
Я.Черт
13 постов
13 постов
2 поста
4 поста
5 постов
4 поста
Всем привет! Вот и случилось главное событие шахматного Пикабу и это было по-настоящему здорово! Почти 70 пикабушников в течение четырех часов яростно рубились в свою любимую игру. События до и после я описал в этом посте. А теперь к турниру!
Вот ссылка на положение в турнире после 11 тура:
https://chess-results.com/tnr964627.aspx?lan=11&art=1&rd=11
Это было очень напряженное противостояние. Так поздравим же победителей!
Среди девушек лучшей стала @Aleerar, поздравляем!
Она не только прекрасная шахматистка, но и очень благородная девушка! Она уступила свое место в блице против Александра Грищука ребенку. Думаю, лет через десять он сам напишет пост о том, как добрый поступок в далеком детстве определил его будущее. Возможно, это будет пост нового чемпиона мира!
Лучшим среди игроков без ID стал @sergadin, поздравляем! Он ушел сразу после турнира, не дождавшись награждения, но я все равно выследил его на следующий день и наградил по полной!
Третье место с боем взял @Svetlyi.Igor, поздравляем!
Второе место заслуженно получил @Lavrik87, поздравляем!
И абсолютный чемпион Пикабу, а по совместительству замечательный пикабушник @kartviller, поздравляем!
Вы большие молодцы и настоящие шахматные крутыши!
Еще 14 человек попали в сеанс одновременной игры, поздравляем!
Из 14 партий гроссмейстер выиграл 12 и еще 2 сыграл вничью. Порадуемся за пикабушников, ничья с Грищуком - это мощно!
@user5809740, @Glintvein81, поздравляем!
На youtube канал Pikabuchess я уже загрузил видео с блиц-партиями, скоро там также появится запись сеанса, интервью и короткий итоговый ролик. Также будет транскрипция ответов на вопросы, заданные Александру в этом посте и из зала. Ответы были очень интересные!
А теперь немного фоток
Одно из самых напряженных противостояний турнира. Все участники столпились вокруг этого стола, от напряжения дрожали стекла. Только случайный невозможный ход решил судьбу партии!
Это Лев, который бился как лев. Самый молодой участник получил от нашей прекрасной победительницы право сыграть 1 на 1 с гроссмейстером
Турнир прошел отлично, общение с Александром - великолепно. Казалось, что 11 туров с контролем 5+3 - многовато. Но в последних турах не покидала легкая грусть, что вот-вот все должно закончиться, а хочется еще играть и играть. Живая доска и живые шахматы - это непередаваемые ощущения, совершенно другой уровень концентрации во время партии, совершенно иная ценность победы и поражения. Азарт и адреналин захлестывают с головой, часы бездушным палачом отсчитывают секунды до смерти и мозг судорожно ищет варианты спасения или пути к победе. Это действительно нечто незабываемое и удивительное.
Надеюсь, мы еще не раз встретимся, чтобы яростно сокрушить эго друг друга в суровой, кровавой и бескомпромиссной войне под названием шахматы!
Огромное спасибо всем, кто присылал донаты!
Особенно:
@Science.freak291,
@Bezrazryadnik
@krilov1982
@iforge82,
@alexeytimushev,
@Ukonvasara
@kartviller
и всем, всем, всем! Без вашей помощи ничего бы этого не было!
Спасибо!
Отдельное огромное спасибо @pikabu! Дизайн призов и сами призы, информационная поддержка, помощь с организацией - это огромный вклад, мы вам очень благодарны!
Спасибо школе имени Петросяна за предоставленный турнирный зал и судейство
И, конечно же, выражаю благодарность руководству шахматной школы "Олимп" https://schoololimp.ru! Благодаря их помощи удалось пригласить самого Грищука. А это было непросто! Они были готовы подстраховать с инвентарем, если бы пришлось проводить турнир не на шахматной площадке. И именно там работает наш победитель, @kartviller, а вместе с ним и другие лучшие тренера Москвы. Если вы хотите подтянуть свои шахматные навыки или отдать ребенка заниматься, лучшего места не найти! Я сам там некоторое время занимался и буквально за несколько месяцев вырос примерно на 150 пунктов, плюс получил серьезное фундаментальное понимание многих неочевидных без тренера вещей. Так что могу с чистой совестью рекомендовать эту школу, там здорово.
Завтра мы признаемся в любви к самой лучшей игре на планете земля! А заодно зарубимся в мощнейшей швейцарке, чтобы выяснить - кто тут настоящий страстный профи, а кто просто любитель любить.
Итак, в пятницу14.02 в удобные 19:00 мск состоится шахматный турнир. Формат - швейцарка, контроль 3+2. 9 туров.
В швейцарке сложно разделить на категории, поэтому ачивки получат три победителя.
Чтобы принять участие, присоединяйтесь к клубу https://lichess.org/team/Gm3XMvWV
А потом к самому турниру https://lichess.org/swiss/6QQ8S7Yo (Для участия нужно сыграть на аккаунте 10 игр в блиц)
В телеграме будет напоминание о скором начале https://t.me/pikabuchess
Если есть вопросы - жду в комментариях.
Швейцарка - это формат турнира, разделенного на туры. В начале попадаются сильные или слабые соперники, но после каждого тура соперники все более равные.
Контроль - количество времени на партию. 3+2 значит, что у каждого соперника по 3 минут на партию, и за каждый ход добавляется 2 секунды. Партии с таким контролем длятся около 10 минут.
А если вы хотите улучшить свою игру или пообщаться со мной лично, жмите по ссылке "бесплатное занятие" и записывайтесь. Расскажу, как правильно развиваться в шахматах, как мыслить за доской и что нужно для победы.
До встречи!
Больно! Хватаюсь за голову, резким движением цепляю бабку на сиденье рядом. Бабка ойкает и что-то ворчит. Не слышу, голова готова взорваться. Маршрутка подпрыгивает на кочке, голова взрывается болью еще сильнее. Хочется выть. Тру виски, массирую шею сзади. Как будто бы становится немного легче. Мутными глазами смотрю в окошко. Мы проехали всего пару остановок. Боль понемногу утихает. Ехать еще минут сорок. Похоже, этот дневник меня доконает.
Захожу на литрес, вбиваю название. Номер карты, cvc. Вот вам ваши 369, подавитесь! Деньги списаны, жму “читать.”
“Извините, такой страницы нет…”
Чего?!
Ладно, на почту должна прийти ссылка. Перехожу по ней.
“Извините, такой страницы нет…”
Уроды!
Пишу в поддержку длинное письмо с требованием возврата средств. И пусть только попробуют не вернуть! Я их засужу!
Тем временем маршрутка подходит к нужной остановке и я плетусь домой.
Одиннадцать ночи. Ужинаю засохшей колбасой и черствым хлебом. В блаженстве растягиваюсь на кровати, даже не раздевшись.
***
Ползу по розовой мягкой стене тонкого отдела кишечника. Дома так хорошо. Дома так приятно. Дом должен жить, тогда буду жить и я. Нужно следить, чтобы дом правильно питался и ни о чем не беспокоился. Ползу мимо рядов медленно переваривающихся вкусняшек. Иногда вкусняшки ведут себя странно, поэтому я всегда должен быть начеку. Вот как эта, например. Полупереваренная вкусняшка зачем-то открыла глаза и разглядывает меня. Тревога! Тревога!
Больно! Тело скрючивается в конвульсиях, будто меня бьет током. Хватаюсь за голову, нечленараздельно мычу. Что происходит!?
Через минуту боль немного отпускает, беру телефон. Хочу вбить “приступ мигрени”, но останавливаюсь при виде последнего запроса, выпавшего в строке поиска. “Билеты Петрозаводск”. Нажимаю на него. Я уже сутки не сплю. Завтра выходной. На 6:30 билетов уже нет, зато есть на 10:10. Около четырех я там, метнусь на адрес и в 22:40 обратно, даже без ночевки. На все про все три тыщи. Еще рыбы куплю, ягод и чем еще они там в Карелии хвастаются. Отлично!
Пока не передумал, быстро покупаю билеты. Съезжу, пойму, что там ничего нет и успокоюсь. А если это не поможет от бессонницы, пойду в больницу.
Довольный планом закрываю глаза.
Что-то мешает спать. Свет бьет глаза. Открываю. Уже утро! На часах девять. Вот что значит, психосоматика. Только убрал тревожащий фактор - сразу заснул. Вздрагиваю от того, что теперь нужно куда-то ехать. Ненавижу вокзалы. Ненавижу поезда. Единственное путешествие, которое мне по душе - это то, которое написано хорошим языком на хрустящей мелованной бумаге. Вспоминаю вчерашние жуткие приступы головной боли. Ну нет, сбежать от них я готов хоть в Петрозаводск, хоть к черту на рога.
До поезда около часа, бросаю в рюкзак самое необходимое и выбегаю из дома. Немного неприятно быть во вчерашнем, но времени переодеваться нет.
На вокзале даже успеваю глотнуть дряного кофе из аппарата. Милая проводница проверяет билет и паспорт, протискиваюсь по узкому коридору вагона к своему месту. Нижняя полка на проходе. Столик с креслами, который потом нужно будет превратить в кровать.
Кидаю рюкзак под стол, усаживаюсь. Люди вокруг пыхтят и суетятся, раскладывая свои вещи. На верхнюю полку рядом со мной карабкается симпатичная девушка в обтягивающих джинсах. Повезло! Поезд медленно трогается. За окном отдельные снежинки за считанные минуты превращаются в плотную стену валящей с неба ваты. За ней угадываются силуэты домов, потом лес. Я будто в сказке лечу в неизвестность. Уверен, что в конце пути меня ждет пустырь с кучей строительного мусора. И одновременно уверен, что в конце пути меня ждет нечто удивительное. Приключение, которого я всегда ждал. Тревожные сны ушли в прошлое, на душе радостное возбуждение.
Открываю читалку и включаю “Дежавю” Лоры Кейли. Приключение как раз на пять часов пути.
Когда книга была прочитана, вокзальный пирожок на промежуточной станции съеден, а вид за окном изучен, я совсем не устал. Кажется, вчерашнее наваждение было какой-то глупой шуткой разума. Глупой шуткой, которая утащила меня за сотни километров от дома.
Медленно приближается желтое здание вокзала Петрозаводска и меня начинает трясти от нервов. Зачем я здесь? Что пытаюсь найти? Что доказать? И, главное, кому?
Поезд останавливается и меня выносит стремительным потоком пассажиров на станцию.
Сажусь на лавку в здании вокзала. Через шесть часов поезд обратно. И эти шесть часов я проведу здесь. Меньше всего мне теперь хочется тащиться в какие-то трущобы на окраине города, еще и в такой снег. Складываю руки на груди и закрываю глаза.
***
Четырнадцатилетний мальчишка кричит и бьет кулаками в закрытую дверь. Пол под ним вздымается буграми, стены истекают красно-зеленой жижей, окна злобно щурятся. Ноги парнишки медленно погружаются в расступающиеся щели пола, ставшие внезапно мягкими. Руки проваливаются во вспенившееся полотно двери. Он бьется из всех сил, пытаясь выдернуть их обратно, но все без толку. Стены сужаются, люстра вытягивается гроздью трепещущих щупалец. Свет гаснет, слышен только отчаяный вопль ребенка.
Вскакиваю с лавки, судорожно дыша и оглядываясь. Двое полицейских подозрительно косятся и направляются ко мне. “Есть что-то запрещенное?”, “Ничего не употребляли?”, “Дыхните” и прочими вопросами меня мучают пятнадцать минут. Отвечаю что-то максимально серьезно, а сам с ужасом думаю, что сны вернулись и мне опять нельзя ни на секунду смыкать глаза.
Психоз это или нет, но мне нужно туда попасть, удостовериться, что это все вымысел и если не успокоюсь - идти к врачу. Видя внятную речь и в целом адекватное поведение, стражи порядка теряют ко мне интерес и возвращаются к обходу. Беру рюкзак, вызываю такси.
На улице наглые хапуги из местных бомбил лезут ко мне своими сальными ручищами с предложениями отвезти за бесценок, но я молча ищу номер машины из приложения и иду к нему. Один из бомбил, только что дергавший меня, плетется следом и садится за руль. Все двадцать минут дороги он жалуется на то, как сильно подорожал бензин и как невыгодно стало теперь ездить. Я молчу на заднем сиденье и смотрю в окно. Засыпанный снегом город постепенно уменьшается в высоту, начинаются пригородные домики и коттеджи, потом заканчиваются и они, мы въезжаем в невероятный карельский зимний лес. Я не успеваю толком насладиться видом, а мы уже приближаемся к небольшому поселочку. Таксист останавливает на въезде возле большой стройки, которая, кажется, очень давно брошена.
-Дальше не могу, обратно не выеду,-ноет водитель и останавливается. По карте Сунская 7А буквально в ста метрах за этой стройкой. Не хочу спорить, выхожу и ставлю таксисту одну звезду.
Он разворачивается и уезжает обратно в город, а я иду по заснеженной колее разбитой проселочной дороги в указанном навигатором направлении. Снег валит сплошной стеной, липнет к стеклам очков, забивается в уши. Он мягкий и пушистый, но идти идти сквозь эту снежную стену все-таки непросто. За стройкой дорога делает резкий поворот и уходит в лес. Сто метров превращаются в двести, но там, между падающих снежинок, уже угадываются какие-то очертания. Снег набивается в ботинки и морозит лодыжки. У меня нет по-настоящему зимней обуви. Да и одежды зимней нет, так что ноги под джинсами ужасно мерзнут, а руки синеют, потому что тепла моей осенней куртки недостаточно для такой погоды. Меня уже трясет, но нужный дом все ближе.
Аккуратный, но довольно старый забор из коричневого профиля кое-где потерт, кое-где проржавел. Зато аккуратная дверь во двор слегка приоткрыта, а пространство перед ней старательно подметено. Похоже, хозяева как раз чистят снег, я их встречу и все прояснится. Захожу внутрь, весь двор завален снегом, кроме узкой дорожки к входной двери. Дом огромен и совершенно не производит гнетущего впечатления. Скорее, он величественен. Три этажа, сводчатые окна, красный кирпич - похоже, его строили в девяностые и по тем временам это был настоящий дворец какого-нибудь местного авторитета. Дверь в дом тоже приоткрыта. Понятно, что в такой глуши и в такую погоду в округе нет посторонних, и все-таки что за беспечность? Может ведь зайти какая-нибудь собака или лесной зверь. Или я.
Захожу в дом, прихожая чистенькая и уютная. Никакого сравнения с тем, что было описано в дневнике. Ремонт и правда требуется - кое-где проступили трещины, кое-где появились потеки или немного покрошилась штукатурка. Но в целом это обжитой и приятный дом, о котором заботятся.
-Хозяева-а! -зову из прихожей, чтобы никого не напугать. Тишина. Куда же они делись? Разуваюсь и прохожу вперед, продолжая звать. В доме хорошо натоплено, так что холод постепенно уходит из организма. В конце прихожей лестница вниз и вверх и поворот в зал первого этажа. Похоже, это вход в зловещий подвал и отсюда же можно подняться на спасительную мансарду. Зал выглядит обветшало, но помпезно. Гипсовая лепнина на потолке, выцветшие и явно дорогие голубые обои, затертый паркет, продавленные диваны и кресла на резных ножках. Чашка чая на кое-где растрескавшемся журнальном столике возле вазы с фруктами. Кажется, здесь только что были люди, куда-то вышли и вот-вот вернутся.
Снова окликаю хозяев. Безответно.
Осторожно поднимаюсь на второй этаж по продавленным ступеням строгой каменной лестницы. Тама меня встречают три закрытых двери. Не решаюсь ломиться в чужие спальни и сразу иду выше. Просторная мансарда сохранилась хуже всех остальных частей дома. Здесь и правда стены и потолок в потеках, посеревшие обои кое-где треснули, кое-где облезли, линолеум на полу идет буграми. На потолке у дальней стены люк. Там нас с героем дневника и разделила внезапная концовка от книжных барыг. Если и там ничего нет, мой долг будет выполнен и я смогу спокойно вернуться домой.
В дневнике описывалась лестница в глубине подвала. Спускаюсь туда. Ничего зловещего. Просто грязно и сыро. Видимо, проблемы с гидроизоляцией - на полу кое-где разводы от высохшей воды, кое-где лужи. В глубине подвала и правда отсвечивает алюминий. Иду туда, смотря по сторонам. Прохожу мимо нескольких больших комнат, сверху донизу установленных какими-то прямоугольными ящиками из лакированного дсп, сложенными один на другой.
Кое-где покрытая ржавчиной и пятнами от шпатлевки алюминиевая лестница выглядит довольно надежно. Она легкая, так что я без труда беру ее и несу на мансарду. Правда, несколько раз задеваю то стены, то потолок. Но они и так в царапинах и сколах, так что новые не слишком портят картину. На всякий случай еще раз окликаю хозяев. Тишина. Ставлю лестницу под люком на чердак, легко забираюсь на нее и аккуратно двигаю задвижку. Помня, что случилось с мальчишкой, легко откланяюсь от распахнувшегося люка и забираюсь на чердак. Среди пыли, перьев и какого-то мусора стоит еще один лакированный прямоугольный ящик, такой же, как те, в подвале. Похоже, это и есть цель моего путешествия. Подхожу ближе. На крышке ящика удобные углубления для рук, чтобы легче было ее снять.
Оглядываюсь, глубоко вдыхаю и поднимаю крышку.
