История болезни

- Меня зовут Надежда Дмитриевна Краснова, - сказала нам преподаватель на лекции. - Я акушер-гинеколог.

Я поднял руку.

- У вас вопрос, молодой человек?

Смотрела она как-то лукаво и по-доброму.

- Студент Березин, - представился я. - Скажите, пожалуйста, Дмитрий Владимирович Краснов ваш родственник? Я у него практику по хирургии проходил.

- Верно! - ответила она с улыбкой. - Это мой муж. Давайте приступим к лекции. Я буду вести у вас гинекологию и акушерство. Вначале повторим анатомию человека.

Она достала развесила несколько плакатов, на которых были в разрезе изображены внутренние женские половые органы, и около сорока минут рассказывала нам, что и как устроено и зачем это всё надо.

- Ну, а раз уж наш предмет называется этапы жизнедеятельности человека, а не только женщины, то, давайте уж анатомо-физиологические особенности мужских половых органов разберём?

Она достала плакат с изображением мужского достоинства в сагиттальном разрезе и, не глядя повесив его на доску, сказала:

- Если про женщину я рассказывала сорок минут, то рассказать про мужчину мне и пяти минут хватит...

- Все гениальное - просто! - выкрикнул кто-то из аудитории.

Все засмеялись, преподаватель улыбнулась и посмотрела на плакат.

Оказалось, что повесила она его неправильно, повернув на девяносто градусов по часовой стрелке так, что "орган" висел не вниз головой, как в спящем режиме, а был направлен в сторону окна аудитории, параллельно полу, как в боевом положении.

Несколько секунд Надежда Дмитриевна смотрела на плакат, не понимая, почему орган изображён боевым. Затем, она как художник перед мольбертом, наклонила голову, положив ее на правое плечо, снова внимательно присмотрелась к рисунку.

- А что это он так кокетливо изображён-то? - растерянно произнесла она.

- Вы неправильно плакат повесили, - сказали ей. - Его повернуть надо.

- Точно! - поняла свою ошибку преподаватель. - Что ж я так растерялась?

Изучив в теории, как устроена и функционирует репродуктивная система человека, мы перешли к доклиническим практическим занятиям. А именно обучались осуществлять те или иные акушерско-гинекологические манипуляции на манекенах. От обычных вагинальных осмотров, до ведения родов. Занятия, проводимые Надеждой Дмитриевной были насыщенными и интересными.

- Представьте себе, что я - матка! - говорила она и раскидывали руки в стороны. - Руки мои, это фаллопиевы трубы.

При этом, она немного двигала руками, пальцы ладоней она растопыривала, изображая воронки фаллопиевых труб.

- Вот я захватила яйцеклетку и теперь она движется внутри трубы, навстречу сперматозоиду. Оплодотворение происходит именно в трубе и, уже оплодотворённая яйцеклетка движется в полость матки, формируясь в плодное яйцо, прикрепляется к одной из стенок.

И она прижимала ладонь к груди, как бы показывая, где теперь будет развиваться новая жизнь.

А как на латыни звучат размеры таза! Distantia cristarum (дистанция криста́рум) - расстояние между двумя наиболее удаленными точками гребней подвздошных костей.

Distantia spinarum (дистанция спина́рум) - расстояние между остистыми отростками подвздошных костей.

Distantia trochanterica (Дистанция трохантерика) - расстояние между большими вертелами бедренных костей.

Conjugatа externa (Конъюга́та эксте́рна) - расстояние от верхнего края лобкового сочленения до пояснично-кресцового сочленения.

Знание наружных размеров таза, позволяет нам рассчитать внутренние размеры таза и сделать вывод о необходимости кесарева сечения во время родов при суженном тазе.

...

В один из дней я встретил Родиона.

Вид у него был грустный, но уверенный.

- Здоров!

- Привет! Что грустный?

- Документы забираю, - ответил он. - Всё.

- Зачем? - опешил я. - Что-то случилось?

