Серия «Падение Перми в гражданской войне»

Вот в эту разруху и заходили ранним утром 24-го декабря штурмовые группы генерала Пепеляева. Накануне разведчики 2-го Барабинского полка вырезали дозоры красных и заняли позиции для подходивших штурмовиков за Висимом - поселком, нависающим над Мотовилихой. Утро началось с энергичной перестрелки с висимской заставой, после чего отряды барабинцев зашли в Мотовилиху с разных сторон, отрезав заодно и сообщение с Левшино, где находился один из бронепоездов и некоторые части 29-й дивизии. Диверсанты-добровольцы из личного состава инженерной роты белых взорвали сначала ж.-д. пути по ходу следования бронепаровозика, который не смог, а потом и сам паровозик.

В то время, когда на стыке Соликамского и Лядовского трактов, у подножия Вышки, остатки Лесновско-Выборгского полка, усиленные буквально предыдущим днем 300-ми рабочими, при поддержке сильно прореженного батальона Красных орлов пытались организовать оборону Мотовилихи, прижатые в Левшино к реке части красных подожгли состав с боеприпасами, и под веселыми всполохами устроенного фейерверка уходили пешком по льду на правый берег Камы.

В Мотовилихе Ганька честно принимал меры к обороне. Позвонив лично С. Окулову и получив от того заверения, что вот прям щас высылает в Мотовилиху 1000 человек подкрепления, Ганька обратился к заводской администрации с требованием разворачивать в заводе артиллерию и пулеметы. Но обиженная Мотовилиха сделала свой выбор - Ганька был послан нахер. Забрав с собой проверенных камрадов - Жужгова, Колпащикова, Маркова - Мясников ушел за Каму. Это был проверенный путь - надежность гарантирована с 1905 года.

Положив трубку телефона, Степан Окулов снял вверенные ему караульные части с улиц Перми, и под их охраной двинул свой обоз прочь из города, вдоль улицы, названной позже улицей Окулова (да, в честь отважного военкома), но не на восток - к Мотовилихе, а на запад - уйдя с линии атаки, опытный военный увел свой шевоше Казанским трактом в сторону Култаево, прикрытого от белых частями Блюхера, державшего Оханскую трассу.

Родной Мотовилихе не досталось ни единого штыка. По еще свободной железной дороге от станции Пермь-I, что неподалеку от дома Мешкова, в сторону Глазова двинулись эшелоны со штабом 3-й армии. В городе бои только начинались, но Лашевич был не дурнее Окулова - очевидно же, что сегодня в Перми уже наливать не будут. Впрочем, много позже Окулов, находясь на пенсии, утверждал, что Лашевич сбежал раньше него, так как во время звонка из Мотовилихи слышал энергичный чу-чух чу-чух.

В течение дня очаговое сопротивление в Мотовилихе было сломлено. Поняв, что при отсутствии поддержки со стороны завода от белых не отбиться, Филипп Акулов увел своих Красных орлов из несознательной Мотовилихи по льду Камы в Пермь - дел там было завались.

Итак, температура воздуха на утро 24-го декабря - минус 30 градусов. Нормально и для сибиряков, и для уральцев. Путиловцы хоть и называли себя Стальным полком, но, наверное, мерзли, как и остатки китайцев. Накануне командир 1-го Советского полка, имевшего задачу держать оборону фронтом на Жебреи, обеспечивая связь с частями 30-й дивизии, старорежимный подполковник Бармин в нарушение приказа отвел свой полк в д. Голый Мыс - буквально в Пермский тет-де-пон, после чего отправил в разведку всех коммунистов - искать бреши в наступающих порядках 4-го Енисейского полка. Для коммунистов нет ничего невозможного - они нашли коридор, куда Бармин ввел весь свой полк, оказавшись в тылу у белых. Далее было дело техники и отваги - подполковник с коллегами - штабс-капитаном Павловым, поручиком Горбуновым и прапорщиком Одинцовым, подняв завербованных бойцов, перебили коммунистов, и сдали полк белым.

В Пермь штурмовики Енисейского полка заходили в то же время, что и барабинцы в Мотовилиху. Одновременно выступило пермское офицерское подполье. Заранее разместив пулеметы на чердаках городских домов, с первым пушечным выстрелом в сторону Перми подпольщики устроили стрельбу на улицах. Выдвинувшаяся накануне от Голого Мыса разведка белых числом до полуроты сняла красный караул у Красных Казарм, и захватила тут же орудия, использовав их для подавления редкого сопротивления. Засидевшиеся в тылу красноармейцы в большинстве своем покорно поднимали руки, и отправлялись пешим маршем в сторону Троицы - еще два дня назад она была на линии фронта, а утром 24-го декабря - уже глубоким тылом белых.

По улицам, ведущим к Каме - Оханской, Сибирской, Кунгурской - отряды белых спешили к железной дороге и штабу 3-й армии. Разрозненные отряды красноармейцев либо разбегались, либо сдавались, либо убивали белых - и отступали. С чердаков их провожали пулеметными очередями подпольщики.

Когда перебегали Монастырскую 2-х человек убило. Пробрались около стены к паперти, толкнув дверь, которая открылась, очутились в притворе, откуда лестница вела на колокольню. Взяв наизготовку винтовки, а я наган, стали тихо подниматься. На 4-й площадке спиной к нам сидел человек в шубе и стрелял из пулемета. Моментально прихлопнули и сбросили его в окно. Я повернул пулемет по Монастырской и с первой же ленты заставил замолчать работающие пулеметы белых, прислуга которых разбежалась. В это время выше звонили в колокол. Приказал красноармейцам подняться и разобраться. Там звонил поп. Не говоря ни слова, раскачали и сбросили его с колокольни. Спустились с колокольни с пулеметом и 17 лентами.. на железнодорожное полотно и двинулись в сторону Перми-II. В эту же сторону в 500 шагах от нас двигались белые, которые открыли по нам огонь. Началась перестрелка. Пулемет заело. Кричу: «Поднимайте руки вверх». Белые кричали «Бросай оружие, красножопики». Положили винтовки и подняли руки вверх. Белые прекратили стрельбу ( у нас уже было ранено 9 человек) и взяв винтовки под мышки, т.к. было очень холодно, беспечно приближались к нам. Устранил неисправность и кричу: «Расступись». Все в стороны. До белых шагов 200. Огонь. Разогнав белых, пошли к вокзалу, придя туда к 2 часам дня (Из воспоминаний комбата Ярыгина, Лысьвенский полк 29-й дивизии).

Филипп Акулов собирал мечущихся красноармейцев, и строил оборону у железнодорожного вокзала Пермь-II - сразу за вокзалом стоял ж.-.д. мост, по которому в спешке уходили эшелоны. Белые отворили запоры губернской тюрьмы, и выпустили на волю заточенцев - около 1000 человек. Воробцов не успел расстрелять вообще всех, но его нельзя упрекнуть, что он не старался - на Каму периодически кого-то выводили, стреляли и топили. Бедолага Феофан, преемник Андроника, успел принять свое великомученичество - не зря же он его добивался. Но, как видим, недотопленных оставалось навалом, и теперь группа во главе с инженером Белобродским - одним из лидеров подполья, шла к зданию ГубЧК на углу Оханской - убивать надоевших охотников. Батальон Барандохина, на который возлагались надежды, частью ушел с Акуловым к вокзалу, частью - свалил вместе с архивом в сторону Глазова.

Последние дни чекисты провели в здании ЧК, потому что было полно незаконченных дел. Стрельба со всех сторон придала им нервозности. Собрать вещи, уничтожить неуносимое, и свалить из пекла - это задача-минимум, и справились с ней не все.

Тов.Воробцов, чтобы успокоить начавшуюся панику, очень быстро побежал к дверям другой комнаты, загородить проход, на нем была кожанная сумка-патронташ, в которой было три бомбы. Во время его бега оборвался ремешок сумки, посыпались на пол бомбы, одна из трех, ударившись об пол, разорвалась, осколки бомбы попали ему в горло; он был в памяти, просил пристрелить его, но не оставлять белогвардейцам. Видя его безусловную скорую смерть, мы положили его на лошадь, хотели завести в госпиталь, но он, не доехавши, дорогой умер (из воспоминаний сотрудницы ЧК Матвеевой).

Добравшихся до ГубЧК белых у входа встретил ее шеф - Павел Малков. Штурмовиков очень интересовал вопрос, где находится некий Павел Малков - председатель Губернской ЧК - к нему накопились вопросы. Приличного вида щеголь указал на вход и уверил, что Малков там, бегите скорее, после чего спокойно ушел закоулками к Перми-I, успев на последний поезд до Вятки.

Путь архива ГубЧК оказался документирован лучше, но и короче.

Дела и ценности погрузили на подводы - с расчетом их следования параллельно железной дороге по проселку в сторону Верешагино. С первыми тремя подводами, гружеными ящиками, ехал возглавляющий обоз бухгалтер ГубЧК Никифоров, а на двух остальных - 5 человек охраны во главе с комендантом ГубЧК А.Е. Сицилицыным. В 10-12 верстах западнее Перми, в лесу показались всадники. При виде их охрана повыскакивала из подвод и бросилась в лес. Никифоров был спокоен. Всадники подъехали к обозу и начался разговор с Никифоровым. Впоследствии оказалось, что он был членом подпольной офицерской организации и встреча эта была не случайной (Ситников М. Г. Пермь пала).

К полудню в город прибыл лично генерал Бронислав Михайлович Зиневич - командующий 1-й Сибирской дивизией, автор штурма Перми и прямой начальник штурмующих войск.

Взору его открылись беспорядочные уличные бои - по улицам шныряли броневики и переделанные в тачанки грузовики, с чердаков палили пулеметы, в Троицу брели колонны пленных - но город до сих пор был красным, и не только потому, что был залит кровищей. Следовало придать этой бойне осмысленность, и Зиневич принялся за дело. Артиллерию, сданную в Красных Казармах верным человеком - начальником артиллерийской бригады (!), развернули в сторону Перми-II, где красные строили оборону. Штурмовые группы заняли комендатуру, бывший штаб 3-й армии и отрубили железнодорожное сообщение как с Мотовилихой, так и с Пермью-II. Достучавшийся из Верещагино до Перми-I красный телеграфист услышал в ответ на приветствие: «Уходи, красная сволочь!».

На станции Пермь-I белые взяли ящик с полумиллионом денег, типографию и редакцию газеты 29-й дивизии “Окопная правда” во главе с главным редактором Павлом Бажовым - мир Медной горы хозяйки мог быть уничтожен, не родившись. Но головорезы Урбанковского заходили в Пермь с другой стороны.

