Oralcle

Начало: Курган-2 (1/2)

В следующую комнату мы зашли.
Пустое просторное помещение, со стеклянной комнатой у дальней стены. Она, по сути, и была местом содержания объекта. Пол усыпан опилками, в одну из стен вмонтировано колесо для бега, в другую — поилка и кормушка. А в колесе бегал мужчина, взрослых лет. Рядом, на тумбочке, в похожих апартаментах, жил хомяк, который упражнялся на таком же тренажёре.
— За линию пока не заходите, — сразу предупредил я, указав на толстую красную полоску на бетонному полу в паре метров от стекла. — Объект читает мысли.
— Боже... — тихо произнёс Крылов. — И кто из них объект.
— Тот, который без шерсти. Объект "Подражатель".
Я хлопнул в ладоши, и хомяк в клетке слетел с колеса. Пушистик пулей унёсся в свой домик, зарывшись в опилки. Мужчина сделал почти то же самое. Только вот домика у него не было, и он просто начал метаться из стороны в сторону, с грохотом врезаясь в стены. А затем упёрся в угол и свернулся клубочком.
— Блин, — вырвалось у меня. Такой яркой реакции я не ожидал. — Наденьте, — протянул я полковнику один из шлемов, взятых со стены. — Теперь можно подойти.
И пока Крылов всматривался в дрожащего мужчину, я пошёл успокаивать хомяка.
Когда Хома вылез, Подражатель вылез тоже и начал изучать полковника через стекло.
Анорексично худой, весь в синяках от постоянных ударов о колесо и стекло, с прилипшими к телу комками из сена, опилок и фекалий и абсолютно не понимающий где, он и кто перед ним. Зрачки бегали по сторонам, и он постоянно принюхивался к окружению.
В момент, когда Подражатель потерял к Крылову интерес, клетка с хомой отправилась за красную линию, и мужчина тут же рухнул на землю без движений.
— Как видите, есть проблемка. Если рядом нет никого, чьи мысли можно читать, то объект не функционирует. Ни на сознательном, ни на бессознательном уровне. Сейчас он даже не дышит. Датчики говорят, что нейроны в голове просто замерли. Не хватает того, что даёт им команды. — Объяснив, я вкатил хомяка обратно в зону, и мужчина ожил.
— Как? — спросил Крылов, водя ладонью между клетками.
— Как это работает или как получилось? Работает так, что его мозг перестал подавать сигналы, и начал выполнять роль приёмника и транслятора, это всё, что я знаю, точнее, что понял. А получилось так: в один день произошли три вещи. Дурак заснул в тракторе посреди поля, местный химический завод начал сжигать отходы, и началась гроза. Дурак почти доехал до своего хозяйства, как в трактор ударила молния. И вот он такой. Ему повезло, рядом всегда кто-то был. Сначала всякие мышки. Потом его нашли коллеги. Затем больница. Полгодика комы. И вот он у нас.
Крылов ходил вдоль камеры, о чём-то размышляя, о чём-то грустном, пугающим его самого.
— А почему хомяк?
— За ним просто ухаживать. Еда, вода, опилки, колесо.
— А если человека подселить?
— Подражатель прочитает мысли. Будет говорить фразы, и пытаться получить то, чего человек хочет, но зрелище так себе. Очень сложно понять, о чём идёт речь. На самом деле люди редко когда думают о чём-то одном. Обычно это котёл с солянкой из разных мыслей и желаний. Как-то, на одном таком эксперименте, бедняга вскрыл себе вены. Так что жизнь у него не сахар.
— А что говорит ваша способность? — помявшись спросил полковник.
Я вновь откатил хомяка за линию.
— Ничего я не вижу. Увы, но это пустая оболочка. Даже не уверен, что его можно считать живым. Нет, с точки зрения биологии, да. Ткани и органы работают, некроза нет и всё такое. Но вот такой нюанс, растения живые, растут и всё такое, и у них есть своя аура, она очень слабая и у всех примерно одинаковая, но она есть. А у Подражателя нет.
— Хватит, Светоч, оставьте бедолагу.
— Вам, что его жалко? — я начал вглядываться в Крылова, пытаясь лучше разглядеть, чем он там сияет.
— Нет, просто чего его мучать? Его жизнь и так полна страданий.
В коктейле из тревожности, осторожности, смятения и гнева, и вправду нашлась вишенка: жалость. Но вот откуда? Жалеть он стал именно нелепого уже седого мужика, бывшего тракториста, живущего жизнью хомяка. Не девочку, потерявшую родителей, не девушку, бьющуюся в припадках от тайн бытия и не меня, живущего в этом безумном зоопарке. Я правда хотел знать...
— Пойдёмте уже.
Полковник не дал мне подумать и минуты, но идейка появилась.
— Что, доктора предупредили о склонности к деменции?
— Чего? Нет.
Но врать мне бесполезно. Я точно попал в яблочко. Пламя качало из стороны в сторону и совсем не озадаченностью моим вопросом.
— Да ладно. Вы примерно одного возраста, —Взглянул я на человека-хомяка. — Заглянули в будущее, так сказать.
— Светоч, вы забываетесь. — Процедил полковник сквозь зубы.
— Ладно, ладно, я это к тому, что у Штайнера наверняка есть решение...
Но Крылов предпочёл уйти от разговора.

