Роторуа – Вакареварева – Вай-о-Тапу – Таупо – Тонгариро
Накануне вечером мы подъехали к мотелю Pohutu Lodge в Роторуа и сморщились: в воздухе отчетливо пахло тухлыми яйцами.
- А как вы хотели – жить на гейзерах и не нюхать испарения, - оправдывалась я. Это же мне хотелось «переночевать на вулкане», я сюда всех и затащила. Но вскоре носы привыкли. Было темно, ничего не видно, поэтому мы с чистой совестью заснули, а утром, наскоро перекусив, побежали быстрее вниз, потому что из окна было видно, как на заднем дворе нашего мотеля пыхтит гейзер, крупнейший в Новой Зеландии – Похуту. Выше и ниже по течению поднимались еще десяток струек. Гейзер неутомимо выбрасывал то высокие, то низкие плевки.
- А вот там – отели, в которых можно купаться в горячих водах, - показал куда-то в дым Богдан. - А мы туда не пошли. И остались без купания в горячих водах… Может, хотя бы измажемся грязью? Прямо здесь…
Пока все стояли и смотрели на мощные струи пара, Алеша опустился и лег на землю:
- Она теплая! Я греюсь на земле. Главное, чтобы гейзер прямо здесь не прорвался. А то будет копченая тушка. Женя, ложись рядом!
Женя опасливо посмотрел на него и отошел подальше.
- Подойди на минутку! Дай руку, встать не могу!
Женя сделал шаг вперед, протянул ладошку, и Алеша стянул его вниз, к себе.
- Доверишься папе, а он тебя на землю уронит, - пробурчал Женя, с интересом трогая теплую траву.
Мы упали рядом с ними: правда – есть полы с подогревом, а есть земля с подогревом. Валяться можно легко и без опаски: в Новой Зеландии ни змей, ни смертельно ядовитых пауков, ни хищников. Здесь вообще никто не хочет тебя сожрать. Даже комаров – и тех мы не встретили.
Но у этой гейзерной красоты есть обратная сторона. Мы пошли выселяться, чтобы ехать в деревушку маори, и администратор отеля рассказал, что здесь под землей все время образуются огромные бездонные пустоты. Отель чуть подальше уже в такую ухнул. Соседний отель – нынче призрак, хозяевам пришлось его бросить, потому что под зданием тоже возникла пещера, так что оно провалится под землю в любой момент. А потом и до них дойдет очередь. Но не сразу.
Так что жить на вулкане – это не фигура речи.
Несколько деревень маори прямо на вулканах и стоят. Одна из них называется... сами прочитайте нижнее слово на табличке.
Если покороче – Вакареварева. Ее домики расположены между кипящих озер, глубина которых неизмерима в буквальном смысле слова – ни один прибор не способен достигнуть дна извилистой раскаленной бездны. Дым затягивает деревушку, словно здесь повсеместно жгут костры. Курится и булькает вода в озерах, тут и там бьют струйки горячего пара, их просто ограждают, чтобы дети близко не подходили. Где-то внезапные провалы: ровные круглые ямы, над которыми слабо вьется дым.
Маори купаются в термальных источниках: из озера вода вытекает по скалам, несколько охлаждается и падает в прямоугольные выдолбы в камнях – ванны. К ним даже перила приделаны. В них и моются, и стирают. Готовить можно, просто закопав еду в землю: она запекается не хуже, чем в духовке. Или завернув в пакет и отправив вариться в озеро, как на этой фотографии.
Дома – деревянные, с соломенными крышами. Раньше их углубляли в землю: климат холодный, а гейзеры дают естественный подогрев. Таких традиционных домиков в деревне немного, в основном, построенные позднее, в колониальном стиле. Но все они очень маленькие.
В центре деревни – общинный дом, где жители собираются для решения насущных вопросов. Он украшен красными резными планками, на которых много человечков с высунутыми языками. Те, у которых язык прямо, глаза выпучены, а ноздри широко раскрыты, должны проанализировать, что за человек собирается войти, с добром он пришел или со злом. А те, у которых язык на сторону, как бы говорят: «Добро пожаловать!» Над всем этим – христианский крест. Причудливо.
Если подняться повыше, увидишь магазинчик с сувенирами: ничего особенного, купили Жене брелок в его коллекцию. За ним тату-салон, говорят, с полной загрузкой. Татуировки у маори до сих пор в почете и наполнены глубоким смыслом, причем, лица раскрашивают и женщины тоже. Это вам не дельфинчики на попе, это своеобразный паспорт на лице: завитушки, линии и точки отражают твои личные заслуги и твой статус в обществе. Женщины украшали подбородок и губы, мужчины – все.
На самой высокой точке деревни – кладбище. Хоронить тут в земле невозможно, выкопаешь что-то – яма сразу наполняется кипятком, получается суп из трупа. Поэтому погребают усопших в могилах из камня, которые сооружают на поверхности земли, типа саркофагов.
Сразу за кладбищем – дорога к гейзеру Похуту. Мы на него еще раз посмотрели – вид примерно такой же, как из отеля.
И везде по деревне стоят красные резные статуэтки с высунутым языком: охрана от злых духов и недобрых типов.
Гид-маори утверждает, что быт здесь за 300 лет не изменился, разве что ништяков стало больше: деревянные дома теперь красят в пестрое, еду можно готовить на сковороде, появился телек.
После экскурсии мы отправились смотреть представление – Маорийский государственный ансамбль песни и пляски имени Дж. Кука (шучу, не знаю, как он называется) исполнил маорийские народные блатные хороводные, а напоследок – их знаменитый боевой танец хаку, главный элемент которого – высунутые языки.
