Как Валентин Серов создал шедевр, изменивший русскую живопись: два месяца позирования, сотни мазков кисти и один гениальный замысел.

Жаркий август 1887 года в подмосковной усадьбе Абрамцево – царстве мецената Саввы Мамонтова, где творили, спорили и пили чай лучшие умы и таланты. В столовую, пропахшую старым деревом и летом, врывается вихрь по имени Вера. Всего-то двенадцать лет от роду, дочь хозяина, вся взъерошенная после «казаков-разбойников». Щеки пылают, в глазах – озорные искры. Она ловит персик (сочный, румяный, выращенный, между прочим, в местной оранжерее – Мамонтовы не искали легких путей!) и плюхается за стол. И вот тут ее ловит взглядом 22-летний Валентин Серов, недавно вернувшийся из Италии с головой, полной венецианского света и ренессансного «дурмана», как он сам писал невесте: «Хочу отрадного!». И судьба услужливо подсунула ему это самое «отрадное» в лице задорной Верочки.

Так родился замысел одной из самых узнаваемых картин русского искусства. Хотя «замысел» – громко сказано. Скорее, Серов инстинктивно схватился за кисть, чтобы поймать ускользающее: эту самую детскую непосредственность, свежесть, которой, как он считал, так не хватало академическим полотнам. «Очень хотелось сохранить свежесть живописи при полной законченности, — вот как у старых мастеров» – признавался он позже. И началось... Два долгих месяца (вечность для егозы Веры!) юная Мамонтова терпела муки позирования. «Измучил ее, бедную, до смерти», – сокрушался художник, но был непреклонен. Ему нужно было чудо.

И чудо случилось в той самой абрамцевской столовой. Серов пишет Веру в ее любимом розоватом платье с черно-белым гороховым бантом. За ее спиной – окно, залитое рассеянным светом, наполняющим комнату теплым воздухом и легкостью. Убегающая диагональ стола уводит взгляд в дверной проем, добавляя пространству дыхания. А на заднем плане, как молчаливый свидетель истории, замер деревянный раскрашенный гренадер – трофей Мамонтовых из Троице-Сергиевой лавры (говорят, раскрасил его сам Серов!).

Магия кисти и гениальный контраст

Что покоряет в «Девочке с персиками» сразу? Эта невероятная, почти осязаемая свежесть. Серов добился ее новаторски: вместо привычных четких контуров – мерцающие, подвижные мазки. Некоторым современникам это казалось... недоделкой. Но художник просто опережал время, интуитивно найдя язык, который позже назовут импрессионизмом. Ирония судьбы: с французскими импрессионистами он тогда знаком не был! Русский импрессионизм рождался тут, в Абрамцево, и был он особенным – не парижская суета, а тихая поэзия усадебной жизни, где свет и воздух становятся главными героями.

Серов виртуозно играет на контрастах: но не на черном и белом, а на теплом и холодном. Холодные голубовато-зеленые тона фона и стола – и теплое сияние Веры: ее смуглая кожа с румянцем, карие глаза, темные волосы. Розово-белая гамма платья и персиков – и дерзкий черно-белый бант. Тончайшая лепка лица, где виден каждый оттенок жизни – и смелые, почти эскизные мазки на руках, скатерти, листьях. Кажется, вот-вот дрогнет ресница, и Вера сорвется с места – ее спокойствие обманчиво. Взгляд! Загадочный, чуть хитрющий, полный ожидания: вот закончу позировать и снова в сад, к играм!

Успех в художественном мире

Когда картина (кстати, сам Серов скромно назвал ее «Портрет Веры Саввишны Мамонтовой», размером 91 на 85 см, масло) была представлена, она мгновенно вызвала бурную реакцию. Молодого Серова в 1888 году награждают премией Московского общества любителей художеств, и он мгновенно становится самым модным портретистом. И неспроста. «Девочка с персиками» – это манифест. Манифест против мрачноватого критического реализма передвижников. Здесь восторжествовал «реализм поэтический»: лирика, восхищение юностью, красотой, самой жизнью. Серов показал, что реализм может быть наполнен светом, воздухом и чистой, ничем не омраченной радостью бытия. Его картина улыбалась солнцу и стала символом поворота русского искусства к новым горизонтам, к поиску красоты в повседневном, к очарованию мгновения.

Судьбы

Подаренная матери Веры, Елизавете Мамонтовой, картина долго висела там, где и родилась – в абрамцевской столовой. Лишь в 1929 году она обрела свой вечный дом – Государственную Третьяковскую галерею, где и поныне покоряет зрителей. В Абрамцево и сейчас хранится копия – как напоминание о гении места.

Судьба же самой Веры Мамонтовой (в замужестве Самариной) сложилась трагически коротко. Вышла замуж, родила троих детей, но в 32 года, в 1907 году, ее унесла пневмония. Ее муж, Александр Самарин, в память о ней воздвиг церковь Живоначальной Троицы близ их усадьбы.

Но на холсте Серова Вера Мамонтова навсегда осталась чуть затаившей дыхание девочкой с персиком в руках – вечным символом юности, света и того самого «отрадного», которое гениальный Валентин Серов сумел поймать и подарить миру.

Титры

Материал подготовлен Вероникой Никифоровой — искусствоведом, основательницей проекта «(Не)критично».

Я веду блог «(Не)критично», где можно прочитать и узнать новое про искусство, моду, культуру и все, что между ними. В подкасте вы можете послушать беседы с ведущими экспертами из креативных индустрий, вместе с которыми мы обсуждаем актуальные темы и проблемы мира искусства и моды. Также можете заглянуть в мой личный телеграм-канал «(Не)критичная Ника»: в нем меньше теории и истории искусства, но больше лайфстайла, личных заметок на полях и мыслей о самом насущном.