Почему Древний Египет?
Ну что, египтологи, готовы проснуться?
Дело в том, что я написал роман про Понтия Пилата, действие которого происходит в Древнем Египте. Писал я его год, а до того ещё год готовился — учил матчасть, изучал эпоху, собирал материалы и так далее. По отзывам, получилось увлекательно и исторически вполне достоверно. Время действия — конец раннединастического Египта, место — Средний Египет. Большинство событий происходит в пределах двух номов — Заячьего и Антилопьего, ненадолго действия переносятся в Дендеру — центр культа богини Хатхор. В романе мелькнёт и сама богиня, кстати. А так же и бог Джехути — надеюсь, все тутошние египтологи знают, кто это?
Перейдём к делу.
У меня иногда спрашивают, почему я начал писать о столь отдалённой эпохе. В учебниках истории Древний Египет описывается как мрачное тоталитарное общество, где процветало угнетение, рабство. Древний Египет был охвачен постоянными войнами, сопровождавшимися грабежами и насилием. Люди жили в постоянном страхе и от зари до зари трудились на полях эксплуататоров. Стражники, кнуты, надсмотрщики, триумф всякого зла и жестокости. А уж на строительстве пирамид своенравных фараонов и вовсе всё население Египта трудилось и умирало…
Словом исключительно тёмная эпоха.
Так это видится из школьных учебников и потому в детстве у меня было стойкое отвращение в Древнему Египту и даже шире — ко всему древнему Востоку. Мне это казалось даже более отвратительным, чем инквизиция. Поэтому о Древнем Египте я знал только отдельные слова: Нил, пирамиды, рабы, фараоны… да и всё, пожалуй. Когда я уже в зрелом возрасте прочитал о Египте у Платона:
в нашей стране вода ни в такое время, ни в какое либо иное не падает на поля сверху, а, напротив, по природе своей поднимается снизу
то, помнится, даже не сразу понял, о чём тут речь. Словом, такую личную неприязнь испытывал я с детства к Древнему Египту, что кушать не мог…
Однако при более глубоком знакомстве с темой выяснилось, что это даже не легенды. Это сплошное враньё. Один из главных авторов этого вранья — замечательный исследователь (это не ирония) академик Струве, который так хотел вписать Древний Египет в классовую теорию, что жизнь посвятил подгонке к ней истории и общественных отношений в Египте и почти до конца жизни перед всем научным сообществом отстаивал свои взгляды. А когда захотел было отказаться от них или хотя бы частично поступиться (всё-таки он был блестящим учёным!), пути назад уже не было — его работы были столь отточены и так прекрасно иллюстрировали правоту марксистов, что теперь уже позади выстроился целый загрядотряд идеологов, которые подобных уступок допустить не могли.
Однако, как я уже сказал, настоящая жизнь Древнего Египта вовсе не была такой мрачной. Разумеется, не была она и райской, разумеется, была и эксплуатация, были и войны, были и надсмотрщики и рабы. Но всё это в совершенно иных, куда меньших масштабах. Скажем, рабов в Древнем Египте вообще было очень мало — в том числе, а может быть, особенно — в эпоху строительства пирамид. И не потому, что египтяне были принципиально против рабства, а просто потому, что рабы стоили очень дорого. Иметь раба в Древнем Египте было равноценно тому, чтобы в наше время иметь личный самолёт — это возможно? Разумеется. А многие ли имеют?
Быт египтян был очень ярким и отличался крайним своеобразием. Они любили красивую одежду разных цветов, женщины в волосах, на шее и на одежде носили самые разные украшения. Дома египтян, даже бедняков, раскрашивались яркими красками и содержали сюжеты из жизни богов или просто ажурные узоры. Дома зажиточных горожан даже украшались коврами. Они умели веселиться и сама религия внушала им философское отношение к смерти. Кладбище в Древнем Египте было не символом трагедии и горя, а олицетворением надежды на достойный путь умершего. Кстати, египтяне не называли своих покойников умершими — они говорили «ушедший» или «успокоившийся».
Египтяне часто строили дома с тремя стенами — когда с одной стороны дома стены не было вовсе. А помещения на кровле практически всегда были таковыми. О чём это говорит? Вероятно о том, что они не боялись вторжения в свои жилища, а значит, их безопасности мало что угрожало.
Вся жизнь египтянина была пронизана религией — но не в том понимании, как мы сейчас её себе представляем. Для нас религия — отдельная часть жизни, которая занимает в ней ровно столько места, сколько мы желаем и эта часть надёжно отделена от остального быта. Собственно говоря, мы сами регулируем, сколько её будет в нашем быту, и чётко отделяем посещение храма от прогулок в парке. Для египтянина же даже не было отдельного понятия религии, потому что боги, сверхъестественные сущности, демоны, мифы и рассказы о богах были такой же неотъемлемой частью их жизни как ужин, работа, отдых. Египтяне считали, что они живут среди богов, и если и не видят бога каждый день, то только потому, что бог временно отлучился, но обязательно вернётся.
С другой стороны, было божество, которое всегда было с египтянином, а если человек становился безумным или слабоумным, то это было свидетельством того, что оно покинуло его. Это был Ка — персональный бог каждого египтянина. Ка — это двойник человека, с которым он постоянно вёл диалог, и который выступал в роли своего рода наставника или даже руководителя. Такие внутренние диалоги и монологи мы сейчас называем мышлением, а египтяне считали, что говорят с внешней сущностью.
И точно ли египтяне заблуждались?
Этот феномен впервые был описан Джулианом Джейнсом в работе «Происхождение сознания при распаде двухпалатного разума». Я об этом уже не раз писал, поэтому не стану (пока) вдаваться в тонкости этой теории, которую эволюционный биолог Ричард Докинз оценил как абсолютно гениальную или полный бред.
Возвращаются ли ушедшие боги? — один из главных вопросов моего романа. Я отвечаю на него положительно, но открытым остаётся вопрос о том, какими они возвращаются — милосердными или грозными?
Ответ на этот вопрос будет дан в следующих книгах цикла. А первые две уже доступны, ссылки ниже. Первая книга цикла, «Тёмные воды. Зимний апокалипсис» — это постапокалипсис с уклоном в метафизику. Не удивляйтесь такому жанровому разнообразию, связь между книгами есть, она будет понятна по прочтении.