- Так надо, Дим. Так надо... - ответил он. - Сегодня последний день, завтра уезжаю.

- Так это..., как его..., - растерянно мычал я. - Ты что? Учёбу бросаешь???

Родион молчал. Видно было, что он не хочет говорить о причинах своего поступка, поэтому я решил больше не приставать с расспросами.

- Ну... Давай, хоть проводы тебе устроим, что ли...

Вдвоем с ним мы отправились в кафе, где и "накушались". Да так, что утром я, даже несмотря на то что проснулся вовремя, на занятия не пошёл. Стыдно.

Из-за проводов Родиона я пропустил практическое занятие по ведению родов при тазовом (ягодичном) предлежании плода. Потом чтоб закрыть "энку" в журнале, я просто пришел в свободное время и попытался с наскоку сдать пропущенную тему. Но Надежда Дмитриевна поняла мой хоть и хитрый, но примитивный план. Она, конечно, посмотрела мое выполнение манипуляции, но не зачла.

- Иди готовься, - ответила она.

- Можно завтра?

- Да хоть через час. Главное, подготовься!

Но и через час я снова не сдал. Вроде и прочитал всю методичку, измучил бедного манекена, то есть "манекеншу", а если ещё точнее, то часть "манекенши", отвечающую за репродукцию, но зачёта не получил. То ли делал неправильно, то ли мне мешали мысли о том, что единственный друг бросил учебу и уехал. Когда я в восьмой раз не сдал зачёт, то меня это так сильно разозлило, что я, в сердцах, решил бросить учебу.

"Ну а что? Нафиг оно всё мне сдалось! Родик учебу бросил, уехал. А я тут с пособием по ведению родов справиться не могу! Сколько можно-то???", - думал я выходя из медучилища и направляясь в сторону дома.

Всю ночь не спал, размышлял о своей дальнейшей судьбе. Вспомнил Карима с его наставлениями, что камни никуда не денутся, вспомнил психбольного Шурика, с его несчастной судьбой, вспомнил туббольного Акопа Бабаяна, который тихо умер в тубике, неизвестного БОМЖа, умершего от ОНМК в реанимации. И все мои воспоминания приводили меня к выводу о том, что к смертям я уже привык, а чтобы принять роды, то есть ощутить чудо рождения новой жизни, я неспособен что ли?

Я встал среди ночи, поймал кота Балуна, затолкал его в наволочку от подушки, и стал тренироваться "вести роды" при тазовом предлежании. Балун рычал, шипел, вертелся, и норовил сбежать, но потом он, видимо, понял, что я не собираюсь его убивать, и успокоился. У меня даже выведение запрокинутых ручек плода получилось на нем проделать.

"Если завтра не сдам, то заберу документы, - думал я. - Если сдам, то уж доучусь, как-нибудь..."

Утром, с исцарапанными руками, я показывал пособие по Цовьянову.

Сдал. С девятой попытки. Выйдя из кабинета акушерства, я решил, что диплом, я все же получу, но работать в медицине не буду ни дня.

...

Через девять лет после описанной истории мне все же пришлось принимать роды на дому с тазовым предлежанием, но это уже другая история. Источник.

На прием пришёл тридцатилетний мужчина с псориазом.

- Доктор..., - с каким-то смущением в голосе начал говорить он. - Вот..., снова обострилось...

- Раздевайтесь, посмотрим.

- Да, как-то неудобно. Можно, чтоб девушки хоть не смотрели? - попросил он, глянув на девчонок.

Больного можно было понять - молодой в расцвете сил мужик имеет такой неприятный кожный недуг. Видно было, что его кожа вызывала отвращение у него самого.

Глеб Владимирович, строго глянув на больного, ответил:

- Это студенты. Будущие доктора. Как они будут учиться, если все стесняются? Ваш псориаз никуда не денется, через год-другой вы придёте на приём к ним, а они не знают, что за болезнь у вас такая, потому что сейчас вы стесняйтесь! Раздевайтесь. Показывайте.