***
Следующую дверь я открывать не стал. Просто включил камеру и показал экран полковнику. Раздражающий жужжащий звук донёсся из динамиков. Пчёлы кружили по комнате, уставленной растениями, а в центре, сталагмитом, возвышался огромный улей.
Я приблизил картинку, чтобы Крылов увидел всю картину. Человеческий череп служил вершиной и сочился мёдом. Пчёлы заползали и выползали из глазниц, занося внутрь маленькие листики. Если приглядеться можно было увидеть и другие человеческие конечности, покрытые толстым слоем восковой корки.
Полковник сначала прокашлялся, затем сдержал рвотный позыв и взглянул на меня, пытаясь подобрать достойные ругательства.
— Да нормальный у них мёд, никаких последствий, я уже год ем, и в столовой его дают, — попытался я успокоить его, приукрасив про столовую.
— На самом деле выглядит менее странно, чем всё остальное, — признался Крылов.
— Это пока не узнаешь, что технически человек жив. — Я переключил камеру на следующую комнату, затем на следующую и так пять раз. Везде были растения и пчелы. — Объект "Рой" это целый мир. Группа учёных занималась выведением нового вида пчёл. Чуть крупнее, чуть умнее, чуть производительнее. И у них получилось. Но в итоге в лаборатории случился коллапс. Взорвался баллон с пестицидом. В неё пустили отравляющий газ, чтобы наверняка, и законсервировали, а спустя год обнаружили людей, внутри которых жили колонии пчёл.
— В живых людях?
— Как я и говорил, значение слова "живой" немного о другом. Тут речь идёт только о мозгах. Пчёлы сделали из них подобие божеств. Они перестроили внутренние органы и поддерживают функциональность. Мозги общаются с пчёлами некими сигналами, отвечают на вопросы, дают команды. А они поклоняются им, приносят дары и всё такое.
Тут настоящее общество. Все комнаты — это по своей сути континенты. Ульи — это города. Пчёлы уже не просто добывают мёд. У них для этого есть орудия труда. Есть и армии, и войны за ресурсы. А мы на это тихонечко влияем. Устраиваем засуху, голод, меняем растения, подселяем угрозу...
— Получается в бога играете вы?
— Пока нет, но скоро мы подселим в шестую комнату человека с чипом в голове и воспроизведём условия. Попробуем получить более контролируемый мир, проспонсируем его развитие и захватим остальные. И тогда сможем получить полный контроль над объектом.
"Рой" не вызвал у полковника ни страха, ни восторга, ни интереса, что печально. Но он военный, чего с него взять.
— Если всё удастся, то мы получим армию пчёл, способных выполнять задачи и докладывать результат. Представьте, какой разведывательный и диверсионный потенциал.
Услышав знакомые термины, Крылов невольно начал улыбаться. Такое было ему понятно.
— Хоть у этого объект чётко прослеживается потенциал...

***
Экскурсию по объектам мы закончили. Я проводил Крылова к кабинету Штайнера и вернулся в свою комнату. Заварил чай и сел думать.
Идея о побеге сидела в голове давно. Слишком давно, и успела покрыться пылью и плесенью. Отложенная в самый уголок лежала себе и не мешала жить. А приезд генерала хорошенько её растряс и теперь в голове зудело.
Времени ещё полно. Душно́й пробудет тут до утра. У Штайнера накопилось много вопросов к управлению. Так что время есть. Да и назад пути нет. Пробирку я уже спёр. Её подмену заметят и всем будет плохо. Вернуть её назад так же рискованно, как идти вперёд. "Не трусь, Светоч. В конце концов, смерть тоже благоприятный исход", успокаивал я себя.
Ополовинил пробирку, прилёг на кровать, в ожидании прихода. Жаль, что мысль о том, что от этой дозы мозги может разорвать, пришла уже после. Голова закружилась сразу. И вертолёты продолжали нарастать. Зазвенело в ушах и закололо сердце. Я скрючился и обнял колени. Начал дышать всё чаще и чаще, пока не стал захлёбываться воздухом. Хотелось сдохнуть. И на мгновение так и получилось.
Очнулся спустя час. Уже ничего не болело. Тело было лёгким, а голова ясной. Хотелось действовать. Всё, как в тот, первый раз, когда Штайнер хотел посмотреть, на что я способен. Тогда он угостил меня всего парой капель, но ощущения были примерно такими же. Тогда я узнал, что могу не только видеть чужие эмоции, но и управлять ими. На тот день мы стали лучшими друзьями. Это был прекрасный день. Профессор угостил меня шнапсом, мы много беседовали о его работе и о том, как она повлияет на мир. Как я повлияю на мир. Как с помощью именно усиления человеческого тела и разума, а не металла и топлива мы покорим космос. Штайнер прям горел желанием создать сверхлюдей. И я убедил профессора, что восхищаюсь его работой, и что хочу помогать. И он поверил.
Вскоре он сделал меня агентом. Заморочился, взял все разрешения и стал меня учить. Я был почти свободен, только ошейник ему снять не разрешили. Но я сказал, что это и неважно, я же всё равно никуда не собираюсь. Так, выйти погулять по лесу, воздухом подышать, большего и не надо. И они опять поверили. А я не давал повода усомниться. Делал всю работу, которую дают. И ждал. Ждал союзников, ждал момент...
***
Взяв тележку для уборки, я отправился к Подражателю. Сначала почистил клетку хомяка, закинув бедолагу в мусор вместе с опилками. А потом принялся за уборку у объекта. Дверь специально оставил открытой, и, пока убирался, Подражатель сам заполз в телегу. Там темно, хорошо. Именно то, что радовало хомяка. А затем на выход, забыв снять шлем. Я уже так делал. Тревогу не подняли. Думаю, охрана вообще не смотрит камеры, когда я убираюсь в блоках, скучно это...