К вечеру снаряды начали густо ложиться в районе вокзала, где находилось несколько эшелонов - имущество, продовольствие, раненные, пленные - артиллерия перемешивала все без разбора. Бронепоезд «имени В. Ленина» был обездвижен на ж.-д. мосту, и после этого ни один эшелон из Перми уже не ушел. Филипп Акулов, попрощавшись с третьей убитой под ним лошадью, усмирял панику и нарезал задачи, метаясь от привокзальной площади и Заимки, где не так давно на деньги Н. Мешкова было выстроено здание Университета, до женского монастыря и Слудской Горки - двух высот между городом и вокзалом. До поры до времени, соваться в это дефиле, ведущее прямиком на вокзал, белые не решались. Командование 29-й дивизии эвакуировалось вслед за штабом армии, и Акулову предстояло самостоятельно организовать собравшиеся группы красноармейцев в мощный заслон.

Без тупо проёбаной утраченной вследствие предательства артиллерии сделать это было сложно, однако наутро Акулов решился на контратаку, отправив штурмовые группы вдоль Покровской (сегодня - ул. Ленина) и ж.-д. полотна в сторону Перми-I. Впрочем, белые уже получили резервы. 4-й Енисейский полк брал реванш за унижения у Сосновой горы. Штурм был отбит, а со стороны Сибирского тракта в город заходил батальон Урбанковского, усиленный двумя ротами томской пехоты. К вечеру, пока шли бои за женский монастырь, разведгруппа Урбанковского прошла между Слудской горкой и вокзалом, после чего по льду перешла на правый берег Камы и, перебив охранение ж.-д. моста, окончательно закупорила красным выход с вокзала вдоль железной дороги. Взорвать мост красные не успели, обеспечив белым на будущее полноценное ж.-д. снабжение продолжающегося наступления.

Пристрелявшаяся по вокзалу артиллерия делала сопротивление бессмысленным. Бойцы Акулова уходили на Казанский тракт и дальше - на Култаево, либо по льду через Каму и леса, ставшие позже микрорайоном Акуловским - на Верещагино. Пермь пала.

По итогу событий Москва отрядила в Вятку для разбирательства этого факапа Ф. Э. Дзержинского и И. В. Сталина, охуевших от сделанных открытий которые изрядно удивились, установив цепь развернувшихся в ретроспективе событий. Возможно, в будущем появится статья, посвященная последствиям оставления Перми красными. Ну, а в завершение боевой части этой истории - слово следователям:

Восстановить исчерпывающую картину потерь не представляется возможным ввиду “пропажи” ряда документов и перехода целого ряда причастных к делу советских работников и специалистов на сторону неприятеля. По имеющимся данным, мы потеряли: 419 тысяч куб. сажен дров и 2.383 тысячи пудов угля, антрацита, торфа; руды и прочего сырья – 66.800 тысяч пудов; главных материалов и изделий (чугун литый, алюминий, олово, цинк и прочее) – 5 миллионов пудов; слитков, болванок и заготовок мартеновских, бессемеровских – 6 миллионов пудов; железа и стали (сортовое, кровельное, проволока, рельсы и прочее) – 8 миллионов пудов; соли поваренной – 4 миллиона пудов; соды каустической, кальцинированной – 255 тысяч пудов; нефти и керосина – 900 тысяч пудов; медикаментов – на 5 миллионов рублей; материальные склады Мотовилихинского завода и Пермских железнодорожных мастерских; осевой парк путей сообщения с большими запасами американских осей; склады Районного управления водного транспорта с ватой, мануфактурой, олеонафтом, с гвоздями, телегами и прочее; 65 вагонов кожи; 150 вагонов продовольствия отдела снабжения армии; 297 паровозов; более трех тысяч вагонов; около 20 тысяч убитых, взятых в плен и без вести пропавших воинов, 10 вагонов с ранеными воинами; 37 орудий, 250 пулеметов, более 20 тысяч винтовок, более 10 миллионов патронов, более 10 тысяч снарядов. Мы не считаем всей сети потерянной железной дороги, ценных сооружений и прочее…

…Картина общего развала и дезорганизации армии и тыла, бесхозяйственности и безответственности армейских, партийных и советских учреждений дополняется неслыханным, почти повальным переходом целого ряда ответственных работников на сторону неприятеля. Руководитель оборонительных сооружений инженер Банин и все его сотрудники, путейский инженер Адриановский и весь штат специалистов округа путей сообщения, заведующий отделом военных сообщений Сухорский и его сотрудники, заведующий мобилизационным отделом Окрвоенкомиссариата Букин и его сотрудники, командир караульного батальона Уфимцев и начальник артиллерийской бригады Валюженич, начальник отдела особых формирований Эскин и командир инженерного батальона со своим помощником, коменданты станций Пермь I и Пермь II, весь учетный отдел Управления снабжением армии и половина членов Центр-коллегии, – все они и многие другие остались в Перми, перебежав на сторону противника (Сталин - Ленину).

Кроме литературы, указанной в предыдущих частях, использованы статьи:
И. С. Капцугович. Справка-заключение о 1-м Морском Кронштадтском полку и обстоятельствах его гибели;
Сталин И.В., Дзержинский Ф.Э. Отчет Комиссии ЦК партии и Совета Обороны товарищу Ленину о причинах падения Перми в декабре 1918 года;
О. А. Мельчакова. «…И наш бронепоезд». Правда и вымысел.

Подпишись, чтобы не пропустить продолжение! Как только оно появится, мы обязательно позовём!

Пост с навигацией по Коту
Подпишись, чтобы не пропустить новые интересные посты!

Также читайте на других ресурсах:
Телеграм
ВК
Дзен

Все германские войска, которые ныне находятся на территориях, составлявших до войны Россию, должны равным образом вернуться в пределы Германии... как только союзники признают, что для этого настал момент, приняв во внимание внутреннее положение этих территорий.

авайте просто воевать (с) - и возражения, даже если они прозвучали, услышаны не были.

1-й Средне-Сибирский корпус генерала Пепеляева, действуя совместно со 2-й пехотной чешской дивизией, двигался к Перми. Сама по себе Пермь как место, где живет сколько-то там жителей, которых можно забрить в солдаты, или, наоборот, поубивать, чтоб не ушли к красным, значения особого не имела, ибо была в то время крохотной. Однако в Перми находились железнодорожные мастерские, в которых со всеми удобствами можно было ремонтировать и подшаманивать все, что двигается по железным дорогам - а со времен Крымской войны по ним двигалось примерно почти всё. В Перми стоял прекрасный железнодорожный мост, обеспечивающий снабжение через протянувшуюся с севера на юг Каму, которую не каждая птица перелетит. Зимой можно и по льду, разумеется, передвигаться, но толкать при этом перед собой локомотив неудобно. Сама Кама - тоже дорога, и зимой, и особенно летом. А уж когда по ней плывут бронепароходы - вообще загляденье. В Перми есть казармы и арсенал, настоящая больница с настоящими врачами, и склады с продовольствием - натуральный приз для победителя. В Пермь ведут дороги со всех окрестных уездов, а из Перми - на недавно отбитую красными Казань и Вятку - последний ключевой опорник на пути к Архангельску и ожидающим там союзникам.

Рядом с Пермью стоит Мотовилиха - пушечный завод, один из всего трех, выпускавших в России артиллерию и боеприпасы к ней. Он же являлся мощной ремонтной базой, причем не только для вооружений, но и для пароходов. За лето и осень 1918-го, к примеру, Мотовилиха бронировала и вооружила 5 пароходов, построила 5 бронепоездов, в том числе «Первый Морской бронепоезд имени В. И. Ленина». Кроме того, Мотовилиха - кузница рабочих кадров. Кто успокоит вечно недовольную Мотовилиху - получит десять тысяч квалифицированных работяг, которых можно использовать где угодно. И до недавнего времени не было у большевиков на Урале надежнее социальной базы, чем Мотовилиха.

Недокорм, белое подполье, эсеровская оппозиция и бескомпромиссная жестокость недавних коллег, привыкших решать проблемы револьвером ввиду обычной бесполезности доброго слова, привели Мотовилиху в бурление. Все были за революцию, разумеется. Но белые - тоже за революцию, они же ее и начали, о чем никто из современников не забывал, в отличие от потомков.

Тем временем, дела на фронте перед наступающими войсками Пепеляева у красных шли не очень. С гор, не вылезая из боев, вдоль Горнозаводской железной дороги отходила 1-я бригада Филиппа Акулова - участника русско-японской, бывшего полицейского урядника, героя Первой мировой - натурального пса войны, мастера маневра и комбинированного использования всего, что могло убивать белых. В революцию Акулов пришел сразу с фронта ПМВ, в январе 1918-го. Вступив летом добровольцем в формирующийся 1-й Крестьянский Коммунистический полк, к осени он уже стал его командиром, а полк получил наименование «Красных орлов»: Акулов предпочитал называть подчиненных орлами, а не «Эй, ты!». Вместе с революционным пафосом полку было вручено Красное знамя ВЦИК. Один из ассистентов знаменосца - юный Филипп Голиков. В составе бригады, кроме «Красных орлов» - Камышловский полк, прошедший рубилово за станцию Кын, отряд китайских гастарбайтеров из Алапаевска - 225-й Китайский интернациональный полк, Путиловский Стальной кавалерийский полк, и даже Красные венгерские гусары.

В конце ноября камышловцы под командованием Бронислава Швельниса совместно с китайцами бывшего подполковника армии Цинской империи Жен Фученя и эскадроном венгерских гусар при поддержке балтийских моряков на бронепоезде приняли бой у станции Выя с 16-м Ишимским стрелковым полком белых под командованием капитана Н. Н. Казагранди, и вышли из него с существенными потерями. Оба комполка были убиты.

Вот эти прошедшие адище остатки боевых частей погибшей 3-й бригады и принял к себе Ф. Акулов, вместе с обороной восточных подходов к Перми. После взятия Лысьвы в начале декабря во фронт 29-й и 30-й дивизий был вбит белый клин с перспективой введения резервов и окружения, как минимум, 29-й дивизии красных, в состав которой входила бригада Акулова. Порыв сдерживал до поры до времени Первый Морской (! - потому что укомплектован моряками) бронепоезд «В. Ленин», вооруженный батареей морских орудий и пулеметами, но бесконечно эти маневры продолжаться не могли. Комбриг-1 был в курсе этих нехитрых правил, и ударил первым. Лично возглавив сводный отряд из путиловцев и разведчиков из числа Красных орлов, Акулов атаковал беспечно перекуривавшие авангарды 3-го Барнаульского полка белых. Офицерскую роту изрубили сразу, но артиллеристов оставили - договорившись с сибирскими пацанами, развернули пушки и открыли огонь по отступающей пехоте, и подходящим резервам. С собой увели 160 пленных, 2 орудия, пулеметы и надежду белых на теплый ночлег в ближайшее время.