С одной стороны я не верил. С другой стороны, именно это и ожидал увидеть. На ярко красном бархате лежит три высушенные мумии. Женщина, девочка и мальчик лет четырнадцати. Девочка крепко обнимает маму, мальчик сжимает в руках телефон. Я не успел.
Сзади хлопает, закрываясь, люк. Доски под ногами покрываются влагой и розовеют. Крыша скрипит и изгибается. Слышен протяжный стон.
Я не успел. Может быть, успеешь ты.
ПОМОГИТЕ!
“Я что-то разбудил! Оно дышит и стонет. Я думал, это просто ветер качает старые доски. Но сегодня ветра нет совсем, а кряхтение и сопение стало только отчетливей. Обивка дверей теплая и мягкая, словно это чья-то кожа. Кажется, я могу даже нащупать редкие волоски. Будь у меня фонарь, а не эти тусклые свечи, я, наверно, смог бы их рассмотреть. Линолеум продавливается от каждого прикосновения, будто это нёбо огромной пасти. Или язык. Когда он вдруг становится влажным, сходство кажется абсолютным. Могу поклясться, что вчера было иначе. Ну не мог же я всего этого не замечать!”
Жму крестик, не хочу читать с середины. Нужно скачать, налить чаю и в полной мере насладиться этим странным миром.
Я всегда любил читать. Хотя как, любил. У меня, по большому счету, не было выбора. Когда мама уходила на трехдневную вахту, мне оставались котлеты с пюре в холодильнике и Жюль Верн с Марком Твеном в домашней библиотеке. В 6 лет. И в 8 лет. И в 10.
Выходить на улицу было нельзя, нашу панельку в маленьком северном городке заметало снегом. Я пил чай, слушал вой метели за окном и читал под светом помаргивающей тусклой лампы. Бабушка отводила меня, закутанного в шарфы и тяжелую дубленку, в школу, а потом забирала домой, непрерывной желчью в адрес матери успевая сделать эти два часа невыносимыми.
Когда все книги дома были прочитаны, я стал завсегдатаем городской библиотеки. Тетя Света разрешала мне брать несколько книг сразу, хотя с другими посетителями была гораздо строже. Когда мне было одиноко, я читал. Когда меня задирали в школе, я прятался под лестницей и читал. Когда солнце немного теплело на короткий промежуток северного лета, я распахивал шторы пошире, открывал настежь окно и читал, положив книгу на подоконник.
К 18 у меня были очки с толстыми стеклами, сколиоз, плоскостопие и огромная вселенная в голове. Вселенная, которая почему-то ужасно отличалась от той, серой и зябкой, что была снаружи. В моей вселенной жили прекрасные принцы и принцессы, обитали жуткие монстры, а люди совершали благородные поступки во имя великих целей. В моей тесной комнате на пятом этаже студенческого общежития не было места ни подвигам, ни свершениям. Пары, домашка, пустые макарошки, потому что даже на дошик нет денег, и снова книги. Красный диплом социолога не дал мне хорошего, теплого места. “Свободная касса!”, “Пакет?”, “Девяносто второй до полного?” - вот и весь лексикон, который я освоил за пять лет универа и пять лет после. Тесная общага сменилась тесной съемной комнатой у вредной бабули, смотрящей до утра сериалы и подворовывающей сосиски из холодильника.
Возможно, не будь такой унылой предыстории моей жизни, я бы пропустил это странное название. Но мне так хотелось чего-то… такого! Настоящего. Только того настоящего из удивительной вселенной, существующей лишь удивительном пространстве среди нейронов, ганглиев и серого вещества.
“ПОМОГИТЕ!”
Это слово заставило вздрогнуть и прекратить монотонный серф вниз по подборке новинок очередного зеркала флибусты. Я щелкнул название. Ни отзывов, ни оценок, ни скачиваний. И популярнейший автор Анноун. Нажал “читать” и выбрал случайное место, чтобы распробовать. Я проглотил столько посредственной литературы, что корявый язык автора не вызвал во мне особого протеста, хотя и не то, чтобы зацепил. Да и очередная страшилка про дом с призраками отдавала смертельной скукой. Но “Помогите!”... Если я могу помочь человеку, просто прочитав его посредственную писанину, почему бы и нет! Ну что ж, приступим. Отматываю к началу без предисловий и слов автора.
“День 1. Мне здесь не нравится. Мама всегда мечтала о доме, поэтому я стараюсь держать себя в руках. Она сделала себе и нам этот подарок на Новый год. Она так хочет стать здесь счастливой. Пусть будет так. Каждый раз напоминаю себе, что мне уже 14, я единственный мужчина в семье, на мне мать и сестра и я должен быть сильным. Нельзя показывать эмоции, нельзя добавлять проблем. Я справлюсь. Но, господи, как же мне здесь не нравится!
День 2. Зачем нам три этажа и подвал? Мама сказала, что это намного лучше нашей двушки. Ну не знаю. Там уютно и знакомо. Там безопасно. А эта громадина с гнилыми перекрытиями и облупившейся штукатуркой навевает тревожные мысли. Еще и на пустой улице, среди брошенных участков и недостроев... Мама говорит, что в подвале у нас будет большой погреб, а наверху огромная гостевая зона. Не знаю, не знаю. Эти потеки на стенах от прохудившейся крыши на мансарде напоминают мне чьи-то гигантские слезы. А в подвал я даже заходить не хочу, так там темно и жутко.
День 3. Нет ни связи, ни интернета. Мама вызвала мастера, но он придет только после новогодних каникул. Скука смертная!
День 4. Сегодня Эмма кричала во сне. Мы пытались ее разбудить, но она продолжала кричать. И даже когда мама дала ей пощечину, она в ужасе открыла глаза и долго не могла понять, что происходит вокруг. А потом также долго не могла объяснить, что случилось. Только повторяла: ”Крадется… оно крадется… оно придет…” А потом долго плакала от того, что ничего не может вспомнить.
День 5. За окном воет ветер. Кажется, что дом воет вместе с ним. “Ууу-ууу-ууу”. Что-то скрипит наверху. Что-то шуршит внизу. Я привел Эмму в комнату к маме и мы спали на кровати втроем. Мы теперь всегда будем спать втроем. Во всем огромном доме теперь только одна жилая комната, где мы спим, и кухня, где мы собираемся утром. Почти наша двушка, только во вторую комнату нужно подниматься по лестнице.
День 6. Время будто застыло. Мы просыпаемся, умываемся, завтракаем, убираем снег во дворе, играем в настольные игры, обедаем, занимаемся своими делами, ужинаем, ложимся спать. Улицу замело, мы никуда не выходим. Судя по дневнику, сегодня шестой день. Но мне кажется, что мы здесь уже месяц. Или год.
День 8. Не помню, что было вчера. Вчера было. Но я не помню. Я хотел записать, отложил тетрадку, потому что мама звала чистить зубы, и забыл. Вчера точно было. Что было вчера?
День 11. Я же писал вчера! Почему одиннадцатый? Где 9 и 10? Каникулы уже кончились, нам с Эммой пора в школу. Но мама как ни в чем не бывало готовит завтрак, достает настолки, вышивает. На мои вопросы отмахивается, если настаиваю - кричит, что она лучше знает. Улицу замело еще сильнее, уже дверь со двора невозможно открыть. Каждый день по полтора-два часа чищу снег, а на следующий день двор снова завален по колено.
Сказал маме, что мы здесь уже больше десяти дней, она махнула рукой: “Я знаю, что тебе скучно. Но это даже хорошо, отдохнешь от своих гаджетов. Одиннадцать дней, ха! Это просто для тебя без телефона каждый день - вечность.”
День 12. Ненавижу убирать снег. Ненавижу настолки.
День 13. Откуда у нас продукты?
День 14. Вчера я забрал из кладовки всю картошку и лук, спрятал в шкафу в прихожей. Сегодня в кладовке снова появилась картошка и лук. И в шкафу картошка и лук. Показал маме, она что-то пробурчала и ушла мыть окна. Она так верит в свою мечту о большом доме, что не замечает ничего вокруг. Или это что-то другое?
И масло, которое мы мазали вчера на хлеб, снова целое. И хлеб целый.
День 15. Снег снаружи уже поднялся до уровня забора. Не помню такого снегопада в своей жизни. Где мчс, когда оно так нужно? На телефоне иногда появляется одна антенка, но я не успеваю никуда позвонить. За домом огромный пустырь. Здесь отлично смотрелся бы сад или огород, но вместо него только неровная мерзлая земля и какие-то уродливые кусты. Столько пространства брошено без дела.
День 16. Петрозаводск, Сунская 7А - это чтобы не забыть. Попробую поймать связь или интернет и отправить сообщение. Может быть, на мансарде связь лучше?
День 17. До темноты ходил по разным комнатам верхнего этажа, ловил связь. Иногда на несколько секунда появляется вторая антенка, но позвонить и отправить сообщение все равно не получается. Есть еще чердак, чтобы туда залезть нужна лестница, которой у нас нет. А оттуда должен быть выход на крышу. На такой высоте обязательно должна появиться связь!
День 18. Эмма больше не кричит во сне. Они с мамой такие спокойные. Просыпаются, завтракают, играют, обедают, занимаются домашними делами, ужинают и ложатся спать. Их ничего не беспокоит. Может быть, это правильно?
День, будем считать, что 25. Не знаю, сколько времени я не вел дневник и пытался быть как они. Не меньше недели. Не получается. Все скрипит, воет, трясется. Я не могу есть, не могу говорить, не могу думать. В этом огромном доме тесно и душно. Когда уже закочнится снег?
День 26. Лестница может быть в подвале.
День 27. Я не боюсь темноты. Но там не темнота. Узкий луч фонаря как будто с трудом проходит через вязкую черноту. Скорость света в подвале примерно равна скорости поролонового дротика из нерфа. Точнее, не скорость света, а скорость, с которой темнота предпочитает расступаться. Я включаю фонарь и густая тьма медленно расползается в стороны. Я поворачиваю фонарь и только через секунду становится видно стену, на которое с запозданием проступает кольцо света. Со входа виден блестящий каркас алюминиевой лестницы в глубине подвала. Я долго собирался с силами, но так и не смог себя заставить сделать хотя бы шаг в ту сторону.
День 28. Забор обледенел. Я полдня пытался его перелезть - без шансов. Скользко и холодно. И даже когда мне удается кое-как ухватиться, немного подтянуться и попробовать достать до верха забора, меня будто пробивает морозом насквозь и я соскальзываю обратно.
День 29. Мы в плену. Мама и Эмма похожи на зомби с навсегда заведенным распорядком.
День 30. Сегодня я кричал во сне. Мама трясла меня, плакала, злилась и требовала больше не играть в компьютерные игры. Какой компьютер, у меня ни компа, ни безинтернетных игрушек на телефоне! И я совсем не помню, что мне снилось.”
Выключаю книгу. Какая-то мутная белиберда от очередного графомана, косящего под малолетку. Эх, а кусок в середине был многообещающим. Но пора спать, завтра на работу надо встать пораньше - город замело, транспорт ходит нерегулярно. Беглов, my love, Беглов…
***
Я понимаю, что сплю. Но если ущипнуть себя, становится больно.
Странно.
Темное, ночное небо в тучах и отблесках молнии. Далекие раскаты грома, пронизывающий ветер с похожими на песок колкими крупицами снега. Вокруг лес, впереди между стволами видны отблески света. Продираюсь сквозь колкие кусты и заросли. Руки мерзнут даже в теплых зимних перчатках. Ноги проваливаются по колено, снег набивается в высокие сапоги. Куртка разорвана в нескольких местах острыми ветками. Нужно идти быстрее, или не успею. Каждый шаг дается с огромным трудом, каждый раз нужно высоко поднимать ногу, чтобы вытащить ее из мягкого снега. С каждым шагом нога снова глубоко проваливается в мягкий снег. Плотный зимний комбинезон кажется все тяжелее. Снег с каждой минутой усиливается. И свет впереди с каждым движением становится все ближе.
Идти становится невозможно, падаю на колени, руки глубоко зарываются в снег. Останавливаться нельзя, ползу по снегу упрямой улиткой. Еще один рывок. И еще один. И еще.
Стена снега немного расступается. До опушки метров пятьдесят, за ней фонари и забор. Собираю последние силы и снова встаю. Шаг. Еще шаг. И еще шаг.
На дороге снег притоптан проезжающими машинами. Вываливаюсь в колею, поворачиваюсь на спину и глубоко дышу, глядя на огоньки звезд среди черной бесконечности. Уже не чувствую ног ниже ступней, на руках пальцы тоже одеревенели. Нельзя отдыхать. Переворачиваюсь и кое-как поднимаюсь на ноги. Иду, покачиваясь, к узкой калитке. Нужно успеть!
Толкаю скрипучую дверь и заваливаюсь во двор, густо усыпанный снегом.
Надо мной нависает трехэтажная громадина дома из красного кирпича. Трещины под окнами напоминают морщины. Неопрятные заросли винограда вдоль крыльца, высохшие зимой, похожи на плешивую бороду. Широченная двустворчатая дверь открыта передо мной, красная ковровая дорожка внутри дрожит и дышит.
-Помогите!,-детский крик из дома,-мне больно, я не могу идти! Умоляю, спасите!
Я вижу силуэт в окне. Он бьет кулаками по стеклу, дом отзывается раздраженным скрипом.
Я почти забыл, что сплю! Щипаю себя несколько раз. Больно!
Нет, Фредди, я на твои уловки не поведусь. Разворачиваюсь и, покачиваст, ухожу под детские стоны и плач.
Открываю глаза. Темнота. Тянусь к выключателю, зажигаю свет. Моя комната, знакомые пятна на потолке и паучок Данила в углу. Руки розовые, в комнате тепло.
Что это было? Никогда не видел таких красочных снов. До сих пор кажется, что мне нужно обязательно куда-то успеть.
На часах полпервого ночи, вставать в шесть. Но как тут спать? Я никогда не видел таких снов. И щипание не сработало. Мне было больно? Или казалось, что больно? Зловещий особняк постепенно бледнеет и теряет краски, память о сновидении затуманивается.
Идиотский дневник оказывается меня серьезно потревожил. Включаю книгу.
“День 31. Отсюда нужно выбираться и как можно быстрее. Мне давно кажется, что он живой, а сегодня я в этом убедился. Когда я открывал дверь на кухню, ручка на миг стала склизской и мягкой. Тут же снова затвердела, но у меня на ладони осталась отвратительная липкая жижа. Мать наорала, что я плохо мою руки.
Нужно сделать сани, как-то пробить ворота, оглушить или усыпить семью и бежать с ними. Можно попробовать сбежать самому, но, мне кажется, эта дрянь их тогда сожрет. Думаю, мы до сих пор живы, потому что я по какой-то причине не поддаюсь этому мороку. Нужно только понять, по какой.
День 32. Связал между собой простыни, привязал один край к перилам лестницы в подвал, а другой обвязал вокруг себя и пошел на блеск алюминия в глубине. Бетонный пол продавливался под ногами, как поролон. Темнота пульсировала вокруг света фонаря и нехотя расступалась. По бокам я слышал какое-то шипение и звон металла, но я не смел пошевелиться и посветить в стороны. От лестницы я прошел через дверной проем из гнилого дерева в пустую бетонную комнату, потом еще один пролет и такая же комната. И еще один. И еще. Сколько же здесь комнат? Кажется, я прошел уже метров пятьсот, а блеск металла почти не приблизилс.
Но простыни? Они точно короче!
Я дернул простынь, которой обвязан, к себе и у меня в руках оказался развязанный узел.
Я бросился назад со всех ног. Дверные проемы начали сужаться со зловещим скрипом. Пробежал один, второй, третий. Последний ощетинился зазубринами из гнилого дерева, будто зубами. Я прыгнул в него, разодрал куртку в клочья и бросился к лестице наверх.
Успел!
Мать ругала меня за неосторожные игры, мазала зеленкой и рассеяно кивала на мои рассказы об ужасном подвале. Наконец выдала: “Ох, у тебя такая богатая фантазия! Тебе бы книжки писать! А вот придумай теперь, где взять новую зимнюю куртку? И на чем нам теперь спать?”
Я махнул рукой и ответил: “Завтра будет тебе и куртка и простыни!”
И они были. Но маму это, конечно же, не удивило.
День 33.
Я что-то разбудил! Оно дышит и стонет. Я думал, это просто ветер качает старые доски. Но сегодня ветра нет совсем, а кряхтение и сопение стало только отчетливей. Обивка дверей теплая и мягкая, словно это чья-то кожа. Кажется, я могу даже нащупать редкие волоски. Будь у меня фонарь, а не эти тусклые свечи, я, наверно, смог бы их рассмотреть. Линолеум продавливается от каждого прикосновения, будто это нёбо огромной пасти. Или язык. Когда он вдруг становится влажным, сходство кажется абсолютным. Могу поклясться, что вчера было иначе. Ну не мог же я всего этого не замечать!”
Вздрагиваю. Где-то я это уже читал. Да, на этот фрагмент я наткнулся, когда только открыл книгу. И здесь же ее закрою. Сейчас час тридцать пять, мне рано вставать. Если не прекращу, завтра буду очень долго жалеть. Автоматически тянусь к глазам снять очки и понимаю, что я их и не надевал с того момента, как проснулся. Через секунду мир мутнеет. Шарю по тумбочки, беру очки и надеваю. Просматриваю по диагонали прочитанные после пробуждения фрагменты. Я прочитал все правильно. Ну это уже ни в какие ворота!
Мне теперь не уснуть, нужно пройтись, наполнить легкие кислородом и поразмыслить.
