Примерно через три недели после того, как сестры очутились в секте, сияющая госпожа Эльвира решила показать непорочных беременных дев публике. Был арендован зал в кинотеатре «Таджикистан». Тот располагался на немыслимой окраине – в Строгино, куда от ближайшего метро было еще ехать и ехать минут сорок.
Погода была дрянь, на шоссе образовалась пробка – одна из первых московских пробок, в которой и застряла основная масса верующих. Сектанты ехали в старом автобусе ЛиАЗ – чахлом инвалиде, которого эксплуатировали из жадности, и который предательски заглох на оживленном шоссе, перед самым поворотом и парализовал движение в обе стороны.
Своих людей в зале находился критический минимум: шесть человек, включая Глебаса, Эльвиру, бабу Надю, двух тихих теток и одного дядьку-очкарика, имевшего вид настолько ебанутый, что ни одна из сестер даже не задумывалась о нем в качестве потенциального партнера, хотя мысли сестер постоянно сползали к сексу – очевидно, под влиянием небольших доз индийского ЛСД, который на пищеблоке секты целыми флаконами заливали в чаны с компотом.
В начале 90-х народ был все еще жаден до халявных зрелищ. Притом, любого качества. Поэтому набился полный зал чужих людей. Эти люди лузгали семечки, курили, в двух-трех местах пили алкоголь. Закинув ноги на спинки передних кресел, на седьмом ряду сидели наглые молодые бандиты.
Оксана и Оля смотрели в зал, полный недоброжелательных личностей.
– Пусть нас растерзают, – загадала Оля.
Оксане, как старшей, полагалось бы поругать сестренку за глупость, но делать этого совершенно не хотелось. Старшая сестра тоже мечтала умереть. В секте она жила уже почти месяц, и сектантская рутина оказалась очень скучной. Молитвы, труды (всякий дебилизм, типа наведения порядка во дворе и на кухне), чтение священных книг. С таким существованием сестричек примиряло только ЛСД в компоте. О присутствии этого наркотика в своей жизни сестры даже не догадывались. Но после компота им становилось хорошо. Они погружались в вялый полубред, который иной раз заносил Оксану в полуреальный лес – наверное, все-таки тот, где она встретила свою любовь. Толстяка. В послекомпотных грезах ебатель Вселенной не появлялся. Хотя Оксана была уверена, что пару раз видела среди иллюзорных деревьев тень его жопы. А, может, то была и тень головы, как знать. В общем, толстяк шастал где-то рядом, но встретиться с Оксаной не мог, как морячка и моряк в модной песне Олега Газманова.
– Но перед тем, как растерзать, пусть нас, наконец, трахнут, – вместо всяких нравоучений произнесла старшая сестра.
«Пусть меня трахнет вот тот лысый, – мечтала Оксана, оглядывая зал. – Хотя нет, рожа противная. А, может, вот тот дядька в шляпе, плаще и в очках? Ой! Он по виду настоящий маньяк. Вот бы он меня, то есть, нас, еще и убил!»
– Смотри на того дядьку! – сказала Оксана, показывая Оле на типа в плаще. – Маньяк же, правда?
– Где маньяк? – обрадовалась Оля.
– Вон он!
– Да где? – тупила младшая. – Я хочу к маньяку! Давай ему попадемся?
– Видишь его?
– Нет.
– Да ты вообще не туда смотришь, козявка! – сказала Оксана.
И вдруг осеклась. Потому что… НЕТ!.. Потому что на восьмом или девятом ряду (БЛЯДЬБЛЯДЬБЛЯДЬ) в коричневом своем пиджачке, с потертым воротником в крупнолистовой перхоти с волос, настолько сальных, что на них можно было жарить беляши (ЕБАНЫЙ ТЫ ГОНДОН! ЗАЧЕМ ТЫ ЗДЕСЬ? КАК? КАК, НАХУЙ, БЛЯДЬ, ТЫ ЗДЕСЬ ОКАЗАЛСЯ?), собственной гнусной персоной сидел Вова Понос.
Одноклассник. Человек, которого Оксана меньше всего хотела бы видеть в сложившихся обстоятельствах.
***
Весна не радовала Вову Поноса. Сальный его хаер поливал дождь, а изнутри в голове бушевал штормами океан депрессии.
Повод для грусти был. Сначала Вова пошел на сейшн в какое-то ДК на Варшавке. Там он увидел смутно знакомую чувиху. И на Вову что-то нашло. Обычно он никогда не раскошеливался. Но сегодня разносчикам бесплатных газет дали зарплату, и Вова мог шикануть. Например, угостить чувиху пивом. К тому же забрезжила смутная надежда поебаться. И Вова лез из кожи вон. Он хихикал, рассказывал анекдоты, сплетничал об общих знакомых тусовщиках. Когда чувиха сказала, что ей пора домой, Понос (наверное, ошибочно) воспринял эти слова как приглашение. И увязался следом.