Продолжившаяся в следующие дни борьба за писюны шла с переменным успехом. Прибывающее в бригаду пополнение никуда не годилось - голодные и необученные маршевые роты уходили в бой прямо из эшелонов, и разбегались в разные стороны при первых выстрелах. Тем не менее, Красные орлы, собирая тех, кто удрать не успел, упорно держали укреп на Сосновой горе до 20 декабря, сократив численность наступающего 4-го Енисейского полка до пары батальонов.

В это время к югу от Перми Блюхер собирал по всей своей 30-й дивизии тактические группы. 2-я армия, получившая приказ обеспечить правый фланг 3-й, предпочла наступление в перспективном южном направлении, поэтому надеяться приходилось лишь на себя, и обещанные штабом армии резервы. За Лысьвой, в районе от д. Кормовища до Кын-завода, погибала Особая бригада 3-й армии. Взорвав ж.-д. пути у ст. Крутой лог, белые вынудили красных отогнать в Кормовище два бронепоезда, третий сошел с рельс.

Белые использовали уже неоднократно применяемый прием: вытащили из деревянных шпал железные костыли, чего не могли заметить машинисты, и в результате многотонная машина сошла с рельсов. Шквальный ружейно-пулеметный огонь «белых» не позволял команде бронепоезда отремонтировать железнодорожный путь. Бой, начавшийся 1 декабря около 11 часов утра, продолжался весь день до темноты. Израсходовав боезапас и потеряв часть команды, в том числе помощника командира И. Шерстобитова (командир бепо И. Деменев в тот момент находился в Лысьве), команда приняла решение взорвать один броневой вагон. Оставшиеся в живых члены экипажа вели бой из второго вагона. Как отмечалось в приказе по войскам 3-й армии Восточного фронта за № 503 от 7 декабря 1918 года: «…около 15 часов 2 декабря в указанном месте все еще была слышна пулеметная стрельба… Не рассчитывая на помощь, оставшиеся в живых бойцы бронепоезда взорвали второй вагон и паровоз и под покровом ночи лесом ушли в Лысьву» (О. А. Мельчакова. «…И наш бронепоезд». Правда и вымысел)

К 3-му декабря остатки Особой бригады оставили Кормовище, открыв белым путь к Лысьве. Формируемая ударная группа под общим командованием С. Г. Фандеева, включавшая в себя полк красных гусар, 1-й Уральский кавалерийский полк и моряков из Кронштадта, при поддержке легкой батареи (всего около 1000 бойцов), имела задачу выйти в тыл 1-му Средне-Сибирскому корпусу в районе Лысьвы (д. Кормовище, между Лысьвой и Кын-заводом), и свою задачу она почти выполнила, выйдя к 4 декабря к д. Сая и закрепившись на господствующей рядом Березовой горе.

До Кормовища оставались считанные километры - нужно было лишь перебить встречавшие красных части 5-го Томского полка белых. И к 8-му декабря сибиряки умылись кровью - матросы из Кронштадта дрались не хуже, чем митинговали. Две сотни полосатых, поддержанные 1-м эскадроном К. Рокоссовского, ловили лицом шрапнель, но стояли на своей Березовой Горе, как капитан на мостике. Отбив за 15 часов 18 атак яростных сибирских лыжников пулеметным огнем и полундрой, моряки весело улюлюкали - несите следующих, этот караул устал.

Остановка фронта посреди леса предоставляла возможности для маневров, и воспользоваться ими решили обе стороны. 30-я дивизия собирала резервы, называла группы замерзших голодных бойцов полками, и отправляла их в сторону канонады. Штаб 3-й армии недоумевал относительно приказов командования Восточного фронта о наступлении - и сидел до поры на жопе ровно, исправно публикуя политические сводки.

Дивизиям была предоставлена возможность трахаться на свое усмотрение, но в контексте приказа о наступлении на Ёбург:

Побольше размаха в действиях. Занимайте и бросайте все, что можно бросить. Медлить нельзя (Командарм-3 Лашевич - Блюхеру).

У Сосновой и Березовой гор погибали наспех собранные тактические группы Акулова и Фандеева, бронепаровозик «В. Ленин» метался как ошалелый от Чусовой к Перми, от Перми к Кунгуру, и по обратному маршруту - эдакая мобильная артбатарея быстрой огневой поддержки - но прилагаемые усилия приносили лишь локальный эффект, и только до тех пор, пока Особая бригада 3-й армии не сломалась, освобождая сибирякам место для прорыва. К этому времени на левом фланге 30-й дивизии Блюхеру удалось собрать в ударный кулак группировку, сведенную в 6-ю бригаду, количеством штыков и сабель до 3500.

Наступление начали одновременно - 6-я бригада красных, и белые - группа подполковника Кузьменко в составе 5-го Томского полка, батальона головорезов капитана Урбанковского, 2-го эскадрона Томских гусар - чуть более 2000 бойцов при одном орудии и 29 пулеметах. В темную уральскую ночь с 13-го на 14-е декабря разведотряд белых на лыжах вышел в тыл красным. Те охранением не озаботились - уставшие матросы хотели спать и согреться. Кроме того, минувшим днем на митинге они приняли решение направить гонца в Петроград, поскольку, по слухам, его заняли бывшие союзники по Антанте, и поэтому драться дальше матросы смысла не видели.

10 дней непрерывных боев на морозе внесли сумятицу в революционное матросское сознание, и далеко не все отважились на сопротивление возникшим из ночи угрюмым лыжникам. Матросы бросали винтовки, и поднимали руки. Но тонкий политический расчет их подвел. Штурмовики Урбанковского уже тогда пленных не брали, и тех из матросов, кого не вырезали сразу, расстреливали из пулеметов шеренгами.

Наступление 6-й бригады было остановлено, не успев начаться. Исчерпав резервы, 30-я дивизия ужалась до линии Сибирского тракта, где некогда уныло топали декабристы, а затем, под угрозой окружения, оставила и Кунгур.

Коридор, образовавшийся в итоге разгрома Особой и 6-й бригад, был огромен. 29-я дивизия, опасаясь окружения боевых частей, так стремительно отвела свой правый фланг за Сылву, что оставила белым железнодорожный мост нетронутым. Красные орлы, не вылезавшие из боев 5 месяцев, вместе с приданными частями ушли в Лёвшино - поселок-порт на Каме, чуть выше Мотовилихи, и в Мотовилиху. В разрыв между 29-й и 30-й дивизиями от Сылвы до Сибирского тракта генералом Пепеляевым были брошены 4-й Енисейский и 2-й Барабинский полки 1-й Сибирской стрелковой дивизии.

В. Ленин, человек и бронепоезд, даже из Москвы видел, что в Перми творится неладное:

Крайне тревожны вести из-под Перми. Ей грозит опасность. Боюсь, что мы забыли про Урал. Непременно налегайте на Вацетиса и проверяйте, достаточно ли энергично он дает подкрепления Перми и Уралу (из переписки с Реввоенсоветом, 13 декабря).

Пухляш Вацетис требовал срочного наступления от юго-восточный армий, что позволило бы создать угрозу тылам наступающей Екатеринбургской группы белых, и поворота 2-й армии в полосу действий правого фланга 3-й, где вяло колупалась 5-я дивизия, а начдив-30 Блюхер сломя голову пытался латать дыры в обороне и отходил к Юго-Камску. Последний стоял на трассе к Оханску, являясь западным форпостом Перми.

В Перми же началась эвакуация гражданских учреждений. Александр Георгиевич Белобородов, председатель УралСовета, эвакуировавший летом Ёбург, и полагавший, что так же легко эвакуирует Пермь, 11 декабря отдал распоряжение приступить к эвакуации отделов Управления Пермского Губернского исполнительного комитета Совета Рабоче-Крестьянских и красноармейских депутатов. В Вятку отправилась мебель и документы, а также те многомудрые граждане, которые вовремя озаботились трудоустройством в аппарат новой власти, и теперь под хмурыми взглядами остающихся земляков весело махающие им платочками из убегающих вдаль вагонов.

Командарм-3 Лашевич, по некоторым свидетельствам, «устраивал пьяные оргии», поручив оборону города военкому Степану Окулову, совместившему таким образом еще и должность коменданта. Но поскольку Окулов был сильно занят - принимал участие в тех же пьяных оргиях - то обороной города никто централизовано не занимался.

Красный губернатор Сорокин нашел в себе силы, чтобы доплестись до последнего, экстренного, заседания Губисполкома, где был смещен с должности, после чего, нейтрально похрюкивая, залез в сани и отправился подальше от Перми. Повальное пьянство имело место на фоне повальных же экспроприаций, ставших очень похожими на разбой. Почему так случилось? Возможно, от озарения: именем революции можно творить любую дичь, если у тебя есть мандат и достаточный вес залпа.

Реввоенсовет третьей армии состоит из двух членов, один из коих (Лашевич) командует, что касается другого (Трифонов), так и не удалось выяснить ни функций, ни роли последнего: он не наблюдает за снабжением, не наблюдает за органами политического воспитания армии и вообще как будто ничего не делает. Фактически никакого Реввоенсовета не существует. Штаб армии оторван от своего боевого участка, нет у него специальных представителей в дивизиях и бригадах, информирующих его и наблюдающих за точным исполнением приказов командарма начдивами и начбригами, штарм довольствуется официальными донесениями (часто неточными) начдивов и начбригов, штарм целиком в руках последних (начдивы и начбриги чувствуют себя феодальными князьями). Отсюда оторванность штарма от своего боевого участка (штарм ничего не знает о действительном положении на участке), отсутствие централизации внутри армии (вечные вопли штарма о слабости в пунктах стыка между боевыми единицами армии) (из отчета Комиссии ЦК партии и Совета Обороны о причинах падения Перми в декабре 1918 года).

Позже, в оправдание развала фронта и общего управления губернией, власти будут единодушно поминать «сплошную контрреволюционность» населения.

… уверяют, что села в этом районе «сплошь кулацкие». На наше замечание о том, что сплошь кулацких сел не бывает, что существование кулаков без эксплуатируемых немыслимо, ибо должны же кого-либо эксплуатировать кулаки, упомянутые учреждения разводили руками, отказывались дать какое-нибудь другое объяснение. Дальнейшее, более глубокое расследование показало, что в Совдепах сидят ненадежные люди, комбеды в руках кулаков, партийные организации слабы, ненадежны, оторваны от центра, партийная работа заброшена, причем местные работники общую слабость партийно-советских учреждений стараются компенсировать усиленной работой чрезвычайных комиссий, ставших на общем фоне развала партийно-советской работы единственными представителями Советской власти в провинции (оттуда же).

