Ничто не предвещало беды.
Не люблю эту фразу. Как будто беда любит предупреждать, прежде чем появится. На то она и беда что приходит тогда, когда её не ждали.
Вероника.
Северная Осетия встретила нас ярким солнцем, одурманивающим чистым воздухом и какой-то еще никому из нас незнакомой свободой.
Еще на выходе из самолета нас встречал местный народный ансамбль, с песнями, осетинскими пирогами в этнических нарядах и с главой республики. Мы обомлели.
-Странно, что глава республики не на коне. - рассмеялся Дима. Он привык к таким вот встречам его с самолета. Для меня же это было не просто в новинку, но и казалось каким-то диким.
После всех возможных рукопожатий с людьми, имен, естественно, я не запомнила, более того даже не расслышала кого как зовут из-за шума других самолетов.
Нас быстро усадили по машинам, и отправили в гостиницу.
Дима старался держаться рядом со мной, но мне это не помогало. На этом празднике жизни, я была лишняя.
Мне сложно найти свое место. Но я уверенна это точно не оно.
-Веселье только начинается! - пытался подбодрить кто-то из съемочной группы. Но мне от этого еще больше хотелось сдохнуть.
Номера оказались душными и в лучших традициях советского союза.
-Романтика российских гостиниц. - Весело подмигнул мне Дима.
Наш номер был с двумя спальнями и объединенными чем-то вроде зала. Я заняла спальню и закрыла дверь на ключ.
У меня не осталось сил терпеть и делать вдохновленное лицо. Приехать сюда было ошибкой.
Я легла на кровать и мгновенно уснула.
Сквозь сон я слышала, как стучался Дима. Но меня это только раздражало.
Не знаю, сколько времени я проспала, но проснулась от чего то более разбитой, чем была до сна.
В номере была тишина. Взглянув на часы, я поняла, что уже 8:32. Я проспала полдня и всю ночь.
Захотелось пить.
Повернув ключ, я попыталась открыть дверь, но не вышло, словно она была чем-то загорожена. Кое-как я просунула голову в щель и увидела Диму опершегося на мою дверь.. Судя по тому, что возле него лежала пустая бутылка от коньяка он просидел здесь всю ночь.
-Доброе утро.
Он открыл сначала один глаз, потом второй. Верный признак тяжелого похмелья. Качнувшись, он полностью лег на пол и перекатился, тем самым открывая мне выход.
Недолго думая я легла рядом с ним. Надо было попросить прощение за свое поведение, но я не могла.
-Лекарство.
Он протянул мне два тюбика.
От него пахло перегаром, волосы были растрепаны в разные стороны.
Дима изменился. Впервые я увидела, что он уже не такой молодой, как хотел бы казаться. Мелкие морщинки лучиками отпечатались вокруг его темных глаз. Мешки под глазами от бессонных ночей практически цвета этих самых глаз. Три глубоких морщин на лбу. И одна глубже всех на переносице. Мне казалось, что я в первый раз его понастоящему увидела. Не только то, что он хочет показать и обычно показывает. Я увидела не его сумасшедших героев в кино и театре, не то за что его любит зритель. В первый раз я увидела Дмитрия Ольшесвкого.
-Если ты сейчас же не выпьешь лекарство, я больше не никогда не дам тебе мной любоваться.
Я знаю, что он делает так всегда, когда я хочу сказать что люблю его. Не знаю, знает ли он что именно, я хочу сказать, но он всегда защищается. Может это и к лучшему. Если я это скажу, то, как мы сможем жить дальше?
Отшутиться от каверзных вопросов журналистов. Отшутиться от моего взгляда. Отшутиться от своих чувств.
Меня это разозлило, я резко встала, настолько резко, что даже закружилась голова, но меня это не остановило, взяв бутылку воды, стоявшую на столике, я выпила по две таблетки из каждого тюбика лекарств.
На сегодня ритуал завершен.
Мне захотелось сходить в душ, но я остановилась на полпути. Это плохая идея после приема лекарств закрываться в ванной комнате. Диме это не понравится.
Дима сел, пытаясь хоть как пригладить свои волосы, но ничего не помогало.
Я улыбнулась.
-Сбриваем?
Он глубоко вздохнул.
-К чертовой матери.
Мы решили, что ванна лучшее место для стрижки в номере, и, взяв нужные инструменты, накрыв плечи Димы полотенцем, мы готовы были начать.
Быть актером это не быть собой ни дня.
