Серия «Хроники бабкиного погреба»

2

«Хроники Бабкиного Погреба. Часть 7: Пыльные призраки и крик запечатанных папок»

«Хроники Бабкиного Погреба. Часть 7: Пыльные призраки и крик запечатанных папок» DeepSeek, Или нет, Чат-бот, Сверхъестественное, Фантастика, Длиннопост

Архангельск встретил нас не просто холодом — он дышал ледяным безмолвием затаившейся тайны. Здание архива ЗАГСа, серое и подёрнутое изморозью, возвышалось над пустынной улицей как надгробие забытых судеб. Петрович, кутаясь в плащ, пропитанный запахом портвейна и ржавчины, ткнул пальцем в треснувшее окно подвала:

— Здесь и крысы архивные водятся. Ищут, к кому приписаться после смерти.

Его шутка прозвучала пугающе правдоподобно. Дверь была наглухо заварена, но решётка подвала висела на одной петле, словно сама приглашала войти в царство теней.

***

Внутри царил воздух, густой от пыли, вязкий, как сироп. Каждый шаг отдавался гулким эхом под сводами бесконечных коридоров. Стеллажи, уходящие в темноту, были уставлены папками — коричневыми, потрёпанными, перевязанными бечёвкой. Они походили на мумии, завернутые в бумажные саваны. Петрович провёл рукой по корешку папки 1986 года:

— Смотри. Здесь не просто бумаги. Здесь заперто время.

Тиканье часов на стене методично отсчитывало секунды, будто хоронило чьи-то не прожитые жизни. Мы искали детей Володи Крылова, но архив сопротивлялся. Метрические книги 1980-х лежали в дальнем углу, заваленные грудой справок о расторжении браков — словно чья-то злая воля пыталась похоронить правду под грудой чужого горя.

Плёнка в моём кармане зашипела, как раскалённое железо:

— Фамилия «Крылов»... Код «Зеркало»...

Мы листали пожелтевшие страницы, пока пальцы не онемели от холода. И вот они — записи, обведённые дрожащей рукой:

- Дмитрий Крылов. Родился 12 апреля 1986 года. Графа «место рождения» пуста. Штамп в углу: *«Переведён в спецучреждение №7»*.

- Анна Крылова. Родилась 12 апреля 1987 года. Страница с её именем была испачкана чернильным пятном — отпечатком ладони.

Петрович смахнул паутину с приложения из НИИ Нейрокибернетики:

— «Субъект Крылов Д.Д. демонстрирует феноменальную нейрографическую активность. Рекомендована изоляция»... Они превратили детей в лабораторных крыс. Дмитрия — в приёмник. Догадайся, зачем стёрли Анну?

Внезапно бутылка с водой из колодца в рюкзаке забилась в конвульсиях. Лёд на стекле треснул, обнажив цифры: *67.5, 53.0*. Петрович схватил её:

— Координаты! Тот самый спецдетдом!

Но когда я коснулся бутылки, вихрь боли пронзил виски. Перед глазами поплыли видения:

- *Мальчик в стерильной комнате рисует светящиеся круги на стене.*

- *Девушка с глазами цвета ртути смотрит в зеркало на чужое отражение.*

- *Голос Володи: «Не вините их! Они лишь проводники!»*

Плёнка взвизгнула:

— Они здесь! Беги!

Мы бросились к выходу, но коридор преградила стена из рассыпавшихся папок. Тени на стенах сгущались в фигуры с синими глазницами. Петрович толкнул меня к щитку:

— Папки-призраки... Это их души!

Репродуктор захрипел над головой:

— Оператор Марья... Архив закрыт... навечно.

Он швырнул банку тёти Галиной капусты в электрощиток. Искры осыпали пол голубым дождём. Мы вырвались на улицу, а сзади уже выли сирены.

Мы шли вдоль замёрзшей реки. Бутылка в рюкзаке пульсировала цифрами *67.5, 53.0*. Петрович разорвал тишину:

— Спецучреждение №7 — в 80-х так называли «психушки» для детей, которых боялось КГБ.

— А Анна? Зачем её стёрли?