Продолжение следует...
Подпишись, чтобы не пропустить следующую часть! Она выйдет завтра в 18:00 по МСК

Пост с навигацией по Коту
Подпишись, чтобы не пропустить новые интересные посты!

Также читайте на других ресурсах:
Телеграм
ВК
Дзен

Может и так. Но Пермская ЧК в августе не взяла ни Протопопова, ни Бека - они благополучно ушли к белым партизанам, которыми окрестные леса кишели, как большевистские кухни тараканами. Не выявили и не взяли и других подпольщиков, и вот этому-то как раз имеется разумное, документально подтвержденное, объяснение: белые находились везде - на должностях в ЧК, военном комиссариате, исполкомах и управлении 3-й армии. В Пермской ЧК, к примеру, трудилась Тамара Оскаровна Горвиц, двадцатилетняя уроженка Петербурга, баронесса Вреден - один из ценнейших агентов подполья, имевшая доступ ко всей переписке, как делопроизводитель. В губернии поезда с оружием и провиантом отправлялись под откос, спиливались телеграфные столбы и резались провода.

Военные помогать ЧК не собирались: «…мы не будем марать руки, на это есть ЧК» (С. Окулов). Окей, сказала ЧК. Время мотовилихинских заговоров и тайных операций закончилось. Павел Малков, принявший пост председателя после ухода Лукоянова, имел полномочия Господа: «Предъявитель сего удостоверения Павел Иванович Малков состоит членом Пермского окружного Чрезвычайного комитета по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и саботажем и имеет право в любое время по собственной инициативе производить обыски, аресты лиц, реквизиции и конфискации товаров и имущества. Все организации обязаны оказывать ему содействие, предоставляя в его распоряжение нужные средства и технические силы. Все милиционеры и красноармейцы обязаны подчиняться всем распоряжениям товарища Малкова…»

Если в июле было арестовано 80 человек, заподозренных в нелояльности, которых продержали некоторое время в каталажке, и отпустили под честное слово, то в августе были арестованы 140 человек. Арестованные ранее по подозрению в организации побега принца приближенные были пущены в расход. Вместе с семьями. Время предупреждений для священников закончилось - и самые упоротые отправились с докладом к сюзерену.

Эсеровский мятеж и последующее покушение на Ленина породили постановление Совнаркома «О красном терроре» от 5 сентября 1918 г.:

Совет народных комиссаров, заслушав доклад председателя Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией о деятельности этой комиссии, находит, что при данной ситуации обеспечение тыла путем террора является прямой необходимостью; что для усиления деятельности Всероссийской чрезвычайной комиссии и внесения в нее большей планомерности необходимо направить туда возможно большее число ответственных партийных товарищей; что необходимо обеспечить Советскую республику от классовых врагов путем изолирования их в концентрационных лагерях; что подлежат расстрелу все лица, прикосновенные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам; что необходимо опубликовывать имена всех расстрелянных, а также основания применения к ним этой меры.

Первый расстрельный опубликованный список появился в газете «Известия Пермского губернского исполнительного комитета Совета рабочих, крестьянских и армейских депутатов» 11 сентября 1918 г. и включал 42 фамилии.

Чрезвычайная Комиссия также не церемонится и по отношению к своим советским работникам, она разстреляла Комиссара Бюро Уголовного Розыска ПЛЕШАНОВА за то, что последний позволил взять себе взятку в сумме 1050 руб. Служащаго винного склада Козлова за то, что он похитил пять четвертей спирту и нёс таковой для угощения товарищей. Дружинника Верещагинскаго Чрезвычайной Комиссии Отряда за то, что он похитил мясо и продавал таковое пассажирам на ст. Григорьевской, а так же много и других случаев (из летнего доклада Г. Воробцова).

Постановлением ВЦИК от 2 сентября Советская республика была объявлена военным лагерем.

Во главе всех фронтов и всех военных учреждений республики ставится Революционный военный совет с одним главнокомандующим. Все силы и средства социалистической республики ставятся в распоряжение священного дела вооруженной борьбы против насильников. Все граждане, независимо от занятий и возраста, должны беспрекословно выполнять те обязанности по обороне страны, какие будут на них возложены советской властью.

Председателем Революционно-военного совета единогласно назначается т. Троцкий. Главнокомандующим всеми фронтами — т. Вацетис.

24 сентября был отдан приказ Уральского окружного комиссариата по военным делам Уральского военного округа, согласно которому призыву на военную службу подлежали все бывшие офицеры, военные чиновники и унтер-офицеры, родившиеся в 1890–1898 гг. включительно, постоянно или временно проживающие на территории Пермской и Вятской губерний (напомним, что обе губернии входили в Уральский военный округ). Первым днем мобилизации было назначено 15 октября (Долгова А. В.).

Здесь нужно отметить, что особо ценные товарищи от призыва освобождались. Ценность конкретного товарища подтверждалась выданной справкой. Стоимость справки обсуждалась.

К октябрю белые были в шаге от Перми. Вышедший с Южного Урала отряд Василия Блюхера влился в отряды красных, державшие оборону под Кунгуром (100 км к югу от Перми). Образованная по итогу 30-я стрелковая дивизия под общим командованием Блюхера встала широким фронтом от Осы (на берегу Камы, через горный хребет к западу от Кунгура, до Чусовой (на восток от Перми). От ее левого фланга в сторону северного Соликамска развернулась 29-я стрелковая дивизия, где комиссарил Борчанинов с мотовилихинскими добровольцами. Два будущих маршала - Константин Рокоссовский и Филипп Голиков, в составе своих эскадронов из, соответственно, 30-й и 29-й дивизии, с переменным успехом сдерживали натиск добровольческого 1-го Средне-Сибирского корпуса генерала Анатолия Пепеляева из Екатеринбургской группы войск Сибирской армии Р. Гайды. Где-то южнее будущий маршал, а на момент описываемых событий - ижевский повстанец - Леонид Говоров отбивался от наступающих частей 2-й армии красных.

В тылу бродили банды дезертиров и белые партизаны, сжирая и сжигая все, до чего могли дотянуться. Следственная комиссия Синода, занимавшаяся в Перми поиском следов пропавшего Андроника, была высажена из поезда на обратном пути в Москву, и перебита. Церковь уверяет, что это дело рук большевиков. Но если последние после Гражданской спорили за право быть причисленными к участникам убийств принца и архиепископа, то комиссию никто на себя не взял. Поэтому, не стоит вешать на пермских большевиков не доказанное - священников мог убить кто попало.

Ноябрь ознаменовался разгоном Омской директории, а ошивавшийся поблизости вице-адмирал почившего флота Александр Васильевич Колчак как фигура медийная был срочно повышен до звания полного адмирала (пароходов на сибирских реках полно же) и должности Верховного правителя России. Дела на Южном Урале у белых шли не очень, однако намечалась перспектива - где тонко, там и рвется. Тонко было на пермском направлении. Кроме того, наступление на Пермь отвечало общему стратегическому планированию - соединению с группировкой войск Временного правительства Северной области и интервентов через Вятку и Вологду, с последующим поворотом на Москву, навстречу Деникину. В северных портах Колчака ждали запасы вооружения еще со сремен ПМВ, и снабжение войск морем от Антанты через незамерзающий Мурманск и отстроенную на юг ж.-д. ветку. Такая логистика представлялась надежнее, чем из далекого Владивостока по Транссибу с неуправляемыми атаманами.

Доклады о состоянии войск 3-й армии шли Колчаку не только от партизан и подполья, но и прямо из ее штаба. Штаб располагался в красивом месте - доме купца-социалиста Николая Мешкова на высоком левом берегу Камы, вблизи от ж.-д. станции Пермь-I. Где в это время находился сам Мешков - хз, но после войны он вполне успешно трудился в Наркомате путей сообщения. Войска же находились на другом конце города, в Красных казармах, где размещались мобилизованные, раненные, артиллерия, припасы.

В штабе выпивали - много и с удовольствием. В казармах удовольствия не наблюдалось: паек стремительно сокращался, обмундирование обветшало и новое не завезли, холодно и тревожно. Разрешение конфликтов, вспыхивающих на почве уплотнения и снабжения, осуществлялось путем убийств, в том числе командиров. Лихие артиллеристы шашками рубили командира стрелкового полка, за что расстреливали бойца воздухоплавательной части - и с некоторых пор это мало кого удивляло.

В городе накопились тысячи вагонов с военным имуществом и продовольствием, распределять которые никто и не подумал. Паровозов явно не хватало ни для снабжения прикрывающих Пермь дивизий, ни для вполне возможной эвакуации, но армейское управление не чесалось.

Все эвакуированные из Екатеринбурга учреждения находились в Перми, военные заняли все свободные помещения в городе, в том числе 6 из 19 церквей. Поставками продовольствиями занимались кто попало, поэтому еды в городе становилось с каждым днем все меньше. Но лица тех, кого именовали «комиссарами», об этом не свидетельствовали. Лица были сытыми и пьяными.

Чекисты пытались арестовать белую контру, не особо то уже и скрывавшуюся под личиной красных командиров, но контра себя таковой не признавала, и укрывалась за авторитетом очередного командующего Лашевича. Последний тоже пил - наступал декабрь, время холода и грусти. Епископ Феофан сидел под арестом - каждый помогающий мятежникам уйти от преследования, должен быть готов к великомученичеству. И Феофан готовился.

Белому подполью в Перми было не просто, и господа офицеры тоже выпивали, но работу делали.

К декабрю офицерская подпольная организация в Перми насчитывала в своих рядах уже 140 человек. Удалось установить связь с артиллеристами и дивизионом броневых автомобилей, в который входили бронеавтомобили «Пролетарий» и «Карл Маркс». …Через артиллеристов вышли на связь с резервным батальоном, которым командовал полковник Уфимцев, член подпольной организации. В батальон добровольно поступил капитан Протопопов рядовым и взялся руководить местной подпольной ячейкой (его сподвижника капитана Бека к тому времени уже поймали и расстреляли - авт.). В подпольную организацию Перми входила группа инженера Сапожникова с Мотовилихинского завода, которая снабжала партизан оружием, в том числе и пулеметами. Нет данных о участии ее в забастовке завода в начале декабря 1918 года. А вот в саботаже эвакуации завода в Вятку группа принимала непосредственное участие. Так, вместо заготовок для орудий, предназначенных для эвакуации, она загрузила негодные немецкие и австрийские орудия, но даже и эти вагоны не сдвинулись с места. Когда группа Симонова начала расклеивать на улицах Перми листовки, то власти забеспокоились, и начали патрулирование города (М. Г. Ситников)

5 декабря случилось невероятное - рабочие Мотовилихи, доведенные до отчаяния нехваткой продуктов, зимней обуви и одежды, постоянно слыша угрозы в адрес недовольных, решились протестовать. Напомню, что Мотовилихинский завод - это 10 000 рабочих, это база революции на Западном Урале, это те, из чьих рядов формировалась пермская революционная власть. Собрание цехов приняло резолюцию, в которой, среди прочего, настаивало на увеличении выдачи продуктов питания и теплой одежды, свободе слова и собраний, требовало передать власть советам, а не чрезвычайной комиссии, демократических выборов, отмены смертной казни, арестов, восстановление свободной хлебной торговли. А также: немедленно снять с комиссаров кожаные куртки и фуражки и употребить их на изготовление обуви, отменить катания комиссаров на лошадях и автомобилях.

