проповедовал законы нравственности, семейные ценности, как и любой диктатор, декларировал свой консерватизм. А тут фашисты заявляют, что только они настоящие анархисты, во всем. Какой-то злобный пасквиль на горячо любимого народом отца и его приспешников? Все было бы слишком просто, если бы это было так, в таком случае автора фильма вряд ли бы убили. Множеству антифашистов, которые не брезгуют в своей борьбе никакими средствами клевета, и даже просто оскорбления своих врагов сходят с рук.
Если же посмотреть на этот фильм, как на метафору и применить не только к фашизму, но и к любому государству, будь это даже демократическая республика, то можно увидеть облик революции, как процесса обновления сливок общества, элиты, интеллигенции. Когда я смотрел на голых игрушек с выражениями лиц святых мучеников, я вспомнил очередь французских аристократов к гильотине, а так же очереди в расстрельных подвалах ЧК. Ассистенты относились к мученикам брезгливо, смотрели на них с лукавой ухмылкой и в молоденьких итальянцах было нечто от Шарикова. Гуру же, просто тряслись от возбуждения и ярости, когда слышали от юных созданий, что лучше умереть, нежели предаться такому разврату, как поедание кала. Ассистенты брезгливо зажимали носы во время этой игры, но было ясно, что стоит гуру приказать им подкрепиться экскрементами, как они бы это сделали, не задумываясь, а потом, даже начали этим гордиться. Это говорит об их жизнеспособности и о том, что отпрыски элиты в отличие от них из-за своей принципиальности уже ни на что не годны, не смотря на свою образованность.
Стоит элите общества перестать давить на шариковых, на народ, как он благополучно вернется в животное состояние и будет вполне счастлив, ни на что не претендуя, кроме природных функций. На самом деле они равнодушны абсолютно ко всему, кроме своего доминирования тем способом, который им укажут, будь то гомосексуальная связь или копрофагия. Народ инертен, и именно по этой причине, они с радостью воспринимают деградацию своих господ интеллигентов и пытается сопротивляться, если интеллигенция прогрессирует, то есть меняет правила выживания для народа.
В качестве примера разложения общества можно привести множество примеров от Византии, до исчезновения, как социума небольшого племени. Наиболее красноречивым примером является цивилизация острова Пасхи. Красноречивость этого примера заключается в полной изоляции этой цивилизации от остального мира. Итак, небольшая группа людей прибыла на лесистый остров на плотах. Это был поистине райский уголок, на скалах гнездились перелетные птицы. Близ острова в океане было множество рыбы и дельфинов. Да и в лесах было достаточно дичи, чтобы эта небольшая группа людей регулярно употребляла мясо. Все было бы прекрасно, если бы не та культура, которую привезли с собой пришельцы. Она заключалась в том, чтобы бороться с другими семьями за интересы своей.
Семьи потом превратились во враждующие племена. Чтобы не погибнуть в той борьбе, каждое племя должно было очень быстро размножаться, а возможностей размножаться было больше у тех кланов, которые вырубили больше лесов и возделали мотыгами большую площадь полей. В результате этой конкуренции островитяне буквально срубили сук, на котором сидели. Они вырубили все леса, не стало дров, не из чего было делать лодки, сети. Перелетные птицы изменили маршруты перелетов и не гнездились больше на скалах острова. Началась эрозия почвы, плодородный слой смыло дождями в океан, объемы урожаев резко упали. Так же начались проблемы с пресной водой. А на острове уже был не один десяток тысяч человек, которые начали поедать друг друга. А так же ломать истуканов, которые были построены во времена расцвета.
Всего этого островитяне могли бы избежать, если бы сливки того общества вовремя отступили от сложившихся традиций. То есть в определенный момент, должна была появиться новая элита, которая бы уничтожила, как класс старейшин, ввела новые традиции и общественные отношения, но самое главное средства производства. Было необходимо вовремя пресечь междоусобные войны, и связанный с ними бешенный прирост населения, следствием которого являлось уничтожение лесов. Отменить культы, которые требовали столько энергии на создание гигантских статуй. Но главное, в чем нуждалась та цивилизация - это способ производства продуктов питания и всего необходимого для жизни.