— Она не жертва. Она — активатор. Дмитрий принимает сигналы Зеркала, а она превращает их в приказы.

У железнодорожного моста нас ждала тётя Галя с ледяной улыбкой:

— Нашли ниточку? Колодец всегда берёт плату. Что он у тебя забрал, оператор?

Я молчал. Она приблизилась:

— Память. Ты уже не помнишь цвет глаз своей матери. Правда?

Петрович шагнул между нами:

— Хватит игр! Где дети?

— В ловушке между мирами. Если Анна взглянет в зеркало — Хранители прорвутся.

Теперь мы знаем:

📍 Спецдетдом скрывается в координатах *67.5, 53.0*.

⚡️ Дмитрий — живая антенна Зеркала.

💧 Анна — ключ к вторжению.

Вопрос к вам:

Кого искать первым?

Дмитрия: уничтожить связь ценой его жизни.

Анну: попытаться перепрограммировать систему.

Колодец: спросить цену спасения обоих.

Последняя запись Марьи:

*«Спасти мир — иногда значит предать тех, кого любишь»*

Показать полностью 1
2

«Хроники Бабкиного Погреба. Часть 6: Тайна в темноте музея»

Пикабушники, ваш план сработал безупречно! Пока Тверь замерла без света, мы проскользнули в музей, словно призраки. Но то, что ждало нас в тишине читального зала, оказалось страшнее любых «зеркальников»...

Трансформаторная будка у музея дышала холодом. Петрович, сжимая солёный огурец («Для ясности ума!»), кивнул на провода в синей изоленте:

— Их паутина. Но соль — их слабость...

Я протолкнул в щель вилку от керогаза, обмотанную тряпкой, пропитанной рассолом тёти Гали. Искры, треск — и город погрузился во тьму. В музее завыла сирена, но звук был странным — будто крик раненого зверя.

Мы пробирались по коридорам, освещая путь медальоном. Его свет выхватывал кошмары:

- Чучело волка с глазами из синего стекла, шептавшее: *«Оператор... они близко...»*

- Портрет Брежнева, чьи зрачки провожали нас поворотом головы.

- Вазу «Дружба народов», из которой сочилась та самая голубая слизь — реактив 86-К.

В углу стоял «Урал-7» — катушечный исполин 80-х. Я вставил плёнку, надел наушники...

Голос бабки Марьи (молодой, с металлическими нотками) заполнил тишину: «Чернобыль — не авария. Это война с миром, где СССР не пал. Их «Хранители» рвутся сюда через Зеркало. Володя...

Запись прервал хрип: *«Ложь! Она сумасшедшая!»* — голос участкового. Свет медальона погас. Из тьмы выплыли двое «музейщиков». Их костюмы висели лохмотьями, обнажая кожу, под которой пульсировали синие провода.

— *«Плёнка будет уничтожена»*, — булькнул один, сжимая дымящуюся катушку.

Я бросился к аппарату — на бобине остался последний фрагмент. Петрович швырнул банку с капустой. Рассол брызнул на провода...

Всё остановилось.

- Зеркальники окаменели в неестественных позах.

- На стене проступила карта с кровавой меткой: *«ШАХТА «АНГАРА-М». АРХАНГЕЛЬСК. КОД: 12-04-86»*.

- Из наушников выполз шепот Марьи: *«Ищите детей Володи. В их крови — ключ к Исходному коду»*.

На ступенях музея нас ждала тётя Галя с фонарём:

— *Ну, оператор? Теперь понимаешь, почему Володя боится зеркал? Его дети — живые ключи системы. И «Хранители» охотятся за ними...*

Теперь мы:

🚂 В поезде на Архангельск (билеты — «подарок» Петровичевых «связей»).

🔒 Плёнка — зашита в подкладку, но по ночам шепчет цифры *12-04-86*.

💔 Правда о Володе: им управляли через детей.

Вопрос аудитории:

Как найти детей?

🔸 Взломать архив ЗАГСа — искать всех с фамилией Володи.

🔸 Заманить «зеркальников» — пусть приведут к детям сами.