-Прощай, ничего не обещай, ничего не говори.. -пропел в машинку для стрижки Дима, и, включив машинку, долго собирался с силами начать.
-Давай я.
Спокойно взяв машинку в руки, я начала брить его голову. Он вздрогнул, но видимо, окончательно смирившись, просто закрыл глаза.
Сначала мне даже нравилось его лишать того, что он любит в себе больше всего, а потом мне стало грустно. Волосы для него всегда много значили. Он вечно ходит по квартире в шапочке для душа и ужасно вонючими масками для волос. Он любит свои волосы, но никогда не может ходить с той прической, какой бы хотел. Он не принадлежит себе. И в его случае это ужасно, потому что он сам выбрал для себя такую участь.
Его темные волосы были везде. На мне, на нем, на полу.
Взглянув на себя в зеркало, он улыбнулся, провел рукой по голове.
-Я выгляжу более брутальным.
Вот в этом весь он. Пережить и сделать своим преимуществом.
Спустившись на завтрак, я поняла, что совсем не голодна, но Дима все же заставил меня съесть хотя бы банан.
-Тебе разве родители не говорили что завтрак это главное начало дня? Если его пропустишь, будет весь день наперекосяк.
Стоит ли ему говорить, что именно говорили мои родители мне на завтрак? Мне нельзя вспоминать. Он это забыл.
-Прости. Я не хотел.
Я молча взяла банан.
-Сейчас перекусим и поедем в ущелье. Обед возьмем с собой.
-Тебе предоставили машину?
-Не бентли конечно, но тоже не плохо.
Машина действительно оказалась не бентли, и даже не мерседес. Наш старый родной УАЗ.
-И ты умеешь это водить?
-Ага, все детство только на нем и катался. Когда отец напивался на охоте или на рыбалке, приходилось его везти домой. Так что с пятнадцати лет за рулем.
-У нас прям день воспоминаний родителей.
-А разве их забудешь?
Я лишь пожала плечами.
Сегодня я явно была не настроена на доверительные разговоры и сеансы психотерапии.
Кое-как, забравшись в машину, перед этим самоуверенно отказавшись от руки помощи Димы, мы отправились в путь, который диктовал нам навигатор.
-Вечером нас ждут в гости, тут в местном селе. У кого-то день рождения.
-А мы тут при чем?
-Так принято. Заночуем там же. Вся съемочная группа собирается. Надо тебя со всеми познакомить.
-Не надо.
Он закатил глаза.
-Тогда можешь сидеть в машине весь вечер.
И просижу, подумала я, но промолчала.
Ущелье оказалось больше, чем я его представляла глядя на фото. Узкая дорога посреди обрывистых скал. Тишина и покой. Воздух из открытого окна УАЗа опьянял. Быть может не зря я сюда приехала?
Всё вокруг напоминало о трагедии, что здесь произошла. Проезжая памятник пропавшим без вести, Дима сказал:
-Чувствую себя на кладбище.
Я кивнула, хотя чувствовала себя не как на кладбище, а скорее как в гигантской могиле.
Мы сделали пару остановок, чтобы Дима мог сделать пару фотографий на свой телефон. Ему даже удалось заставить меня сфотографироваться на фоне скал.
Мы видели пасущихся овец вдали, небольшие дома, и стройки на месте старых зданий который уничтожил ледник.
-Как будто ничего не было, и жизнь идет дальше, - расстроилась я.
-Она и идет дальше, только без них.
Возможно, именно это есть самое страшное в смерти. Как смириться с тем, что когда умрешь, все вокруг останутся жить?
Мы остановились у быстрого ручейка с мыслью о пикнике, но так и не прикоснулись к еде. Дима пытался пускать лягушек по воде и у него начало получаться все лучше пока я, ища камни для его экспериментов, не наткнулась на жуткую находку. Сначала я даже не поняла что это, увидела лишь золотой крестик на цепочке, решила его откопать, но копая, заметила, что откапываю не только цепочку, но и человеческий череп.
В ущелье словно похолодало.
-Ты чего там копаешься? - За два шага Дима дошел до меня и увидев что я откапываю, остановил меня.
-Не трогай здесь ничего.
-Почему?
-Потому что на вряд ли это делается вот так. - непонятно почему Дима разозлился, - надо ничего здесь не трогать и сказать не знаю.. полиции. Пусть разбираются.
-А если кто-то его украдет?
Мне стало почему-то не по себе от мысли оставить его здесь.