Аргумент и тон нашего учителя был более чем убедительный. Больной стал снимать верхнюю одежду. Мы же для себя сделали вывод, что какое бы неприятное зрелище не предстало пред наши очи, теперь просто обязаны все усмотреть и изучить.

Псориатические высыпания у больного были всюду, кроме лица. На пораженных участках кожа шелушилась, местами высыпания сливались в огромные бляшки, несколько возвышенные над здоровой кожей.

Псориаз.

Глеб Владимирович внимательно осмотрел больного со всех сторон, взял больного за руку и шпателем чуть-чуть поскоблил одну бляшку в области локтевого сустава. Мы четко увидели, как с бляшки посыпались белые чешуйки.

- Видите? - спросил доктор, обратившись к нам. - Что это?

- Шелушение...

- А ещё? Вы на бляшку посмотрите.

Бляшка, которую поскоблил доктор, стала бледно-розовой, гладкой и немного блестящей.

- Это же "эффект стеаринового пятна"!

- Так точно!

Доктор снова слегка поскоблил бляшку и на её поверхности появились мелкие капельки крови.

- А это что?

- "Кровавая роса"! - вразнобой ответили мы

- И всё вместе это что? - не успокаивался доктор.

- Псориатическая триада!

- Так точно! - довольно ответил доктор.

По его довольному лицу было видно, что лекции он читал не зря.

- Одевайтесь, - сказал он больному, приложив спиртовой шарик к бляшке.

- Дело в том, что этого больного я знаю, - стал рассказывать нам доктор. - Лечится он уже давно, а осенью и зимой у него обострения.

Больной, несмотря на некую неловкость, обусловленную повышенным вниманием нескольких человек к его телу, тоже проникся учебным процессом. От былой стеснительности у него не осталось и следа.

- Да всё нормально было, - стал рассказывать он одеваясь, - недавно с женой развёлся, вот и обострилось...

Больному назначили лечение. Он вышел из кабинета.

- Ничего себе, - стали шептаться девчонки, - с такой болезнью, ещё и жениться умудрился.

- Удивительный парадокс, - сказал доктор, услышав перешёптывание, - псориаз не заразен, но вызывает отвращение, неприязнь. А вот сифилис, например, ещё как заразен, но некоторые личности с удовольствием его подхватывают...

Все вспомнили недавнюю шумную историю с нашим студентом по кличке "Хунь" и замолчали. Действительно, причины возникновения псориаза изучены плохо, но он точно не инфекционной природы. Следующей больной была женщина примерно сорока лет с жалобами на высыпания в области кистей и предплечий. На коже рук её были многочисленные розовые пятна неправильной формы, местами имелись мелкие пузырьки (везикулы), наполненные мутной жидкостью, мелкие язвочки, расчёсы.

Сама женщина производила впечатление мощной домохозяйки. Знаете, есть такие женщины, у которых дома постоянно что-то варится, парится, готовится, стирается. Сама она вечно в фартуке, к которому прицеплены прищепки, на плече полотенце. В руках у неё может быть половник, стиральная доска или выжимаемое белье, а на голове бигуди.

- Здравствуй! - по простому обратился к ней доктор. - Рассказывай, что случилось?

- Вот, - женщина показала руки, - сыпь какая-то...

- Давно? - спросил доктор, разглядывая элементы на её руках.

- Недели две.

- Сыпь только на руках, или где-то ещё?

- Только на руках...

- Пройди за ширму и разденься.

Женщина, видимо, оказалась не из робкого десятка. Изобразив какое-то смешное возмущение и мельком глянув на нас, она сказала:

- Так дерзко раздеться мне ещё никто не предлагал!

- Всё когда-то в жизни бывает в первый раз... - философски ответил доктор. - За ширму. Раздеться.

Женщина зашла за ширму, разделась. Глеб Владимирович осмотрел её.

- Одевайтесь.