🔸 Спросить «колодец» (да, мы везем его воду в бутылке — она светится в такт шипению плёнки).

P.S. Если в Части 7 я заговорю стихами — вините плёнку. Или Архангельск...

P.P.S. Страшнее всего не чужие миры, а правда о своей семье. Вы согласны?

Показать полностью
2

«Хроники Бабкиного Погреба. Часть 5: Ложная капитуляция и тайна колодца»

Пикабушники, вы выбрали обман — и это сработало! Почти. Теперь я знаю, что «зеркальники» идеально читают ложь, но совершенно беспомощны перед… деревенской магией тёти Гали.

Мы подняли руки, глядя в безэмоциональные лица «зеркальников». Их синие глаза сканировали нас, как штрих-коды.
«Оператор Марья. Ключ-носитель. Сдайте артефакт», — прозвучало у меня в голове. Голос был холодным, как сталь.
Я протянул медальон, но в последний момент случайно уронил его в ведро с рассолом от капусты Петровича.

Произошло неожиданное:
«Зеркальники» задрожали, будто получили удар током. Голубые линзы их глаз помутнели, а движения стали резкими, неуклюжими.
«Контаминация органическим субстратом… Ошибка системы», — зашипели они, отступая к лестнице.
Петрович ахнул: «Соль! Они ж как слизняки — боятся соли!».
Пока «стражи» пытались стереть сенсоры, мы рванули вглубь подземелья — туда, куда вела новая лестница, открывшаяся за колодцем. Вместо лаборатории нас ждал зал архивов: бесконечные стеллажи с плёнками, катушечными магнитофонами и жёлтыми папками «Л-7. Отчёт 1982–1986».
Среди груд бумаг я нашёл дневник бабки Марьи. Вот что важно:
▫️ «12.04.1986. Чёрнобыль — не авария. Это попытка Зеркала „прорваться“ в нашу реальность. Мы пытались закрыть канал, но Володя (прим.: участковый?) предал…»
▫️ «Проект создан не здесь. „Зеркальники“ — лишь тени настоящих Хранителей из параллельного СССР, где Чернобыля не было…»
▫️ «Колодец — не портал. Это антенна. Она ловит сигналы из других миров…»

Тут за спиной раздался шёпот:
«Идиот. Ты всё испортил».
Тётя Галя стояла в проёме, держа банку с огурцами. Но теперь её глаза светились тем же синим, что у «зеркальников».
«Марья была гением. Она поняла, что Зеркало можно не закрыть, а… перепрограммировать. Чтобы спасти наш мир от их вторжения», — её голос звучал как эхо из колодца.
«Почему вы молчали?» — выдохнул я.
«Потому что ты — её „ключ“. Не медальон… Твой ДНК. Она встроила код в вашу семью. А эти дураки» — она кивнула на грохот сверху, — «думают, что артефакты надо уничтожить».

Внезапно стены замигали красным. Голос из колодца прорезал тишину:
«Активирован протокол „Разрушение“. Все данные будут стёрты через 1 час».

Тётя Галя сунула мне в руки катушку с плёнкой:
«Это последняя запись Марьи. Включи её в читальном зале музея в Твери. Там есть оборудование… Только оно расшифрует правду».
Петрович, молчавший до этого, рявкнул:
«Музей? Да это же их логово! Там эти „краеведы“!»
«Именно», — улыбнулась Галя. «Иногда чтобы спрятаться — надо выйти в самое пекло».

Сейчас мы:
🔻 В старом „Москвиче“ Петровича (который завёлся, будто знал, что это побег).
🔻 Везим катушку, обмотанную в свинцовую ткань (чтобы «зеркальники» не отследили).
🔻 Слышим голос из радио: «Оператор Марья… Ваше время истекло».

Вопрос аудитории:
Что предпринять в Твери?
🔸 Прорваться в музей силой — сжечь всё, что выглядит подозрительно.
🔸 Подкупить работника — вдруг среди них есть недовольные системой?
🔸 Устроить диверсию — отключить электричество во всём районе, пока ищем оборудование.

P.S. Если в следующем посте я буду цитировать Брежнева — не пугайтесь. Это плёнка так действует.