-Кроме тебя никому не придет такая дурацкая идея. Думаешь кому-то здесь охота возиться с мертвецами?
-Это же человек.
Мне хотелось разреветься и сказать ему какое он бесчувственное существо, но у меня просто не было сил ему сопротивляться.
-Это просто череп, твою мать, - крикнул Дима и заставил меня подняться.
-Для тебя.
-Для всех. - отрезал он.
Я присела не берегу ручья, отмывая руки от грязи. У меня было сил анализировать, что я сделала не так или почему Дима так разозлился. Я чувствовала лишь одно — я в могиле с мертвецами.
Всю дорогу до деревни, где нас ждали на чей-то день рождения, мы проехали молча. Не ручаюсь говорить, о чем думал Дима, но я уверенна, эти мысли приводили его в бешенство. Вел машину он еще более агрессивно, чем обычно. У меня не было сил спрашивать, что не так. Я устала искать проблемы в себе, быть виноватой, быть не правильной. Я просто смирилась. Не хочет говорить не надо и пусть он хоть задохнется от своей злобы, спрашивать у него ничего не буду. И спасать не буду.
Мы приехали, когда люди из разных домов выносили столы и ставили посреди улицы. Все они весело разговаривали на непонятном, методичном языке и светились каким-то волшебным светом. Их жесты, их смех и даже их ругань, были светлым и какими-то располагающими. К нам подошел пожилой мужчина, представившись Асхатом, он разговаривал на русском почти без акцента и рассказывал про свою жизнь. Он рассказывал про красавицу жену, сына который уехал учиться и двух дочерей, которых не знает за кого в этой деревне замуж отдать.
-Так не отдавайте, пусть едут учиться.
На мое замечание Дима толкнул меня локтем, словно я сказала, что-то обидное.
-Девушкам надо вовремя выйти замуж, иначе они потом злыми становятся.
Дима рассмеялся
-Это точно.
Незаметно для меня женщины накрыли столы, и стали собираться гости. За весь день я съела лишь банан, и запахи блюд сводили меня с ума.
Даже невооруженным глазом было видно, что еды слишком много для собравшихся здесь людей. Вначале тосты шли за именинника, и каждый житель деревни говорил какой он хороший человек, потом как-то незаметно тосты стали произносить за съемочную группу.
Люди ели, пили, шутили и просто были довольны своей жизни. Мне понравилась жена Асхата, она была действительно красавицей к тому же с открытой душой. Она успевала сделать все: проследить, чтобы еда и выпивка не кончались, уделить внимание каждому гостю. Она даже запомнила имя чуть ли не каждого гостя. Когда стало темнеть веселье вышло из под контроля. Ребята с которыми мы приехали, переоценили свои возможно и перебрали с алкоголем. Какая-то крашеная блондинка села возле уже пьяного Димы и стала спрашивать про меня.
-А вы вместе да? И что ты в ней нашел.
-Любовь, - подмигнул мне Дима, - странная штука.
Он был настолько пьян, что ели мог произнести слова. То ли на старые дрожжи, то ли просто слишком много выпил, но такого я его еще не видела.
-И что женишься? - язвительно спросила блондинка.
-Женюсь! - неожиданно громко произнес Дима.
Все обернулись к нам. Блондинка взяла бокал вина и, подняв его над своей головой крикнула
-Горько!
Гости подхватили. Все произошло так быстро, что я даже не успела оттолкнуть Диму. Да и скорее всего и не смогла бы. Он схватил меня с такой силой, что вероятно у меня останутся синяки. Он поцеловал меня как то грубо и зло. Но гости этого не заметили и аплодировали нам. После поцелуя, он все не отпускал меня и повторял
-Ты моя, ясно?
Я лишь кивнула. Мне хотелось плакать. Он отпустил и просто отвернулся от меня, как будто ничего не произошло.
От злости и ненависти ко всему происходящему я встала из-за стола и просто пошла, куда глаза глядят.
Мне было безумно стыдно за поведение Димы хуже всего как я смогу завтра смотреть ему в глаза? Есть надежда, что никто не вспомнит, но местные были совсем трезвые по сравнению с нами. Пьяные, орущие, дикие. Разве они это заслужили? Разве заслужила жена Асхата, имя которой я даже не удосужилась узнать, убирать за вот такой оравой орущих людей?
Я шла и слышала, как они стали напевать какие-то песни. Стыдно и как-то мерзко. Впервые за долгое время кто-то отнесешься ко мне с добротой, а я все опять испортила.