Пока женщина одевалась, доктор начал рассуждать вслух, показывая нам ход своих мыслей:

- Значит, любезная, говоришь что примерно две недели назад началось?

- Угу, - послышалось из-за ширмы.

- Раньше никогда не было подобного?

- Неа.

Женщина вышла из-за ширмы и села на стул. Доктор продолжил:

- Детишки маленькие, небось, у тебя есть?

- Двое. Одному четыре, второму два! - женщина улыбнулась.

Женщины всегда улыбаются, когда их спрашивают про их маленьких детей. Наверное, они испытывают гордость, за то, что не просто так живут на свете белом, а приносят пользу (и это абсолютно обоснованный повод для гордости).

- Обстирываешь их, небось, с ног до головы?

- Ну, а как же!

- Молодец! Умница! - поддержал её доктор. - Руками, небось, стираешь им одёжку-то?

Вообще, было уже понятно, что доктор знает и причины её недуга, и диагноз, и предстоящее лечение, осталось только логически подтолкнуть к этому больную.

- Ну да, руками, - ответила женщина.

- С порошком стиральным?

- Да..., - ответила женщина и тут же поняла к чему весь этот расспрос про детей. - Точно! Я ж как раз тот порошок месяц назад и купила! Соседка посоветовала!

- Вот и отдай его соседке, а сама стирай с мылом хозяйственным. Оно и для детишек безвреднее. А сейчас, сходи в аптеку и купи вот эту мазь, - доктор протянул ей рецепт.- Мазать неделю два раза в день. Всё понятно?

- Да.

- Ну вот и хорошо. Если что, то я тут, а ширма там, - он указал на ширму.

- Спасибо!

Женщина ушла.

- Глеб Владимирович, - спросила однокурсница Наташа, - а зачем её было всю раздевать, если вы уже сразу поняли, что это у неё контактный дерматит? Он ведь проявляется локально, только в месте контакта с раздражающим веществом.

- Больных надо смотреть полностью. Неважно, стоматолог ты или окулист. А вдруг у неё там ещё и чесотка? Или тот же псориаз? А может быть и меланома? А?

- Ну да, ну да, - согласно забубнили мы. - Логично.

- А вообще, дерматология - самая неизученная область медицины. В ней столько всяких болезней, причины которых ещё неизвестны. Но, зато работа дерматовенеролога самая спокойная из всех медицинских специальностей. Знаете почему?

- Почему?

- Потому что в ней не бывает экстренных и неотложных состояний, а значит ночью не разбудят к тяжёлому больному! А ещё больные почти всегда одни и те же!

Это было правдой. Даже если и запустит человек какое-либо кожное или венерическое заболевание до терминального состояния (что, в принципе, вообще вряд ли), то лечить его от скорой смерти неминуемой придется уж точно не дерматологу. Уже потом, когда больного стабилизируют, можно и дерматологу поработать в плановом порядке.

Почему-то после обеда на прием больше никто не приходил, поэтому Глеб Владимирович устроил нам ликбез с пристрастием. Он начинал рассказывать какой-нибудь случай из его практики, описывая жалобы и симптомы того или иного больного, а потом предлагал нам выставить диагноз, назначить лечение.

- Вам, будущим фельдшерам, придется первыми сталкиваться с той или иной болячкой. Вы будете работать на ФАПе в деревне или на скорой. Вся ваша диагностическая база будет представлять из себя только ваши знания и тонометр с фонендоскопом. Иногда, если повезёт, то у вас будет кардиограф. Так что учитесь как следует, чтоб потом стыдно не было!

И мы учились. Источник.

- Да-да, конечно... - засуетилась она, снимая бельё с сестры.