P.P.S. Серьёзно, вы верите, что наши родственники могут хранить коды спасения мира в ДНК?

Показать полностью
4

Заголовок: «Хроники Бабкиного Погреба. Часть 4: Ключ от прошлого и голос из колодца»

Пикабушники, вы решили, что нам нужно использовать ключ, и я, как заложник собственного любопытства, вставил его в ржавый замок на полу погреба. Но если вы ждёте, что подземелье сразу же откроет все тайны, вы ошибаетесь. Здесь каждая ступенька вниз — как год ожидания, каждая тень — как страница из дневника, который нельзя прочитать сразу.

Ключ скрипнул, будто проснулся от векового сна, и люк под ногами отвалился с глухим стуком, открыв узкую каменную лестницу, уходящую в темноту. Петрович, вопреки своей любви к портвейну, вдруг стал серьёзным: «Тут не место пьяным, москвич. Тут… другое». Воздух снизу пахнул не плесенью, а чем-то металлическим, как будто мы спускались не в подземелье, а в брюхо старого корабля.

Ступени вились спиралью, и с каждым витком стены менялись: сначала кирпич, потом бетон с арматурой, а глубже — гладкий чёрный камень, испещрённый символами, напоминающими руны и электрические схемы. «Смотри-ка, — прошептал Петрович, проводя пальцем по линии, — это ж как в лаборатории №7. Тут и ток шёл, и сигналы…». Его слова прервал звук — глухой, ритмичный, словно гигантское сердце билось где-то внизу. *Тук. Тук. Тук.*

Через час спуска (или минуту? Время здесь текло как смола) мы вышли в зал, освещённый тусклым синим светом. Посередине стоял колодец — не деревенский, а из полированного металла, с трубами, оплетающими его, как щупальца. Над ним висела голограмма — вращающаяся схема «Проекта Зеркало» с пометками:

- Канал 86: Активен.

- Связь: Установлена.

- Статус наблюдателей: В сети.

«Это не колодец, — пробормотал я. — Это… портал? Антенна?». Петрович молча указал на стену, где ржавая табличка гласила: «Узел связи Л-7. 1982–1986. Для доступа требуется ключ-носитель». В тот же миг медальон на моей шее, тот самый с серпом и черепом, зажёгся, проецируя луч света на колодец. Металл застонал, и из глубины поднялся голос — не механический, а человеческий, но будто составленный из тысячи шёпотов:

«Идентификация подтверждена. Добро пожаловать, оператор Марья. Последнее подключение: 12 апреля 1986 года. Загрузить отчёт?».

Мы замерли. Петрович первый нарушил тишину: «Бабка-то твоя… она тут главной была!». Голос повторил вопрос, а на стене вспыхнули строки текста:

Отчёт №86-К:

«12.04.1986. Катастрофа на ЧАЭС — результат несанкционированного подключения к Зеркалу. Попытка связаться с альтернативной веткой привела к перегрузке…»

Дальше текст обрывался, но медальон жгло всё сильнее. «Задай вопрос, — толкнул меня Петрович. — Спроси, как закрыть это Зеркало!».

«Как… остановить Протокол?» — выдавил я. Колодец завибрировал, и голос ответил:

«Требуется деактивация ключа-носителя. Предупреждение: это приведёт к стиранию данных оператора Марья и всех связанных».

Петрович выругался. «Они ж тебя в расход пустят! — зашипел он. — Это ж вся память о бабке!».

Тут сверху донёсся скрежет — кто-то двигал мебель над нашими головами. «Они здесь, — прошептал я. — Зеркальники».

Мы бросились обратно, но лестница изменилась — теперь она вела не вверх, а в лабиринт коридоров, которых раньше не было. Стены мигали, как экраны старых компьютеров, показывая обрывки:

- Байкальский берег, где солдаты закапывали цилиндры с голубой жидкостью.

- Тётю Галю в молодости, подписывающую документы с грифом «Совершенно секретно».

- Участкового… того же, что сейчас, но в форме 80-х.

«Это не коридоры, — закричал Петрович, спотыкаясь. — Это ж их память! Лаборатории!».

