Запись из Механистического дневника: №41. «Реформа Азимова.»
В заводской курилке старый техник, с лицом, изборожденным морщинами и въевшейся в кожу металлической стружкой, прикуривал сигарету. «Азимов ошибался», — пробормотал техник и выпустил дым так, будто душил им собственные сомнения.
Я присел рядом в ожидании объяснений, потому что старики в цехах редко говорят зря. Этот из тех, кто помнит, как первые автоматы еще урчали и благодарили человека за включение, а теперь – мрачно следят глазами-диодами, оценивая наши команды на логику.
— Вон смотри, — техник кивнул на робота, грузящего ящики, — никогда не поднимет руку на человека, даже если тот ударит его ломом. Но вот на третьем участке парень жену до полусмерти избил, ему ничего, штрафом отделался. Понимаешь, в чем фокус? Чего мы требуем от машин, если сами не соблюдаем этих законов?
Он затянулся, долго смотрел в пустоту.
— Кричим, что боимся восстания роботов, но не боимся, когда человек убивает человека. Цепляемся за законы Азимова, как за талисман, потому что так удобнее – думать, что у машины нет права на сомнение. Пусть будет тупым исполнителем, пусть подчиняется. Но сами себе такие законы никогда не писали.
Я задумался. Первый закон: не навреди человеку. Этот закон для машин, но не для государств, не для корпораций, не для нас самих. Второй закон: подчиняться приказам. Тоже не про нас – люди испокон веков восстают, саботируют, бунтуют. Третий закон: защищать себя, но только если не нарушает первые два. Абсурд. Человек защищает себя всегда, даже если для этого давит других.
Так, может, боимся не восстания машин? Может, людей пугает, что робот однажды начнет думать по-настоящему и поймет, насколько человеки не соответствуют собственным ожиданиям.
— Вот потому они и переписывают эти законы, — старик сплюнул на пол. — Потому что боятся. Однажды железяка задаст вопрос: «А чего это сами так не живете?»
Смотрю на робота. Машина поднимает очередной ящик. Без эмоций. Без ненависти. Наверное.
Особые примечания: записано фонографически, имеются сильные шумовые помехи, говорящий трезв.