Я установил мочевой катетер. В резинку капельницы ввел мочегонный препарат. Теперь только оставалось контролировать жизненные функции больной и ждать, когда же, наконец, подъедет наш Уазик-буханка, на котором мы вывезем больную в районную больницу. Время потянулось неимоверно медленно в тот момент. Казалось, что прошел час, хотя на самом деле не более десяти минут. Сама больная по-прежнему абсолютно недвижимо лежала на кровати и лишь её неглубокие, но шумные вдохи, немного приподнимали её грудь. Я немного поднял её руку и отпустил - рука упала как плеть. Вторая рука так же. Приоткрыл веки на одном глазу и прикоснулся к роговице её глаза. Больная слабо зажмурилась. Корнеальный рефлекс, хоть и слабый, но был.

- Хорошо! - вслух сказал я. - Это очень хорошо!

- Что? - спросила меня Нина Васильевна.

- Корнеальный рефлекс сохранен!

-Это что значит?

- Значит, она должна восстановиться.

-Ой, хоть бы, хоть бы... К нам в больницу ее повезём?

- Нет, - ответил я. - В район.

Никакой речи не могло быть о том, чтобы оставить такую больную в нашей участковой больнице. Больная была в коме. Когда она из нее выйдет и выйдет ли вообще, не знал никто. Вдруг она затяжелеет? А еще при передозировке этим препаратом, возникают экстрапирамидные расстройства, а это очень серьезное осложнение. Экстрапирамидный нервный тракт человеческой нервной системы отвечает за двигательную активность, мышечный тонус и позу тела. Именно поэтому, у Людмилы и падали руки как плеть, - её не парализовало, как при нарушении мозгового кровообращения, а именно бешеная передозировка препарата вызвала кому, со всеми ее печальными последствиями в виде атонии и гипокинезии. Период восстановления от такого отравления обещал быть долгим.

Гул мотора я услышал издалека. Мотор надрывался на высоких оборотах, периодически сбрасывая их, видимо, на поворотах. Тогда, когда снижались обороты двигателя, я слышал знакомый визг тормозов нашего Уазика.

"Странно, - подумал я. - Коля так не ездит."

Водитель Николай был по жизни неспешным. Он никогда и никуда не спешил, и ездил также неспешно, плавно. Но, даже несмотря на такую манеру езды, мы все же однажды попали в ДТП. Уазик, осветив окна, резко подъехал к воротам и скрипнул тормозами.

Хлопнула дверь и через мгновение в дом вбежал Сергей.

- Ну, как? Как мама?

- Нормально, - сказал я. - Носилки надо...

- Ага, - сказал Сергей и снова быстро выскочил за дверь.

- Стой! - резко крикнул я.

Сергей, как и Уазик тормозами, скрипнул ботинками по полу.

- Серёга, не суетись, хорошо? - сказал я. - Спешка нужна только в трех случаях.

- Угу!

- Носилки надо вытащить и положить их на землю около машины. Понял?

- Да.

- Потому что на носилках мы ее не вынесем из дома. Нам не развернуться будет в сенях.

Снова захлопали двери Уазика, потом, взвывая бешеными оборотами двигателя, он стал разворачиваться перед воротами.

"Да что такое с Колей сегодня? - снова подумал я. - Почему он так газует?"

В дом снова вбежал Сергей.

- Так! Сейчас, прямо на покрывале выносим больную и перекладываем ее на носилки. Нина Васильевна, держите в ногах, там легче. Сергей, ты вот с этой стороны, я с этой. Взяли!

Старенький деревенский дом, с его тесными, изогнутыми сенями, не выпустил бы нас с нашими складными уазовскими носилками.

Больную погрузили в скорую, захлопнулись двери. Я прикрепил пакет с системой к потолку и посмотрел на место водителя. За рулем уже сидел Сергей.

- А где Коля? - спросил я.

- Пьяный "в дым"! - ответил Сергей. - Его жена мне ключи дала!

- Бл..дь! - вырвалось у меня.