Надеваю куртку, иду на улицу. Снег медленно кружиться в свете фонаря и мягко опускается на припорошенный асфальт. За пределами желтого круга от фонаря непроглядная тьма. Здесь большой кубик на сотни квартир, но ни в одном окне нет света. А звездное небо закрыто этими высоченными домами. Кажется, они нависли надо мной и неба больше нет. И солнца нет, только эти безликие балконы и окна. Сотни. Тысячи.
Человейник. Нам так неуютно здесь. Почему мы не бежим? Как будто какая-то мистическая сила заставляет нас оставаться там, где нам плохо. Ходить на нелюбимую работу, жить с нелюбимыми людьми. Общаться с неприятными коллегами, совершать никому не нужные трудовые подвиги. Зачем все это? Я точно знаю, какую жизнь хотел бы жить. Я достаточно умен, достаточно настойчив, ни к чему не привязан. Я отлично понимаю, какие действия и в каком порядке нужно совершить, чтобы стать тем, кем хочется. Почему же не делаю? Будто невидимые нитями мои руки и ноги привязаны к скрещенной деревяшке там, наверху. А я просто зритель скучного и унылого фильма, который давно хочется выключить. Обрезать невидимые нити. Но что тогда будет? Я смогу сам управлять своей жизнью или упаду тряпичной куклой на землю, не в силах пошевелиться?
В свете фонаря появляются двое мужчин. Идут обнявшись, покачиваются, о чем-то громко говорят. За улыбками Гарольда усталые, осунувшиеся лица. У них тоже работа, бытовуха, горы незаконченных дел. Они лучше меня или хуже? Они живут ту жизнь, которую сами выбрали, или тоже смотрят осточертевший сериал, в котором каждая новая серия ничем не отличается от предыдущей?
Хоть кто-то в этом мире живет ту жизнь, которую действительно хочет? Видимо, нет. В наших человейниках тоже все густо залито феромонами, которые заставляют нас идти по своим дорожкам и тащить в дом ненужную мебель, ненужные бытовые приборы, ненужных людей.
Вздыхаю и ухожу обратно к себе. Прогулялся, блин. Только больше жути нагнал.
Ручка входной двери влажная и склизская. Одергиваю руку. Нет, не склизская, только влажная. Какой-то конденсат выступил маленькими капельками на прохладном металле.
Не хочу прикасаться. Прячу руку в рукав и через куртку поворачиваю ручку, чтобы попасть к себе. На кровати лежит читалка с открытой книгой. Экран не погас.
“День 34. Сегодня дом спокоен, двери твердые, полы не продавливаются. Не знаю, надолго ли.
Если я в фильме ужасов, то здесь должны быть подсказки. Какие-то тайны. Я обошел весь дом, кроме подвала - ничего. Старые пустые платяные шкафы, кое-где размокшие, кое-где раскрошившиеся, зато тщательно вымытые от пыли и паутины. Скрипучие кровати с основанием из металлической сетки, под которыми нечего прятать. Тумбочки, полки, стеллажи. Везде пусто.
День 35. Я простучал, кажется, каждый сантиметр стен и пола. Никаких тайников. Остался чердак. Туда ведет ржавый люк на щеколде, а до него можно достать только с лестницы. Или…
День 36. Мансарда пустая, поэтому мебель пришлось тащить снизу. Я собрал все, что можно нести одному: шесть прикроватных тумбочек, восемь стульев, подушки с дивана, два табурета. Выстроил все это в большую пирамиду, залез сверху, рванул ржавую щеколду и тут же полетел вниз, вместе со стулом. Упал на пол, больно ушиб плечо и ногу. Моя пирамида развалилась. Зато щеколда сдвинулась с места. Боль ужасная! Хотелось пойти и отдохнуть, но был риск, что на следующий день вся мебель окажется на своих местах и все придется начинать заново. Поэтому я снова собрал свою хлипкую пирамиду, залез и аккуратно дотолкал щеколду. Люк распахнулся, я еле успел пригнуться и снова чуть не потерял равновесие. Сверху высыпалась куча пыли и какого-то мелкого мусора. Кое-как зацепился, подтянулся и оказался на темном чердаке без окон, только сквозь кое-где прохудившуюся крышу пробивались тонкие лучики света. И в этих лучиках я увидел очертания массивного прямоугольного лакированного короба.
В кармане зажужжал телефон. Вытащил его и увидел три антенки и 4g. Загрузил весь текст дневника на первый попавшийся ресурс. Этот ящик никуда не денется, а связь может пропасть в любой момент. Пришлось повозиться с регистра
Конец ознакомительного фрагме…”
Отбрасываю читалку в сторону. Ну что за свинство!? Проверяю источник. Черт, как же эти зеркала литреса научились здорово мимикрировать! Я вбивал руками, ошибся на одну букву и вот результат. Надо было переходить из закладок!
На настоящей флибусте такой книги нет. И нигде нет. А долбанные барыги от литературного мира хотят за идиотский дневник, написанный школьником на коленке, почти четыреста рублей. Хрен вам, капиталистические свиньи!
На часах полтретьего ночи, будильник стоит на шесть. Нужно немедленно спать!
***
Большая комната с забитыми окнами. Дверь тоже заколочена широкими деревянными брусками. На кровати посреди комнаты неподвижно сидят обнявшись мать и дочь в потрепанных, рваных платьях. Рядом с кроватью стоит голубоглазый парнишка, сжимает в руках телефон и сосредоточенно щелкает по экрану, шепча при этом: “Помогите… помогите… помогите…”
Выныриваю из полусна. На часах два тридцать семь. Черт! Сажусь перечитывать дневник. На шестнадцатом дне упомянут адрес. Ищу на картах. Такая улица и правда есть. Там действительно лесной массив, какая-то дорога, недостроенный жилой комплекс и несколько брошенных домов. Которые постепенно переходят в небольшой поселочек в составе города. Петрозаводск. Смотрю расписание, туда пять с половиной часов на поезде. Не так уж и далеко…
Черт! Чем я занимаюсь вообще? На часах три. Попробую еще раз заснуть.
***
Тьма пульсирует и трепещет. Будто густой туман она медленно ползет из подвала и растекается по полу первого этажа. Неторопливо заполоняет коридор и комнаты, крадется к тусклым лампочкам и окутывает их. Стелиться на второй этаж полупрозрачными черными щупальцами, затекает в спальню, где на кровати, обнявшись, спят трое. Поднимается над ними плотным куполом. Хочу увидеть, что там происходит, но тьма непроглядна. Тяну руку, чтобы раздвинуть темноту.
Вздрагиваю и просыпаюсь, сидя на кровати с вытянутой рукой. На часах три ноль шесть. Черт!
Наливаю себе чаю, нарезаю колбасы, включаю доту. Спать, похоже, я сегодня не буду. Так хоть отвлекусь немного.
В шесть звенит будильник, бегу чистить зубы, одеваюсь, бегу на маршрутку. В шесть пятьдесят поднимаю роллету, включаю компьютер, отмечаю себя и напарницу в программе учета рабочего времени. Салон открывается в восемь, но мне нужно еще помыть полы, протереть витрины, подготовить рабочее место. И сорок минут скучать, сидя на высоком стуле и разглядывая аккуратные ряды сотовых.
К восьми тридцати приходит Алина, отправляет мне воздушный поцелуй и убегает в подсобку. Там она переоденется и весь день будет сидеть в телефоне, а я буду бить продажи пополам. Ей нужно пройти какой-то курс, а мне не сложно.
В 11 заходит первый клиент, хмурый дядька в объемном пуховике.
-Вам помочь,-спрашиваю я привычную фразу, хотя она и противоречит скриптам. Просто мне не хочется ему помогать, я хочу получить логичное “нет” и больше не приставать к покупателю. Дядька корчит гримасу Леонова из Джентельменов удачи, хмыкает и уходит.
К двенадцати посетители появляются чаще, а меня что-то как раз начинает рубить. Не всегда я могу сконцентрироваться. Фокус периодически разъезжается на две картинки.
“Сколько у него памяти?”, “А он крепкий?”, “Посоветуйте сыну, чтобы играть?”,”А есть с вотс аппом? А то у меня без вотс аппа…” Вопросы сливаются с моими монотонными ответами в давящий гул. Я только и успеваю открывать и закрывать витрину. Есть две продажи. “А это последний айфон? Мне для внучки”, “Батарею норм держит?”, “Не суйте мне эту дешевку, дайте сяоми.”, “Оперативы не маловато?”, “Помогите!” Я вздрагиваю и чуть не выпускаю очередной телефон из рук. Передо мной голубоглазый мальчишка с красными потеками под глазами и окровавленным ртом. Тру глаза, будто вытираю воду после заплыва в бассейне. Передо мной голубоглазая девушка с ярко подведенными глазами и толсто накрашенными бордовой помадой губами.
-Помогите! У меня не звонит! Ничего не звонит! Быстрее!
Вздыхаю и веду девушку к кассе. Разбираемся с проблемой, меняю симку. Довольная дама уходит, а на меня набрасывается бабулька, которой срочно нужно пополнить баланс.
К трем поток ослабевает, у меня урчит в животе. Заглядываю к Алине, она жует яблоко и что-то строчит в телеге. Занята…
Голова гудит, глаза слипаются. Усаживаюсь на стул, подпираю голову и закрываю глаза. Хоть 15 минут покемарю, пока людей нет.
***
В заросшем парке все лавки опутаны какими-то лозами и лианами. Дорожки слабо угадываются под ковром из травы и листьев. Туман стелется под ногами, видно буквально метров на десять вперед. Среди неопрятных деревьев из тумана выглядывает стена старого дома с заколоченными темными окнами.
“Это все нереально! Монстры и чудовища - только плод больных фантазий!” шепчу я себе, глядя на эту зловещую громадину. Туман немного расступается и слабый луч солнца освещает коричневую крышу дома.
“Больно!”-раздается душераздирающий крик.
“Ай!” вскрикиваю от боли во лбу. Руки разъехались и я шмякнулся о клавиатуру. Очки слетели и отскочили куда-то вбок. Выпрямляюсь, потирая лоб. Все вокруг мутное. Шарю рукой по столу. Слышу топот каблучков Алины, потом ее раздраженный голос:
-Слушай, ну ты можешь поработать без проблем хоть день? Хватит меня дергать!
Снова каблучки и хлопок двери. Надеваю очки, оглядываюсь. К счастью, они уцелели. Посетителей нет. Она бы так не сказала при посторонних! Хотя… Ладно, надо уже добить эту смену и нормально выспаться. Еще эта книжка идиотская. Теперь из-за нее снятся песни “Короля и шута”... Что дальше? Коррозия металла?
На часах пятнадцать ноль три. Да когда ж я посплю хоть десять минут?! Людей нет, чтобы хоть чем-то себя занять прохожусь вдоль полок и в тысячный раз проговариваю названия и характеристики телефонов. В полчетвертого Алина выходит из подсобки, бросает “я на обед” и уходит из салона. После четырех снова идут люди, снова одинаковые вопросы, наезды, шуточки.
В полшестого Алина возвращается и тут же исчезает в подсобке. У меня гудит голова, ноги дрожат от усталости. Захожу к ней:
-Алин, я тоже пойду перекушу. Выйди в зал, пожалуйста.
Она корчит несчастное лицо, глубоко и протяжно вздыхает, но все же выходит в зал. Накидываю куртку и бегу в пятерку через дорогу за кофе. Нужно немного взбодриться. После кофе я оживаю и следующие три часа работаю даже с удовольствием. Алина убегает в девять, я в десять закрываю салон, опускаю роллету и иду к остановке маршруток по темной улице. Снежинки весело кружатся и садятся мне то на ресницы, то на нос. Еще один скучный день моей скучной жизни. В маршрутке приваливаюсь к окошку и закрываю глаза.
***
Гром и молнии. Темень. Дождь. Стоны. Рот чем-то забит, через нос поступает слишком мало воздуха. Что-то навалилось сверху, что-то давит сбоку, тело скрючено, не могу пошевелиться. Два лупоглазых мерседеса фарами ярко освещают стену трехэтажного дома из красного кирпича и перекопанную лужайку за ним. В грязи несколько подтянутых парней в спортивных костюмах закапывают ямы. Другие спортсмены, наоборот, ямы выкапывают. На лицо сползает чей-то ботинок. Отплевываюсь, пытаюсь убрать голову. Сзади что-то упирается. Кое-как поворачиваю голову. Везде руки, ноги, измученные лица с кляпами во ртах. Двое спортсменов выдергивают кого-то сбоку из нашей кугруды копошащихся тел и скидывают за открытый борт тентованного грузовика. Хруст, несколько красных капель падают на уже измазанное кровью и грязью дно кузова. В поле видимости появляются еще двое крепышей, волокущие окровавленный труп. Они дотаскивают его до лужайки и скидывают в свежевырытую яму. Похоже, дьявольский конвейер работает уже не первый час. Возможно, и этот Зил сделал уже не один рейс. Меня хватают подмышки, выдергивают из груды тел и бросают за борт. Мир крутится, земля приближается. Меня хватает за шиворот и переворачивает огромный бугай в мясницком фартуке. Безразлично смотрит, взмахивает тесаком.
Ура, Большие турниры возвращаются!
Холмс продолжал катать ничейные ладейники, да и Ватсон без ферзя уже не мог. И мы без шахматного азарта не можем, а потому в эту субботу собираем пикабушников на кровавую битву за ачивки.
Итак, в субботу 18.01 в удобные 18:00 по Москве состоится шахматный турнир. Формат - арена, контроль 5+0. Длительность полтора часа. А ачивки мы разыграем в таких рейтинговых группах:
Дебютанты – до 1300 рейтинга
Новички – 1300-1600
Любители – 1600-1900
Полупрофессионалы – 1900-2200
Профессионалы – от 2200
Как видите, участвовать и претендовать на ачивку могут игроки совершенно разного уровня игры. Присоединяйтесь!
Чтобы принять участие, присоединяйтесь к клубу https://lichess.org/team/Gm3XMvWV
А потом к самому турниру https://lichess.org/tournament/yKhgfkwe (Для участия нужно сыграть на аккаунте 10 игр в блиц)
В телеграме будет напоминание о скором начале https://t.me/pikabuchess
Если есть вопросы - жду в комментариях.
Арена - это формат турнира, в котором игры идут непрерывно. Он не разделен на туры, все игроки находятся в одном лобби и по окончании партии вам тут же подбирают следующего соперника.
Контроль - количество времени на партию. 5+0 значит, что у каждого соперника по 5 минут на партию, добавления на ход нет. Партии с таким контролем длятся не более 10 минут.
А если вы хотите поиграть или пообщаться со мной лично, жмите по ссылке "бесплатное занятие" и записывайтесь. Познакомимся, сыграем пару партий, узнаем всякое новое про любимую игру. Мой друг переводит свой шахматный клуб из офлайна в онлайн, а я там встречаю новеньких.
До встречи за доской!
6 дней
Сырость и полумрак. Провожу рукой по холодному, гладкому бетону. В подвале тускло светит одинокая лампочка. На месте старого кладбища возвели станкостроительный завод, который в девяностых отдали под склады и торговлю. Где-то здесь, на этой глубине, лежала и ты. Ничего не осталось, кроме воспоминаний. Распорядитель не обманул, нам есть, что вспомнить. Мне есть, что вспомнить. У нас была хорошая жизнь и как бы мне ни было трудно, будь у меня выбор, я снова и снова сделал бы то же самое. Я обязательно расплачусь и приду к тебе. Мы обязательно будем вместе. Снова и навсегда.
Рука натыкается на небольшое углубление, забитое влажным песком. Аккуратно ковыряю песок, он осыпается с тихим шелестом под ноги. Чувствую твердое и холодное, но вытащить пока не получается. Продолжаю не торопясь доставать песок из углубления. Открывается металлический сундучок, тащу его за ржавую ручку к себе. С трудом, нехотя, он подается и со скрежетом выползает из углубления. Металл проржавел, крышка крепко прилипла к основанию. Острый Геннадий помогает мне, с помощью его узкого лезвия удается подковырнуть слоящийся бурый металл. Внутри заляпанные грязью листочки договора, на них аккуратным почерком написанный текст и темно-коричневый отпечаток моего пальца на каждой странице. Под договором три выцветших талона аднаркома, сэкономленные на черный день. Узоры на обратной стороне талонов сильно затерлись, но их все-таки можно разобрать. Ничего особенного, “вспышка”, “огненный луч” и “взгляд Горгоны”, все вместе стоит в районе 90 черткоинов. Сейчас, когда каждая душа на счету, они могут очень пригодиться. Cгребаю все во внутренний карман ветровки, прячу сундучок на место и иду к выходу, старательно перешагивая и огибая массивные водяные и канализационные трубы. Знакомый охранник старательно отворачивается, когда я, весь в паутине, известке и пыли, закрываю за собой покосившуюся ржавую дверь и ухожу к стоянке. Теперь пора к оракулу.
Гришин особняк все так же богат и безвкусен. Бесконечная вечеринка продолжается, только, вроде бы, танцующие, целующиеся и валяющиеся на мягких диванах в полузабытье люди теперь другие. А охранник, проводивший меня и деликатно вышедший, тот же. И Гриша посреди своего помпезного кабинета тот же. Худой, осунувшийся, заросший. Кажется, он и не вставал со своей дорогущей кушетки после нашей прошлой встречи. Ленивый взгляд его впалых глаз фокусируется на мне. Кажется, не узнает. Подхожу ближе, протягиваю руку. Он ее вяло пожимает. Туман в глазах немного проясняется, он произносит, растягивая звуки:
-Тебя так долго не было…
-Я был здесь вчера.
