пример про раскулаченных родственников - это частный пример. Вариантов того, что могло стать основой для трансгенерационной травмы множество: кто-то из родственников подвергался сексуализированному насилию, побывал в сильном землетрясении, переезжал в другие страны и сильные сложности с адаптацией, был в местах лишения свободы и т.д.

У коренных петербуржцев до сих пор есть статистические различия по сравнению с жителями других регионов в теме, связанной с едой, расстройствами, связанными с питанием. С чего бы вдруг?

Для меня лично тема еды тоже значима, расскажу свою историю. Моя бабушка по маминой линии жила в оккупированном городе, когда была ребенком. И, видимо, тема еды была острой. Мою маму били если та не доедала до конца.

Мне уже было проще. Меня бабушка закармливала до боли в животе, но физически не била. В моем детстве для мамы было важно доесть, «у нас общество чистых тарелок» и вот это всё.

В свою очередь, я до сих пор нервно себя чувствую, если ребенок, за которого я отвечаю, не хочет есть. Ладно, пусть ходит голодным (по моему мнению), но я буду напрягаться и злиться. При этом, как питаются взрослые меня не беспокоит. А вот дети – прям важно.

Мой пример показывает, как травма (1) предается через явные культурные практики. Через акт кормления ребенка. И (2) как у нового поколения появляется возможность ослабить ее влияние на будущее поколение. В моем случае у родственников мужчин не было такого жесткого опыта лишения еды. Думаю, что это смягчало. Ну и осознанность мамы и меня тоже.