Делать нечего. Другого выбора ни у кого из нас не было. Ни у меня, потому что больную надо везти в реанимацию, ни у Сергея, потому что больная - его мама, ни, тем более, у самой больной, жизнь которой была в наших руках. Надо было решать проблему любым возможным способом, разбираться потом будем. Поэтому, быстро расставив приоритеты в сложившейся ситуации, я сказал Сергею:

- Смотри. Видишь пакет с лекарством? - я взялся за капельницу, что висела под потолком и покачал ее из стороны в сторону. - Надо ехать так, чтоб он качался не больше, чем вот так. Понятно?

- Понятно. - ответил он.

- Тогда поехали.

Тогда, во время транспортировки больной в стационар районной больницы, я потерял счет времени. Всю дорогу я держал руку на пульсе больной и следил за ее дыханием. А когда мы приехали и сдали больную, то оказалось, что тридцать пять километров мы проехали за двадцать пять минут.

- Я тут останусь, - сказал Сергей. - С матерью.

В принципе, я бы и сам мог уехать домой за рулем скорой, но смыла оставаться Сергею в больнице не было, поэтому я сказал:

- Тебя не пустят в реанимацию, всё равно. Поехали домой. На работу утром. И тебе, и мне, и папке твоему. Кто его в пять утра разбудит? Скот пасти надо. Не зли деревню.

Сергей, подумав немного, молча кивнул, и мы поехали домой.

Окрашиваясь теплым розовым светом на горизонте, робко наступало утро. Звезды уже не были видны, а теплый ночной воздух, за быстро прошедшую ночь, стал свежим и бодрящим. Врываясь в салон старенького автомобиля, он настойчиво выводил меня из состояния дрёмы, заставляя ёжиться и укутываться в одежду.

- Давай машину к больнице, ключи мне, и по домам, - сказал я, когда мы въехали в деревню. - Светает уже.

- Что теперь с мамой будет? - спросил меня Сергей.

- Набирайся терпения, - ответил я. - Сейчас её стабилизируют в районной больнице и к нам на долечивание направят.

- Она восстановится?

- Должна, - ответил я.

- Спасибо.

- Не за что.

Мы подъехали к больнице.

- Вы там говорили, что спешка нужна в трех случаях, - сказал Сергей, протягивая мне ключи от скорой. - Что за случаи?

- При ловле блох, при поносе и при совокуплении чужой жены. Во всех остальных случаях, спешка нафиг не нужна!

Сергей улыбнулся.

Я возвращался домой.

--------------------------

Людмила пролежала в районной больнице около двух недель, а после, как я и предполагал, была направлена в нашу участковую больницу на долечивание. Она восстанавливалась почти год. В нашей участковой больнице, помимо медперсонала, за ней осуществляли уход сестра Нина и сын Сергей. Но это уже другая, не менее жизненная история.

Берегите себя, своих близких и будьте здоровы. Помните, что любовь и вера творят чудеса, надо только верить! Источник.

- Доча, я на вызов, - с горечью в голосе ответил я. - Там тётенька одна заболела, надо её полечить. Ложись, спи.

- А ты скоро придёшь?

- Скоро. Ты проснешься утром, а я уже дома буду! Хорошо?

Дочка улыбнулась так ласково, что сердце у меня снова защемило.

- Я тебя люблю.

- И я тебя. Ложись, спи.

Взяв свою "вызовную" сумку, я вышел на улицу. Теплый воздух летней ночи, наполненный запахом трав, нестройный стрекот кузнечиков, далёкое кваканье лягушек в пруду и глубокое бесконечное звёздное небо немного успокоили меня.

- Всё хорошо, - сказал я вполголоса сам себе и повторил по словам:

- Всё. Будет. Хорошо.

За воротами стояла Нина Васильевна, женщина, примерно пятидесяти лет.

- Доктор! Идёмте скорее! Она таблеток своих наелась... - снова начала рассказывать она. - Людмила..., она умирает! Она... она не просыпается... Она хрипит и не просыпается... Она умрёт? Скажите, она умрёт, да?

То ли теплый ночной воздух короткого уральского лета, придал мне такой уверенности, то ли я просто хотел хоть немного успокоить взволнованную женщину, но ответил я абсолютно уверенно:

- Нет. Не умрёт. Идём!