***
Настало время узнать, получилось ли у меня заключить сделку. С Роем мы нормально до этого не общались, говорил только я. И не факт, что он меня понял. Поэтому всё может закончиться здесь и сейчас. Но только через Подражателя есть шанс всё обсудить. Обычно пчёл усыпляли газом, но не в этот раз. Я открыл камеру и вошёл. Без защиты, без всего. Хомяка выпустил. Тот сразу дал дёру куда подальше.
Улей загудел. Из его недр вылетела эскадрилья пчёл и начала кружить вокруг. Не знаю, что было страшнее сами пчёлы или их маленькие сверкающие ауры, источающие агрессию.
— Светоч... — донеслось из телеги. — Мы помним...— на секунду я даже выдохнул. Подражатель вылез и встал вплотную, уткнувшись лбом мне в нос. Мужчина стал совсем другим. Мышцы были напряжены, смотрел дерзко, давил. Он начал ходить вокруг, изучая меня. И это напрягало. — Не лезь! Не меняй нас! — моментально отреагировал связной на мою попытку успокоить рой.
Я рухнул от толчка в спину. А сверху запрыгнул Подражатель и стал наносить удар за ударом.
— Рой! Стой! Подожди! Побег. Я пришёл говорить про побег.
— Побег? Мы помним эти слова,— остановился Подражатель и вместе с ним затихло и пчелиное гудение.
— Да, побег. Я хочу сбежать.
Связной слёз с меня и на четвереньках подполз к улью. Его тут же облепили пчёлы. Они ползали по нему, залезали в рот и ноздри, а он сидел и пялился на меня, игнорируя всё это.
— Помнишь, о чём я тебе говорил, помнишь о плане?
— Мы все помним. Мы все пишем. Светоч — убийца. Светоч — моритель. Светоч — предатель. Светоч — враг. Зачем верить врагу?
— Я не хотел. Я был вынужден.
— Ложь. Ты убил слишком много. Веры нет. Только месть.
— И ты врёшь. Ты мне поверил. Я видел твоих разведчиков. Они вылезали из трещин в стенах, ползали по кабелям. Значит, ты искал.
— Мы искали источник мора.
— И нашли?
— Когда придёт время, мы сами решим свою судьбу. Ты не нужен. Ты умрёшь.
Рой загудел. Его армия поднялась. В воздух. Подражатель начал медленно наступать. Всё вокруг запылало гневом.
— Нет, Рой, ты умрёшь, — возразил я и начал обращать гнев в страх, — каждая твоя пчёлка будет страдать. И ты ничего не сможешь с этим поделать. Ты Бог только в своём маленьком мирке.
— Хватит! Перестань! — зашипел Подражатель, брызгая слюной.
Один за другим маленькие красные огоньки чернели. И улетали прочь. Чернела и аура Переговорщика. Он схватился за голову, закрыл глаза и рухнув начал кататься по полу.
— Не надо! Нет! Не делай!
Рой захлебнулся отчаянием. Для него это было сродни армагеддону. Каждая пчёлка чувствовала скорый свой конец и полное, опустошающие бессилие что-либо с этим сделать.
Я подошёл вплотную к улью и засунул два пальца в глазницы черепа. Мёд приятно обволакивал, немного чавкая. До мозга оставалось совсем немного.
— Я оставлю дверь открытой. Нужно перекрыть газ и сломать кнопку сигнала тревоги в комнате охраны. И тогда мы сможем сбежать. Решать вам, Рой.
На этом я вынул пальцы и ушёл, наслаждаясь вкусным мёдом. Уверенности, что они все выполнят, не было, но если не Рой, то никто.
Когда охрана спохватится, то начнёт выполнять протокол. Первым делом пустит газ, который всех усыпит. И уже после устранит угрозу. Но этого не случится. Тогда им придётся вызвать с Кургана группу зачистки, и те будут действовать ручками, спасая то, что осталось. Но и с этим у них ничего не получится. И тогда они просто будут сидеть и ждать в своей будке между вторыми и первыми воротами.