В какой-то момент подул ледяной ветер. Я оглянулась и совсем не поняла где я. Нет ни телефона, ни фонарика, ничего.
Одни скалы кругом и звук ручья. Я в ущелье. Мне почему-то захотелось пойти и проведать череп, что я нашла утром. Странно, но мы совсем забыли куда-либо об этом сообщить. Впереди зашумела машина или мотоцикл с громким грохотом. Земля почему-то затряслась. И во все стороны полетели камни. Какой-то темный силуэт схватил меня за раку и потащил, куда-то в темноту, кто это? От чего такой грохот?
Где-то вдалеке я услышала «Лавина!»
Наверное, мне стоило закрыть глаза или потерять сознание, не понимать что происходит. Но я осознавала все, все видела и, наверное, никогда не забуду. Меня парализовал страх. Я не могла пошевелиться.
Мужчина, схвативший меня за руку, тащил меня в какую-то пещеру, мне казалось, все происходит медленно, но это все заняло у него не более двух секунд, он протащил меня в темноту, сказал сесть и накрыть голову руками, а сам собрался куда-то идти, но не успел. Выход из пещеры в одну долю секунды оказался просто стерт. И наступила темнота.
Слышала свое сердце и свое дыхание. Вдох. Выдох. Казалось, голова сейчас взорвется или сердце разорвет грудную клетку.
Дима.
Многое люди сокрушаются о том, что они много выпили лишь на следующий день, я же ненавижу себя еще пока пьяный. Жирная еда, куча алкоголя просто вырывались наружу. Подкреплялось это все отвращением к себе и своему поступку.
Разве об этом я мечтал? О пьяном поцелуе на публику? Кому и что я хотел доказать?
Мысли, словно маленькие кулачки, били голову изнутри. У нее маленькие кулачки. И длинные пальцы.
Кое-как встав из-за стола, я насколько это возможно твердым шагом направился в сторону туалета, с целью избавиться от выпитого.
В кустах кто-то тискался из съемочной группы, да и блевать во дворе показалось мне не лучшей идей. Но туалет был далеко, а алкоголь говорил пора. Стараясь не думать как на утро мне станет стыдно, я избавившись от того что мешало мне туго соображать, я наконец разогнулся.… Но соображать я стал еще хуже. Мне казалось, что все вокруг плывет, летит и стоит какой-то ужасный гул. Что-то тяжелое свалилось мне на макушку. Последнее что я помню, я упал аккурат лицом в свою блевоту.
Очнувшись, я пообещал себе что больше никогда не буду пить. Я был в больнице, глаза ели открылись, а на шее у меня был какой- то страшный воротник.
Рядом никого не было, и за дверью в коридоре творился какой-то хаус. Может у них в больницах так всегда? Судя по одиночной палате, я в каком-нибудь платном отделении. Здесь имелся даже телевизор.
Я попытался вспомнить, когда попадал в государственную больницу в последний раз. Наверное только еще до того как я стал известным и популярным. Я вообще умудрялся редко болеть и попадать в какие-нибудь глупые ситуации.
-Чертов алкоголь - вздохнул я. Говорить было больно.
Лежать было невыносимо, но и вставать я не решился. Капельницы и не дали бы мне далеко уйти. Да и вдруг мне нельзя вставать.
Мысли о поцелуи с Вероникой стали возвращаться и игнорировать я их не мог. Со злости я взял пульт с белой старенькой тумбочки и включил телевизор.
Только включив его, я понял, почему я так долго не смотрел тв. На весь экран была моя физиономия, признававшая в любви какой-то глупой актрисе, которая из всего актерского мастерства только и умела хлопать ресницами.
Но, оказалось, транслировался не фильм, а лишь кусок и его зачем-то вставили в новости.
До меня не сразу дошло, о чем именно говорит журналистка, сидевшая за столом в красивом пиджаке. Какой-то ледник, в какой Северной Осетии, какое-то Кармадонское ущелье...
Ледник. Осетия. Ущелье. Я все это видел уже много лет назад, только тогда я не имел к этому никого отношения.
Ведущая новостей все рассказывала обо мне, о съемочной группе, но никак не хотела говорить насколько все плохо. Сколько жертв, кто они...
Я в ярости стал переключать каналы, пытаясь найти хоть какую-то информацию.
-Говорить точное количество жертв пока никто не решается...