Мотовилихой занялся Реввоенсовет 3-й армии, объявивший, не особо думая, локаут. Поручив дальнейшее разбирательство военно-революционному комитету из 5 лиц, в том числе имевшему авторитет в Мотовилихе Ганьке, совет отправился планировать наступление на Ёбург под хорошую закуску. Ганька выявил на заводе левоэсеровский заговор, организовал расстрел 9 человек, и начал новый набор работников, с учетом лояльности.

Тем временем, на фронте было грустно. 2-ой армии удалось подавить Ижевское восстание, но наладить нормальное взаимодействие с 3-й - нет. 30-я дивизия правым флангом пыталась безуспешно зацепиться за 2-ю армию, однако без резервов это оказалось непростым делом. 29-я дивизия с боями отходила вдоль Горнозаводской железной дороги - наступление развивалось в обратную сторону.

Наш отход в течение ноября и в первой половине декабря с непрерывными боями, попытки вызвать инициативу у красноармейца изматывали войска и ни к чему положительному не приводили. Пополнения маршевыми батальонами и ротами из мобилизованных крестьян Вятской и Пермской губерний, представлявших крайне неустойчивый элемент без всякой политической подготовки, разлагали боевые части. Недостаток в продовольствии и фураже, 20-градусные морозы, малонаселенная местность, глубокий снег, пересеченная местность и бездорожье удручающе действовали на войска (цит. по Н. Е. Какурин. Как сражалась революция, т.2).

К середине декабря отряды Пепеляева разбили Особую бригаду 3-й армии, и взяли Лысьву, пробив брешь между обороняющимися дивизиями. Полевые части красных устало отходили. Это всё ещё не было катастрофой. Но для большевиков не было ничего невозможного.

А. Федоров. Пермская катастрофа и контрнаступление Восточного фронта.
Н. Е. Какурин. Как сражалась революция
М. Г. Ситников. Восстание в Сепычевской волости.
М. Г. Ситников. Пермь пала.
А. В. Долгова. Неизвестный фронт Гражданской войны: конфликт между властью большевиков и крестьянской массой в Пермской губернии.
Топография террора: история политических репрессий / Сост. С. Шевырин
М.И. Вебер. Деятельность антибольшевистского подполья на Урале по организации городских восстаний в 1918 г.
А. И. Авраменко. Офицерская монархическая организация для спасения Михаила Романова
Гражданская война на Урале в документах 3-й армии РККА: Сборник документов
Гражданская война в Прикамье. Май 1918 - январь 1920: Сборник документов

Продолжение следует...
Подпишись, чтобы не пропустить следующую часть! Она выйдет завтра в 18:00 по МСК

Пост с навигацией по Коту
Подпишись, чтобы не пропустить новые интересные посты!

Также читайте на других ресурсах:
Телеграм
ВК
Дзен

UPD:
Продолжение: Пермская катастрофа. Часть IV. Писец подкрался

Для держателей активов - натуральная катастрофа. При таких обстоятельствах, основным разногласием с большевиками был признан аграрный вопрос: «они хотят меня в эту землю закопать, а я не хочу чтобы они по ней ходили» (с). Оставалось определить лишь момент перехода противостояния от локальных стычек и подполья к горячей фазе. Выступление белочехов объясняется множеством причин, но все они сводятся к одной - желающим подраться надоело ожидание.

Как так? Три года войны и социальный взрыв, обусловленный не в последнюю очередь тем, что война затрахала слишком многих - и вдруг желание снова подраться? На самом деле, одно другому не противоречит. Большевики во многом являлись идеалистами, но дураками не были точно. Понимая, что власть и активы им в руки просто за сладкие речи не упадут, они гражданскую войну ожидали и готовились к ней. Ну как, готовились.

Почему-то считалось, что мотивированные отряды красных добровольцев по-быстрому разметают белых декадентов, а затем мировая революция, отправленная на экспорт, сработает по тому же варианту. С другой стороны, большевиков почитали за случайных временщиков, и по большей части чесали репу в ожидании, когда эта необъяснимая власть сама ухнет в породившее ее пекло. Кроме того, не только монархист эсеру не брат, но даже и октябрист на соседний горшок с кадетом не сядет. Поэтому настоящая бойня всё как-то откладывалась.

Восстание чехословацкого корпуса (назовем его для краткости и звучности - Корпус, и в дальнейшем тексте используем это наименование) придало вялотекущей возне, тянувшейся с октября 1917-го, энергичный характер. Являясь частью французской армии, Корпус практически в один день присоединил территории от Пензы до Владивостока, где уже по-хозяйски устроились японцы с британцами, к Антанте. Последняя большевиками была очевидно недовольна, поскольку те прикрыли отличный источник перманентных наступлений на позиции Четвертного союза с Востока и Кавказа. Все, недовольные непатриотичным «похабным» миром, продотрядами, цензурой и национализацией крупных производств, с весёлым гиканьем помчались творить историю.

Комуч в Самаре и Сибирское правительство в Томске, Белый Дон и Добровольческая армия, немецкие оккупанты и интервенты Антанты, мятеж левых эсеров и тотальная партизанщина в городах и на деревне - что-то пошло не так в большевистском планировании. Мириться с таким положением дел было решительно невозможно, и 29.05.1918-го постановлением ВЦИК началось комплектование Красной армии путем мобилизации. Это старорежимное слово не понравилось не только традиционно недовольному крестьянству, но даже и некоторым горячим пролетариям - авангарду революции. Кривая партизанщины на графике развития событий полезла вверх.

В июне формируется Управление Восточным фронтом, главкомом назначен Иоахим Иоахимович Вацетис - Генерального штаба полковник, участник боев в Восточной Пруссии, Польше и Прибалтике, командир тех самых латышских стрелков, и владелец персонального боевого полка. Его директивой от 20.07.1918 г. сброд, именовавшийся Северо-Урало-Сибирским фронтом, был сведен в 3-ю армию. О созданной армии Вацетис выразился по латышски обидно: «Это не армия, это скорее кордон для ловли контрабандистов». Станет еще смешнее, если учесть, что этим кордоном до создания армии командовал другой латыш - Ре́йнгольд Ио́сифович (Я́зепович) Бе́рзин (Бе́рзиньш), вошедший затем и в состав Военного совета 3-й армии. Там его уже ждал наш знакомый Смилга Ивар Тенисович - участник совещания в Верхней Курье относительно участи вскоре исчезнувшего принца Михаила.

О Вацетисе (А. Е. Снесарев): «У него просто, он одет граждански, толстый, жирный. По акценту скорее напоминает чухну. Кругом него только латыши… русским духом не пахнет… Он ординарен до крайности, мысли его простоваты, разумны, если угодно, но и только.О русском народе он говорит с худо скрываемым презрением и повторяет, что ему нужна палка… Словом, ловкий инородец, взобравшийся наверх среди русского кладбища, ловко потрафивший власть имущим… В области Ген. Штаба в нём виден недоучка, а потому и дилетант, а ещё более фантазер. И этот неготовый, полуиспеченный специалист, вдобавок фантазер, стоит во главе всего дела. Какие же шансы?»

В то время, когда части 3-ей армии с изумлением наблюдали занятие войсками Радолы Гайды Ёбурга и переход собственного штаба вместе с командующим на сторону белых, в Перми развивались события, начало которым было положено деятельными мотовилихинцами. Со дня ареста Андроника его коллеги заперли все церкви на замок и открывать не думали, несмотря на увещевания большевиков. Возмущенные богомольцы явились причиной постоянных мигреней у нового заведующего отделом по борьбе с контрреволюцией Пермской ЧК Георгия Воробцова. Последний даже в Перми был человеком новым, не говоря уже о принадлежности к Мотовилихе, поэтому в тонкости событий посвящен не был. Прибывшему на место Андроника епископу Феофану была поставлена задача открыть и церкви, и их закрома. Голод надвигался неумолимо - недоступными стали не только донские и кубанские житницы, но и сибирские, а в перспективе - и собственные, в южных уездах, куда продвигались войска Корпуса и воодушевленных успехами белых.

26-го июня Феофан отменил забастовку духовенства, и открыл церкви. Но это уже не было решением ни одной из проблем. Объявленная красными мобилизация вкупе с продотрядами вызвала волнения на селе. Селяне мобилизацию необходимой не считали, а изъятие хлеба продотрядами в обмен на ничего не стоящие деньги почитали за грабеж. Ну, они просто грабежа еще не видели в своей жизни, но белые уже были на подходе.

12 июня Мотовилиха постановила «сформировать отряд не менее 150 человек и отправить на чехословацкий фронт, а на месте же напрячь все силы, чтобы в корне уничтожить влияние меньшевиков и правых эсеров среди темных и малосознательных масс. … отпустить на фронт тов. Борчанинова и Мясникова в областной чрезвычайный комитет по борьбе с контрреволюцией». Пермь махала платочком своим лидерам - Борчанинов снова уезжал воевать, а Ганька убывал в Ёбург на повышение. Туда же отправился и его товарищ Александр Трофимов, на место которого прибыл упомянутый выше Воробцов. В Ёбурге, кстати, вскоре убьют гражданина Николая Романова вместе с семьей и персоналом. Совпадение?

12-го же июня приказом Пермского губернского военного комиссариата при комиссариате был образован Оперативный отдел. Начальником отдела был назначен член коллегии Народного комиссариата по военным делам В.А. Трифонов - засланный донской казачок, а военным комиссаром – Степан Окулов. Последний был из старой Мотовилихинской гвардии - был замечен в учиненных в 1905 году беспорядках, но наказания избежал. В период ПМВ отличился в боях в Польше, ходил в штыковую атаку, награжден Георгиевскими крестами 3 и 4 степеней. Войну окончил унтер-офицером. Несмотря на геройское прошлое, его роль в грядущей катастрофе недооценить сложно, и к ней мы вернемся позже.