***
— два Б, как дела? — позвал я ребят, стоя в дверях.
Боба держал боксёрскую грушу, а Биба лупил по ней кулаками.
— При-вет, — хором протянули долбачи.
— Я вам витаминки принёс.
Улыбаясь, я показал на два стаканчика и протянул им. Помимо стандартного коктейля, там были остатки стимулятора. Мозгов он им не добавит, зато возведёт их рефлексы на совершенно новый уровень.
— Заходи, — позвал Боба, — поиграем.
Заходить внутрь совсем не хотелось, в комнате воняло так, будто это была качалка, где тягали железо быки-осеменители, и там они все и передохли.
— Не, у меня ещё дела.
Амбалушки подошли, выхватили из рук стаканчики, и быстренько их опустошили, причём оба умудрились облиться. А потом пошли обратно.
— Так, а волшебное слово?
— Спа-си-бо, — сказал Биба по слогам.
— Так-то лучше.
— А, и ещё кое-что: сегодня же генерал приехал. И посмотрев на вас, сказал, что вы слабаки.
— Чего?! — взревел Боба.
— Врёшь! — не поверил Биба.
— Зачем мне врать? Генерал так и сказал: "Они слабые и тупые и держать их тут нет смысла."
— А-а-а!
Их животная ярость моментально вырвалась на руку, даже делать ничего не пришлось.
Биба начал колошматить стену, Боба сел стучать кулаками об пол.
— Но я за вас заступился. Сказал генералу, что сам он тупой и слабый, а вы умные и сильные. А генерал сказал, что не верит мне, но готов дать вам шанс. Так что если вы пройдёте его испытание, он извинится и вручит вам медали.
Эти двое резко замерли и вопросительно на меня уставились.
— Какое?
— Мы пройдём.
— Сложное. Вам придётся хорошо подготовиться, подумать. Генерал сказал, что поверит, что вы умные и сильные, если вы придёте наверх и убьёте всех. Тогда он поверит и возьмёт вас с собой.
— Легко! — заявил Биба.
— Да! Раз-два, раз-два, — показывал Боба удары.
— Пошли, брат, убьём всех.
Парочка уже ринулась к двери.
— Стоять! А план? Я же говорю, задание сложное. Нужно доказать, что вы сильные и умные, как вы докажете, что вы умные без плана?
— Да-а.
— Нужен план...
— Вот, посидите, подумайте. А когда прозвенит отбой, пойдёте и всех убьёте.
— Да.
— Да!
— Да!!!
Перекрикивая друг друга, они ушли обратно к груше.
— Что надо сказать?
— Спа-си-бо.

***
Через пару минут после того, как завыли сирены, я вбежал в комнату Пифии.
— Нет, Светоч! Нет! — завыла она, обнимая колени в углу комнаты. Я хотел сказать ей, что нам пора, но она уже это знала. — Что ты наделал?
— То, что обещал. Пойдём!
— Нет! Нет, нет, нет.
Я подошёл и протянул руку.
— Откуда ты можешь знать?! — Спросила она, хотя я только собирался сказать, что всё будет хорошо.
— Всяко лучше, чем тут. Ну, Пиф, давай. Давай руку и уходим отсюда.
В ответ Пифия уткнула голову обратно в колени и вжалась в угол ещё сильнее. План накрывался, без неё я уходить не собирался.
— И что нам тогда делать? Я уже заварил кашу.
— Заставь меня, пожалуйста, ты же сейчас это можешь?
— Уверена?
— Посмотри! Я сама идти не могу, — её трясло, ногти впивались в ноги до кровавых следов. — Убери его, убери этот чёртов страх! — чуть ли не воя сказала она и начала реветь.
А через секунду затихла. Страх уходил прочь, пуская на своё место любовь и радость. Она подняла голову и улыбнулась, утирая ладонью слезы.
— Пойдём? — спросил я, протягивая руку.
Пиф ухватилась, поднялась и тут же бросилась обнимать.
— Ты же не бросишь меня? — спросила она и тут же наморщила нос, потому что я хотел коснуться его кончика.
— Конечно, нет.

***
— Диана, время играть в убегалки.
— Ура! — моментально загорелась восторгом девчушка и кинулась в мою сторону, но на середине пути замерла, и развернувшись обратилась к двум трупам: — Ведите себя хорошо. Я скоро.
— Как видишь, сегодня игроков побольше, — Указал я на Пиф.
— Она же это... Ну... — засомневалась Диана, указывая пальчиком на глазную повязку.
— Ей так лучше.
— Ну ладно. А кто водит? — Строго спросила девочка, метаясь между нами взглядом.
— О, тебе понравится. Сегодня мы втроём убегаем.
— А догоняет кто? — удивилась малышка.
— А это секрет, — слегка наклонившись прошептал я. — Я и сам не знаю, поэтому прячься от всех, кроме нас с Пифией.
— Хорошо. — Диана взяла Пиф за руку и приказала мне: — Ты тогда пойдёшь первый, а мы за тобой.