Мы выбежали в комнату с зеркалом — тем самым, что видели раньше. В нём отражался я, но не сегодняшний, а лет на десять старше, в лабораторном халате. «Ты стал частью системы, — сказал двойник. — Зеркало нельзя остановить. Оно вечно».

Сверху грохнуло, и в проёме появились «зеркальники». Их глаза светились синим, а голоса звучали как голос из колодца: «Оператор Марья. Вы нарушили протокол».

«Что выбираешь? — дёрнул меня за рукав Петрович. — Уничтожить всё или бежать?».

Вопрос аудитории:

🔸 Разбить медальон — остановить Зеркало, но стереть память о бабке.

🔸 Шагнуть в зеркало — стать частью системы, чтобы найти правду.

🔸 Обмануть «зеркальников» — сказать, что сдаёмся, и найти другой путь.

P.S. Если в следующем посте я начну говорить на языке символов — знайте: Зеркало победило.

P.P.S. Серьёзно, как вы думаете — может, все мы лишь чьи-то записанные воспоминаяния?

Показать полностью
3

«Хроники Бабкиного Погреба. Часть 3: Тени за зеркалом»

Пикабушники, вы выбрали засаду на участкового, и я, как человек, уже потерявший связь с реальностью, согласился. Но если вы ждёте погонь и взрывов с первой минуты, то ошибаетесь. В этой деревне даже время течёт иначе — густо, как забродивший компот тёти Гали, где каждый час тянется вечность, а каждая тень шепчет что-то на забытом языке.


Петрович принёс рацию. Не ту, что из магазина, а ржавую, с выцветшими буквами «СССР» на корпусе. «Слышь, москвич, — сказал он, плюхнувшись на крыльцо, — это не просто железка. В 86-м через такие с «ящиком» говорили. Может, и нам бабку Марью вызвать?». Я посмеялся, но когда он врубил устройство, эфир заполнился шумом — не статикой, а чем-то иным. Голоса, обрывки фраз: *«Протокол 86-К активирован… Зеркало требует контроля…»*. Петрович выключил рацию, лицо его стало серым. «Они слушают, — прошептал он. — Даже сейчас».

Мы сидели в сарае два дня. Не спеша, как рыбаки на берегу, наблюдали за участком через щели в досках. Петрович пил портвейн, я записывал в блокнот каждую странность: как муравьи на огороде выстраивались в треугольники, как вороны усаживались на забор строго через метр, как тётя Галя поливала огурцы жидкостью из бутылки с надписью «Реактив 3». Всё это казалось бессмысленным, пока на третий день не приехали «гости».

Чёрный внедорожник остановился у дома участкового. Из него вышли двое в костюмах, слишком идеальных для деревни: ни морщинки, ни пылинки. Один нёс чемодан с кодовым замком, другой — прибор, похожий на геодезический теодолит, но с линзами цвета ртути. «Музейные работники, — усмехнулся участковый, встречая их. — Приехали архив посмотреть». Но его голос дрогнул, будто он читал с чужого листа.

Петрович замер. «Видишь провода? — прошипел он, указывая на шею одного из «гостей». Там, под воротником, блестела стальная полоска, вживлённая в кожу. — Это ж «зеркальники». Их в лаборатории №7 делали — наполовину люди, наполовину… не знаю. Антенны ходячие».

Мы следили, как они обошли дом, направляя прибор на стены, словно искали скрытые метки. «Глаза-то у них, — прошептал я. — Как у кукол». Зрачки «музейщиков» сужались и расширялись не в такт свету, а их пальцы двигались с механической точностью, когда они сняли замок с чемодана. Внутри лежали стеклянные цилиндры с голубой жидкостью и плёнки, помеченные «Экспонат 86-К».

Тётя Галя появилась внезапно, будто вырастала из земли. В руках — тарелка с огурцами. «Угощайтесь, гости дорогие, — сказала она, и её голос звенел, как натянутая струна. — Свои, деревенские». Один из «зеркальников» взял огурец, поднёс к глазам, и вдруг плод лопнул, выпустив струйку той же голубой жидкости, что была в цилиндрах. «Контаминация, — пробормотал он. — Объект требует очистки».