По мере отступления красных Пермь наполнялась военными. После оставления Ёбурга то, что осталось от управления 3-й армией, переехало в Пермь, и Пермским чекистам оно не понравилось.

Борьба с контрреволюцией приняла бы самый угрожающий характер и всей контр-революционной сволочи пришлось бы знать своё место, но вот беда в том, что Отдел, да и сама Комиссия не в силах арестовывать этих контр-революционных гадов, т.к. они очень прозорливы и затесались под крыло новых спасителей, для которых по всей вероятности этими же гадами роется яма; так например, в Штабах Военных Комиссариатов в отдельных воинских частях массовое изобилие этой дряни, бывают случаи, что при наших неудачах на фронте Штабы дают нам списки на предмет ареста контр-революционеров офицеров, а когда же эта опасность начинает миновать, то вновь являются с ходатайством для того дабы этих мерзавцев допустить вновь на службу, в частности даже к оперативным работам. Если же Комиссия или Отдел находит нужным сопротивляться, то Штаб просто заявляет: «НЕМЕДЛЕННО ОСВОБОДИТЬ, ИНАЧЕ ВСЯ КОМИССИЯ БУДЕТ АРЕСТОВАНА», т.к. в руках Штаба находится реальная сила, хотя она для ареста Чрезкомиссии с организованным у Комиссии баталионом не годится и не может этого выполнять, но всё же не желательно создавать у себя дома контр-революцию ради каких-то глупых распоряжений, ради контр-революционных элементов. (из доклада Г. Воробцова по итогам лета 1918 г.)

Кроме штаба 3-й армии, Пермской ЧК и примкнувших к ней возвращенцев Уральской ЧК из павшего Ёбурга, в городе сохранялась гражданская губернская власть в лице тов. Сорокина В. А., но большинство его подчиненных укатили на фронт. Пока эвакуированные товарищи из Уральского облисполкома думали, как бы им половчее наладить гражданскую власть, Сорокин ушел в глухое пьянство, а потом вообще стало не до реорганизации.

7-го августа рабочие Ижевска и Воткинска объявили рокош, и в тот же день (время совпадений) восстали крестьяне с. Сепыч Оханского уезда Пермской губернии. Последним до Воткинска было рукой подать, и Пермь рисковала получить в тылу несколько неплохо организованных мятежных батальонов - благо, оружия в Ижевске было полно, и возможности для выпуска нового имелись достаточные. Обоснование действий сепычевских повстанцев было доведено до Оханской ЧК в письменном виде:

«Красноармейцы Сепычевской волости, не разбираясь, бедный или богатый, требуют настойчиво денег, сколько им вздумается, и в случае, если таковых нет, то говорят, что отправим Вас к Б.оому (хитрожопый интриган, самопровозгласивший независимость Верещагинского уезда от Оханского, и на момент восстания арестованный Пермской ЧК - авт.), а затем арестуют и избивают, также не разбираясь в том женщина или мужчина и делают над женщинами (изнасиловали женщину д. Степанята Варвара Давыдовна Соловьеву и угрожали, если она скажет кому, расстреляют). Также отбирают последний хлеб как, например, при семействе в шесть человек отбирают последние пять пудов, также и лошадей. Были случаи, отбирали последние два катка ниток, мѐду около 5 фунтов, сахар. Производят массовые выстрелы среди населения, наводят боязнь на всю окрестность Сепычевской волости и, кроме того, угрожают тем, кто вздумает жаловаться на них. В чем и покорнейше просим Чрезвычайную комиссию немедленно принять меры, иначе нам угрожает смерть, за то что мы сообщили в Чрезвычайный комитет о происходивших событиях в Сепычевской волости (из записки активистов - кузенов (или однофамильцев) Мальцевых).

Однако, действия повстанцев говорят скорее о том, что причиной недовольства явилась мобилизация. Сразу после объявления рокоша из Сепыча по соседним волостям направились гонцы - агитаторы против мобилизации. В лучших традициях демократии волостные сходы один за другим выносили резолюции об отказе от мобилизации, в том числе до тех пор, пока мобилизованным не выдадут оружие и обмундирование. С чего бы не включенным в состав боевых частей крестьянам выдавать оружие - о том мнение восставших умалчивает.

Впрочем, особенность мышления не помешала объявить собственную - уже всеобщую - мобилизацию для противостояния неизбежному карательному рейду из Перми. Но то другое, понимать надо.

Приказ Павлючатскому общественному председателю приказываю объявить гражданам вашего общества, что Сепычевская волость объявлена на военном положении, все граждане объявляются мобилизованными от 18 до 45 лет и должны явиться в Сепычевское волостное правление 19 августа 1918 года. Кто не подчиниться этому объявлению считать врагом народа, что и удостоверяет общее собрание Сепычевской волости. Заверено печатью Сепычевского исполкома.

Вооруженные отряды занимали дороги, ведущие в мятежную область, искали пулеметы, и даже ковали пики.

День проходит спокойно, за исключением поисков и поимок коммунистов, с которыми седые старики расправлялись по своему усмотрению холодным оружием

Красноармейцев, коммунистов, и всех сочувствующих, либо заподозренных в сочувствии, «били кулаками, палками, нагайками, кастетами и т. д., отсекали руки, пальцы, проламывали голову, доводили до потери сознания, а затем сбрасывали в яму, в которой находились трупы коммунистов. Особенно ненавистных обливали керосином и поджигали. Оставшихся в живых загоняли в амбар. …в витрине Пермского краеведческого музея коммунистами осенью 1918 года были выставлены на публичное обозрение фотографические снимки с 43-х человек, убитых с особой жестокостью в с. Сепыч: у всех были вывернуты руки и ноги, выколоты глаза, а затем их, живых, поджаривали на медленном огне, после чего еще дышавшими зарыли в землю…».

20 августа к Сепычу выдвинулся юный Жора Воробцов со своим «организованным у Комиссии баталионом» и двумя пулеметами. Их поджидало объединенное войско 120-ти деревень, и бой случился натуральный, с десятками погибших.

К вечеру стало известно о том, что в леса выдвигаются армейские части с артиллерией. Такого уговору не было, и крестьяне начали потихоньку рассасываться с позиций и мест сбора - по большей части в сторону Воткинска и Ижевска. Наблюдая такое дезертирство, а также смерть от чекистских пуль некоторых своих лидеров, сепычевские сдались на милость победителей. Впрочем, все могло обернуться иначе, если бы бдительные железнодорожники не угнали в Верещагино шедшие к мятежникам вагоны с оружием. При таких обстоятельствах сообразить, что деревенский рокош не является инициативой селян, для пролетарской ЧК труда не составило.

83 человека из числа участников восстания были расстреляны на месте, в том числе кулаки, священники и офицеры. Откуда офицеры в кабанятских угодьях? Эхо войны. Офицерами уральские леса были набиты в некоторых местах плотнее, чем эти знаменитые большевистские тюрьмы. Также был расстрелян председатель Юсовского волостного совета Глазовского уезда Вятской губернии Яким Петрович Бузмаков за то, что, будучи пьяным, созвал сход и призывал идти в с. Сепыч убивать красноармейцев.

Характерно отметить, как отцы духовные устраивали на церковных колокольнях сигнализацию: два раза ударяя в колокол, означало — отступать, а три раза — наступать. Следствие продолжается (Из материалов следственного дела чрезвычайной комиссии по Сепычевскому восстанию).

Чем бы не мотивировали сепычевские свой мятеж, но ушки его торчали из Перми. Своевременное убийство Мотовилихой архиепископа Андроника внесло некоторый хаос в белое подполье, но особых организационных проблем не случилось. Священников пользовали как разменную монету - те заявляли анафемы большевикам. Последние морщились, и делали очередное китайское предупреждение. Кошмарить церковь сверх меры задачи не стояло - активы в общак, труд и мобилизация - не более, чем требовалось от остального населения. Сословия отменены, вообще-то.

Имущество же церковных и религиозных обществ хотя и объявлено народным достоянием, но до настоящего времени было оставлено в распоряжении церкви. Теперь же с изданием инструкции Народным комиссариатом юстиции от 30-го августа 1918 г. о проведении в жизнь декрета от 23-го января приняты меры к учету всего церковного имущества, как имущества, специально предназначенного для богослужебных и обрядовых целей, которое подлежит после изъятия Советом передаче в бесплатное пользование жителям соответствующей религии, желающим пользоваться им; так и имущество, не предназначенное специально для богослужебных целей, которое немедленно переходит в обладание Совета. Капиталы же должны быть взяты и переданы в местное казначейство. По учету всего церковного достояния будет созвано собрание верующих для разъяснения декрета об отделении церкви от государства и произведена запись лиц, желающих пользоваться имуществом, предназначенным для богослужебных и обрядовых целей (Из доклада юридического отдела Мотовилихинского волостного Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов о работе отдела).

Забегая чуть вперед, можно упомянуть, что в сентябре 18-го председатель эвакуированной Уральской ЧК Федя Лукоянов женился на дочери священника. Новобрачных православно обвенчали в церкви, и бугурт от этого события ни у кого не случился.

Продолжение следует...
Подпишись, чтобы не пропустить следующую часть! Она выйдет завтра, 23.10 в 18:00 по МСК

Пост с навигацией по Коту
Подпишись, чтобы не пропустить новые интересные посты!

Также читайте на других ресурсах:
Телеграм
ВК
Дзен

Роспуск Учредительного собрания в январе 1918-го закрыл вопрос о том, кто является законной властью на территории бывшей империи - отныне у кого выше мощность залпа, у того главнее правило. Время митингов и обсуждений закончилось, но недовольных непосед оставалось в избытке.

Одним из них являлся неугомонный пермский епископ Андроник. В декабре 1917-го, на заседании Поместного Собора в Синоде (да-да, большевики не разогнали церковь первым делом) он зачитал свои послания духовенству и мирянам, заявив священникам о необходимости оставаться в своих приходах, а мирянам - активнее заносить пожертвования. После выхода декрета об отделении церкви от государства епископ пишет инструкцию прихожанам о порядке действий при изъятии церковного имущества большевиками, называя последних разбойниками. Вернувшись с заседаний Собора в Пермь в середине весны 1918-го, Андроник получает вслед сан архиепископа, и продолжает активную антибольшевистскую деятельность. Присоединившись к общецерковной акции «Иудина Пасха», Андроник организует крестный ход, на который высыпала четверть населения Перми, и в своей речи, обращенной собравшимся, объявил анафему всем, посягающим на имущество церкви, посоветовав при этом тем, «кто служит новой власти» передать своим «главарям, что к дверям храмов и ризниц они подойдут, только перешагнув через мой труп»

Слава пермского архиепископа стала всероссийской. Головняк, вызванный у пермских чекистов пребыванием Великого князя Михаила Александровича в Королёвских номерах, расположенных в самом центре Перми в паре кварталов от ЧК и милиции, усиливали тысячи недовольных богомольцев, стоящих оцеплением между большевиками и церковным имуществом. Где-то чуть южнее восстали чехи, и, по слухам, прямо в Перми народился антибольшевистский заговор - в городе стало тревожно. Так что там падре говорил о своем трупе?