***
Двери лифта открылись. Диана сразу вырвалась вперёд не в силах сдержать накативший восторг. Я вывел Пиф из лифта. В отличие от малышки мне всё это не нравилось.
— Какая красота, — зашептала девочка. — Всё такое красненькое, праздничное.
Пифия потянулась снять повязку.
— Оставь, — я остановил её руку, а Диане пальцем указал, чтобы та была тише.
Коридор был залит кровью. Пол, стены, пара следов на потолке. Биба с Бобой постарались. Учёных, встретившихся на пути, они буквально разрывали на куски. Тут нога, там рука. Одному бедолаге даже голову оторвали... И хоть он меня и бесил, это уже перебор.
Мы прошли до кабинета Штайнера. Дверь была открыта и оттуда доносились подвывания Бибы. И это плохо, это не по плану.
Я оставил девочек позади, а сам осторожно подошёл и заглянул внутрь. На пороге истекали кровью охранники. Штайнер упокоился прямо на рабочем месте. Его головой разломали стол. Но профессор успел достать свой револьвер крупного калибра и размазать мозги Бобы, по лицу Бибы, который сейчас завывал посреди комнаты, обнимая тело брата. Крылов в неестественной позе сложился на кресле, а генерал сидел на полу, опираясь спиной на стену, а чуть поодаль валялась его рука. Но он единственный, кто подавал признаки жизни.
Я не думал, что эта парочка заберётся так далеко. Я был уверен, что охрана Душно́го справится. Я облажался. Биба с Бобой выдержали "5.45" и разнесли все к чертям.
Времени на раздумья не было. Генерал уже собирался к дьяволу. Схватив револьвер, я отправил Бибу к брату. И подлетел к Душно́му.
— Вы как?
— Жи... Вой... — отреагировал он и сплюнул кровавый харчок прямо на себя.
— Мы же с вами друзья, так?
Он замотал головой. Это было "нет", но его аура уже говорила об обратном. Процесс шёл. Я метнулся за ремнём, чтобы пережать рану, нужно было выиграть время.
— Ну, как же, это я, Светоч, мы столько прошли вместе. Я вам как сын.
— Сын... — хрипел в ответ генерал.
— Да, сын, любимый сын. Ну же.
— Да...
— Какой код?
— Код... — Душной вновь замотал головой.
— Миссия под угрозой! Нужен код. Генерал! Нужен код!
— Три... Пять... Девять... — сказал он и замолчал.
— Генерал! — я начал его тормошить. Нужно было ещё две цифры. — Код! Душной, ублюдок! Тебе рано умирать, — начал я хлестать по лицу, но всё это было бесполезно.
Он умер, как и любая надежда выйти отсюда...
Тогда, когда я в первый раз взял Штайнера под контроль, он проговорился мне, что у лабораторий есть искусственная брешь в безопасности. Код, который устанавливает главный. Этот код открывает всё в любой лаборатории. Он нужен для чрезвычайных ситуаций, чтобы выйти, или, наоборот, войти. И я его упустил. Ошейник теперь не снять, и двери не открыть.

***
Я занимался самобичеванием, совершенно забыв, что не один. И не сразу заметил, что любопытная моська наблюдает за мной, выглядывая из-за дверного косяка.
— Светоч, — шепнула Диана.
— Заходи, мы выиграли, — улыбнулся я ей.
— Правда?! Ура!
В припрыжку девочка зашла, заведя за собой Пиф.
— Можешь снять повязку. Всё, что случилось, уже случилось.
— Боже, как ужасно, — произнесла Пифия, в поисках места, куда можно уставиться, чтобы не видеть трупы.
— Ужасно красиво, — добавила своё видение Диана. — А что теперь? Может, ещё поиграем?
— Ты пока поиграй с профессором, а нам с Пиф надо посекретничать.
— Ох уж эти ваши шуры-муры, — заявила девочка, взяв под контроль Штайнера.
Выдохнув я подошёл к Пиф и обнял так крепко, как мог. Её сразу наполнил страх. Она поняла, но я всё равно решил сказать:
— Прости... Я облажался...
В ответ она прижалась ко мне. И мы так и стояли.
— Я не успел. У меня есть только три цифры из пяти. Мы не сможем выбраться. Утром, когда заметят отсутствие связи, за нами придут.
— Значит, нужно узнать всего две? — Пиф немного отстранилась, наклонила голову и, убрав волосы на одну сторону, оголила свой ошейник. — Нажимай...
— Ты дура?! Я же просто тебя взорву.
— Я скажу, если ты ошибёшься.
Теперь уже отстранился я. Ноги затряслись, пришлось быстро искать стул. Но она была права. Пиф на три секунды впереди. Если взять себя в руки действовать уверенно, то всё может получиться... Но при каждой ошибке ей придётся переживать свою смерть. Видеть, чувствовать...
— Давай лучше ты, — задрал голову я, демонстрируя ошейник.
Пиф зажмурилась и замотала головой, раскидывая слёзы.
— Так не сработает. Саму меня занесёт не туда.
— Пиф...
— Давай, Светоч. Ты же обещал нас вытащить.
А я действительно обещал. И это единственный вариант.
— Спаси нас, — Пиф присела рядом и подставила шею.
Время играло не в нашу пользу. Голова гудела, злоба закипала. Да и где-то в глубине души я уже решился. Если не получится, мы умрём вместе.
Пиф широко раскрыла глаза. Её зрачки уже безумно играли, сужаясь и расширяясь каждую секунду. Сосуды пульсировали. Она смотрела в сторону и редко моргала. А я успокаивал её ауру как мог. Придётся перебрать до девяносто девяти комбинаций.
Я глубоко дышал, набираясь уверенности, и обдумывал, с каких цифр начать.
— И я тебя люблю, —вдруг, еле слышно, сказала Пиф.
Хорошо, хоть в одной вселенной я оказался по-настоящему смелым.
— Три... Пять... Девять... — начал я нажимать кнопки, собираясь добавить в конце тройку и ноль.
— Не-ет! — завопила она и отшатнулась в сторону.
— Что случилось! — напугалась Диана и подбежала к нам.
— Всё хорошо, Дианочка, всё хорошо, иди играй.
Пришлось успокоить её силой. Сейчас было не до детей.
— Ты как?
Пиф вновь вернулась в строй и оголила шею от волос.
— Нормаль, продолжай...
Три... Пять... Девять... И дальше тройка с единицей и снова мимо. Пиф вновь заорала от страха и боли. Я снова её успокоил и вновь набрал: три, пять, девять...
На десятый раз её уже всю трясло, так что пришлось держать голову. К двадцатому начали кровоточить глаза. На тридцатый первый она охрипла. На сороковой уже не могла сидеть. Но она требовала продолжать. И глядя на её решимость, мне становилось стыдно. С каждой неудачей она росла. Её желание стать свободной было куда сильнее моего.
Три... Пять... Девять... Семь... Один... "Щёлк".
— Пиф...
— Да... — выдохнул она, расслабив всё тело. Больше говорить у неё сил не было. Она только гладила свою шею и улыбалась.