Теперь попробуем в своем воображении спроецировать сюжет фильма "Сало", то есть уничтожение элиты на этот несчастный остров во время расцвета этой цивилизации и задолго до начавшейся экологической катастрофы. Представим себе нескольких мыслящих, потому влиятельных, жрецов, которые собрались вместе и пришли к необходимости радикальных реформ. Для начала они проектируют концепцию обновления культуры и элиты соответственно, а так же внедрение новых технологий, которым препятствует правящий класс, боясь потерять свое влияние. Эти жрецы в тайне начинают пропагандировать самых угнетенных, то есть рабов и воинов низшего звена. Их пропаганда заключается в том, что все представления о мире, которые им дают жрецы - это ложь. Все существующие в обществе святыни подвергаются поруганию. Традиции критикуются и осмеиваются.
В то же время дается новое представление о мире. Постепенно в эту секту стекаются недовольные, скучающие, готовые ради горстки безрассудства продать свою отчизну. Секта быстро вооружается, захватывает власть убив главных вождей. А потом объявляет охоту на всех жрецов, а далее на всех, кто верен вековым традициям предков, кто не готов отречься от старых идеалов. Революционеры объявляют чернь и её запросы высшей ценностью общества. И те представители элиты, которые с этим соглашаются, остаются в живых и при делах, но лишь при том условии, что они вместе с чернью огаживают святыни, живут, постоянно нарушая традиции. Нарушение традиций является тестом на жизнеспособность. Обещанная народу свобода от притеснений отменяется, начинается жестокая диктатура. Диктатура всего нового, которым заменяют старое.
Детей отнимают от родителей и воспитывают согласно новому мировоззрению. Понятие семьи уничтожается, все племена начинают молиться одному, универсальному богу, как либо описывать или изображать, даже представлять которого строго воспрещается. Все островитяне становятся единой нацией, которая соблюдает одни и те же традиции. Дети получают абсолютно одинаковое воспитание в похожих одно на другое учреждение. Они делают то, что их предки считали омерзительным и делают это с радостью. Рождаемость в таких условиях резко падает, население острова сокращается. Постоянно ведутся эксперименты в области производства продуктов питания и строительства жилья с минимальным использованием дерева. Вместо каменных статуй сооружаются плавучие средства для освоения новых жизненных пространств. Разрабатывают новые виды оружия для завоевания этих пространств. Сооружаются пруды, где разводится рыба. А так же на склонах гор делаются террасы в которые можно заполнять на какое-то время водой, а потом осушать.
В общем этнос становится химерным, агрессивным и прогрессивным, энергия направлена не на соблюдение и сохранение новых традиций, а на освоение новых пространств. При такой направленности и приоритетах островитяне рано или поздно добираются до территорий, где царит такая же междоусобица семей, какая была у них до революции. Перед уничтожением культуры захватываемых народов, они досконально её изучают и с помощью полученных знаний регулярно обновляют свою культуру, внося в неё новые элементы, совершенствуя существующие. У покоренных племен отбирают детей, и начинают в воспитательных домах прививать им новую, универсальную культуру. Взрослых, которые не готовы к поруганию святынь своих предков истребляют, а тех, кто проявляет гибкость берут на службу и поощряют.
По законам истории за подобным пассионарным взрывом неизменно следует пассионарное остывание, во время которого сыновья занимаются только почитанием почивающих на лаврах отцов, подражают им. Отцы хлопочут за своих сыновей, облегчают им жизнь, делая их послушными, но слабыми. Элита второго поколения - это уже не элита, это её блеклая копия, пародия на неё, но эта пародия, тем не менее, имеет существенное преимущество перед другими. Сын деятельного отца, который не впал в его немилость, при всей своей серости и посредственности, занимает руководящий пост в обществе. И целью его руководства является, конечно, оставить все, так, как сделал его папа. Подобное отношение к жизни, программирует его на постоянные потери наследства. Его отец обрел так много только потому, что не колебался, когда отрекался от старого, ради нового. Человек же, который отрекается от познания нового, ради сохранения старого, истощает мир вокруг себя, как жители острова Пасхи истощили природные ресурсы своего края и от голода дошли до каннибализма.