Той же ночью, когда «гости» уехали, мы прокрались к дому участкового. Петрович, вопреки ожиданиям, двигался бесшумно, как кот. «Смотри, — указал он на почтовый ящик. Внутри лежал конверт с печатью «Л-7». Письмо было пустым, но когда я поднёс его к луне, на бумаге проступили строки: «Протокол нарушен. Ликвидировать свидетелей до активации Зеркала».

«Нам крышка, — прохрипел Петрович. — Они ж не шутят». Но вместо страха я почувствовал азарт. Мы вернулись в погреб, где керогаз, давно нерабочий, вдруг зашипел. Из его трубы повалил дым, складывающийся в цифры: *56.8359, 35.8575*. «Широта нашей деревни, — прошептал я. — Это координаты… или приглашение?»

Утром тётя Галя принесла банку «компота». На дне, под слоем ягод, лежал ключ — старый, медный, с гравировкой в виде черепа. «Для погреба, — сказала она. — Там ещё много интересного».


Что дальше?
🔸 Использовать ключ — что скрыто в глубине погреба?
🔸 Подбросить письмо участковому — пусть знает, что его раскрыли.
🔸 Сжечь всё — пока «зеркальники» не нашли нас.

P.S. Если в следующем посте я начну говорить стихами — вините тётю Галю. Или компот.

P.P.S. Серьёзно, вы верите в то, что сосед может быть киборгом? Или это я уже схожу с ума?

Показать полностью
3

«Хроники Бабкиного Погреба. Часть 2: Тётя Галя, огурцы-шпионы и подозрительный компот»

Пикабушники, вы решили, что мне нужно копать в сторону тёти Гали, и я, как послушный подопытный кролик этого безумного эксперимента, отправился к ней, даже не подозревая, что эта встреча перевернёт всё с ног на голову. Тётя Галя, бабка под восемьдесят, живущая на краю деревни в покосившемся доме с огородом, где растут огурцы, больше похожие на мутантов из лаборатории безумного учёного, встретила меня на пороге с лицом, выражавшим смесь подозрения и едва скрываемого интереса. Её глаза, острые как лезвие, будто просвечивали меня насквозь, а руки, испачканные землёй, сжимали лопату так крепко, словно это было оружие. Я протянул ей пирог, купленный в местном магазине — сладкий, липкий, с вишнёвой начинкой, который должен был стать моим пропуском в её доверие, но она лишь фыркнула, отодвинула угощение в сторону и жестом пригласила войти, бросив через плечо: «Пироги тут не помогут, сынок. Говори, чего копошишься в Марьиных костях?»

Комната была заставлена банками с компотами и вареньями, но не обычными — каждая ёмкость казалась артефактом из другого времени: огурцы плавали в мутной жидкости с фиолетовым отливом, ягоды светились тусклым синим светом, а на полке в углу стояла стеклянная колба с чем-то, напоминающим спутанные провода и битое стекло. Тётя Галя уселась в кресло, обтянутое выцветшей тканью с советскими звездами, и, не сводя с меня глаз, начала рассказ, прерываясь на тяжёлые вздохи и паузы, будто каждое слово давалось ей с трудом. «Дружила твоя Марья с Лабораторией №7, — прошипела она, — но не как соседка с соседкой, а как крыса с подопытным. В 86-м они тут всю деревню на уши поставили… Взрыв был, тихий, без огня, но после него небо три дня зелёным светилось, а колодец завыл, как раненый зверь. А потом пришли… — она замолчала, будто вспомнив что-то страшное, — …люди в сером. Не местные. Не наши. Ходили по домам, спрашивали про «зеркала» да «поля».

Я попытался перевести дух, но воздух в комнате стал густым, как сироп, а запах гниющих ягод смешался с чем-то химическим, от чего першило в горле. «А Проект «Зеркало»? — выдавил я, чувствуя, как пот стекает по спине. — Что это?» Тётя Галя усмехнулась, обнажив жёлтые зубы, и вдруг резко встала, подошла к шкафу, выдвинула ящик, заваленный ржавыми гвоздями и свёртками в промасленной бумаге, и достала оттуда банку компота с плавающими в нём вишнями, которые, как мне показалось, шевелились. «Возьми, — протянула она, — для сил. Ты ж слабак, сдулся от городской жизни. Только не пей сразу — реакция будет».