***
Когда мы освободились от ошейников, дело оставалось за малым. Я и Пиф переоделись в охранников генерала, а его самого погрузили на врачебную каталку, под которой спрятали Диану. Она будет играть с его телом, поэтому на камерах все увидят, как Душно́го удалось вытащить живым. Напоследок, я надел на солдат ошейники, и поджёг кабинет. Всё это должно было дать нам лишнее время. А дальше мы сели на квадроциклы и уехали вдаль.
К утру, трое свободных людей сидели на автобусной остановке, ожидая первого автобуса до районного центра. Диана ела красных мармеладных червячков, Пиф спала у меня на плече. А я наслаждался рассветом.

Я стоял посреди леса раскинув руки в стороны и наслаждался весенним солнцем. Люблю рассветы. Первое тепло после холодной ночи. Первый свет. Как будто сама надежда ласкает кожу и шепчет на ушко: "Все будет хорошо, милый. Все будет хорошо". А без надежды я никто...
Умиротворение нарушили приближающиеся звуки моторов. С одной стороны, именно их я и ждал, с другой, хотелось ещё чуть-чуть насладиться безмятежностью.
— Быстро они... — не смог я скрыть улыбку.
Трехосные, двухместные, квадроциклы вгрызались колесами в землю и мох, и тут же выплевывали пережёванную кашу далеко за спины своих всадников.
— Давно ждёшь? — спросил капитан внешней безопасности Назаров, резко тормознув от меня в паре метров. Он явно был на взводе. Сильно нервничал и хотел побыстрее закончить.
— Недостаточно...
— Ну, извиняй, — пожал он плечами, доставая из кармана помятую пачку сигарет, и, сунув отраву себе в рот, начал высекать зажигалкой искры.
Приятно, что это, отчасти, правда. Он знает, что я редко бываю на поверхности и каждая минута тут для меня непреодолимо важна.
— Зараза! — взревел Назаров, потерпев неудачу в попытке добыть огонь. И швырнул зажигалку в дерево.
Даже забавно, как такой пустяк становится тем самым катализатором, подрывающим плотину, сдерживающую эмоции. На такое я люблю смотреть.
— Есть прикурить? — спросил он, как бы невзначай, но искренне надеясь где-то в глубине души. Зажигалки-то у меня быть не должно, да и не курю.
— Есть, — кивнул я и запустил руку в карман.
От такого поворота событий кэп на пару секунд замер. Лёгкое смятение, задумчивость, неуверенность, и после, облегчение. Наверное, он раздумывал, стоит ли ему доложить и решил, что нет. Может, он не хотел ссориться со мной из-за такого пустяка, а может просто натура такая.
— "Без огня ты никто" — прочитал он текст, нацарапанный на зажигалке и, посмотрел на меня.
И я уже собирался выдать эпичное продолжение, но разговор пришлось прервать. Делегация доехала.
— Знакомься, — указал капитан на подсохшего морщинистого мужчину. — Генерал Душно́й.
— А ты агент Светоч, я полагаю?— прохрипел дядька.
Новый хозяин приехал смотреть владения. И я ему не понравился. Наверное, потому, что мало похож на солдата. Он пристально меня разглядывал, пытаясь "прочитать".
— Объект, — поправил я.
— М? — не уловил он. Но сразу напрягся.
— Объект Светоч, — попытался объяснить я, показывая пальцем на ошейник со сверкающими лампочками, какой носят все объекты.
И тут он начал закипать, значит, до него дошло. Повисла тишина. Но, разгоревшись, он потушил свой пожар, глубоко вдохнул и громко выдохнул. Опыт, что сказать.
Он кивнул Назарову, мол, "поехали". Я погрузился за спину капитану, и мы рванули ещё глубже в лес.

***
Целью визита генерала была лаборатория "Курган-2". Одно из мест, куда свозили всю самую непонятную дрянь со всех уголков нашей необъятной родины.
Когда стало ясно, что созданный ещё в СССР для изучения не изучаемого "Курган" стал достаточно большой и недостаточно секретный, было принято решение создать вторую лабораторию, которая будет изучать самые сложные случаи. Именно она и стала для меня отчим домом. Тут я заново родился. Ребенок, похищенный цыганами в лихие девяностые, но в итоге выкупленный правительством для экспериментов. Потерянная душа, желающая стать чем-то большим, чем непонятной дрянью...

***
Мы приехали в палатку, стоящую на холме.
Там команда генерала привела себя в порядок. Переоделась с камуфляжа в форму, проверила оружие, выпила чай. А я все это время стоял у входа, наслаждаясь небом. Их косые взгляды меня особо не волновали. Такого я не боюсь...
— Светоч, — выдернул меня из потока мыслей Назаров, — они готовы.
— Это вряд ли, — шепнул себе под нос я.
Но он все равно услышал, слегка улыбнулся, мельком глянул на генерала и вышел из палатки.
— Раз готовы, тогда пошли.