-Вчера…-он смакует это слово,-вчера… Да, вчера. Давай договор.
Протягиваю грязные листочки. Он небрежно дотрагивается до них. Его зрачки расширяются, он еще сильнее бледнеет, на всклокоченной бороде проступает седая прядь. Отдергивает руку, вскакивает и хватается за голову:
-Как так? Нет… Что?!
Смотрит на меня дикими глазами затравленной собаки. Еще одна седая прядь проступает у него на виске. Он хватается за сердце, хрипит, заикаясь:
-Па-память! Забытье, амне-незия, что у вас там!? Быстрее! Быстрее!
Выхватываю телефон, щелкаю магазин. Гриша садится на кушетку обхватив голову руками и начинает тихо подвывать. Жму амнезию, 30 черткоинов улетают гребанному яндексу, а я вывожу сложный узор из скрещивающихся колец. Глаза Гриши стекленеют. Произношу уверенно:
-Оракул Григорий, ты узнал имя и местоположение распорядителя душ из договора, наткнулся на блок и прекратил чтение, ничего не запомнил. Ты больше не будешь читать такие договора. Сейчас ты передашь мне полученную информацию, а потом поешь, примешь душ и поспишь. И впредь будешь соблюдать режим дня. Будь счастлив, Гриша.
Оракул встает, торжественно произносит:
-Директор по внутрикорпоративному развитию mpStats, Александр Селедчик. Офис на Гражданском проспекте д.100, офис 242.
После этого уходит, прямой и напряженный. Провожаю его взглядом, глубокие морщины пролегли по его лбу и в уголках глаз. Надеюсь, он выполнит указание и правда будет счастлив. Забираю договор и иду к машине, по пути забивая в поисковик название фирмы и контакты. Звоню на горячую линию, чтобы попробовать договориться о встрече. Там то робот, то какие-то туповатые стажеры говорят одними и теми же скриптами. Выяснить что-то про личный прием клиентов не получается, зато я теперь знаю, куда обращаться, если вдруг захочу начать торговлю на маркетплейсах. Беглый гуглеж дает примерное представление об офисе компании на верхнем этаже крупного спорткомплекса. Бассейны, корты, футбольные поля, кафешки, лес и парк. Похоже, распорядитель любит комфорт, предпочитает здоровый образ жизни и не особенно прячется. Ну что ж, попробуем в лоб. Завожу свою несчастную киа с раскуроченным передком и еду по навигатору.
После вчерашней тяжелой смены я спал совсем без сновидений жалких три часа, чтобы побольше успеть до выхода на линию. Сейчас только полдень, так что мой план почти сработал. И даже есть время заехать в НИИ Энергоизысканий к своей новой знакомой. Но сначала нужно заскочить в ДНС за монитором. Выбираю онлайн аккуратный белый Асус. Надеюсь ей понравится, осталось только забрать.
После получасового квеста с получением заказа я довольно быстро добираюсь до знакомого уже здания НИИ, оставляю ветровку, кота и меч в машине, кое-как вытряхиваю пыль и паутину из волос. Выгляжу в зеркале так себе, с мешками под красными глазами, растрепанный, неопрятный. К сожалению, наводить красоту некогда, хочется реализовать внезапный порыв, а потом снова возвращаться к своей бесконечной гонке.
На проходной седой, усталый охранник тщательно переписывают мои паспортные данные, номер кабинета, в который я иду, осматривает массивную коробку в моих руках, но не проявляет к ней особого интереса и пропускает. Поднимаюсь к кабинету 419, стучусь и захожу. В крохотном кабинете Анфиса сидит перед выключенным пузатым монитором и что-то смотрит на телефоне, провод от древних наушников запутанным клубком висит у ее плеча. Она использует только один наушник, второй тоскливо торчит из клубка, не способный дотянуться до второго уха. Девушка вопросительно поднимает на меня глаза. Здороваюсь:
-Добрый день. Вы меня, наверно, не помните. Я заходил к вам какое-то время назад. Не могу спокойно смотреть, как вы мучаетесь. Вот, решил провести вам небольшую модернизацию, раз минобрнауки не чешется.
Ставлю коробку перед ее столом. Анфиса устало улыбается:
-Спасибо, конечно, но я не могу это принять.
-Я настаиваю!
Она усмехается:
-Ну, если вы настаиваете, то отнесите завхозу, это на первом этаже, только нужно будет написать заявление. Там как раз есть специальный стеллаж с нераспечатанными мониторами, ваш туда неплохо впишется. Дело ведь не в том, что у нас их нет. Мы уже несколько лет не можем это провести по документам, присвоить инвентарные номера и так далее, там бюрократический ад.
-Неужели нельзя просто поставить новые мониторы?
-Представьте себе, нельзя. Здесь много чего нельзя.
-Но ведь вы проводите важные исследования!
Она вздыхает:
-К сожалению, фундаментальная наука никому не нужна, все на голом энтузиазме. Ни материальной базы, ни поддержки. Да нам и не нужна помощь, лишь бы не мешали. Но ведь мешают! К счастью, я в этой дыре больше не работаю. Еще две недели и свобода.
-Чем займетесь?
-Пока не знаю. Жизнь покажет.
Анфиса вежливо смотрит на меня и ждет. Пауза затягивается. Говорю, чтобы что-нибудь сказать:
-Мне кажется, вы могли бы прекрасно танцевать.
Она широко распахивает глаза:
-Как вы догадались? Я как раз выбирала школу танцев.
Я пожимаю плечами:
-Вы похожи на прекрасного хореографа.
Она мило фыркает:
-Пфф. Меня отдали на танцы в детстве, но мне это жутко не нравилось. Я просто каждый раз просиживала в коридоре все занятие. На родительском собрании очень долго пытались выяснить, чья это мама пришла и задает странные вопросы. Так что тут вы промахнулись.
Развожу руками:
-А я ничего и не говорил про ваше умение танцевать. Но вы похожи на прекрасного хореографа.
Девушка улыбается с иронией:
-Ой, как мило. Простите, я так и не вспомнила вашего имени.
-Игорь. Пообещайте, что пригласите меня в свою школу танцев. Хочу быть вашим первым учеником.
Она качает головой:
-Ну какая школа. Я же говорю, что двигаюсь как корова на льду. Не знаю, почему у меня вообще возникла мысль учиться танцам. Школа? Об этом пока нечего и думать.
-Уверен, у вас все получится!
Она кивает:
-Спасибо большое. Мне бы вашу уверенность.
Снова молчим. Говорю:
-Ну я тогда пойду.
Анфиса вежливо улыбается:
-Всего хорошего. И спасибо за заботу, мне очень приятно.
Поднимаю коробку и тащу на первый этаж. Охранник указывает на кабинет завхоза, но оказывается, что тот на обеде и ему невозможно дозвониться. Нужно подождать от получаса до бесконечности. Ну что ж, я пытался.
Возвращаюсь к машине и закидываю коробку с монитором в багажник. Теперь пора к распорядителю. Прикидываю время. Полтора часа на дорогу до офиса MPSTATS, дальше как пойдет, но часа к пяти должен освободиться и выйти на линию. Ноет шея, спина отзывается болью даже в уютном водительском кресле. Несколько раз подумываю использовать дешевенькую лечилку, но все-таки решаю сэкономить горстку черткоинов до действительно тяжелой травмы. Под суровые рифы альбома “Свобода” Люмена время проходит почти незаметно, паркуюсь у гигантского здания необычной формы, будто несколько оранжевых коробок воткнули одну в другую под разными странными углами и остеклили. Вряд ли удасться попасть к распорядителю вот так, внаглую. Скорее всего, придется снова лазить по крышам, подвалам или сторожить в кустах. Но лучше начинать с самого очевидного способа и просто записаться на прием. Внутри здания как будто обычный офисный центр с бежевой каменной плиткой на полу и белой пенополистироловой на потолке, только все указатели ведут в какие-то спортивные залы. К счастью, нет рамок с металлодетектором, так что Геннадия удается пронести в сумке без проблем. На верхнем этаже встречает вежливая девушка администратор в прикольном худи с необычной вышивкой, за ее спиной зеленая вывеска MPSTATS и два треугольничка, один на другом. Вежливо улыбаюсь:
-Добрый день. Мне к Александру Селедчику. Он у себя?
Девушка удивленно и мило улыбается в ответ:
-Вам назначено?
-Нет, но он захочет меня увидеть.
Девушка смотрит неуверенно. И правда, обросший тип в толстовке с “сектором газа” и мокрым котом на плече может вызывать вопросы:
-Я не уверена, что он на месте. Как вас представить?
-Гошка хромой, сын кузнеца.
Глаза девушки проясняются:
-А, так вы из клуба! Пойдемте, я вас провожу.
Мы идем по коридорам большого опенспейса, за стеклами приятные ребята шлепают по клавиатурам, пьют кофе, с важным видом тыкают в телефоны. Из офисов доносится увлеченная болтовня, смех. За огромными панорамными окнами великолепный вид на город. Хорошее место. Здесь, наверно, здорово работать. Некоторые молодые ребята замечают кота у меня на плече, улыбаются и приветливо машут. Администратор, тем временем, тоже что-то щебечет на ходу про “простите, не сразу поняла” и “говорите про клуб, вас проводят, если буду не я”. Мы сворачиваем в какой-то коридорчик и она открывает передо мной элегантную дверь из матового стекла. Я вхожу, а она говорит за спиной:
-Александр, к вам из клуба.
Приветливый парень лет 35 встает из-за аккуратного стеклянного стола и, искренне улыбаясь, протягивает руку. :
-Георгий, сколько лет, сколько зим!
Свежая стрижка, ухоженное лицо, белая футболка с радужным принтом. Он намного старше меня, но гораздо лучше соответсвует времени. Я пожимаю руку в ответ и осматриваюсь. Очень уютный и при этом деловой офис. Аккуратные открытые стеллажи из стекла и металла, небольшой белый диванчик, стильные кресла для посетителей.
-Здорово тут у вас. А вы меня помните, да?
Александр пожимает плечами:
-Если честно, не очень. Но я просмотрел досье, пока вас ждал,-обращается к девушке,- спасибо, можешь идти.
Девушка исчезает, прикрыв за собой дверь. Распорядитель продолжает:
-Алиса считала вас на входе и передала мне основную информацию. Такие гости у нас бывают нечасто и с самыми неожиданными намерениями, поэтому система безопасности настроена достаточно чувствительно. Вы не представляете опасности, поэтому вы здесь. Итак, у вас есть какие-то вопросы?
-Алиса, красивое имя у девушки.
-Яндекс Алиса, Георгий. У администратора только инструкция быть вежливой со странными посетителями вроде вас и провожать ко мне. Она непосвященная.
-И тут нейронка... А раньше вы не были так приветливы…
Александр щелкает пальцами и мы оказываемся в душном подземелье с зарешеченными окнами, на нем черный балахон, исписанный красными символами, закрывающий все лицо, кроме морщинистого рта. Стеклянный стол с серебристым маком, за которым он сидит, смотрится здесь странно. Кот вздрагивает, впивается когтями мне в плечо и шипит. Хрипящий голосом распорядитель произносит:
-Ты себе вот так это представлял?
Отвечаю:
-Давайте назад.
Распорядитель разводит руки в стороны, между ними вспыхивает ярко-красное свечение, которое поглощает все вокруг. Мы снова в уютном офисе, Александр озорно улыбается:
-Нравится? Я и не так могу! Да садитесь, Георгий, не стесняйтесь. Вижу, у вас ко мне накопилось много вопросов.
Сажусь на элегантное белое кресло на колесиках с выгнутой спинкой. Удобно. Кот спрыгивает с плеча и укладывается мокрым клубочком у меня на коленях. Ему тут тоже больше нравится. Пытаюсь собраться с мыслями:
-А это что-то вроде джина с тремя вопросами или типа того?
Александр заливисто смеется приятным бархатным смехом:
-Ну что вы, никаких киношных глупостей. Централььный офис корпорации поднял новую корпоративную политику, теперь наш приоритет - открытость. Сотрудники и партнеры должны понимать наши цели и векторы, чтобы работать с максимальной эффективностью.
-Просто немного странно видеть вас здесь, в современном офисе, среди молодежи, сотрудником современной АйТи-компании, занимающимся созданием правильно атмосферы в коллективе.
Распорядитель пожимает плечами:
-Именно правильная атмосфера очень важна для меня. Борьба с токсичностью, уважение к личным границам, толерантность и так далее. Все это помогает непосвященным выдавать максимальный результат.
Киваю:
-Начинаю понимать. Вы вроде как снизу, но теперь не прямо зло-зло. Забота о сотрудниках, рабочие места, светлые офисы. Стратегии, цели. Присмотришься, а вроде в чем-то и добро. Серая мораль.
Александр разводит руками:
-Фу, Георгий, какая пошлость. Наш главный лично контролировал создание последней редакции корпоративной этики и там прямо запрещена мимикрия под любой вид иного толкования наших мотивов. Мы - зло, Георгий. Абсолютное зло и гордимся этим. Представьте что-то самое мерзкое, отвратительное и беспринципное, умножьте это на бесконечность и прибавьте 42, тогда вы примерно поймете цели корпорации на следующий квартал.
-Но вы не производите впечатление абсолютного зла.
-А у меня и позиция пока не позволяет полностью раскрыться. Я немного продвинулся с нашей последней встречи, мне доверили важное направление, но это пока самое начало моего движения вниз.
-И чем конкретно вы занимаетесь?
-О, это очень интересно. Немного расскажу о нашей деятельности вне публичного поля. Мы партнеры яндекса, занимаемся новыми способами добычи энергии. Как вам известно, помимо прямой купли-продажи энергии различными способами, например, через магазин в приложении яндекса, есть и другие способы взаимодействия с энергией, в том числе доступные для непосвященных. Один из них - продажа времени жизни. Непосвященные проводят определенные ритуалы и передают часть своей жизни в нижний банк, взамен получая простенькие фокусы вроде невидимости или физической силы. Фактически, они таким образом отдают часть своей души. Душа - это частичка бога, вечный двигатель и генератор, о котором человечество так мечтает. Там очень необычные взаимодействия, когда-нибудь кто-нибудь напишет научную работу на эту тему. Так вот, мы сейчас работаем, и довольно успешно, над тем, чтобы аккумулировать избыток энергии, генерируемый непосвященными, и направлять его в нижний банк. Ну, вы знаете, все эти ненужные созвоны, совещания, кофебрейки. Некоторые подопытные проводят до 83 процентов жизни в бессмысленной беготне, генерируя при этом приличное количество небесной энергии. Наша задача собирать эти излишки с максимальным КПД.
-Люди-батарейки,-задумчиво произношу я.
-О, вариант из Матрицы был бы идеален. К сожалению, есть определенные ограничения по нашему взаимодействию с твердью. Поэтому мы прорабатываем альтернативные варианты.
-Неужели приятное время препровождение на работе можно так использовать?
Александр задорно смеется:
-Ахах. Ну конечно же! Приятное и бессмылсенное времяпрепровождение ради того, чтобы не заниматься чем-то важным. Корпорация старается использовать все человеческие смертные грехи. Наш стартап прорабатывает леность, это очень перспективное направление. Прокрастинация, депрессия - просто золотая жила для нас.
Я чешу в затылке:
-Ну хорошо. А чем плохо работать по-старинке, выкупать души через договор?
-Это направление по-прежнему одно из приоритетных. Но, к сожалению, в последнее время оно не дает тех результатов, которые были раньше. Население растет, а приток энергии от прямых договоров не дотягивает до плановых показателей. Приходится искать новые подходы. Вы же знаете, что подписать договор можно только в момент наивысшей страсти. Вырвать из себя душу и передать ее нам - нетривиальная задача. Сейчас сытое и спокойное время, Георгий. Мало кто способен на такую всепоглощающую страсть. С другой стороны, на фанатичную веру способны еще меньше. Так что у верхних дела идут значительно хуже. Ад на земле гораздо ближе рая.
-Как и всегда.
-Как и всегда, вы правы.
Говорю задумчиво:
-Я вот одного не пойму. Почему сейчас? Почему, имея доступ к такой огромной энергии, вы не использовали ее раньше? Все эти нейросети, искусственные интеллекты, автоматические алгоритмы. Почему в восемнадцатом веке мы подписывали договор кровью в вонючем подвале из вашей иллюзии?
-В нас нет божьей искры, Георгий. Странно, что вам это неизвестно. Мы можем бесконечно усиливать созданное людьми, но не способны создать новое. Еще один блок, вшитый в нас творцом. Он, знаете ли, не любит конкуренцию.
Распорядитель осекается:
-Простите, я некорректно выразился. Конечно же, божьей искры нет в нижних. Я пока не имею права себя так называть, но я уже близок. Чем мы ближе к главному, тем меньше в нас божественного. Это идеал, к которому мы все стремимся - полностью отказаться от бога, при этом обуздать небесную энергию и использовать ее в своих целях без ограничений и рамок. В главном божественного нет совсем, он всегда пользуется человеческими достижениями, страстями и пороками. Но хорошему руководителю и не нужно ничего создавать, ему нужно собрать грамотную команду и умело ею управлять. В этом главный прекрасен.
Вежливо киваю. Столько новой информации. И почему я не пытался найти своего распорядителя раньше? Александр участливо улыбается:
-Надеюсь, я достаточно полно рассказал вам о нашем проекте. Прямо сейчас я не могу вас взять к себе в штат, но имейте нас в виду. Здесь уютно, много интересных задач и бесплатные печеньки. Могу я вам чем-то еще помочь?