В один из дней начала лета 1918-го на затрофеенной даче в Вехней Курье, что на правом берегу Камы, как раз напротив Мотовилихи, собрались старые пираты давние товарищи еще со времен первой русской революции, водившие знакомство с самим А. Лбовым, а потому границ не ведавшие, и за историческую память не опасавшиеся - живые легенды Мотовилихи. Александр Борчанинов - глава Пермского горисполкома; Михаил «Трататон» Туркин - секретарь Мотовилихинского исполкома; Гавриил «Ганька» Мясников - заместитель председателя Пермской ЧК; Андрей Марков - комиссар по национализации и управлению культурно-просветительными учреждениями г. Перми; Александр Постаногов - заведующий отделом социального обеспечения Пермского горисполкома, Александр «Костя» Миков - председатель Следственной Комиссии при Мотовилихинском исполкоме. Позже к ним присоединятся и другие ветераны Мотовилихи: Александр Трофимов - заведующий отделом Пермской ЧК по борьбе с контрреволюцией, Николай Васильевич Жужгов - помощник начальника милиции Мотовилихинского завода, и Василий Иванченко - держатель большевистского общака и один из выдвиженцев Артёма в депутаты ГосДумы периода лбовщины, а в мае 1918-го - комиссар города Перми, начальник городской милиции.

Кроме того, в наличии имелся член коллегии Пермской ЧК - Павел Иванович Малков - в Мотовилихе с 1915-го года, бывший председатель Пермского горисполкома, член Пермского комитета РКП(б) В.И. Решетников (тяжело раненный в боях с белофиннами, а потому прикованный к постели) - в Мотовилихе с 1917-го года; и даже присланный ЦК новый большевистский губернатор - председатель губисполкома и Пермского окружного комитета РКП(б) В.А. Сорокин (интеллигент с высшим специальным образованием, химик), по некоторым свидетельствам, когда-то был членом заводского комитета Мотовилихи. Дело было важное, и для участия в его рассмотрении пригласили ошивавшихся в Перми представителей Центра - члена ЦК РКП(б) Ивара Тенисовича Смилгу, и и.о. главного комиссара Народного банка РСФСР А.П. Спундэ. Последний одновременно представлял Уралсовет и Уралобком, а в Пермь явился для подготовки запуска печати советских ассигнаций.

Итак, на момент сходки имелись серьезные подозрения относительно антибольшевистского подполья и намерения последнего выкрасть гоняющего чаи в гостинице Михаила Александровича. Постфактум мы знаем, что подполье действительно существовало, поэтому борьбой с миражами действия пермского руководства назвать нельзя. Великий князь часто путешествовал по городским предместьям, и принимал гостей из столиц, в том числе секретаря датского вице-консула. Напомню о том, что мать Михаила Александровича - датская принцесса.

«9 апреля — 1918 — Пермь. Мы снялись во время прогулки по городу, на сенном рынке, где толкучка. Я не брился со дня отъезда из Гатчины (22 февр. 7 марта)». На обороте рукой Михаила Александровича написано «Пермский пленник» и дан обет, что не будет бриться до дня освобождения

Даже если сам Михаил Александрович и не помышлял о контрреволюции - а, скорее всего, так и было, поскольку, несмотря на недавнюю суровую должность шефа Дикой дивизии, Великий князь был обычным няшным пупсом - обстоятельные господа все решили за него. Михаил II - звучит не хуже, чем имя любого предшественника, и почему бы не именно ему стать спасителем отечества по примеру тезки - основателя династии? Технически выкрасть свободно разгуливающего по городу Великого князя было несложно, а до лояльных сил - подать рукой. Урал, который должен был стать мощной идеологической и материальной базой большевизма, внезапно превратился в объятый огнем полуостров, причем внутри тоже начинало полыхать - Андроник призывал богомольцев к открытому неподчинению. Гражданская война набирала обороты, и уже было понятно, что мятеж растянувшегося по Транссибу чехословацкого корпуса - это не каприз на пару дней.

Часто перед нами вставал вопрос почему бы его (М. А. Романова - Прим. автора) не истребить, ведь он при нашем поражении будет царем. Контрреволюция будет собирать свои силы его именем, его использует в своих целях широко. Но наши желания всегда наталкивались на то, как это сделать так, чтобы в этом не фигурировало ЧК, чтобы и тени участия ЧК в этом ни у кого не было… (из воспоминаний А. Трофимова)

В этих условиях и решалась дальнейшая судьба принца. Вспоминает «Костя» Миков, революционное правосудие которого было известно еще с 1906 года, с момента убийства им пристава С. Косецкого:

Опять, уже который раз, речь была относительно Мишки Романова. Малков выразил опасение, что дальше «держать Мишку» опасно: может сбежать, хотя наблюдение за ним и строгое. Мясников «посоветовал» - настаивал - отправить его обратно в Москву - «эвакуировать». «На какой черт возить его туда и обратно - ликвидировать его и все! Спустить в Каму - и всего делов!» - Эта моя реплика как будто смутила всех, и все же я был уверен, за нее были все и, я уверен, что это подтолкнуло на более решительное разрешение вопроса о «Мишке». Через некоторое время с Трофимовым Александром я два раза заходил к Романову. То обстоятельство, что Трофимов был мне близкий товарищ и по боевой организации 1905 г., с ним вместе побег из тюрьмы устраивали из одиночек в 1907 г., а затем опять вместе работали после каторги в 1917 году, и что Трофимов работал в Особом Отд., между нами были вполне откровенные разговоры и беседы относительно этого «дела». Романов при нашем «визите» к нему последнем был настроен, видимо, сильно «неврически». Холодный острый взгляд его буравил вопросительно нас обоих, видимо он догадывался, что вскоре будет с ним, а по нашему «визиту», мрачно стоял у стола, хотел определить - что означает сей «визит»? Об обстановке, как и где все «это» произошло вскоре, кем все это было выполнено - все мы об этом хорошо знаем, кому это следует знать».

Примерно в то же время в Пермь поступило разосланное в регионы наставление, подписанное сэнсэем Я. Свердловым, занимавшимся в Мотовилихе во время прошлой бучи организацией боевого отряда: «обеспечивать себе тыл. А для этого поголовно истреблять шпионов, провокаторов, белогвардейцев, контр-революционных предателей, которые оказывают прямое или косвенное содействие врагу».

К 8-му июня в Самаре на штыках чешских легионеров образовался Комуч, Антанта объявила о включении легионеров в состав своих вооруженных сил и резко не рекомендовала их разоружать, а «Мишка» снова встречался с секретарем датского посольства.

В это же время в Москве проходит I Всероссийский съезд военных комиссаров, на котором от Перми присутствует председатель ЧК Лукоянов, и упоминавшийся Смилга. И если Лукоянов, которого Мотовилиха недолюбливала за тайные расстрелы рабочих завода, имевших несчастье принадлежать к небольшевистским партиям, мог и не быть в теме, то, есть такое мнение, Смилга имел возможность обсудить вопрос о тихой ликвидации единого претендента от вооруженной оппозиции и Антанты на власть в стране лично с Я. Свердловым, и получить одобрение последнего.

План сводился к следующему: Михаила, крадут, мы, ЧК, усиленно его разыскиваем, арестуем всех, кто посещал Михаила или кто к нему ходил, за пособничество к побегу предаем их суду» (из воспоминаний А. Трофимова)

Целый выводок зайцев - парой выстрелов. Вуаля.

И вот, 12-го июня один из главных чекистов - Ганька, и главный милиционер города - Иванченко, взяв с собой проверенных камрадов - бойцов первых боевых дружин, «лесных братьев», прошедших тюрьмы и каторги, и занимающих в Пермском руководстве ведущие должности - Жужгова, Маркова и Колпащикова, на двух фаэтонах заявились к королевским номерам.

Жужгов зашел в гостиничный номер к Великому князю и предъявил мандат на его арест. Мандат был слеплен Ганькой на коленке накануне, и ни по каким ведомостям не значился. Михаил Александрович заявил, что болен, и арестовываться не желает. Это было не по плану, и Жужгов вышел на улицу. Не каждый день вчерашний люмпен собирается убивать принца. В середине июня в Перми стоят белые ночи, и красоваться в центре города с растерянным видом уважаемому человеку, тем более - мотовилихинцу - неудобняк. Жужгов вернулся в номер, и достал браунинг. Как он утверждал позже, Великий князь был схвачен «за загривок», присутствующие под дулом браунинга в героев не играли. В итоге принц и тот, кого до недавнего времени было принято считать его секретарем, отправились в ожидавшие их фаэтоны. Миновав Мотовилиху, экипажи свернули в лес. Там, в болотах Язовой, окончил свой жизненный путь не самый скверный из Романовых, оказавшийся в неподходящем месте в неподходящее время.

После чего [убитые] были забросаны прутьями. Чащей и уехали все обратно в Мотовилиху. Я съездил домой, поел, а затем с Колпасчиковым поехали зарывать. Романова грудь была исписана, а также и руки, и я ему хотел отрубить голову и руки и закопать в другом месте, но Колпасчиков сказал: «Не надо это делать». И я согласился. После зарывания вернулись в Мотовилиху, где мне говорят, что Михаил сбежал, нужно разыскивать. Я поехал в Пермь в Чрезвычайную комиссию и мне объясняют, что Михаил сбежал. Но я им ничего не сказал. После чего Мясников и прочие мне говорили, что Михаила нужно выкопать и привезти обратно и бросить куда-нибудь. Но я на это не согласился и заявил, что «я вам его никогда не покажу, где они зарыты», и тем кончилось дело (из воспоминаний Н. Жужгова).

Пермская ЧК, не имея понятия о ночных событиях, задержала весь круг общения Великого князя, подозревая, что эти кю организовали побег принца. К осени задержанные будут расстреляны. План сработал.

В побег поверила даже супруга Великого князя, отправив в Пермь телеграмму относительно оставшихся вещей. Есть мнение, что как раз окружение Михаила Александровича и готовило реальный побег принца, о чем Н. Брасовой было прекрасно известно, но все пошло наперекосяк из-за упоротых мотовилихинцев. Поэтому расстрелянные полковник Знамеровский и его приятели не так уж чтобы совсем не при делах. Чего, разумеется, не скажешь об их семьях.