***
Мы спустились с холма и нырнули под брезент. Я, Душно́й, его помощник и четыре мо́лодца в масках на рожах и автоматах в руках.
Вход в "Курган-2" охраняли ворота из высокопрочной стали. За ними малюсенькая комнатушка с лифтом и пожарной лестницей.
Я нажал на кнопочку вызова. Сначала раздался натужный металлический звук. Старый гигант начал напрягать суставы, прежде чем взять вес. Потом щелчок запорных замков, и уже спустя десять секунд ворота нехотя поползли вверх.
Весь этот вес и монолитность заставили генерала сверкать восторгом и еле заметно улыбаться.
— Там чего, метр стали? — зашептал его помощник, полковник Крылов, за спиной.
— Восемьдесят девять сантиметров, — поправил я. — Там внизу вторая, такая же.
— Отставить разговоры, — тут же пресёк лекцию генерал.
Мы вошли внутрь.
Дверь также медленно закрылась, а когда замки щелкнули, открылись двери лифта.
— Разрешите вопрос? — обратился я, когда мы зашли.
— Не разрешаю, — продолжая смотреть прямо перед собой, парировал начало беседы Душно́й.
— О, как. А нам ведь с вами сегодня долго общаться. Мне сказано провести экскурсию новому генералу. Кстати, что случилось со старым? Как Гречкин?
Душно́й все же удостоил меня взглядом. Увы, я был ему противен, кстати, как и сопровождающие его солдаты, и это навело меня на мысль, что бравые бойцы стали такими бравыми благодаря Кургану.
— А ты был с ним знаком?
— Виделись однажды.
— Умер он.
— Своей смертью?
— На удивление...
— Жаль... Милый пухлячок был, правда, только с виду. На деле же я считаю, что его нужно было посадить сюда и проводить опыты. А вообще, у нашей встречи забавная история. Мне тогда было четырнадцать и близился день рождения. Тут приходит профессор Штайнер и говорит: "надо помочь Гречкину, что ты хочешь за то, чтобы хорошо себя вести?" А я Штайнеру и говорю: "кто такой, мать твою, Гречкин?" И тут в комнату заходит Гречкин и такой: "я, собственно твой хозяин, и это не просьба, а приказ, просто мы, так уж и быть, решили сначала по-хорошему." Я моментально смекнул, что надо соглашаться, не убьют и хорошо. И говорю: "у меня день рождения скоро. Торт хочу. Большой и вкусный, и чтобы на всех хватило. Торт мне подари, и я пай-мальчиком буду, сделаю, что попросишь." Генерал кивнул и ушел. Это, конечно, не слово в слово, но суть именно такая. А сделал я следующее...
— Ты думаешь мне интересно? Нажимай уже чёртову кнопку и поехали. Я не к тебе приехал, а к Штайнеру.
— Девятнадцатое июля две тысячи первого, — под закрывающиеся двери лифта продолжил я, зная, что теперь генерал захочет дослушать. — Меня перевезли в какой-то огромный город, наверное, Москву, даже дали посмотреть в иллюминатор вертолета. И спрятали в маленькую комнатушку, откуда я смотрел в замочную скважину, как куча дядек в форме обсуждает важные дела. И в какой-то момент Гречкин спросил: "Кто выкрал данные проекта "Архангел" и передал их американцам?". Морды вояк мгновенно стали каменными и завертелись по сторонам. Казалось, что никто не понимал, о чём идёт речь, но трое понимали. Прекрасно понимали. Такого отчаянья я раньше не видел.
Я назвал своим конвоирам номера стульев, на которых сидели предатели. Помню до сих пор: три, четыре и семь. Один из них отправил сообщение. И через пару минут в зал ворвались трое солдат в масках и с автоматами, а следом и вы.
Присутствующие не успели вскочить со стульев, как троицу положили мордой в пол. Затем их быстренько заковали в наручники и вывели... А меня увели через другую дверь. — Я закончил рассказ, как раз когда двери лифта открылись. — Торт, кстати, был обалденный.
— Так значит ты тот мальчик, который читает ауры, занятно. Я думал ты мертв…

***
Железные двери остались позади. Мы вошли в "Курган-2", остановившись на т-образном перекрестке. Светло-бежевые стены, белые двери, яркий, дневной, свет. Это напоминало скорее больницу, чем секретную лабораторию.
— Ну, с чего хотите начать?
— С профессора Штайнера.
— Он планировал встретиться с вами после экскурсии.
— Придется изменить планы. Из всего зоопарка меня волнует только он.
— Генерал, разрешите? — заговорил помощник, и после утвердительного кивка продолжил: — Нам нужно провести инвентаризацию и что все согласно отчетам. — Получив в ответ всплеск презрения, полковник Крылов, немного помявшись уточнил: — Это ваш приказ.
— Тогда исполняй. Возьми бойца и вперёд, считать уродцев.
— Тогда генерал идёт на лево, а вы, полковник, за мной.