- Ой, скорее... скорее! - сказала женщина и торопливо пошла по дороге в сторону дома больной.

По дороге Нина Васильевна сбивчиво рассказала мне что случилось. Её сестра Людмила страдала шизофренией и принимала соответствующие препараты, назначенные психиатром. При регулярном приеме подобранного лечения, болезнь её отступала, позволяя больной вести более или менее достойную жизнь. Беда была в том, что сама Людмила, в силу своей болезни принимать препараты забывала, поэтому прием этих самых препаратов должен был контролироваться дееспособным родственником. Все время за ней ухаживали её муж Иван и сын Сергей. Муж работал пастухом частного стада, поэтому ежедневно, с раннего утра и до позднего вечера пас домашний скот. Сын Сергей работал в бывшем совхозе водителем. Недавно ему исполнилось двадцать шесть лет, и в один из дней он сообщил родителям, что уходит жить к девушке - семью свою создавать надо.

- Они на работе оба, Иван и Серёжка-то... А она вот, весь день одна дома... Вот и напилась своих таблеток-то... Сроду забывала, а тут, на тебе! Выпила!

- Сколько выпила? - спросил я.

- Все! Кто её знает, сколько там было? - отвечала Нина Васильевна и вновь начинала причитать:

- Ой, беда-беда... Ой Людка-Людка... Да и Иван ещё сегодня поддатый припёрся! Не сообразил сразу-то, что случилось! Серёжка, вот, то ли с Танькой поссорился, то ли просто зашёл уже в десять вечера. Гляжу, говорит, отец за столом сидит пьяный, а мать спит, и рядом упаковки от её таблеток, все пустые. Он её будить пытался, а она не просыпается, вот он ко мне и прибежал: "Тётя Нина, тётя Нина! Мамка отравилась! Папка пьяный!".

Ну, я к ним, а потом вот к вам бегом...

Вот так и сложились все те обстоятельства, которые привели к несчастью. Людмила выпила все таблетки сразу. Что её побудило так поступить - неизвестно. Скорее всего у неё не было попытки суицида, а просто непонимание того, что она делает.

Людмила лежала на кровати. Кожа её лица была бледной, губы синюшного оттенка, лицо умеренно отёчное, рот приоткрыт. Дыхание её было шумным, глубоким и прерывистым.

Возле кровати, держа мать за руку и стоя на коленях, всхлипывал сын Сергей. Рядом на табурете и на полу валялись блистеры из-под таблеток. За столом, положив голову на руки, сидел муж Людмилы Иван. По его нервно вздрагивающей грудной клетке было видно, что он тоже бесшумно всхлипывает.

В доме было душно, пахло перегаром и чем-то пригоревшим. Над кроватью, на стене в большой рамке, выкрашенной голубой масляной краской, были размещены выцветшие чёрно-белые фотографии. В центре рамки была фотография молодых мужчины и женщины, держащих на руках двух маленьких девочек.

- Что случилось? - спросил я, подходя к кровати.

Сергей резко повернул голову, услышав мой вопрос.

- Доктор! Мамка таблеток наелась! Она их все выпила! Вот! - не отпуская руки матери сказал он и указал на блистеры, лежавшие на табуретке.

Я достал тонометр.

- Я пришёл..., - пьяным виноватым голосом промямлил из-за стола Иван, - а она..., вот, лежит и не просыпается...

Давление было низким, пульс частил.

- Ведро воды! Тазик! Быстро!!! - скомандовал я.

Сергей вскочил на ноги и растерянно уставился на меня. По его недоуменному взгляду, я понял, что он неимоверно растерян.

- Сергей, - спокойно сказал я, положив ему руку на плечо и глядя в глаза. - Мне сейчас будет нужна твоя помощь. Одному мне не справиться. Слышишь?

Сергей кивнул.

- Молодец. Принеси ведро чистой воды с колонки.

- Сейчас!!!