Снова чешу в затылке:
-Да я, собственно, чего пришел-то. Можно у вас взять в займы десятка два-три душ? Мы все-таки не одну сотню лет друг друга знаем, пусть вы меня и не помните. А то у меня случился форс-мажор, а вниз ой как не хочется. Вы ведь получаете с меня стабильный процент. Точно больше, чем эта несчастная двадцатка.
Взгляд распорядителя приобретает сочувствующее выражение:
-Понимаю вашу проблему и очень хотел бы вам помочь, чтобы защитить свои инвестиции. К сожалению, подобный вид взаимодействия с заключившими договор запрещен внутренними инструкциями. Мы можем подписать допсоглашение к договору на стандартных условиях. У нас есть тарифная сетка, мы не можем от нее отходить.
-И что же я буду должен за эти двадцать душ?
Распорядитель что-то смотрит в компьютере, сосредоточенно щелкает мышкой. Я нервничаю, поэтому не выдерживаю:
-Ой, да ладно! Вся выкладка была у вас еще до того, как я зашел в помещение!
Александр ухмыляется и кивает:
-Да, простите. К новым стандартам открытости сложно привыкать. С максимальной скидкой и со всеми привилегиями лояльного сотрудника займ в двадцать душ увеличит ваш ежемесячный платеж на те же двадцать душ.
Я в шоке:
-В смысле, сорок? Вы издеваетесь, я и двадцать еле закрываю.
Александр пожимает плечами с грустной улыбкой:
-К сожалению, ничего не могу поделать. Такие правила.
Я в сердцах шлепаю себя по коленям:
-Блин!
Распорядитель задумчиво произносит:
-К счастью, есть один хороший вариант.
-Хороший вариант?
-Да, думаю, вам понравится. Если вы принимаете ценности нашей организации, я могу обсудить с руководством смежного подразделения возможности для повышения. Например, в Краснодаре по нелепой случайности мы остались без куратора. Это посильная для вас позиция и с учетом новой системы мотивации вы без труда решите свою проблему с задолженностью, а ежемесячный платеж больше не будет для вас значимой суммой. Обязанности стандартные - приглядывать за новыми сотрудниками, отчитываться о результатах работы подразделения и отвечать за грамотное распределение заказов. Думаю, вы справитесь.
Меня осеняет:
-То есть, Петр Александрович - куратор?
-Это закрытая информация, ваш нынешний уровень допуска не предполагает доступа к реестру сотрудников. С новыми коллегами вы познакомитесь, когда примете мое предложение. Подумайте, Григорий. У вас есть выбор: займ на стандартных для непосвященного условиях или переход на новую ступень.
-Еще один шаг от человеческой натуры?
-Нет, что вы. Перерождение - это совсем другой круг. Физиологически я не отличаюсь от вас. А вы практически не отличаетесь от непосвященных. Разве что некоторая склонность к стабильности как побочный эффект от преодоления предела Хейфлика. У нас нет способностей взаимодействовать с энергией напрямую, мы делаем это через посредников. Для вас это магазин в приложении. У меня он тоже есть, скажем так, в расширенной версии.
Немного задумываюсь.
-То есть вся суть нашего разговора в том, чтобы завербовать нового куратора? Вы по какой-то причине заметили меня и решили сделать предложение, от которого я не смогу отказаться. Подстава с перевертышем - ваших рук дело?
-Скажем так, это не было запланировано. Но мы действительно выделили вас среди коллег за опыт и надежность, поэтому по вам есть решение провести собеседование в случае сложных жизненных обстоятельств. Вы проявили находчивость и самостоятельно инициировали встречу, это еще один плюсик к вашему резюме. При ином развитии событий эйчар провел бы встречу непосредственно перед вашей отправкой в отдел взыскания.
-Когда у меня не было бы выбора!
-Выбор есть всегда, таков один из основных законов творца. Ваша душа у нас в залоге, но не в собственности, так что выбор есть всегда.
Вспоминаю Петра Александровича и Meow бар, спрашиваю:
-Кто-нибудь закрывал долг?
-Это тоже закрытая информация. Однако намекну. Через успешный рост по карьерной лестнице решать проблемы с договором значительно эффективнее. Да вы и сами прекрасно понимаете, чисто математически после двух-трех повышений сама сумма платежа станет для вас просто смешной. У вас появятся интересы и возможности совершенно иного масштаба.
Отвечаю:
-Ну что ж, мне нужно подумать. Но у меня остался еще один вопрос. Мой праведник плачет, на нем появились участки без белого пламени и они растут. Что с этим делать?
Александр брезгливо морщится:
-Ох, праведники. Нам давно пора создать собственный сервис, без этой дурацкой коллаборации. По поводу праведникова вам в райскую кузню, я не в курсе этих тонкостей.
-А как туда попасть?
-Говорю же, не знаю. Это вне пределов моей компетенции, я совсем не взаимодействую с верхними.
Вздыхаю:
-Ну что ж, тогда мне пора наведаться к боженьке.
Александр хмурится, в его глазах на миг сверкают молнии:
-Бог мертв, Георгий. Верхние что-то там болтают про веру и второе пришествие, но это все сказки для бедных. Бог мертв, скоро мы сломаем последние барьеры и на земле воцарится ад. Лучше бы вам быть на правильной стороне, когда это случится. А своего Генку просто закопайте где-нибудь в ближайшем лесу и приходите на новую должность.
Вздрагиваю. Закопать праведника в лесу… Геннадий в сумке за моим плечом будто бы тоже вздрогнул. Другие вопросы больше не приходят на ум. Результат нулевой, зато узнал много нового. Встаю с удобного кресла, которое, будто бы, не хочет меня отпускать:
-Спасибо за уделенное время. Я пойду думать.
Александр кивает:
-Есть о чем. Надеюсь на положительное решение, до встречи. Возьмите мою визитку у администратора, звоните в любое время. И учтите, что наш разговор строго конфиденциален. Вы готовитесь спуститься на новую ступень и вам нужна информация, а вот вашим коллегам она ни к чему. До свидания.
Мы пожимаем руки, я пересаживаю кота обратно на плечо и выхожу. От переизбытка канцелярита и белозубости в улыбке у меня немного кружится голова. На обратном пути хихиканье и болтовня среди прозрачных стекол опенспейса уже не кажутся мне такими милыми и задорными. Я практически вижу, как мелкими каплями небесная энергия сочится из этих людей в нижний банк.
Сажусь в машину, достаю Геннадия и глажу лезвие. От тусклого пятна отходят уже четыре бороздки. Говорю:
-Ничего, дружище. Мы что-нибудь придумаем. Ты же слышал, выбор есть всегда.
Вспоминаю выражения покоя и сочувствия в сияющих абсолютным светом глазах ангела перед тем, как они погасли. На потускневшем участке клинка собирается небольшая металлическая капелька, будто ртуть или расплавленный свинец, и течет по лезвию, медленно тая и оставляя за собой глубокую борозду.
Одна душа.
Для меня это просто сдельная оплата нескольких часов грязной и выматывающей работы. Цифра на балансе. А для кого-то это целая вселенная. Его вселенная. Ключ к вечности. Двадцать таких вселенных я должен отдать каждый месяц в нижний банк, чтобы моя собственная продолжала существовать. Когда я на секунду задумываюсь об этом, мне хочется исчезнуть. Не быть. Но это слишком легкий выход для таких как я. Нет, я буду. Буду до тех пор, пока не исполню взятые на себя обязательства.
А потом мне приходит на ум вопрос, так ли я хуже непосвященных? Я ведь отдаю чужую душу, а они бессмысленно разменивают свою. Продают свое время за копейки. Работа, бытовуха, какая-то беготня, снова работа. Минуты складываются в часы, часы в дни и годы. И вот уже дряхлое тельце рассыпается в пыль, а за спиной ничего, кроме отданной кому-то за бесценок единственной и неповторимой жизни. Работа, бытовуха, беготня, снова работа. И обжигающая пустота. Так в чем ценность этой скукоженной до размеров однушки в Бутово вселенной? Может быть, оплачивая ею телепорт через половину города, я заключил по-настоящему выгодную сделку?
Скорость света и скорость звука значительно быстрее скорости запаха. Почему же распахнувшаяся реальность врывается в меня вонью мусора и мочи? И только через секунду я вижу кирпичную стену, ржавый мусорный контейнер размером с кузов камаза, синий куб подстанции с расходящимися в разные стороны толстыми тросами проводов. Все как я заказывал - какая-то подворотня, скрытая от посторонних глаз. Я сижу на земле в той же позе, в которой только что сидел в машине. Кот приземляется выпучив глаза и раскинув лапы, тут же выгибает спину и, вздыбив шерсть, пятится к стене. Геннадий мягко опускается на асфальт рядом.
Открываю карты в телефоне. Судя по спутниковому снимку - это задний двор здания по нужному адресу. Кирпичная стена здания пялится на меня обшарпанными квадратами окон и прыщами наружных блоков кондиционеров, а где-то за ней, по-видимому, ждет меня Димон. Метрах в десяти порыжевшая от времени и немного скособоченная плоская пожарная лестница поднимается на все четыре этажа и заканчивается на крыше. За подстанцией скрыт от глаз шлагбаум с будкой охраны, которую благодаря телепорту мне не нужно преодолевать. Во дворе еще несколько усталых кирпичных строения с ржавыми крышами. Рядом какой-то деловой центр, с другой стороны длинная двухэтажка с кучей кафешек и магазинчиков. Видимо, раньше НИИ был во всех этих зданиях, но все сдали в аренду, для научных исследований осталась только вот эта кирпичная развалюха.
Пишу коллеге: “Я на месте, на заднем дворе, скинь локацию”. Две серых галочки. Ну что ж, пока он занят нужно поискать путь внутрь.
Оглядываясь и, пригибаясь, крадусь к пожарной лестнице. Теперь меня видно из будки охраны, но там, вроде бы, пусто. Сажаю немного успокоивщегося котика на плечо, закидываю Геннадия за спину, и берусь за холодные и влажные перекладины. Осторожно поднимаюсь, лестница отвратительно скрипит от каждого движения. Жаль, что это не массивная конструкция из американского кино с широкими платформами и удобными перилами, а два железных уголка с круглыми перекладинами между ними, плотно прижатые к отвесной стене. Пыхчу и лезу, периодически оглядываясь. К счастью, двор пуст.
Медленно забираюсь наверх. На покрытой ржавчиной и кое-где прогнившей двускатной крыше нет ни опор, ни креплений. Зато в самом центре торчит небольшой кирпичный квадрат, скорее всего, ведущий с крыши на чердак. Тяжело дыша после тяжелого подъема аккуратно ползу к нему, периодически слегка скользя. Почерневшая от времени деревянная дверь закрыта навесным замком. Похоже, тут все будет просто. Легкий удар ногой, сгнившая древесина отпускает металические ушки, дверь с грохотом распахаивается. Замок остается висеть на другой стороне, продолжая выполнять свою, теперь уже никому не нужную, работу.
Спускаюсь по пыльным ступеням, изгаженным голубями. Внизу еще одна дверь, тоже закрытая, но на этот раз с другой стороны. Она еще более хлипкая, самая дешевая китайская, будто из картона. Экономят на бюджетных учреждениях у нас, конечно, отчаянно. Смотрю мессенджер, на последнем сообщении по-прежнему две серых галочки. Пишу: “Я на четвертом этаже. Заходить? Пришли заказ.” Одна серая галочка, вторая. Синеют! “Димон печатает” говорит мне мессенджер и сразу приходит сообщение: "Красный"
А за ним скриншот экрана. В заглавии, как обычно, большими буквами название заказа “Амнезия”, чуть ниже фото симпатичной голубоглазой девушки в очках, русые волосы убраны в пучок, взгляд серьезен, тонкие губы сжаты в напряжении. Рядом короткий текст:
“Анфиса Анатолиевна Скворцова, 31 год, лаборант отдела смежных разработок НИИ Энергоизысканий, филиал Атомэнергопроекта. Не замужем, детей нет. 01.05 получила доступ к закрытой информации. Доступ устранить, последствия ликвидировать.
Высокая сложность.
Оборудование: 1 ед. забытья
Награда: 5 э.е.
Подробности.”
Последнее слово выделено жирным шрифтом, не будь это скрином, можно было бы нажать и получить больше информации. Но жалеть не о чем, потому что сейчас не до того. “Красный” в сообщении Димона означает высокую вероятность провала, время идет на минуты и даже секунды.
Бью дверь ногой рядом с замком и легко пробиваю и тоненькое полотно из, кажется, спрессованной бумаги и картонных сот внутри. Нога застревает в проделанной дыре. Кот мявкает и больно впивается в плечо, умудрившись пробить когтями и ветровку и толстовку. Дергаю ногу назад, ботинок слетает со ступни и остается с другой стороны. Бью еще раз другой ногой. Все повторяется - еще одна дыра, а я теперь бос. Толкаю дверь плечом, изуродованное полотно легко поддается и распахивается.
Передо мной два испуганных лаборатна в белых халатах. Один смотрит то на меня, то на мой грязный ботинок, отброшенный распахнувшейся дверью ему под ноги. Выпучиваю глаза и ору:
-Анфиса! Где Анфиса!? Бабушка при смерти, помогите найти Анфису!
Один из лаборантов показывает рукой вправо:
-Кабинет 419. Но у нас эвакуация, вряд ли она…
-Спасибо! -хлопаю лаборанта по плечу и бросаюсь по коридору в сторону нужного кабинета.
Старый, кое-где прохудившийся и исцарапанный линолеум, потрескавшаяся краска на стенах, ржавые потеки на потолке - здесь делали ремонт примерно никогда. На расстоянии метров в десять друг от друга на стене мигают массивные красные лампы. Рядом прикручены круглые блины колонок, но они молчат. Может быть, бутафория, может быть, сломаны. Мне навстречу то по одному, то по двое идут сотрудники НИИ, кто-то в халатах, кто-то в рубашках и джинсах. Они провожают меня и черного пассажира на моем плече удивленными взглядами, но не вмешиваются.
416, 417, 418. Номер 419 на такой же безликой коричневой двери с бумажной имитацией дерева. Распахиваю и вхожу. Кабинет размером с кладовку заставлен стеллажами с папками, в нем с трудом умещаются два рабочих стола. На одном из них компьютер с огромным кинескопным монитором, над которым в нетерпеливой позе замерла девушка с фотографии и бьют по энтеру на посеревшей от времени клавиатуре.
-Вы что, изобрели машину времени?-спрашиваю первое, что пришло на ум.
-Минобрнауки изобрел,-ехидно отвечает Анфиса,-вы кто вообще? Приема нет, у нас эвакуация.
“Красный”. Почему красный? “Получила доступ к закрытой информации”.
-Немедленно отойдите от компьютера,-говорю, уверенно преодолевая пару метров до ее стола. Системник, не менее древний, чем пузатый монитор, жужжит и пыхтит под столом, бесстыдно развернувшись к посетителям неопрятным пучком проводов. Анфиса ойкает, когда я резко дергаю из корпуса витую пару, а за ней, на всякий случай, и кабель питания.
-Вы что себе позволяете?!-голос девушки дрожит.
-Спасаю вас от непоправимого. Я от них,-таинственно отвечаю я.
-От них?-переспрашивает Анфиса
-От них.-повторяю я еще более таинственно, стараясь как можно точнее повторить интонации Петра Александровича. Стоп! А может быть и он не знает, что это конкретно за “они”? Надо обдумать.
-Что за "они"?-девушка, в отличие от меня, совсем не хочет играть в эти игры. Я сразу теряю уверенность:
-Ну, они… сущности… про которые вы узнали…
-Что за бред?!-я ее только еще сильнее напугал. Все еще пытаюсь исправить ситуацию:
-Письмо, которое вы отправляли… Там информация…
-Какое письмо?! Я сохраняла дисер! Что вам надо?-она испуганно пятится к стене. Что-то тут явно пошло не так…
Слышу шорох за спиной, глаза девушки стекленеют. Голос Димона:
-Анфиса Анатолиевна, болотный газ из метеозонда попал в теплые слои атмосферы и отразил свет Венеры, в результате подстанция получила серьезную перегрузку и короткое замыкание сожгло ваш винчестер. Его забрали в ремонт, но извлечь информацию не смогли, очень жаль. Вы испытываете отвращение к своей диссертации, которую придется собирать снова из черновиков и записок, поэтому решили выбрать другую. Нет! Решили уйти из науки и преподавать танцы. В здании эвакуация, выходите во двор. Будьте счастливы.
Девушка безэмоционально выслушала эту тираду, кивнула и на негнущихся ногах вышла из кабинета. Я провожаю ее взглядом. Симпатичная. И такая милая. Когда она проходит мимо напарника, встречаюсь с ним взглядом. Он нахмурен и явно рассержен:
-Игорь, ты дебил? Я из-за тебя чуть на полтос не встрял!
Я в шоке:
-В смысле, из-за меня?
Димон кидает зло:
-А из-за кого? Ты где лазишь, договорились же!
Я пытаюсь прийти в себя:
-То есть ты взял повышенную сложность и полез ее выполнять, даже не зная, свободен ли я? И это моя вина, правильно понимаю?
Димон качает головой:
-Я хотел тебе помочь. Но на этом все, ты меня за собой не утащишь. Отойди, мне нужен винт.
Я делаю шаг в сторону:
-Ну мог бы спасибо сказать. Я телепортнулся и пришел как раз вовремя. Как раз благодаря мне ты не встрял!