Из этого следует вывод о том, что тот, кто следует заветам, какими бы они мудрыми ни были обречен попасть в ад, которым был тот проклятый остров, который погубило именно то, что в некоторых странах сейчас считается добродетелью. На фоне этого, реплики героев фильма "Сало" о почитании родителей, как бы кощунственно они не звучали вполне логичны. Единственной формой почитания родителей или предков - это постоянное совершенствование их традиций, развитие, а не сохранение в первозданном виде. Старая проститутка рассказывает о смерти своей матери, как об одном из самых радостных событий в своей жизни. В это же самое время одна из жертв радикальных гуру просит убить её, но не делать с ней то, что её любимая мама считала гадостью, грехом. Они поносят её мать, которая погибла, пытаясь спасти дочь. Спасти в её понятиях было позволить её прожить жизнь так же, как прожила её она.
Тут же вспоминается и Павлик Морозов, который выдал своего отца, отрекся от него, не захотел быть таким, как он, продолжать его дело. Впрочем, даже в таких случаях возможен симбиоз между детьми и родителями, если родители даже на старости лет вовремя уходят в сторонку и не пытаются причислить себя к ликам святых, возвести в ранг идеала и эталона. К примеру, родители Лейбы Бронштейна, святыни которых Лев Троцкий бесцеремонно попрал, вместо того, чтобы, как папа спокойно приумножать благосостояние семьи, он задумал отменить деньги, как таковые, без которых его родители вообще не представляли жизни на Земле. Так же и Петр Первый начал переливать церковные колокола на пушки, возводить в генеральские чины нищих иностранцев и надувать важных, верных традициям, бояр, кузнечными мехами. Он понимал, что для того, чтобы сплотить государство нужно уничтожить семью. Солдат должен быть выдернут из крестьянской патриархальной среды, у него не должно быть вотчины или дома, как у казаков или стрельцов, на которых нельзя было положиться, ибо их личные интересы всегда были для них важнее всего.
И тут напрашивается вопрос о том, что значит почитать своих предков. Попробуем сравнить поведение двух сыновей великого мастера гончара, который делал самые лучшие в мире горшки. Один из них досконально перенял все его знания, и до конца жизни делал точно такие же горшки, как его папа, в мастерской доставшейся ему по наследству, храня секреты мастерства, передав их своему сыну. Другой сын продал мастерскую, которая ему досталось в наследство от отца, продал секреты его мастерства, в которые особенно не вникал, а на полученные деньги построил завод производящий стеклянные бутылки, а в середине жизни, когда он стал лидером в этой области, все бросил и занялся литьем стали. Кто из сыновей почитает своего отца, а кто над ним надругался? Вы скажете первый сын? Но если пошевелить мозгами, то станет ясно, что он просто ограбил своего отца, загубил его дело, не внес в него ничего нового, а так же ограбил своего сына. Дело великого гончара остановилось, пресеклось, заглохло, в тот момент, когда перестало развиваться и остановилось на достигнутом. Высшая же степень уважения к предкам - это отказ от их опыта, ради нового.
Этот фильм жуткий гротеск, преувеличение, но чем больше он преувеличен, тем яснее показывается его многогранная главная мысль. Пьер Паоло Пазолини был распят именно из-за того, что его фильм задел за живое тех, кто боялся неизвестности и оскорблял саму жизнь своим существованием главной целью которого был покой, то есть бытие похожее на небытие. Этим людям так хочется, чтобы мир стал не познаваемым, а познанным до конца, чтобы не было более ничего нового, никаких изменений, чтобы развитие остановилось, чтобы картина мира стала простой, как квадрат Малевича. Хотя, это произведение и пугает недалеких консерваторов. Это слишком уж просто даже для них, им бы выдуть по трафарету на нем какую-то пошлятину, вроде лебедей в озерце, заполнить эту черную квадратную дыру какими-то идиотскими лозунгами, фарфоровыми слониками, колбасой и водкой, кичовым интерьером своей убогой и тесной норы, в которой все покрыто вековой пылью и паутиной. И тот, кто ценит это барахло и свои протухшие грезы слепленные из навоза воспоминаний, больше, чем непредсказуемость неизвестности достоин пожизненного мандража, отравляющего это существование, превращающего его в пытку.