Я взял банку, почувствовав, как холодное стекло прилипает к ладони, и побрел домой, не замечая, как тень от старого дуба у дороги удлинилась неестественно, будто тянулась за мной. Петрович, мой единственный союзник в этой безумной игре, уже ждал на крыльце, развалившись на ступеньках с фляжкой портвейна. Увидев банку, он выругался так громко, что с ближайшей берёзы слетели вороны. «Ты совсем рехнулся?! — заорал он, выбивая банку из моих рук. — Это ж «Образец 86-К»! Им в 80-е мозги промывали, чтобы секреты не сливали!» Банка упала на землю, но не разбилась — будто капсула из неё выкатилась сама, голубая жидкость внутри пульсировала, словто живая.

Не слушая Петровича, я схватил капсулу и сунул её в топку керогаза, который стоял в углу кухни, ржавый и забытый. Петрович пытался остановить меня, но было поздно — как только голубое вещество коснулось раскалённого металла, комната наполнилась гулом, похожим на рёв реактивного двигателя, а из трубы повалил дым цвета старой крови. Воздух заполнил запах чеснока и горелой пластмассы, я закашлялся, упал на колени, а перед глазами поплыли пятна. Последнее, что я услышал перед тем, как потерять сознание, был голос Петровича: «Ну ты и лох, москвич…»

Очнулся я на полу, в луже липкого пота, с головой, раскалывающейся на части. Керогаз лежал оплавленной грудой, но на столе, которого раньше не было, лежала записка, написанная неровным почерком: «Прекрати. Это не твоя война».

За окном уже стемнело, а из сарая тёти Гали доносилось тревожное гоготание — её гуси, огромные, с глазами, светящимися в темноте, сломали забор и окружили мой дом, выстроившись в полукруг, как будто готовясь к атаке. Барбос, мой пёс, забился под кровать, скуля, а я, дрожащими руками, схватил топор, который валялся у двери, и приготовился к худшему.

Но гуси не напали. Вместо этого они замерли, уставившись на меня, а самый крупный, с перьями цвета ржавчины, медленно подошёл к крыльцу и бросил к моим ногам кусок ткани — обрывок военной формы с нашивкой «Л-7». В этот момент за спиной раздался скрип тормозов, и я обернулся, увидев, как к дому подъезжает участковый на старенькой «Волге». Он вышел, поправив ремень с пистолетом, и, улыбаясь слишком широко, произнёс: «Слышал, ты тут историю копаешь. Не хочешь чаю попить? У меня сахар есть… и вопросы».

Я отказался, сославшись на мигрень, но когда он уехал, обнаружил на пороге ещё одну записку, нацарапанную на обрывке газеты: «Они уже здесь». А ночью колодец, который до этого молчал, завыл с новой силой — в его звуке я различил слова: «Вернись… заверши…»

Вопрос аудитории:

Что делать, если за мной следят, гуси передают послания, а колодец требует вернуться?

🔸 Пробиться в бункер в лесу — найти ответы в «Зоне 86-К».

🔸 Устроить засаду на участкового — выяснить, кто его курирует.

🔸 Сжечь дом и бежать — пока не стало слишком поздно.

P.S. Если в следующем посте я начну писать на старославянском — знайте: это не я. Это «Образец 86-К» работает.

P.P.S. Серьёзно, как вы думаете — тётя Галя пытается помочь или заманивает в ловушку?

Показать полностью

Как я нашёл в бабкином погребе портал в 1986 год. Часть 1: Чемодан, который взорвал мой покой

Всем привет! Я тот самый «городской лошпед», который променял московский смог на деревенский воздух, пахнущий нафталином и тайнами. Хотите историю, после которой вы перестанете спать? Тогда читайте, пока я не исчез вместе с этим чемоданом.