Димон сидит на коленях перед системником и покачивает головой:
-Я отвлек охрану, сообщив о бомбе, я изучил здание и незаметно прошел внутрь. Ты пришел на готовое и выбил картонную дверь. Спасибо за помощь.
Он поднимает руку с флешкой:
-Диссер здесь. Она бы сунула его в карман и сбежала. Обуйся, герой.
Чешу в затылке. Да, про флешку я что-то подумал:
-А что там? Может, глянем?
Димон долго и внимательно смотрит мне в глаза. Потом медленно произносит:
-Как ты дожил-то до своих лет такой наивный? Хочешь, чтобы заказ разместили уже на нас?
Флешка вспыхивает в его руке, пластик плавится, вонючий черный дым въется к потолку плотной, тонкой струйкой.
-Винт отправится туда же. Удачи, Игорь. Работать парой было ошибкой, дальше каждый сам. Половину я тебе скину, когда получу.
Он отворачивается и продолжает возиться с системником. Обидно, но говорить больше не о чем. Я иду по пустому корридору вдоль мигающих красным ламп к распахнутой, изуродованной двери. Обуваюсь и спускаюсь по старой продавленной лестнице с облупившимися деревянными перилами. Кот поддерживающе мурчит мне в ухо. Вот кто никогда не откажется со мной работать. Выхожу на улицу мимо опустевшей будки охраны через главный вход. Перед зданием заполонили тротуар сотрудники НИИ. Среди них замечаю Анфису, которая растерянно трет лоб и виски. Хорошенькая. Что же она там наоткрывала такого революционного?
Уведомление. +2,5 души на счету, перевод от Димона. Точнее, 2,5 энергетические единицы, конечно. Яндекс затеял очередной дурацкий ребрендинг, в ходе которого старые понятные названия меняют на какую-то ванильную ерунду. Такими темпами скоро и черткоины переименуют в какие-нибудь я.баллы. Гребанный яндекс.
***
Серая земля, серые оградки, серый деревянный крест. Черный кот улегся на перекладину креста и с интересом наблюдает за мной умными серыми глазами. Даже без сумеречных линз, которые мне не особенно нужны во время простеньких заказов на сбежавших от вознесения, мир вокруг лишен красок. Серая земля падает на крышку дешевого серого гроба из дсп. Внутри - скрюченное, обезглавленное тело нарушителя. Алгоритмы яндекса мне благоволят, это уже третий такой заказ за ночь, а до рассвета еще около часа. Рутина, скукота. Выследил, заманил в такси, отвез на кладбище, помог упокоиться. И на новый круг. В другое время я плясал бы от счастья, заработав 4,5 души за ночь, но сейчас мой долг все еще огромен, очередная ночь подходит к концу, а вместе с ней тают и надежды расплатиться вовремя. Руки дрожат от усталости, в голове туман. Но закрывать смену пока рано.
Щелкаю в приложении поиск нового заказа. Дай “упокоение”! Дай “упокоение”! На экране “Сопровождение”... Ну, тоже неплохо. Последний заказ и можно наконец поспать.
На фото в описании какой-то хмурый курносый мальчишка с россыпью веснушек. Денис Андреевич Пирогов, 11 лет. Одержим. Сопроводить в пункт извлечения.
Награда: 50 ч.к.
Подробнее…
Наученный горьким опытом, щелкаю выделенную жирным надпись. Но там ничего интересного, одна вода. Сноска о родственниках, краткая биография, адрес… Парнишка живет с матерью, отца нет. Несколько дней назад игрался с друзьями в заброшке и наткнулся на шабаш отдыхающих на выходных бесов. Те разбежались кто куда, но один пьяный идиот не смог устоять перед мальцом. Мелкий проказник как раз на днях спер у матери из заначки три тысячи и потратил их на какой-то чудо-нож в контр-страйке, как у одноклассника, которому давно завидовал. Запах воровства и зависти был слишком силен и молоденький бесенок не смог противостоять искушениею. Насколько я знаю, вселяться в грешников не то чтобы прямо запрещено. Это просто не поощряется, потому что чревато неожиданными последствиями. В этот раз проказник слишком долго валял дурака в теле школьника и теперь уже не может выбраться самостоятельно.
Ну что ж, поможем.
За двадцать минут добираюсь до места, беру Геннадия с котом и иду к двери подъезда очередной обшарпанной хрущевки. Код и из информации о заказе подходит, на третьем этаже воняющего старостью подъезда нужная дверь. Громко стучу, в 5:30 разбудить семью будет непросто. На удивление, торопливые шаги раздаются за дверью почти сразу. Детский голос из-за двери:
-Кто там?
-Доброй ночи. Денис, я за тобой.
Шорох ключа в замочной скважине, дверь открывается, на пороге стоит сердитый мальчишка с фотографии:
-Не шумите, пожалуйста. Мама со смены, спит. Дайте мне минут пятнадцать на сборы. Проходите.
Мальчонка разворачивается и уходит по узкому коридору квартиры, заставленному слегка косыми советскими платяными шкафами. Разуваюсь, аккуратно прикрываю дверь и иду за ним. На тесной кухоньке шумит, разогреваясь, электрочайник, шкворчит что-то в сковородке на плите, кипит кастрюля. Парнишка режет хлеб и говорит, не оборачиваясь:
-Сейчас хоть завтрак доделаю. Кофе будете?
-Буду, только водой поменьше плескай, у нас тут гидрофоб.
Денис оборачивается и с улыбкой смотрит на кота:
-Какой хорошенький. Боец!
Я киваю и аккуратно убираю кота под куртку:
-Давай, брат, погрейся.
Кот пристраивается у меня на животе, под курткой включается мурчательный моторчик, оставшийся снаружи хвост слегка покачивается и оставляет на джинсах мокрые разводы. Тем временем чайник отщелкивает, мальчишка насыпает по ложке якобса и сахара в две кружки и садится за крохотный столик рядом со мной. Кофе, конечно, отвратный, но я из вежливости немного отпиваю. Парнишка вздыхает и грустно произносит своим детским голосом со взрослыми интонациями:
-Жалко ее. Горбатится на трех работах и все равно считает каждую копейку. Старший сын в Москве учится на платном, младший - школьник с занозой в заднице. Старая мать в маразме, еще брат-алкаш - все у нее на шее. Знаешь, она каждый раз плачет, когда я накрываю на стол. Плачет и смеется. Целует меня все время, обнимает. Мне кажется, ей никогда и никто не готовил ужин. Посмотри там у себя в приложении. Можем даже поспорить, что ей никто и никогда не готовил ужин. Слушай, может дашь мне еще пару дней?
Отрицательно качаю головой.
-Ну давай может дождемся, когда она проснется? Хоть попрощаюсь.
Снова качаю головой. Отвечаю:
-Ты же понимаешь, что ничем хорошим это не закончится. Ты слетишь с катушек, нападешь на меня, я тебя порублю и останется твоя дорогая мамочка без сына. Не усложняй.
Мальчишка кивает и возвращается к плите:
-Ладно, 5 минут и идем.
Он ловко снимает со сковородки котлеты и раскладывает их по аккуратным пластиковым контейнерам, туда же отправляется пюре из кастрюли. Нарезает пару бутербродов с сыром и вареной колбасой, оставляет их на тарелке. Что-то пишет на квадратном стикере, приклеивает его к контейнеру. Управился ровно за пять минут, какой пунктуальный. Оборачивается:
-Ну все, идем.
И отправляется в прихожую. Я достаю кота из-под куртки, сажаю на плечо. Живот весь мокрый, а на улице станет еще и холодным. Цена дружбы!
Иду за мальчишкой. Тот ждет меня в ярко-оранжевой дутой куртке, уже обутый. Когда я выхожу, запирает дверь снаружи и молча идет вниз. Так же молча садится в машину, тоскливо смотрит в окно на серую пятиэтажку. Сажаю кота рядом с собой, Геннадия пристраиваю на сиденье и приоткрываю сумку, чтобы можно было легко схватиться за рукоятку. Предусмотрительно блокирую двери и только после этого трогаюсь. Малец все также грустно смотрит куда-то вдаль.
Едем не торопясь, слышу звук опускаемого сзади окна. Смотрю в зеркало на усталое лицо ребенка, он закрыл глаза, ветер слегка обдувает его взъерошенные рыжие волосы. Произносит, не открывая глаз:
-Как же вам, чертям, повезло. Вы почти как люди. Можете все чувствовать, можете свободно мыслить. Это так хорошо, а вы не цените. И люди не ценят. Говорят, человек - венец творения. У создателя действительно здорово вышло. Вот только чем моя мать заслужила такую судьбу? Может чувствовать, но только тревогу и боль. Может думать, но только о том, как протянуть еще один день. Как же все совершенно, как же все нелепо. Если бог действительно есть, то это чертовски талантливый тип с синдромом дефицита внимания.
-В смысле, если бог есть?
Мальчишка пожимает плечами и замолкает, наслаждаясь дуновением прохладного ветра на лице. Его бесовская сущность уже настолько слилась с душой ребенка, что он и сам, видимо, не понимает, где теперь граница.
Фонари погасли, горизонт за многоэтажками окрасился розовым, в город постепенно возвращаются цвета. Зеленовато-серый на мусорных баках, фиолетово-серый на вывесках и плакатах, серо-серый на усталых зданиях и тротуарах. Одинокие прохожие, редкие первые маршрутки. Через зеркало заднего вида мельком бросаю взгляд на своего пассажира.
Клыки, распростертая пасть, рык. Ярость!
Рву руль вправо, машина виляет, налетает на серый придорожный заборчик и проламывает его. Бьюсь грудью о руль. Пацан вылетает с заднего сиденья и врезается головой в бортовой компьютер. Бью его в висок, кот, улетевший под сиденье, с шипением выскакивает и вцепляется ребенку в ухо. Одержимый выворачивает руки под неестественным углом и хватает меня за шею, я хватаю за шею его. Душим друг друга, кот шипит и впивается пацану в щеку. Кровь брызжет по салону, заливая потолок и кожаную обивку. Мир мутнеет, легкие стонут от недостатка воздуха. Жму его шею сильнее, еще секунды и силы закончатся. Чувствую, как пальцы на моей шее слабеют, хватка теряет цепкость. Продолжаю давить. Теперь можно добить, теперь никто не осудит. Воздух врывается в легкие, сиплю и кашляю. Хриплю и душу.
Лицо ребенка передо мной. Исцарапанное, окровавленное, безмятежное. Делаю над собой усилие и разжимаю пальцы. Вроде, дышит. Не хватало еще убивать детей. Его руки в локтях вывернуты назад, ухо разорвано в клочья, он без сознания. Глажу кота, таращащегося на мальчишку, высоко выгнув спину и раскрыв с шипением пасть. Успокаиваю его. Отстегиваю ремень с сумки с Геннадием и связываю запястья одержимого за спиной. Отталкиваю его обратно на заднее сиденье. Тело мягко толкается в спинку и заваливается на бок. Выхожу из машины, осматриваю повреждения. Заборчик пригнут к земле, бампер лопнул и изогнулся, крыло искорежено и продавлено, осколки фары рассыпаны по асфальту. Колеса, вроде бы, целы. Возвращаюсь за руль, сдаю назад и по-быстрее уезжаю, пока не набежали свидетели.
Дышать все еще тяжело, горло горит, шея ноет. Надо было сразу его связать!
Доезжаю до места назначения, крохотная церквушка странно и чужеродно смотрится возле стоянки огромного торгового центра. Беру мальца на руки и несу внутрь. Там скромный алтарь, несколько икон, свежая белая краска на стенах. Привалившись спиной к одной из них на хлипкой табуреточке дремлет бородатый парень в футболке с гипножабой и потертых джинсах. Перед алтарем разложена дешевая раскладушка, рядом стоит моток толстой бечевки и ножницы. Говорю громко:
-Батюшка, это вам!
Парень вздрагивает, испуганно и сонно смотрит на меня. Через несколько секунд его взгляд проясняется, он привычным движением оглаживает бороду и отвечает хорошо поставленным басом:
-Спасибо, сын мой, я уж заждался. Укладывай дитя на ложе, да привяжи покрепче. Ох и досталось же ему!
Судя по лицу, ему лет двадцать пять. Он старается выглядеть значительно и сурово. Из-за спины он достает помятую синюю тетрадку с закладкой из конфетной обертки примерно на середине. Открывает, пробегает глазами:
-Так… молитва… святая вода… беснование. Да, беснование.
Достает телефон, набирает номер и ждет. Видимо, никто не отвечает. Я тем временем укладываю парнишку на раскладушку и в несколько слоев приматываю его запястья и ступни к алюминиевым трубам каркаса. Его переломанные руки болтаются безжизненными плетьми, сочащаяся из разодранного уха и лица кровь тут же пропитывает синюю ткань тонкого матраса. Не дождавшись ответа молодой батюшка разворачивает телефон динамиком ко рту и говорит в зарядку:
-Кристиночка, дитя мое, отрока доставили. Что-то он совсем плох, как бы не вышло беды. Как скоро явишься?
Смотрит в телефон. Качает головой:
-Не видит… Ладно, сын мой, давай-ка тогда ты мне подсобишь. Спасем невинную душу. Доставай свои приспособления, готовься. Сейчас полезет бесовщина.
Меня немного удивляет такая бесцеремонность.
-Батюшка, я свою работу закончил. Мне второй раз с этим рубиться совсем не улыбается. А главное, зачем? Я вне работы толерантен к любым существам.
Батюшка смущается, отвечает уже не так уверенно:
-Ну как же, юноша… А если чадо отдаст богу душу? Он же совсем слаб.
Качаю головой:
-Не мое дело. Разве что подкините пару душонок, так сказать, на чай.
Священник широко раскрывает глаза:
-Нет, что ты, сын мой. Мы вашей валютой не пользуемся.
-Ну как-то вы же платите яндексу за заказ!
Священник оправдывается:
-Сие есть тайна великая, в коею я не посвящен. Епархия выдала мне поручение и я его исполняю во имя господа. Помоги мне во служении, не оставляй дитя во власти беса.
Вздыхаю. Бесы не особенно воинственные обитатели преисподней. Тем более этот будет обессилен после долгого пребывания в человеческом теле. Киваю:
-Ладно, батюшка, только из личной симпатии к вам. Потом обменяемся телефонами, вдруг понадобится ответная услуга.
Батюшка улыбается, мусолит в руках тетрадку:
-Спасибо, сын мой. Да воздастся нам по делам нашим.
Он садится на колени рядом с безмятежно сопящим ребенком, ежеминутно сверяясь с тетрадкой начинает что-то бормотать. Периодически брызгает вокруг из мятой пластиковой бутылки. На всякий случай отступаю на несколько шагов назад, чтобы на меня не попали капли. Кот с шипением сбегает из церкви. Одеваю сумеречные линзы, достаю Геннадия, пылающего белым огнем. Среди наступившей серости ярко горит белый сгусток внутри священника и мерцает голубым шар в груди ребенка, крепко опутанный пульсирующими бордовыми нитями. Нити, будто артерии и вены, вздрагивают при каждом ударе сердца. Ни бормотание батюшки, ни водные процедуры, кажется, не приносят никакого результата.
Я держу Геннадия прямо перед собой и вдруг замечаю, что в том месте, где до этого металл потемнел, теперь появилось две неровные полосы, будто капли масла стекли на несколько сантиметров вниз по лезвию. И пламя праведного гнева в этих местах почему-то не появляется. Никогда раньше такого не видел, огонь пробивается всегда, даже сквозь кровь и грязь. Нужно быстрее выяснить, что это, пока не стало хуже.
Священник тем временем кладет руки на грудь спящего Дениса, его ладони искрят небольшими белыми вспышками и бордовые вены, опутавшие голубое, будто мелкие змеи начинают шевелиться и расползаться в стороны. Ребенок распахивает глаза и кричит:
-Нет, дяденька, нет. Мне больно, дяденька, пожалуйста, не надо! ААА!
Несчастный вой, переходящий в плач, способен растрогать любого. Но не сидящего на коленях над телом ребенка священника. Он продолжает бормотать свое и, кажется, еще сильнее давит на грудь парнишки. Красные змеи расползаются в стороны, пытаются спрятаться с другой стороны голубого шара. На лице ребенка проступают морщины, губы раздвигают клыки, изо лба показываются небольшие рожки, он снова превращается в то существо, которое набросилось на меня в машине. Его начинает колотить, он сучит ногами и руками, алюминиевый каркас трещит и гнется. Руки батюшки остаются на груди трясущегося ребенка, но искрящиеся вспышки начинают обволакивать шар, разгоняя пульсирущие нити. Мальчишка с лицом беса начинает жалобно хныкать:
-Нет, пожалуйста, нет… У нее никого кроме меня нет, совсем никого. Этот мелкий засранец и дальше будет мотать ей нервы, а у нее ведь совсем слабое сердце. Пожалуйста, не надо! Я лучшее, что у нее было в жизни. Ну будьте же людьми!
Белые искры собираются в сплошное сияние, бордовые нити отскакивают и сливаются в пульсирующий клубок, который со свистящим звуком, будто от сильного порыва ветра, выскакивает из тела ребенка. И в отлетевшем потоке воплощается невысокий бес, рогатый и зубастый, бьющий по полу тонким подвижным хвостом. Я вскидываю Геннадия над головой, готовлюсь к битве. Но бес неподвижен. Он смотрит на меня печальными карими глазами Дениса. Затем белки наливаются желтым, зрачки сужаются. Это змеиный взгляд, полный злобы и ненависти. Бес щелкает пальцами и исчезает в клубах зловонного дыма.