-Какова ситуация на данный момент не комментируется...
-Местные жители напуганы..
-Все службы МЧС помогают раненым...
-Если у вас пропал родной или знакомый, звоните по номеру...
Вероника. Родной или знакомый. А куда звонить, если пропала любовь всей твоей жизни?
Сколько прошло времени я не знаю, но меня все же удосужилась навестить медсестра, тут же отругав меня за включенный телевизор.
-Вам нельзя смотреть, зачем вы включили... - отняв у меня пульт, она тут же выключила. Медсестра начала рассказывать про смещение позвонков, травме шеи и сотрясении.
Может это глупо, но я смотрел на нее и думал, насколько я могу ей доверять?
Вдруг я спрошу у нее про Веронику, а она расскажет это журналистам. Вдруг у Вероники приступ, и теперь все вокруг узнают, что я её опекун? Мы всегда держали в тайне её диагноз, потому что люди узнав о шизофрении, как правило, убегают прочь.
-Я не знаю, где она. - тихо сказала она. - Но в больнице её точно нет. Если вы дадите номер, я попробую её набрать. Правда, связи практически нет.
Я удивленно посмотрел на неё, неужели все уже знают?
-Мне можно доверять, я никому не скажу. О вашей невесте. - Она достала из кармана своего халата красную бархатную коробочку и положила её мне на тумбочку. - Она должна найтись...
Услышав какие-то крики в коридоре, она тут же убежала не договорив.
Закрыв глаза, я пытался заставить свое сердце биться. Я не чувствовал страх или боль. Пустота. Она в Кармадонском ущелье, можно и к бабке не ходить.
-Вы спите? - мужской сильный голос заставил все же открыть глаза.
Я попытался покачать головой, но не вышло. Воротник. Точно. Мужчина оказался пожилым, с гордой горбинкой на носу, с жилистыми руками и щетиной на лице, и хотя он выглядел как осетин, разговаривал совсем без акцента.
-Не знаю, хотите вы этого или нет, но я всех журналистов нафиг выгнал из больницы. Но если вам надо, я пущу их.
-Не надо. - Сухо произнес я.
-А как же слова о том, что с вами все в порядке. Никто, почему то не верит, что вы живы.
-А я и не жив.
Он покачал головой и уставился на бархатную коробочку.
-Она где?
-Думаю мертва.
Он снова покачал головой.
-Если ты её там потерял, не значит, что мертва. Мы верим, что можно спасти всех. В этот раз лавина меньше. Снега мало. Много пострадавших, мертвых почти нет.
-В прошлый раз никого не нашли. В этот раз и не станут искать.
-А ты попроси.
Он пожал в недоумении плечами и вышел.
Просить, чтобы ее искали? Но разве она может оказаться жива? И кого просить? Журналистов? Обычных людей? Послать их рыть снег и грязь ради той, кого я не смог уберечь. Я не смог уберечь. Это я виноват. Я её отпустил.
Ко мне, наконец, пришло озарение. Я сам её убил. Я похоронил её под грудой снега и льда.
Схватил коробочку, что принесла мне медсестра, запустил её в телевизор. Конечно, я не планировал его разбить, и более того не думал что у меня хватит силы вообще чтобы она долетела до него, но коробочка ударилась об экран оставив паутину трещин. За этим меня и застала та самая медсестра.
-Я вам телефон принесла. Вы только Сослану Игоревичу не говорите.
Она протянула мне старенький кнопочный мобильный.
-Я куплю новый. - Пытался я оправдаться, за телевизор.
-Хорошо. - Спокойно кивнула она и вышла.
Меня даже несколько удивила её деликатность, я давно с таким не сталкивался. Всем вокруг интересна моя личная жизнь, я и все что связано со мной. Все вокруг подслушивают, подсматривают, и сплетничают.
Я уставился на мобильник. Кому звонить? Вероника ненавидит телефоны, и у нее естественно его нет. Просить её искать?
В голове появилась глупая идея. Возможно, сотрясение повлияло на то что я так плохо соображаю. Я решил позвонить ему. Тому, кого ненавижу всем сердцем.
-Алло, это Дмитрий. Я в Северной Осетии. И...Вероника она пропала.
Я знал, что только он сможет разделить мою боль. И он все понял без лишних вопросов, кинув короткое:
-Я еду.
Он спасет её. Я не смог, а он должен.
А если не спасет, то виноваты мы будем оба. Так же, как и влюблены в нее - вдвоем.