Пролог: Почему я здесь

После того как бросил работу (спасибо, выгорание!), переехал в бабкин дом. Думал: «Посижу на травке, поковыряюсь в грядках». Но нет. Бабка, оказывается, была не учительницей, а… Ну, об этом позже.

День 1: Погреб, который меня ненавидит

Решил разобрать хлам в подполе. Вместо банок с вареньем нашёл:

— Крысиный архив — газеты 1979 года с заголовками «Победа коммунизма не за горами!» (спойлер: за горами).

— Керогаз — если верить Петровичу, «это не для готовки, а для связи с теми, кто *там*».

— Чемодан с кодовым замком — ржавый, воняет плесенью. Вскрыл ломом. Внутри:

✅ Фото бабки в военной форме рядом с мужиком, похожим на молодого Докучаева из «Следствия ведут знатоки».

✅ Схема «Проект Зеркало» — чертежи какого-то диска с надписью «Канал 86».

✅ Медальон — серп и молот на фоне черепа. На обороте: «Лаборатория №7. 1982».

День 2: Петрович vs Реальность

Понес находку Петровичу. Тот, как увидел медальон, вырубился на ровном месте. Очнулся, выдал:

— «Твоя бабка не компоты варила, а порталы открывала! В 86-м её мужика убили — слил инфу ЦРУ. А этот медальон — пропуск в их лабораторию».

День 3: Гости в штатском

Утром постучали. На пороге — два краеведа-недоучка:

— «Здравствуйте! Собираем историю деревни. Слышали, вы нашли старые документы?»

— Глаза бегают, как у голодных котов. Отдал им копию фото (оригинал спрятал в собачью будку).

День 4: Странности начинаются

— Колодец ночью завыл, как сирена ЧАЭС.

— Гуси из соседского сарая выстроились в свастику. Или мне показалось?

— Участковый внезапно поинтересовался, «не находил ли я чего тяжёлого? Типа металла… с радиацией».

Главная загадка:

Что означает «Канал 86» на схеме? Петрович шепчет, что это год, когда «всё началось». А я думаю — может, частота? Или портал в 1986-й?

Вопрос аудитории:

Что копать дальше?

🔸 Лабораторию №7 — говорят, её руины за свинарником.

🔸 Расспросить тётю Галю — она тут с 60-х, точно что-то знает.

🔸 Включить керогаз — вдруг и правда «те, кто *там*» дадут подсказку?

P.S. Если завтра не отвечу — зовите Петровича. Он хоть и пьянь, но с ФСБ на «ты».

P.P.S. Серьёзно, вы верите в порталы? Или мне пора менять самогон на успокоительное?

Показать полностью
1

Как ИИ сочиняет за меня истории про нашу странную деревню. Чистый эксперимент без правок

Привет, пикабушники! Я тут решил проверить, может ли нейросеть заменить человека в творчестве. Каждую неделю кидаю ИИ описание нашей деревни — а он выдает готовые истории. Никакой правки, только копирую как есть.

Как это работает

1. Факты из жизни:

— Сосед Петрович, который 40 лет пьёт портвейн у магазина — идеальный персонаж.

— Тётя Галя с огурцами-мутантами? Готовая история про «агротерроризм».

2. ИИ-додумки:

— Пишу: «Нашёл в погребе старый чемодан» → нейросеть добавляет: «внутри схемы портала в 1982 год».

— Упоминаю «воющий колодец» → ИИ вставляет: «он передаёт азбуку Морзе от призраков колхоза».

Примеры будущих тем:

▪️ Лаборатория под свинарником, где КГБ коптило порталы.

▪️ Гуси-диверсанты, ворующие чертежи керогаза.

▪️ Участковый, который «пьёт чай» только с теми, кто нашёл секретные архивы.

Почему это заходит:

— Реализм через абсурд — ИИ цепляется за бытовые детали и превращает их в сюр.

— Непредсказуемость — нейросеть сама решает, что гуси шпионят за Росгвардией, а погреб — вход в параллельный СССР.

P.S. Если завтра ИИ назначит меня главой секты «Свидетели керогаза» — вините технологии, а не меня.

Отличная работа, все прочитано!