Батюшка с облегчением вздыхает, в мятой тетрадке вспыхивают несколько листочков, моментально сгорают и разлетаются в стороны сизым пеплом. Священник листает тетрадь, оставляя на страницах черные отпечатки от измазанных в пепле пальцев.
-Так… теперь перейдем к врачеванию…
Он находит нужную страницу, кладет руку на лоб ребенку и снова что-то бормочет, старательно водя пальцем по строчкам крючковатых и неразборчивых символов.
Скрип двери позади, оборачиваюсь, все еще сжимая Геннадия в руках, на взволнованный и суетливый женский голос:
-Тоша, прости, там такая завару…
Знакомая блондинка в знакомой белой толстовке. Ее голубые глаза вспыхивают ненавистью, меч через мгновение оказывается в руках. Следующий миг и уже лежу на спине, раскинув руки. Геннадий со звоном падает рядом. На моей груди тяжелый ботинок, меч занесен над головой паладина. Как же быстро! Как же больно!
-Кристиночка, это свои! Свои!
Батюшка в испуге переходит с высокопарного баса на мирской баритон. Девушка с презрением смотрит мне в глаза, произносит распевно:
-Это… Никогда не будет своим. У него на руках кровь ангела, его праведник плачет. Мерзкий, хитрый черт!
-Дорогая, остынь. Этот приятный молодой человек помог мне с ребенком и прогнал беса. Для него не все потеряно, поверь мне,- во взволнованном голосе священника не осталось и следа недавней церковнославянскости. Девушка убирает ботинок с моей груди, прячет меч за спину. Произносит сквозь зубы, будто плюет:
-Свободен.
Я с трудом поднимаюсь на ноги и ковыляю на выход, спорить с этой машиной для убийства совсем не хочется. Батюшка догоняет меня в дверях, сует в руку визитку:
-Уговор есть уговор. Будет что-нибудь нужно - звони.
Сую визитку в карман и ковыляю к своей искореженной машине. Кот лежит на крыше и демонстративно вылизвается, сердито поглядывая на меня. Внимательно осматриваю тусклое пятно на Геннадии и две отходящие от него неровных бороздки. Мой праведник плачет. Теперь у меня есть вопрос к этому отцу Антону, но только когда вредной дамочки не будет рядом. Хотя я уже примерно понимаю, что он мне скажет. Важнее понять, что с этим делать.
Но это все потом. А сейчас в душ и спать!
Продолжение:
Я.Черт 6
Привет, друзья! Вышла очень крутая озвучка опубликованных глав романа "Я.Черт" от канала Лимб. Звучит шикарно, я счастлив!
Черви лезут из ее пустых глазниц. Черви лезут из ее раскрытого рта. Черви лезут из носа, из ушей. Желто-коричневые, склизкие, переплетающиеся, копошащиеся. Падают на грудь сидящей передо мной в величественной позе графини. Расползаются по красному бархату нарядного бального платья, вьются по роскошным серьгам и бриллиантовому колье. Оставляют на бледной коже липкие грязные следы.
-Сударь, на вас лица нет!-голос графини беспокоен и взволнован.
Рядом с ней костюмы придворных замерли в почтительных позах. Дырявые, изъеденные молью сюртуки готовы рассыпаться в пыль, обувь в дырах, цилиндры, висящие в воздухе над воротниками, поблекли и треснули по швам. Темный бальный зал, освещен только тусклым светом из узких окон. Окна, потолок, стулья и столики покрыты паутиной и пылью. В центре танцуют кадриль посиневшие трупы в трухлявых камзолах и расползающихся платьях. В углу оркестр скелетов издает отвратительную какофонию ржавыми трубами и гнилыми скрипками. Вдоль стен посиневшие уроды мило беседуют с гниющими телами.
Кричу в ужасе:
-Вы все мертвы!
Клубок червей на лице графини складывается в насмешливую гримасу:
-А ты нет?
7 дней
-Я нет!- вскакиваю и бьюсь макушкой о твердое. Вокруг серая кожа, впереди бардачок и коробка передач. Кот смотрит с осуждением, зевает и снова закрывает глаза. Я задремал на заднем сиденье автомобиля. На часах полдень. Солнце красит белым небольшое скопление тучек, остальное небо темно-серое. По стеклам машины стекают крупные капли дождя.
Часа через четыре на смену. А можно не ждать! Открываю приложение, хочу нажать поиск. Понимаю, что сейчас выйдет какой-нибудь мусор, отказ от которого понизит активность. Да и смену открывать и закрывать несколько раз чревато тем же. Лучше привести себя в порядок, я весь покрыт кровью и грязью.
Дорога домой, душ, перекус и вот уже минус два часа. Пишу Димону в вотс апп: “Во сколько сегодня?”-ответа нет, напарник не в сети.
Торопиться некуда, наливаю молоко с кофе, коту просто молоко. Достаю Геннадия и кладу его на стол. Надеюсь ему нравятся наши молчаливые посиделки. Кот говорит “гылп, гылп”, молоко брызгает из миски на стол, капает с усов, скапливается забавной белой бородой на его морде. Я говорю “шлююпс”, всасывая горячее. Геннадий лежит и молчит. У него нет ножен, я кое-как приклеил металлическую полусферу от небольшого глобуса на дно сумки для штатива, а по сторонам пришил полосы плотной кожи, чтобы лезвие не рвало ткань. Геннадий - отличный компаньон, мы с ним знакомы не одну сотню лет и он меня никогда не подводил. Его рукоятка, впитавшая в себя декалитры крови за время нашей службы, неровно окрасилась где-то в черное, где-то в темно-каштановое. После смены я его тщательно вычистил, отполировал и наточил, так что теперь он сияет. Любуюсь игрой света на начищенном до зеркальности металле.
Игрой света?
В одном месте будто мутное пятнышко. Присматриваюсь поближе. Примерно в десяти сантиметрах от острия клинка небольшой участок, на котором свет отражается хуже. Как будто там я что-то не дочистил или неосторожно оставил отпечаток. Оттягиваю рукав толстовки и аккуратно протираю пятнышко. Оно не уходит. Вижу, что это не какой-то след, а сам металл будто поблек. Тру сильнее. Никакого эффекта. Это очень странно, обычно Геннадий будто сам помогает сбросить с себя лишнее и даже обычная мокрая тряпка убирает большую часть грязи. Надо посоветоваться с кем-нибудь грамотным.
Быстро собираюсь и выхожу в направлении meow бара, вдруг там Петр Александрович или кто-то еще из старой гвардии. Не знаю, сколько Петру лет, но когда я начинал, он уже был усталым и рассудительным дедом. На вид ему лет сорок, седина и проницательный взгляд вызывают доверие, а вот поведение выдает более почтенный возраст, чем кажется на первый взгляд. И голос у него скрипучий, старческий. Интересно, сколько ему на самом деле? В нашей профессии нередко встречаются люди примерно такие же на вид - неудовлетворенность прожитым и жгучая страсть к чему-то неосознаваемому часто толкает в распростертые объятья распорядителей людей в кризисе среднего возраста. И именно такие обычно отлетают вниз первыми, не могут перестроится под новые реалии. Распорядители получают процент с действующих договоров, так что заинтересованы в том, чтобы мы продолжали выполнять условия и стараются выбирать надежных клиентов. А вот этих великовозрастных инфантилов не очень ценят. Но везде есть планы и показатели, так что подписать пару дряхлеющих неудачников на вечную кабалу за пару чемоданов зелени - милое дело. Затрат на эти бумажки никаких, а циферки в отчетах растут.
Что-то шевельнулось у меня в сознании. Пусть с меня моему распорядителю перепадает не самый жирный процент, зато стабильный. К дяде Пете появился еще один вопрос.
В баре как всегда приглушен свет, в этот раз посетителей больше. Кот привычно прыгает к Анюте на стойку за молоком, я киваю ей и осматриваюсь.
За стойкой широкая спина Малыша в потертой косухе, голова склонилась к стопке так что виден только небольшой холмик бритого затылка над могучими плечами. На соседнем высоком стуле кругленький Карлевич что-то ему втолковывает. Эти двое неразлучников первыми попытались работать парами и у них отлично вышло. Сработаться сложно и награду приходится делить, так что мало кто выдерживает долго. Но с хорошим напарником выполнять заказы гораздо проще и ошибок получается меньше.
На диванчике в углу чернокожая Света болтает с Кастетом и Федей. Ее затянутая в облегающий комбинезон фигурка будоражит даже мою одряхлевшую за сотни лет фантазию. Хороша, чертовка! Кастет распластался на небольшом стуле как хозяин вселенной. Ноги и руки развязно разбросаны в разные стороны, выражение лица снисходительно-насмешливо . Он так и не перерос синдром широкой спины и дворовые замашки, навсегда остался мелким гопником в абибасе. Федя смотрит с обожанием, ловит каждое слово и то и дело поправляет очки. Он давно вылечил зрение, но образ ботана тоже так и не смог сбросить. После подписания договора нам очень сложно меняться. Будто не только тело застывает в одном возрасте, но и личность заливают густым клеем и она теряет подвижность.
За столиком у окна какой-то новичок в бейсболке с плоским козырьком и огромных кроссовках пялится в телефон. На столе перед ним разбросаны три коротких ромбовидных клинка с обтянутыми кожей рукоятками и аккуратными кольцами под ними. Окружающие поглядывают неодобрительно, но с нравоучениями пока не лезут. Доставать оружие вне заказа - плохой тон.
Возле стены цедит какой-то коктейль грустная Полина и бессмысленно смотрит в пространство. Видимо, переживает очередное расставание с любовью всей жизни. Мелкая дворянка, пережившая в неразберихе гражданской войны разлуку с родными и смерть почти всех близких, упавшая с высоты на самое дно, но сумевшая выжить. До сих пор, будто девушка на выданье из дореволюционных романов, готовая в любой момент грохнутся в обморок от резкого звука или грубого слова. Не растерявшая за столько лет веру в вечную любовь, но каждый раз выбирающая для этой любви самых отпетых подонков и бесконечно страдающая то от унижений, то от домашнего насилия. Что не мешает ей быть безжалостной на заказах и с завораживающей элегантностью бить без промаха из аккуратного дамского револьвера Тамары.
За соседним столом Петр Александрович играет в нарды с Арсеном. Колоритный дед, на все случаи жизни имеющий житейскую мудрость или тост. Иду к ним. Судя по всему дядя Петя опять побеждает. Арсен кипятится и размашисто швыряет кости на доску:
-Ну дай, дай! Ааа, мать твою, что за проклятый день!
Выпадают 3 и 4, деду Арсену нечего двигать и он откидывается на стуле, сложив руки на груди:
-Опять не дает. Игорек, дорогой, посмотри что за игра. Не игра, а мучение!
Я пожимаю плечами:
-Завтра даст.
-Никогда не даст! Петя всю удачу себе забрал. Чем ты ее приманил? Скажи! Чем?
Петр Александрович хитро щурится:
-Ну бывает. Повезло немного, что ж поделать. Я не специально.
Дед Арсен встает:
-Ээээ! На, играй с ним. Зары заговоренные, клянусь!
Я занимаю место уходящего с ворчанием деда, начинаю расставлять шашки. Петр Александрович долго молча смотрит, опускаю глаза. Слышу тихий и расстроенный голос:
-С Толиком вышло неправильно.
Киваю.
-Мы люди, не забывай про это.
Тщательно выстраиваю аккуратную башенку из фишек на краю доски. Отвечаю:
-Мы люди без души.
Дядя Петя вздыхает:
-Это временно.
Теперь моя очередь пристально смотреть ему в глаза:
-Не уверен. Много закрывших кредит?
У него так мало морщин. Мы все привыкли считать дядю Петю стариком из-за седых волос, вздохов, кряхтения и уютного отношения к окружающим. Будто он и правда наш добрый дедушка, который всегда поддержит советом, утешит и подкинет деньжат на мороженое. А еще потому, что он всегда был здесь. Мы привязываемся к месту, поэтому в Питере практически нет коллег старше трехсот лет. И дядя Петя - такое исключение. Я не знаю никого, кто был здесь до него. И никто не знает. Во времена Пушкина в этом здании был трактир и, когда я первый раз ввалился сюда и заорал “Водки!”, комкая грязные листочки договора в одной руке и неловко придерживая Геннадия под тулупом другой, дядя Петя уже был здесь. Обыгрывал каких-то гусар в преферанс, с интересом и заботой поглядывая в мою сторону. Его взгляд совсем не изменился. Ему на вид лет сорок, но он обращается ко мне со стариковским песком в голосе:
-Мы люди, Игорь. Нельзя убивать людей, даже если тебе за это ничего не будет.
Киваю и снова опускаю глаза. Фишки расставлены, можно кидать кубики. Петр Александрович берет их в руку и бросает. Три кубика падают на правой половине доски. 6, 6, 6.
-Что за!?-поднимаю глаза. Передо мной каменный анфас Петра и два черных колодца вместо глаз. Вскакиваю со стула, не могу отпрыгнуть назад. Зависаю в воздухе и падаю в эти два колодца, которые вдруг становятся одним. Лечу, кувыркаясь и размахивая руками. Или не лечу? Барахтаюсь в невесомости?
Под ногами вдруг становится твердо. Шарю вокруг себя руками, но ничего не касаюсь.
-Открой глаза,-в голосе дяди Пети больше нет этого старческого песка, он повелителен и тверд.
Открываю. Мы среди бесконечной белой пустыни, солнца нет, но небо ярко голубое без единого облака. Передо мной в золотом нагруднике Петр Александрович, в его руках массивный прямоугольный красный щит и короткий меч, пылающий белым огнем, видимым без всяких линз. Его седой полубокс превратился в развевающиеся белые кудри и теперь лицо, ничуть не изменившись, стало на десять лет моложе. Передо мной могучий воин, дерзкий и суровый.
-Мы люди, Игорь. Нельзя убивать людей.
Он направляет в мою сторону меч.
Я в метре над землей, мои руки раскинуты вдоль деревянной балки, в запястьях торчат огромные ржавые гвозди, по которым хлещет кровь. Не могу пошевелить ногами, они неподвижны где-то внизу одна на другой. Лоб царапают какие-то шипы. Боли нет, только отдаленное ощущение давления в руках и ногах, будто в меня вкачали литр морфина.
Первый раз вижу гнев в глазах дяди Пети:
-Возможно, там тебе ничего за это не будет. Но этого “там” еще нужно дождаться. Поверь, я могу вывернуть наизнанку твое бездушное тело и выжать из него максимум боли не хуже, чем они там, внизу.
Обезболивающее постепенно отпускает. В запястья медленно просыпается боль. Голени ноют. Царапины на лбу щиплет от пота. Тело тяжелеет, каждый грамм отдается мукой в запястьях, на которые приходится весь вес тела. Боль разрастается к плечам, к груди, идет от ступней вверх к коленям и бедрам. Лоб - одна сплошная царапина, покрытая солью. Трясу головой, но вместо облегчения шипы только сильнее впиваются в кожу. Я весь боль. Пульсирующая, всепоглощающая. Закрываю глаза и остаюсь в пустоте, бордовой со всполохами ржавого. Слышу голос:
-Нельзя убивать людей. И почему мне это нужно объяснять? Игорь, ты же хороший мальчик. Надеюсь, понятливый. Чего нельзя делать?
Не могу говорить, думаю:”Нельзя убивать людей”
Я стою на песке и ощупываю себя. На запястьях ни следа от гвоздей, в теле ни намека на боль. На лице воина появляется знакомое заботливое выражение:
-Прости мне это маленькое представление. Мы для них мусор, расходный материал. Нужно хотя бы нам самим ценить и беречь друг друга. А теперь, если ты не возражаешь, доиграем партию.
Мир исчезает, я успеваю крикнуть:
-Не…
Мы за белым столом среди белизны.
-...еет!
Осматриваюсь. Белая бесконечность вокруг. Дядя Петя сидит на кремовом пластиковом табурете в том же золотом нагруднике, щит исчез, меч в ножнах на поясе. Белизна давит. В ней какие-то узкие черные полосы. Швы! Будто увидев новый рисунок в оптической иллюзии, я понимаю, что мы в маленькой белой комнатке. Швы - это углы стен и стыки между стенами и потолком. Петр Александрович смотрит вопросительно. Пытаюсь подобрать слова:
-Ну… эээ… Такие цвета. Там белый и голубой, тут чисто белый.
Вздох:
-Мне тяжело моделировать сложные конструкции, слишком много нужно держать в голове.
-Мы у вас в голове?
Усмешка.
-Грубо говоря, да.
-Никогда с таким не сталкивался…
-Ты много с чем не сталкивался. На нашем уровне энергию используют как в компьютерной стрелялке. Там,-он показывает пальцем вверх, потом вниз,-ею можно создавать новые реальности, ломать измерения, моделировать законы мироздания. Но ее всегда мало. Не только нам, но и им.
-Им?
-Им.
Я сижу в растерянности. Дядя Петя всегда казался умным и опытным, но все-таки просто коллегой. Так же, как и мы, вкалывающим большую часть времени на кредит и не особо знающем о чем-то вне рабочих обязанностей. Оказывается, он очень не прост. О стольком хочется спросить! Нужно сосредоточится! Быстро говорю:
-Мне тоже жаль Толика, он мне нравился. Я не убийца, я просто пытаюсь выжить. Там случилась какая-то ерунда и я пытаюсь в ней разобраться. И для этого шел к тебе с двумя вопросами. Можно ли занять душ на платеж у своего распорядителя и что за пятно на Геннадии? Но теперь это кажется таким неважным. Хочется узнать о чем-то большом. Об истинном устройстве мира.
