- Я всю жизнь, постоянно, начинаю с начала, с нуля.
- Я знаю.
- Я же воевал, в Афгане.
- Да, ты говорил.
- Ага. Мы тогда вернулись, а эти морды сытые нам про то, что «я вас туда не посылал». Я их зато посылал, на *уй. Одному даже в рожу плюнул. Устроился на завод. Крановщиком. Денег у меня было валом. Мне говорят, грузи, мол, вагон. «Левак», без документов, на сторону. А я им в отказ и про накладные. Начальник цеха сам пришел. Сначала в крик, а потом посмотрел на меня, я только с войны, мне ли его бояться? Стал делиться. Я, конечно, грузил за бабло через раз, не наглел. За смены и часы всё равно же платили. А я книжечку записную завел, отгрузки писал туда, на всякий случай. Квартиру купили новую, дочери квартиру успел купить, она еще маленькая была, но я на будущее. Чувствую – деньги уходят куда-то. Жена губы поджала, что, мол не знает, не брала. Я ей прямо сказал, что если помогает родным или тратит куда, то я знать должен. Она ни в какую, в слёзы. Я плюнул, и так хватало на всё. В отпуск самолётом на юг, всё красиво. Потом начались годы эти, чумные... С деньгами совсем сложно стало. А пошли гарнитуры польские, всякие мягкие уголки… В комиссионке можно взять, но мне на чужом спать западло. Да и денег нет!
Мимо пробегает официантка, и мой друг аккуратно ловит её за рукав:
- Милая моя, тут такое дело.
- Я не обслуживаю ваш столик, у вас другая…
- Мы мясо неприлично долго ждём. Сейчас напьёмся, без закуски, и будем у вас тут песни орать!
(официантка цепко убирает небольшую, но приятную купюру в карман)
- Конечно, сейчас я узнаю.
Мой друг продолжает:
- А тут начальник цеха в обед меня вызывает, даёт бумагу в заводоуправление отнести. Мы с ним после «дел» на короткой ноге стали. Я пошел, конечно, далеко идти, по дороге читаю. А там заявка как раз на гарнитуры и мягкие уголки, по бартеру. Как раз такие, как жена мечтала. И ты понимаешь, многих он туда впечатал, себя, конечно, а вдобавок и сына своего, тот у нас считай, только числился, зарплату получал! Вот тут я разозлился! Заворачиваю к девочкам, в канцелярию и врубаю дурака! Вычеркиваю его сына и прошу Настюшу (была там одна, тебе подробности наши знать это лишнее) впечатать меня. Она листок в машинку зарядила и допечатала! Все как надо – и печать тут, и подпись, всё оригинал! Через месяц приходит мебель, на собрании оглашают список. Всех перечислили, и меня тоже, а сына начальника нет. Нач.цеха так покраснел, аж синий стал. Листок у секретаря взял, перечитал, глазами в меня сверлит. На следующий день вызывает к себе. Я пришел, он дверь захлопнул и хрипит, слюна аж капает. Уволю, говорит, под суд отдам. Я ему сразу, чтоб остыл, первую на память партию «левака» из книжечки своей в лицо напомнил. И количество помню, и дату. Вот тут он белый стал, сел. Рукой махнул. Иди, мол. Я и вышел.
(Принесли прямо шипящее мясо, лучок не просто кольцами, а узорами какими-то, красиво)
- А потом всё рухнуло, с Союзом вместе. Жена меня из дома выгнала, денег же нету, на развод подала. Завела себе предпринимателя, с дочкой видеться запретила. Я от такого предательства и ненависти как контуженый был. На все соглашался, головой кивал. Очень было плохо мне. Ударились мы тогда с ребятами, афганцами, в «лихие девяностые». Что и как там было не скажу, сам знать не захочешь. Годы как песочек сыпались… Устроилось всё. Снимал хату нарядную, с евроремонтом, купил новую «Бэху», завел деваху, жениться собрался. Уехали мы по делам с ребятами, в Екат. Вернулся – моя в больнице. Примчался – она мне ревёт, что аборт сделала. Что боится всего, и за душой у меня всего только «Бэха». Как же и где бы мы жили, если что, и прочее… Чуть не удавил прямо там её, суку, за убитого ребёнка моего. Она поняла, шарахнулась… Поехал пить, в кабак. А там моя жена, бывшая, представляешь? Увидела меня, села за стол, пьяная, и говорит:
- А ты дурак. Вот верил мне, про деньги не спрашивал, а я их прятала. Только пропали они все. Вот шубу недавно перетряхивала, а там 10 000 советскими рублями в подкладке.
- А ты, что, умная стала?
- А я вот умная!
- А чего ж тогда одна бухаешь тут?
Она смотрит на меня и губы дрожат, слёзы в глазах. Пил я крепко, долго пил. Уехал я оттуда, не хочу, не могу там жить больше. Здесь мне нравится. Дочка только далеко, но созваниваемся. И Юлька! Теперь в моей жизни есть Юлька! Люблю её. Больше всех своих баб в жизни люблю, верю ей. Она умная, хороший врач и еще лучше будет. Как она тебе?
- Да нормальная деваха, лишь бы тебе по душе.
- Вот! Этим ты мне нравишься. Мы с тобой похожи. Для меня тоже жена друга – мужик!
Он расхохотался и сеть мелких морщин разлетелась по его лицу лучиками. Он хитро, озорно посмотрел мне в глаза:
- А напомни, друг мой, по какому поводу сидим?
- «Мерса» твоего обмываем, нового – улыбнулся я.
- А какое слово ключевое в фразе?
- «Мерса», конечно!
- Молодой ты. Ключевое слово - «нового»! Нового «Мерса» обмываем! Даже «Жигуль» взять новый, если, так в нём и болтики, и резинки новизной скрипят. Никто до тебя не пердел в сиденьку, никто козявки по салону не размазывал. А тут «Мерс»! А главное, Юля моя… Так начинается новая жизнь!