– Тебе, наверное, не в ту сторону, – сказала девушка, когда Вова влез за ней в вагон метро.
А как же ее звали? Этого Вова так и не вспомнил. Во прикол!
Поносу нравилось, что девушка сама нашла повод для светской беседы, в которой Вова может блеснуть интеллектом и юмором.
– В ту, в ту! – сказал он, располагающе хихикая в кулачок.
– Точно? – с непонятной тревогой спросила чувиха.
«Заигрывает», – разгадал Вова. Он не был девственником. Недавно он ебал в грязном сквоте заезжую хиппуху, которая сидела на джеффе. Вова хотел попробовать. Про джефф, который готовят из лекарства солутан в сочетании с химикалиями, названия которых было лень запоминать, Вова слышал много хорошего. Но попробовать как-то не доводилось. А тут ему, можно сказать, поперла лафа. Во-первых, дала хиппанка. Ебал ее Вова с гондоном. «Наконец-то, – ликовал он, – мне пригодятся эти гондоны, которые я вот уже который год ношу с собой!» И один из них, наконец, выполнил свое предназначение. Во-вторых, отъебанная хиппанка должна была поделиться с Вовой кайфом. Он даже дал ей денег. Но потом обломался. Хиппанка не стала с ним делиться, а вытолкала Поноса из сквота. Кто-то там должен был к ней, в это гнусное логово, прийти. Присутствие юного Вовы Поноса эта встреча не предполагала. В общем, он ушел, тем не менее, в радостных чувствах, напевая веселую песню Rolling Stones «Something happened to me yesterday». «Это песня совершенно счастливого человека, – понимал Вова Понос. – Человека, который только что поебался». Вот и Вова перешагнул этот Рубикон. Пацаны рассказывали, что когда ебешься в первый раз, то набираешься из пизды мудрости. Вот Вова, наверное, тоже ее почерпнул.
Сегодня Вове хотелось секса. Он думал, что чувиха, чьего имени он пока так и не вспомнил и с которой он ехал в метро, тоже хочет ебаться. Но тогда почему она изображает испуг?
«Наверное, она думает, что я недостаточно крут, – вдруг догадался Вова. – Вдруг думает: «А что это за лошара ко мне привязался?» Э, чувиха, я не лошара, я крутой перец!»
Крутость надо было срочно подтвердить если не делом, то хотя бы словом. И Вова принялся в красках врать, как он круто буквально позавчера бахнулся в грязном сквоте джеффом.
– Вот это круть была! – хихикал Понос.
Потом он обратил внимание, что смеется во всем вагоне один. Мало того – все пассажиры затихли и слушали, оказывается, его брехню о наркоманских подвигах. Чувиха смотрела на Вову в ужасе.
«Что-то я лишку хватил», – понял Вова. Надо было срочно переводить разговор на более нейтральные рельсы.
– А ты к Aphex Twin как относишься? – наугад забросил Вова удочку.
– Я не колюсь! – ответила девушка.
Мда. Не клеился сегодня разговор.
Когда Вова полез за девчонкой в автобус, та уже паниковала.
– Что тебе от меня нужно? – набросилась она на Вову в салоне «икаруса». – Чего ты ко мне привязался?
Кажется, надежды рушились. Но еще не все было потеряно.
– А может я вина куплю? Посидим, побухаем, попиздим, – заманивал Понос.
– Нет! – возражала девушка.
Толпа пассажиров толкала их друг к другу, но чувиха, флюиды похоти которой Вова уже буквально ощущал и впитывал всем телом, говорила немыслимое:
– Не вздумай меня лапать! Только тронь, я на помощь позову.
По рассказам старших пацанов Вова знал, что порой слова чувих следует понимать с точностью до наоборот. Когда она говорит: «Не надо!» – это, на самом деле, значит «надо». И, выходит, надо чувиху замацать. Она этого, типа, хочет.
Какое-то время Понос решался. Чувиха ждала. Свирепо зыркала на него. А Вова понимал, что следовало менять тактику ухаживания. Обычно с телками он использовал тактику выжидания. Он ходил следом за ними, пытался шутить. Но сейчас-то Вова вдруг понял, что это – неправильно. Телки не терпят попрошаек! Им нужны альфа-самцы, хозяева жизни. Телки любят крутых перцев! Как же он раньше этого не понимал. Это же так просто! Но теперь-то Вова набрался из пизды ума. Мог бы набраться чего еще. У этой заезжей наркоманки наверняка целый букет веселых болячек. Может, даже и целый СПИД. Но Вову не проведешь на мякине. Даже не пытайтесь это сделать!