-Где-то я это уже слышал. Не об этом ли пел распорядитель при подписании договора? Обещал, что мы узнаем об истинном устройстве мира. Мои знания не намного больше того, что дал он. И они тоже неполны. К тому же, знания нужно заслужить. А что сделал для этого ты? Убил доверчивого приятеля?
Бью по столу кулаком:
-Да хватит! Мне самому тошно! Это вышло случайно!
Дядя Петя усмехается:
-Случайно? Ты шел-шел, упал и случайно насадил друга на своего крепкого Генку?
Шлепаю себя ладонью по лицу:
-Не знаю! Аффект… наваждение перевертыша… страх перед преисподнией… все вместе!
Петр Александрович больше не усмехается:
-У тебя, Игорек, есть шанс отработать и вернутся. А у него этого шанса больше нет, ему больше некуда возвращаться. Считается, что души непосвященных ждут страшного суда, пока их энергией распоряжается банк. Толик уже дождался, он уже осужден. Его прямо сейчас рвут на части внизу, выдавливая крохи долга, который никогда не закрыть. В полном соответствии с договором.
Сжимаю кулаки до боли. Хрипло произношу:
-Гребаный яндекс всегда прав. Тогда почему он послал Толика на изоляцию, а не на захват? Почему предложили жалкие полдуши за заказ? Алгоритм должен был все просчитать!
Петр Александрович задумчив:
-Вот это хороший вопрос. Вот это по-настоящему хороший вопрос. Ты знаешь, что в вопросе содержится половина ответа? Нужно только услышать эту половину. Я пока не слышу, но я буду повторять твой вопрос и слушать. Тебе пора.
Я на секунду завис и падаю. Все вертится. Отлетает стул. Твердый пол. Рядом чьи-то ноги. Вздохи. Голоса. Лежу на полу у столика знакомого meow бара. Надо мной склонился удивленный дед Арсен:
-Ты что, брат?
Неуклюже поднимаюсь. О штанину трется мокрый кот, оставляя влажные полосы. Что-то многовато полетов и падений в последнее время. Я слишком стар для всего этого…
Дядя Петя сидит перед доской с нардами и добродушно улыбается:
-Игорек, дорогой, ты чего?
Ставлю стул у стола, опираюсь на него, пытаюсь отдышаться:
-Что-то поплохело…
Арсен дружески хлопает по спине:
-Ничего-ничего, работа нервная. Все болезни в голове, дорогой. Посиди с друзьями, выпей вина, потанцуй с красивой женщиной и все пройдет. Это я тебе говорю!
-Спасибо,-сиплю, все еще пытаюсь прийти в себя,- Давно хотел взять выходной. Вот накоплю на взнос и посидим.
-Эээ… Так ты никогда не отдохнешь. Всех денег не заработаешь!
-Деньги мне без надобности… Дядя Петя, по Геннадию…
Петр Александрович смотрит так же доброжелательно, но слегка покачивает головой:
-Нет-нет. На сегодня хватит вопросов. Знания нужно заслужить, помнишь? Сделай что-нибудь достойное, Игорек, и возвращайся.
Он поворачивается от меня парню с ромбовидными кинжалами, с интересом наблюдающим за происходящим с другого конца зала.
-Эй, новенький! Иди сюда, сыграем в го, познакомимся.
Непривычно видеть доброго дядю Петю, который не хочет с тобой общаться. Не припомню, чтоы когда-нибудь такое было. Эталон отзывчивости и терпения, готовый всегда выслушать и поддержать, просто смотрит сквозь меня и всем своим видом показывает, что разговор окончен.
Новенький садится на мое место, а я в свою очередь, иду в другой конец зала под удивленными взглядами и сажусь за его столик. Анюта забирает грязную чашку и вопросительно смотрит.
-Можно мне капучино и молока для кота?
Анюта кивает и уходит. К соседнему стулу прислоняю сумку с Геннадием. На стол забирается кот и призывно распластывается. В задумчивости чешу ему пузико. С Петром пока тупик, вопрос по Геннадию подождет, важнее сейчас проработать идею с распорядителем. Или занять душ у еще какого-нибудь мажора. Нужно только найти того или другого. Листаю список контактов в телефоне. За две сотни лет я оброс какими-никакими связями. К сожалению, почти все они горизонтальные - коллеги, приятели, собутыльники. С сильными мира сего у таких как я не так много возможностей познакомиться и тем более подружиться: верхние смотрят на нас, как на краснокнижных тараканов. Очень хочется просто раздавить, но запрещено. Нижние относятся как к крепостным золотарям. Вроде нужны, но дружбу с этими вонючками водить точно не стоит. Петр прав, у нас есть только мы сами.
Взгляд задерживается на букве Г. “Гриша ор”. Вот оно! Набираю ему сообщение в официальном мессенджере ада: “Привет, это Игорь Ч. Надо увидеться, когда тебе удобно?”. Вайбер несколько секунд тупит, потом под сообщением появляется две серых галочки. Ну что ж, ответит, когда прочитает.
Оракул. Если кого-то и просить помощи в поиске, то его. Мы познакомились на битве экстрасенсов лет десять назад. У меня был заказ на вовлечение, один из немногих, что я провалил. В последнее время небесная энергия вокруг бурлит и пенится, ее используют все чаще и активнее. На безоблачном небе с помощью призрачных линз можно увидеть голубоватые всполохи и мерцания, будто северное сияние поменяло цвет среди давящей серости. Раньше этого не было. Говорят, пару тысяч лет назад, в самом начале нашей эры, небесной энергией пользовались единицы. По слухам, сам Люцифер блуждал по тверди будто обычный демон и собирал души. А теперь и падшие здесь нечастые гости, все отдано на аутсорс, небесной энергии стало так много, что все больше непосвященных ее ощущают, а иногда даже могут ей по-своему управлять.
Гриша рассказывал, что ощутил это внезапно. Он сидел в палате рядом с умирающей от рака матерью и что-то рассказывал этой иссушенной болезнью маленькой фигурке, большую часть времени спящей под сильнейшими обезболивающими. Это было похоже на сеансы у психолога. У него совсем никого не было, ему не с кем больше было обсудить свои горести и радости. Он просто говорил и сам этот процесс помогал что-то понять. Приходил и говорил, а она слушала и молчала. Она всегда внимательно слушала, он это знал наверняка. Но однажды она перестала слушать, воздух над ее головой заколебался, уплотнился, завис небольшим лазурным сгустком. Гриша откуда-то знал, что так и должно быть. Он аккуратно поднес руку к светящемуся шару и тот поплыл навстречу. Он дотронулся до этого голубого свечения и ощутил, как оно растворяется в его ладони. Было тепло и немного щекотно.
А потом в его голове кто-то сказал:
-И что ты здесь просиживаешь штаны? Лучше бы восстановился в институте. Может, вышло бы наконец что-то путное. Тридцать лет, а все за игрушками своими целые дни просиживаешь. Спина колесом, руки спички. Стыдно смотреть! Кому ты такой нужен, кто на тебя позарится? Мать всю жизнь на тебя положила, а ты…”
-Аааа…-как-то неуверенно и протяжно прошептал Гриша. Словесный поток не останавливался, но стал немного тише. А потом он увидел. Будто вся жизнь за секунду пронеслась перед глазами. Только не его. Эти картинки он видел впервые. Гриша попробовал вернуть ускользающий калейдоскоп видений. Тот послушно остановился и пошел в обратном направлении. Будто искаженные темно-синим фильтром кадры палаты, несуразный бородач на стуле у кровати, к которому ощущались раздражение и досада. Следующий кадр - усталый лечащий врач, вызывающий доверие и надежду. Новый кадр - потолок палаты. Кадр -капельницы. Кадр - боль. Кадр - операционная. И быстрее - боль, трещины стен палаты, бесячий бородач, боль, линолеум коридора, боль, врач, потолок, боль, бородач, потолок, врач, боль, потолок, скорая, пропахшая мусором и котами квартира, боль, бородач приносит еду, коты, мусор, боль, деревья за окном, час суда, воскресный вечер, новости, боль, соловьев лайф, новости, ненависть, ненависть, ненависть, бородач что-то спрашивает, боль, соловьев, новости, ненависть, ненависть, боль, ненависть, бородач, коты, боль, деревья за окном. Гриша ускорил обратную перемотку. Бородач, боль, коты, соловьев, ненависть сменяют друг друга в ускоряющемся мельтешении кадров. Синий фильтр становится немного светлее. Дача, огород, боль, трамвай, бородач, ценник на молоко, ценник на гречку, боль, новости, бабки на лавке, качающиеся на ветру деревья, коты, боль, бородач, дача, огород, бородач, кладбище, отчаяние, бородач у постели старика, врач, больница, коты, дача, бородач, стонущий старик на кровати, коты, бабки у подъезда. Гриша сделал еще быстрее. Два бородача в комнате, один помоложе сгорбился за компьютером, другой старше читает газету. Синий фильтр становится мягче, появляются теплые тона. Дача, огород, трамвай, плита. Бородач больше не бородач, а сын и бороды у него нет. Старик больше не бородач, а муж, тоже без бороды. Дача, огород, кухня, сын, муж, уборка, кухня, дача, муж, дача, огород, сын, муж, кухня, уборка, дача, сын, огород, кухня, уборка, муж, сын, дача, огород, кухня, уборка. Кем он будет, когда вырастет? Институт бросил, сидит за компьютером целый день… Синий фильтр пропал, изображение блеклое, но естественное. Кухня, готовка, дача, огород, муж, сын поступает в институт, сын на выпускном в школе, гордость, кухня, готовка, дача, огород, сын, муж, кухня, уборка, уроки, кухня, уборка, уроки, муж, сын, кухня, уборка, уроки, муж, сын, кухня, уборка, уроки, кухня, детский сад, кухня, уборка, детский сад, муж, сын, уборка, кухня, сын, муж, уборка, кухня, сын, муж, уборка, кухня, подгузники, врач, коляска, опрелости, подгузники, медсестра, уборка, кухня, купание малыша, палата, медсестра, младенец, любовь, любовь, любовь, любовь, любовь, любовь, любовь… Гриша взвыл и остановил проектор. Обхватил голову и горько заплакал. Голос на фоне продолжал шептать упреки. Гриша внезапно успокоился, он будто получил шестое чувство - чувство энергии. Он понял, что нужно делать. Напрягся, распахнул ладонь и с нее сорвался небольшой голубой сгусток, взлетел к потолку, растворился. Голос затих, калейдоскоп исчез. А чувство энергии осталось.
С тех пор он мог читать расползающиеся потоки небесной энергии других людей. Пытался немного заработать на телевидении, но там оказался не нужен. Когда есть сценарий и все четко прописано, важны приятная внешность и навык хорошо держаться в кадре, а не умение видеть. Я должен был убедить его поменьше демонстрировать публично свои способности и заполнить несколько анкет, а затем передать его другому отделу для более глубокой проработки. Но он прочитал меня и предложил иногда выпивать пивка в уютном баре, а анкеты порвал. Этот провал стоил мне 5 душ, которые я еле успел добрать до даты очередного платежа. С тех пор мы не виделись, но несколько раз созванивались. Я пытался в общих чертах объяснить ему жизнь по эту сторону, не сильно вдаваясь в детали. Ну что ж, пора наконец принять предложение и выпить пивка. Теперь его очередь отвечать на вопросы. А вот и сообщение с коротким “Жду” и адресом. Это за городом, интересно. Смотрю на часы. Три. Туда минут сорок. Плюс разговоры, то-се. Успею начать смену в пять.
Пробки и светофоры воруют час. Я перед высоким забором из желтого кирпича. Звоню в звонок у небольшой кованой калитки. Щелкает замок, толкаю дверь, иду по узкой дорожке мимо основательного трехэтажного дома. У подножия помпезной парадной лестницы с пошлыми львами стоит то ли дворецкий, то ли швейцар в элегантном черном костюме. Он делает мне приглашающий жест и с чувством собственного достоинства поднимается на все двадцать ступеней мраморной лестницы, открывает мне покрытую коваными розами тяжелую дверь.
-Вам тут не скользко зимой?- спрашиваю, чтобы что-нибудь спросить. То ли дворецкий, то ли швейцар молчит. Вхожу и попадаю в плотный поток электронной музыки с жужжащими в самом сердце басами. Небольшая прихожая с добротным паркетом и красным бархатом на стенах, а за ней огромный зал. Окна занавешены, под потолком крутится диско шар. Во моменты вспышек света получается осмотреться. Количеству золота на стенах и потолке позавидовал бы цыганский барон.На вышитых золотой нитью диванах целуются симпатичные девушки, в широких креслах развалились напомаженные парнишки. В центре зала танцуют полуголые парочки. Густая смесь запахов кальяна и травы кружит голову. Дворецкий делает приглашающий жест и проходит вдоль стены к массивной двустворчатой деревянной двери, украшенной также помпезно и безвкусно, как и все вокруг. С видимым усилием толкает дверь и зовет зайти. За дверью широкий коридор и еще одна огромная дверь. За ней полутемный кабинет. Кажется, кто-то взял мешок с баксами, кинул его в проходящего мимо прораба и потребовал сделать хорошо на все деньги. Резные колонны, бархатные обои, широкий стол из красного дерева, кожаные кресла для посетителей, шкаф с муляжами книг до самого потолка, лампы, ручки, ковры буквально кричат о своей дороговизне. Гриша в шелковом халате полулежит на невысокой кушетке с головами львов на ручках, инкрустированной красными и синими драгоценными камнями. Он сильно похудел и осунулся с нашей последней встречи, жирные волосы всклокочены, жидкая борода до пояса спуталась и стала похожа на старую дырявую мочалку. Подхожу к нему, протягиваю руку. Он лениво пожимает ее и несколько секунд молчит, полузакрыв глаза. Потом медленно и устало говорит:
-С мечом не помогу, не мой профиль. По распорядителю мне нужно что-то со следами энергии. Принеси ваш договор.
Оракул есть оракул. Не знаю, насколько глубоко он меня прочитал, но задавать вопрос о местонахождении распорядителя мне не пришлось. Странно видеть, как пусть и угрюмый, но любознательный парень с горящими глазами за несколько лет превратился вот в этого бомжа среди ненужной роскоши. Вдыхаю, чтобы сказать, но Гриша заговаривает раньше:
-Это для тебя несколько лет. Я прочитал десятки тысяч людей. Возможно, сотни тысяч. Я прожил их от начала до конца. Я так боялся жить свою жизнь, что стал жить чужие. И умер. Меня давно нет, я почти не помню, кто я и чего хочу. Иронично, не правда ли? Вроде бы, тысячи жизней назад мне хотелось всем показать, что я чего-то стою. Мне хотелось жить в роскоши, хотелось бесконечного праздника. Парочка встреч с достаточно обеспеченными непосвященными, пара трюков с предсказаниями и деньги больше не проблема, в моем доме всегда вечеринка как у самых отбитых рокннрольщиков. Тысячи жизней назад мне это было важно. Теперь нет. Вы все одинаковые, вы все скучные. Я помогу тебе, потому что тому, старому мне, этого бы хотелось. Он был благодарен тебе за то, что отпустил его на свободу. Уходи, я устал.
Сзади скрипнула открывающаяся массивная дверь. Прием окончен. Он продлился намного меньше, чем я планировал. Выхожу из особняка и глубоко вдыхаю влажный осенний воздух. Голова немного кружится после духоты и кальянного дыма с примесями. Как же хорошо! Сажусь за руль. Кот зевает и сонно смотрит на меня. Чешу его мокрую шерсть:
-Вот так, братишка. Бывает и так. Давай-ка метнемся к тайнику, откопаем договор и привезем сюда, пока Гришка совсем не расклеился.
В кармане настойчиво жужжит телефон. Достаю, на экране несколько непринятых и десяток сообщений от Димона с периодичностью в 5-10 минут: “Давай в 4”, “Ты где?”, “Я взял амнезию, халява, подтягивайся на Бабушкина 1”, “Ты едешь?”, “Сука!”, “Желтое предупреждение, я захожу сам” сообщение от 17:19. Смотрю на часы, 17:32. Как? Я зашел в особняк около четырех, как я мог там пробыть полтора часа!?
Вбиваю в навигатор адрес. Показывает двадцать пять минут до места. Надо уже сменить это корыто на нормальную тачку! Маскировка - это, конечно, хорошо. Но в таких форс-мажорах нужна не маскировка, а скорость. Захожу в приложение магазина и тыкаю розовый овал, обведенный красным. Стоимость - 1 душа. Как же дорого! Надеюсь, окупится. Приходит сообщение о списании, над значком телепорта появляется единичка. Придерживаю кота и сумку с Геннадием, вывожу аккуратные круги по схеме на экране, представляю в голове безлюдный переулок возле Бабушкина 1.
Разработчикам мое почтение, после предоплаченных карт заклинаний, которые мы раньше искали по немногочисленным точкам продажи, такой способ взаимодействия с небесной энергией - огромный рывок вперед. Я уж не говорю про талоны аднаркома в тридцатых, которые нужно было ждать неделями и заготавливать впрок. А платеж никто не отменял, вот и крутись как хочешь. С другой стороны, тогда наши услуги ценились выше, за несколько успешных заданий получалось закрыть платеж. Можно было нормально подготовится, не торопясь обдумать план действие, отложить душ на черный день. Теперь это бесконечная гонка, по два, а то и три копеечных задания за ночь и любой провал означает катастрофу, потому что все заначки давно проедены. Гребаный яндекс.
Заканчиваю чертить в воздухе узор. Мир мерцает и меркнет.