Маори были племенем не просто воинственным, а чудовищно воинственным. Даже сейчас, когда смотришь на хаку в исполнении актеров, мурашки бегут по коже. Лица потомков маори во время танца искажаются злобой и готовностью мгновенно пожертвовать всем, включая жизнь, лишь бы уничтожить врагов. Движения сопровождаются громкими криками и восклицаниями. Очень долго маори людоедствовали. Даже не надо гадать, почему: в Новой Зеландии практически не было животных, которыми можно питаться.
Маори отчаянно сопротивлялись колонизации, которая шла десятилетиями. Сначала до них доплыл Абель Тасман – и они его почему-то не съели. Потом Джеймс Кук обошел острова и составил их карту – его съели, но не они. А затем в 1840 году англичане охмурили вождей маори и подписали с ними договор, по которому – внимание – острова переходили в управление Великобритании, в обмен на это маори сохраняли свои права и получали покровительство. Да, и продавать землю маори могли только Великобритании. То есть, говоря по-русски: вы останетесь свободными, но земля ваша станет нашей. А мы вас за это защитим. И одарим стеклянными бусами. А затем англичане начали строить свои колонии. На что маори отвечали градом камней и стрел. Европейцы пускали в ход ружья.
Вот что писал Жюль Верн в «Детях капитана Гранта», которых мы, конечно, читали вслух:
«- А многочисленны ли маорийцы? - спросил Джон Манглс.
- За последние сто лет количество их очень сократилось, - ответил географ. - В 1769 году Кук определял число их в четыреста тысяч человек. А в 1845 году, согласно переписи туземного протектората, количество маори уменьшилось до ста девяти тысяч. В настоящее время, несмотря на болезни, водку и избиения, производимые англичанами-«просветителями», на обоих островах все же насчитывается девяносто тысяч туземцев, в том числе тридцать тысяч воинов, которые, по-моему, еще долго будут наносить поражения английским войскам».
Войны с маори продолжались до конца 19 века. Англичане, конечно, их подмяли. А в 21 веке, как теперь модно, раскаялись: быть маори сегодня выгодно - Новая Зеландия поддерживает коренное население, предоставляя ему большое количество льгот.
После танца можно было сфотографироваться с маори, непременно высунув язык. Что мы и сделали. По-дурацки, но прикольно.
Обратно шли в привычном дыму. Уже не обращали внимания на ямы и бульки. Привыкаешь…
Гид говорил, провалы множатся. Вакареварева с каждым годом все больше уходит под землю. Еще лет сто, и деревня растворится, как мираж, в клубах гейзеров Роторуа.
После деревушки мы поехали в парк гейзеров Вай-о-Тапу, он тоже рядом. Это и плюющиеся горячие фонтаны, и корявые леса, и кислотного цвета озера. Грязь булькает, вода кипит, проломы в земле рокочут, все пузырится, затягивает паром – этакий макет ада.
Вот это большое озеро – Палитра художника. Красок, и правда, много. Мы шли над ним по практически лежащему на воде деревянному мостику и всматривались в булькающее, чавкающее, задорно кипящее оранжевое, голубое и серое…
Самое красивое – Ванна с шампанским: мелко пузырящееся, искрящееся, словно трубу на заводе Абрау Дюрсо прорвало… «Шампанское» здесь, правда, чуть холоднее кипятка – 75 градусов.
А тут – чавкающая лужа грязи, словно какой-то гряземен сейчас соберет свое ползущее тело, встанет из этой смерди, обтекая коричневым, откроет губошлепый рот… и мы все равно его не поймем, потому что я и англичанский английский разбираю с трудом, а новозеландский английский для меня – словно вьетнамский.
Вот голубое, вот оранжевое – вы только обычной воды не найдете. Речка малахитового цвета, с прожилками – нормально. Зеленое-зеленое озеро – вообще отлично. Но самое яркое – вот это лимонное. Оно, действительно, такого цвета, не фотошоп.
Очень красиво, но жутковато: везде запрещающие таблички – не ходить, где-то температура воды обозначена – кипяточек. Если бы тут писали наши сказки про купание в трех водах, живым бы не вышел даже непобедимый главный герой.
Кстати, про сероводород: я – нюхливая, поэтому заранее намотала на шею бандану, чтобы прикрываться от мерзкого запаха. Так вот, она мне не понадобилась: запах не такой тошнотный, как от тухлого яйца на кухне или вареных холодных яиц в советском поезде: он вроде и более объемный, но как-то легче и разнообразнее, что ли… к нему быстро привыкаешь, и он – часть пейзажа.
После всего заехали на озеро Таупо, легендарное, о котором еще Жюль Верн писал. Огромное, спокойное, не то что булькающие лужи. Алеша ушел снимать каких-то уток, я залезла на булыжник недалеко от берега, а Женя взял беленький камушек, кинул в озеро…
- Кидай еще, - я подумала, разыгрывает. Женя кинул. Камень не утонул. Я слезла с булыжника, дошлепала до берега, взяла такой же камень, легонький и пористый, кинула – он закачался на воде, как кораблик.
- А, я знаю! Это пемза! Вулканический камень! Мы в моей юности такими пятки терли, чтобы гладкие были! – дошло до меня.
- Камень – и не тонет! Давай, возьмем с собой? – обрадовался Женя.
Да, вы правильно поняли: мы приперли в Москву пару круглых красивых кусков пемзы с озера Таупо.
То ли сероводород Алешу взбодрил, то ли гейзеры, то ли чудесные порошки индуса (у нас я такие не нашла, как ни искала), но он был вполне жизнеспособный, только уставал быстрее обычного.
Впрочем, за этот насыщенный день утомились все. Нас ждал мотель у подножья Тонгариро, и мы понеслись к нему, поскольку наивно рассчитывали там нормально поужинать. (продолжение следует)