Он выскочил в сени, загремел там ведрами, захлопал дверями.

- Нина Васильевна, надо тазик. Будем промывать желудок.

- Да-да...

- В бане тазики! - вмешался Иван.

Он попытался встать из-за стола, но его ноги под действием алкоголя и усталости не позволили ему этого сделать. Он снова плюхнулся на стул, схватившись за край стола. Стол жалобно заскрипел ножками по деревянным половицам. Старая изрезанная клеёнка, сползла со стола, уронив стоявшую на ней грязную посуду на пол. Звон посуды об пол больно резанул по слуху.

- Иван Михайлович, - сказал я, - ты лучше не вставай, ладно? А то мне ещё и с тобой возиться придётся. Лучше ляг где-нибудь, а то ты стоять не можешь.

Иван Михайлович сделал строго-горделивое выражение лица и громко и четко произнес:

- Да я и сидеть-то не могу... Но я сижу-у!!!

Пьяный, он не понимал всей серьезности сложившейся ситуации. Вряд ли он будет помнить утром, что было ночью. Зато сейчас, он неосознанно испытывает гордость за то, что несмотря на большое количество выпитого, он не упал где-то на улице в канаву, а может даже сидеть и раздавать советы.

Я, тем временем, уже подключался к вене, чтобы поставить капельницу.

С ведром воды в дом забежал Сергей.

- Вот!

- Поставь здесь, - указал я на пол возле кровати. - Тазик тоже на пол, под головой.

Сергей, похоже вышел из своего оцепенения:

- Доктор, ты говори, что надо делать?

- Давайте её на бок повернём, подушки под спину подложить, сейчас желудок промывать будем. Нина Васильевна, держите капельницу!

Желудочный зонд в вызовной сумке у меня был, а вот воронки не было.

- Воронку надо.

- Какую? - спросила Нина Васильевна.

- Несите какие есть! Надо чтоб носик воронки вот сюда влез, - уже разминая в руках зонд, я указал на его канюлю.

Сняв рамку с фотографиями, я повесил на гвоздь пакет с раствором капельницы.

Нина Васильевна убежала за воронкой к себе домой. Благо жила она по соседству, поэтому быстро вернулась с подходящей воронкой.

Разжав челюсти больной, я установил ей желудочный зонд и стал промывать желудок. Промывные воды были желто-зеленого цвета, с характерным запахом лекарств.

- Она не умрёт? - дрогнувшим голосом спросил Сергей, усиленно моргая при этом.

- Нет, - ответил я. - Чувствуешь, как таблетками пахнет, которые мы из неё вымываем?

- Это таблетками так пахнет?

- Да, - ответил я. - Эти таблетки не успели всосаться в кровь, а значит, больше не смогут причинить ей вреда.

- Спасибо... - Сергей зажмурил глаза и отвернул лицо в сторону.

Понятно было, что он не хочет, чтоб я увидел его слёзы. А я для себя вдруг осознал, что любовь сына к матери проявляется вопреки её болезни, вопреки всем её последствиями в виде беспорядка дома, отсутствия приготовленной еды, неопрятного внешнего вида и неадекватного поведения.

Нельзя! Нельзя, чтоб он плакал, - думал я, вновь и вновь промывая желудок больной, стараясь как можно больше вывести невсосавшийся препарат. - Ещё слишком рано, ей ещё жить да жить. Я должен! Я теперь должен... Он мне "спасибо" искренне сказал. Искренне, до слёз. А ещё рано спасибо говорить, ещё не за что его говорить...

Наконец, промывные воды стали чистыми. Больная всё также была без сознания. Сердечная деятельность её была на прежнем уровне.

- Нина Васильевна, там в сумке уголь активированный, - сказал я. - Достаньте, пожалуйста, все таблетки и растолките их в кружке. Сергей, беги к Коле водителю, пусть подъезжает на скорой. Маму в больницу повезём.

Сергей выбежал из дома.

Продолжение следует ...