Куда деваться бедным плагиаторам, которые прожили жизнь, обворовывая своих предков, соблюдением их традиции? В реальной жизни все стремятся от них отделаться, ибо их липкий, потный страх, заразен. Они будто источают миазмы клозетных ям, постоянно сетуя на рост цен, на падение нравственности, на невоспитанность и наглость молодежи, вспоминая прошлое, которое именно благодаря их бестолковости ушло, стало небытием, сладким сном параноика, оторвавшись от действительности. Воспитанные люди говорят, что у них нет времени и бегут от них прочь, они даже бросают перспективную и интересную работу, если на ней им приходится общаться с подобными маразматиками. И самое худшее наказание для них - это одиночество, это общение с самим собой, при котором они травятся собственным ядовитым газом суждений, который они изливают огнем, который сжигает их самих. И тут прогресс дал им прекрасный выход - социальные сети! Там они ругаются друг с другом, сплетничают, наговаривают друг на друга, обличают, прячут свои лица, свои имена и все личное.
В интернете нет ни тела, ни паспорта, ничего, кроме их ужаса перед бытием как таковым, жаждой небытия. Они ненавидят жизнь, ибо в ней они ничего не чувствуют, кроме страха. Они пытаются от него избавиться, заражая им других, но в итоге этого общения их страх становится только сильнее. У них подскакивает давление, они снимают стресс табаком, алкоголем, обжорством. Они забывают о своей боли от ужаса только тогда, когда видят, что кому-то рядом еще более тошно, чем им. В каждом черепе консерватора океан боли вместо мозгов. Пребывая в состоянии болевого шока, они иногда забывают о ней, когда злорадно посмеиваются, над тем, кого они сожрали, заклевав изподтишка. Но вот они сами оказываются на месте жертвы и униженно, лживо просят прощения у страшной полицейской дубины по имени смерть, ловя взгляды себе подобных полных омерзения и знакомой им злорадной радости. Они часть господа, он мучает свои воплощения, описывая свои страдания. Они только декорации, иллюстрации его плохого настроения, сомнений и страхов.
Я тоже живой человек, потому мне знакома эта боль, её запах, ей звук. Я долго боролся с ней, и научился обороняться. В определенный момент, мне показалось, что я освободил свои виски от этой струбцины, из этих тисков. Я ликовал от радости в одиночестве и пил пиво со смертью, но мне приходилось постоянно возвращаться из путешествий. Чем выше я прыгал, тем больнее было падать, возвращаясь на бренную землю, где люди корчились от боли. Я пытался обмануть себя. Я говорил, что их боль меня не касается, что они - это они, а я это я. Но губы сами шептали, что нет их, и нет меня, что граница - условна, что есть мы, которое не имеет границ и его составные части не имеют ничего своего, кроме памяти. Он мучается, а больно мне, он пил без меня, но у нас похмелье.
В этом мире нет ничего, что меня не касается. Какого черта в нем столько боли! Откуда в нем столько нашего страха? Возникало подсознательное желание ликвидировать источник этой боли, превратить бога в топор, который крушит черепа полные страха. Их так много! А может покончить со всем миром разом, расколов свой череп, чем ковыряться с миллионами других. Один удар и жажда познания вылетит из клетки страха неизвестности, воспарит над океаном боли. Убивающий других на самом деле просто хочет убить себя. Познание есть жизнь, а жизнь это постоянное преодоление страха неизвестности. Чтобы познать новое, нужно преодолеть страх познать новое...