Понос жизнерадостно захихикал. Смех взбодрил его, придал сил. И Вова пошел в атаку. С бодрым хихиканьем, потными от волнения руками.
– Ах ты, скотина! – без сомнения игриво завопила телка и стала не больно, но обидно колотить Поноса по голове сумочкой.
В ней был какой-то флакончик, и вот он – тук-тук! – стукал Поноса по башке, что нашему герою-любовнику совсем не нравилось. Но отступать – значило, проявлять слабость. Телки любят наглецов. И Вова продолжал мацать чувиху за мягкую жопу. Хихикал, несмотря на удары сумочкой.
– Да помогите же кто-нибудь! – закричала чувиха. – Здесь есть мужики или нет?
Дальнейшее случилось стремительно. Мужики нашлись. Один из них грубо сграбастал Вову за воротник пиджака, проволок к дверям автобуса, и на остановке выпихнул подсрачником.
Дверь «икаруса» ликующе захлопнулась. А униженный Вова остался лежать в позе зародыша на остановке, затравленным взглядом провожая нехороший автобус, который уезжал теперь без него.
На Вову обрушилась депрессия. Как? Он заблуждался, что ли? Чувиха, выходит, его вовсе не хотела? Презирала?! О! это еще один жестокий удар от мира, который избавляется от своих поэтов. А Вова был – большой поэт. Конечно, непризнанный. Как иначе! Мир макнул его в канаву. Но Вова миру отомстит! Ох, как отомстит.
Упиваясь унижением, Вова бродил по незнакомому району. Его горе было настолько велико, что ему было совершенно насрать на возможные опасности в виде, например, районных гопников. В местном магазинчике он купил бутылку пива и сел пить его на лавочку, недалеко от метро. Пошел дождь. После пива Вове захотелось ссать. Отлить на улице был совсем не вариант. Можно или по пиздюлятору выхватить, или на ментов нарваться. Надо сделать это где-нибудь в помещении.
И тут Вова увидел грязный, весь в лохмотьях объявлений, кинотеатр со стеклянной стеной. Кинотеатр назывался «Таджикистан». В нем должен был быть сортир.
Туалет нашелся по запаху. В те годы странным образом воняли почти все туалеты в помещениях. Вова поссал, ощущая, что вместе с мочой из него выходит печаль. Но чувство избавления было обманчивым. Печаль, как догадывался Вова, еще вернется. Сейчас Вова поедет домой – давить мучительные прыщи на лице и страдальческие вирши из души.
Надо было где-нибудь затусоваться. В зале кинотеатра что-то происходило. Похоже, даже халявное. Сейшн? Ну, это вряд ли. Вова подошел к дверям и заглянул в зал. Тот был полон людей, которые все чего-то ждали. Люди были в основном безобидные – бабки, тетки, старые и облезлые, лет сорока, неудачники. Была и урла – вон она, сидела близко к сцене, задрав ноги на спинки впереди стоящих сидений.
Вова вошел в зал, не без труда отыскал свободное место и сел на восьмом ряду.
Вскоре началось представление. Хотя какое, нахуй, представление? Сектантская какая-то бодяга. Сначала совершенно неубедительно выступала старая тетка с золотыми зубами. Она долго и нудно что-то рассказывала о конце света, который уже произойдет вот-вот. И что людям нужно определяться, на чьей они стороне. И всякое прочее дерьмо.
– А чудеса уже начинают происходить! – сказала тетка. – Сегодня я покажу вам чудо невероятное, которое не покажут по телевизору. Две девочки, девственницы…
Понос встрепенулся, разлепил глаза, уже начавшие ловить случайный послепивной сон.
– Две беременные девственницы, – продолжала золотозубая. – Вы представляете, что это значит? Понимаете, на пороге какого чуда мы стоим? Итак, приветствуйте! Ирина и Людмила!
Из зала жидко похлопали. Со стороны урлы раздавались зловещие хохотки.
На сцену вышли две девочки. Одна из которых..
Блядь!
Одну из этих девушек Вова Понос знал. Любил и ненавидел. Это была Оксанка! Нихуя себе! Его одноклассница. Та самая, из-да которой он однажды обосрался. Которая наблевала ему на хуй после выпускного. Она – и непорочное зачатие?
– Девочки-красавицы! В преддверии лихих времен пришли, – сообщила тетка.
Вова понял, что Оксана его заметила. Она чуть испуганно смотрела на него. Даже покраснела.
А у Вовы отвисла нижняя челюсть, как у мультипликационного койота. Ситуация вышла за грань его понимания.
Что все это значит?
Продолжение следует...