Спустя несколько недель М. Туркин, прибыв в Москву для участия в V Всероссийском Съезде Советов, заявился к старому знакомцу - Якову Свердлову, сообщив последнему о реализации разработанного Ганькой плана.

– Ленин тоже очень был доволен, что Михаил не убежал, а его убежали. Тут же они решили, что они знают, что он бежал. И пусть так и остается. А потом Ленин спрашивает: «А кто этот Гражданин, что все это организовал?» Свердлов ему напомнил: «А помните, мы вместе на открытие памятника Карлу Марксу ходили, и я еще сказал, что это наш философ?» – «Да, да, припоминаю», – говорит Ленин. «Ну, так это он. Это один из самых больших стажеров. Орловскую каторгу вынес. У нас он один, и таких, как он, нет». – «И не глупый, видать». Словом, знаешь, Гавриил Ильич, они очень облегченно вздохнули, когда узнали от меня об этом, и тебя хвалили…» (Туркин - Ганьке)

Но это была самая легкая часть работы. Следующим должен был стать Андроник, не скрывающий своих ожиданий краха большевистской власти, и призывающий прихожан ни разу не к смирению. Его прямая связь с так называемой Алексеевской группой офицеров-подпольщиков до сих пор под вопросом, хотя есть мнение, что он вообще-то возглавлял Пермский филиал этой организации. В принципе, Пермь и без Андроника была богата на подполья, что и выяснится в скором времени. Свои люди у подпольщиков имелись и в милиции, и в ЧК, и в исполкомах. Но Андроник выёбывался громче всех, имел мнение, которое выражал публично, и Мотовилиху оно не устраивало категорически.

Пока Пермская ЧК носилась по Перми и окрестностям в поисках беглого принца, Мотовилиха с пролетарским упорством сделала следующий шаг, и причины тому были. 13 июня архиепископу Андронику была вручена повестка о вызове его в юротдел Пермского окрисполкома для объяснения по поводу епархиального собора, и вообще его действий. Сегодня в местной публицистике популярно мнение о том, что вызов имел целью не отобрание объяснений, а расправу над будущим святым. С чего бы такой вывод - ну, понятно же, зачем еще могут большевики вызвать? Однако, полагать большевиков кровожадным глупцами у меня оснований не имеется. Как уже было указано выше, Андроник имел реальное влияние на богомольцев, которых в губернии было чуть больше, чем дохера, и заиметь народный бунт в условиях развивающегося наступления белых со всех направлений - ну, такое себе даже для идиота.

Паства, ожидаемо, не выпустила Андроника из дома, и не впустила к нему представителей исполкома, явившихся за объяснением лично. Напомню, что это были не чекисты, а вполне гражданские товарищи. В лучших традициях христианских мучеправедников Андроник на следующий день отправил свое послание властям, позаботившись о его публичности:

Моя речь кратка: радуюсь быть судимым за Христа и Церковь. Вы дорого стоите, а моя жизнь плевок.

Контрреволюция, политика не мое дело, ибо погибшая Россия спасется в нашей взаимогрызне от отчаянности.

Но церковное дело святыня моя. Всех всюду зовя, отлучаю, анафемствую встающих на Христа и посягающих на церковь.

Кто слов не принимает, тот, может быть, убоится суда Божия за захват священного.

Посему только чрез мой труп захватите святыню. Это мой долг, почему и христиан зову к стоянию до смерти.

Судите меня, а прочих освободите, они должны исполнить мою волю, пока христиане. Иначе анархия, развал, презрение от всех

Здесь нужно понимать, и Андроник об этом прямо и последовательно говорит еще со времен Поместного собора, что большевики покусились на имущество церкви. Такого кощунства церковь не прощала даже монархам, причем ни в одной стране мира. Но с точки зрения большевиков поведение церкви разумных оснований под собой не имело, поскольку церковь жила нетрудовыми доходами. Такой способ производства не являлся социалистическим, а правила отныне установлены одни для всех, а не разные в зависимости от сословий и уровня собственности. Кроме того, кормовая база бывшей империи находилась в чьих угодно руках, только не в большевистских, а налаживать хозяйство было необходимо вот прям тут и немедленно, а не потом в каком-то там раю. И ваще, рай для россиян на официальном уровне появился лишь недавно, и только при условии, что все остальные сдохнут.

В общем, Андроник закрысил для общества свои активы, и это был вызов. Тем более, что мысль о собственном трупе была повторена архиепископом дважды. Ну и главное - Андроник не ограничился пустозвонством и перешел к активной обороне:

На случай ареста оставлю распоряжение о закрытии всех градо-Пермских церквей. Пусть считаются с самим народом.

Арестованный рабоче-крестьянским правительством, запрещаю священно-церковнослужителям города Перми и Мотовилихи совершение богослужений, кроме напутствия умирающих и крещения младенцев.

В этом Андроник оказался радикальнее большевиков - последние даже в самые суровые годы позакрывали далеко не все церкви, и традиционные службы в них не ограничивали. Но чувак знал, чем себя оберегать - тысячи богомольцев, не мыслящих свою жизнь без обрядовости, стояли между ним и новой властью.

Веря во второе пришествие в победную поступь контрреволюции, Андроник принимал меры к сокрытию вверенных активов:

…не то в 8, не то в 9 часов вечера в июньские сумерки начиналось тогда что-то вроде представления. По улицам понеслись, отчаянно грохоча, один за другим грузовики. Как сейчас вижу – летит громада, заваленная какими-то серыми тюками, а на тюках, раскинув ноги, судорожно вцепившись руками в верёвки, крепящие поклажу, один-два священнослужителя в рясах с развевающимися длинными волосами, со сдутыми назад бородами, очевидно, в роли грузчиков. И так – один за другим».

Андроник заебал перешел к открытой конфронтации, и Мотовилиха приняла решение о его ликвидации. Непосредственное руководство задержанием осуществлял Жужгов, как имевший соответствующий и недавний опыт; Иванченко и Малков обеспечивали оцепление. В ночь на 17-е июня Андроник был взят в своем епископском доме.

На заднем плане - Кафедральный собор. Когда Андроника повязали (двухэтажный дом справа от собора), проинструктированный монашек на колокольне ударил в набат. Выставленное заранее оцепление подстрелило и монашка, и тех, кто пытался отбить архиепископа, обеспечив беспрепятственный проезд конвою. Труба на заднем плане - это железнодорожные мастерские, а прямо под желтым пятном - Мотовилиха.

Маршрут был проложен, и вел он в Мотовилиху, разумеется. Там, в милицейском управлении, планировалось поменять лошадей, но позвонил негодующий Ганька Мясников - его в известность о намеченных действиях не поставили. Ночь архиепископ провел в местной КПЗ, днем его допросили.

Перед началом допроса он снял с себя нагрудный крест, завернул в платок и сообщил: «Мы враги открытые, примирения между нами не может быть. Если бы положение было противоположным, я именем Господа Бога, приняв грех на себя, благословил бы повесить вас немедля. Других разговоров от меня не будет. Сказав это, он неспешно развернул платок и надел крест обратно. В дальнейшем Андроник на допросах молчал (из воспоминаний В. Ф. Сивкова, заместителя председателя Пермского горисполкома).

Архиепископа увезли в Пермь, в ЧК, и следующие две ночи он провел в задушевных беседах с Ганькой - последний был склонен к философии, и имел желание пообщаться с умным человеком. Несмотря на настойчивость Ганьки, полагавшего, что убийство Андроника не будет являться тактически верным решением, тот все же не был депортирован в Москву для дальнейших разбирательств. В итоге, Ганька дал добро на убийство, а через три недели вышел из состава ЧК, и вернулся на работу в советские органы.

Наложенный Андроником запрет на богослужения и закрытие церквей на случай его ареста вызвали недовольство в народе, но особенно - в ЧК. Понятно, что народ не был доволен ЧК, а последняя - Андроником, хотя, казалось бы, причина одна и та же - стяжательство архиепископа.

Попы послушали приказа и забастовали. Смущенные прихожане обратились к попам с вопросом: - А ежели мы хотим Богу молиться, так, значит, нельзя?

Попы ответили: - Нельзя. Когда до того дошло, что епископов арестовывают, то Бог от такой страны отвернулся и никаких молитв не хочет слушать.

Так, по словам попов, выходит, что и Бог забастовал. По этому поводу собрались два многолюдных митинга, на которых прихожане, обсудив забастовку попов и отказавшись верить в забастовку Бога, вынесли забастовавшим попам резкое порицание (Известия ВЦИК. «Забастовка попов»).

Андроника увезли на безлюдье и заставили выкопать себе могилу. Все это время ему предлагали жизнь в обмен на отказ от упертости и сотрудничество с советской властью. Не с ЧК или милицией - с гражданской администрацией. Просто заниматься своими церковными делами, не лезть в политику, не баламутить народ, и прекратить поповскую забастовку. Церковь отделена от государства, точка.

Архиепископ закончил копать, прилег на дно могилы - она оказалась коротка, и архиепископ добавил углубление для ног. Все, что он имел сказать, он сказал ранее, в том числе публично. Большевики в живом виде его не устраивали. Молитва заняла минут десять. Архиепископа закапывали живьем, давая возможность спасти жизнь отказом от противодействия власти, но шанс использован не был. Бросив последний ком земли, Жужгов несколько раз выстрелил в могилу.

Священникам было предложено продолжить отправление культа. Несогласные отправились вслед за Андроником, в том числе и члены Следственной комиссии Поместного собора, направленные из Москвы в Пермь для разбирательства. Это была еще вовсе не катастрофа, но механизм был запущен, и никто из участников не собирался учинять ему препятствий.

Продолжение следует...
Подпишись, чтобы не пропустить следующую часть! Она выйдет завтра, 22.10 в 18:00 по МСК.

Использованная литература:

Пермь от основания до наших дней: Ист. очерки/под ред. М. Г. Нечаева

Н. А. Зенкова, А. Б. Мощанский. О лицах, причастных к убийству Великого князя Михаила Александровича Романова//Пермский государственный архив социально-политической истории

Пермский период жизни Великого князя Михаила Александровича и его убийство в окрестностях г. Перми в ночь с 12 на 13 июня 1918. Сборник статей//Пермский государственный архив социально-политической истории

А. И. Авраменко. Офицерская монархическая организация для спасения Михаила Романова//Пермский государственный архив социально-политической истории

20 Июня 1918//Государственный архив Пермского края

Пост с навигацией по Коту
Подпишись, чтобы не пропустить новые интересные посты!

Также читайте на других ресурсах:
Телеграм
ВК
Дзен