***
На первом этаже, по обе стены коридора, стройные ряды дверей скрывали за собой кабинеты сотрудников. Но на этом этаже, интерес для нового руководства представляла только лаборатория с объектом "Богатырь", хотя точнее будет сказать, с его остатками.
— Прошу, — пригласил я Крылова, открыв одну из дверей, — то, вокруг чего образовался "Курган" и "Курган-2".
В стеклянных коробках, подключенные к проводам и трубкам, залитые раствором, лежали органы. Сердце колотилось с бешеной скоростью, в желудке бурлила кислота, из почек, печени и селезёнки по трубкам сочились жидкости. В углу комок мышц стимулировался электрическим током.
— Светоч, тебе сюда нельзя, — отреагировал на наше появление сотрудник. Весь закутанный в костюм, в защитных очках и маске, он пипетками развешивал жидкости, необходимые для функционирования Богатыря.
— Расслабься, у нас экскурсия. Полковник желает знать, на что уходят бюджетные миллиарды.
— Давай тогда быстро, у нас кормление.
— Да ты, работай, не стесняйся, — Успокоил я профессора, прогуливаясь по кабинету.
— Что это? — осторожно спросил Крылов, разглядывая органы.
— Тут делают вашу любимую сыворотку. А этот перегонный аппарат и есть проект Богатырь, тот, который по созданию идеального солдата. Просто он прошел слишком успешно.
— На успех не похоже.
— Получившийся объект превзошел все ожидаемые результаты. Сильный, быстрый, умный, жестокий. Невероятная регенерация и прочность. Он мог уворачиваться от пуль, а те пули, которым повезло попасть в цель, застревали в мышцах, не нанося особого вреда. Но в итоге паренек слетел с катушек, и его пришлось разобрать на органы. Поэтому теперь это работает вот так.
— Хм... — только и выдал Крылов, подошёл в упор к стеклу и начал разглядывать почку. — И как получается сыворотка?
— Очень просто. Органы работают, кровь производится, а уже из неё добывают то, что делало тело Богатыря таким.
— Да, это же так просто, — вмешался в разговор учёный. Явно недовольный моей лекцией.
— Ну да, есть один нюанс, — исправился я и подошёл к столу, на краю которого в держателе стояли закупоренные пробирки. Кое-что перестало вырабатываться само и приходится вливать это: — Я вынул из держателя пробирку и продемонстрировал полковнику. — Стимулятор мозга. Он нужен...
— Светоч, положи! — взбесился учёный.
— Извините, извините, — я начал размахивать пробиркой из стороны в сторону.
— Светоч! Придурок! Я пожалуюсь Штайнеру!
— Ладно, ладно, все. Уж и пошутить нельзя.
— Я сейчас тоже пошучу и тебя лишат права выхода.
— Все, все...
Я вернул пробирку на место. Но на самом деле это была уже подделка. Настоящую я спрятал в рукав.
— Иди, пожалуйста, отсюда. У меня кормление.
Учёный взял из-под стола канистру, влил туда несколько пробирок, включая одну из держателя со стимуляторами, но не ту, что я подменил. И залил все это через воронку в аппарат, который начал все это перекачивать.
— Это питательная смесь, витамины, минералы, антибиотики, и прочая полезная дрянь, — начал объяснять я. — Сейчас объект покушает, его мозг войдёт в активную фазу от стимулянта, офигеет от того, что тело ослабло и начнет посылать сигналы в органы, чтобы тебе начали бешено вырабатывать в кровь компоненты. И на выходе мы получим концентрат. Затем отправим его в Курган, там они это дело разбавят и вы получите сыворотку делающую из простых солдат суперсолдат. Говорю же, все просто.
Крылов все это время молча кивал, в конце засветившись от радости, затем сделал пару заметок, и мы ушли.

***
Следующей остановкой был этаж, где содержались объекты.
— Добро пожаловать в "Зоопарк", — с гордостью заявил я. Столько подготовки, планирования, хотелось получить от этого представления удовольствие. — Стены черного цвета и слабое освещение придают успокаивающую атмосферу вечной ночи и скрывают следы крови, которые уже давно не отмываются.
На столе у входа лежали заранее подготовленные листочки, которые я раздал двум своим подопечным. И продолжил разъяснение:
— Этаж представляет собой лабиринт. Тут много тупиковых коридорчиков, поэтому заблудиться очень легко. Это сделано для того, чтобы, если объект вырвется на свободу, его можно было изолировать с минимальными потерями. На брошюрах вы найдете карту с номерами камер и помещений, так, в случае чего, сможете найти лифт. Материалы стен тут звукопоглощающие, поэтому кричать в принципе бесполезно. Как-то так. Готовы начинать?
— Я не до конца понимаю, чем тут вы занимаетесь?
— Я агент Светоч, хотя считаю себя больше объектом. Так-то я куратор. Слежу за состоянием постояльцев, убираюсь, разношу еду, помогаю смириться с судьбой. Нянька, короче.
— Удивительно, что вам такое разрешено.
— Кризис кадров, знаете ли. Не так просто найти сотрудника в лабораторию повышенной секретности, а уж прислугу и подавно.
Разговор прервал усиливающийся топот и неразборчивое гундение.
Из угла вывернули два тела, по-другому я их назвать не могу. Я знал, что ребята придут, а вот полковник и его охранник этого не знали. Крылов весь побледнел и ментально обоссался, а его телохранитель схватился за автомат и уставился на меня. И я их не виню. Эти двое выглядели ужасно. Кожа на всем теле рваная, в свое время она не успевала за ростом мышц, поэтому кажется, что этих двоих порвали собаки, но каким-то неизвестным чудом они выжили. Вдобавок природа наградила их тупыми рожами, которые плавно перетекали в тело, минуя шею. А из одежды ребята носили только комбинезоны на лямках, и то принудительно.
Они подошли вплотную. Один уставился на полковника, второй на его телохранителя.
— Знакомьтесь, Биба и Боба, — представил я. — Два Б, знакомьтесь, это гости.
— Где? — протянул руку Биба. Он вполне мог обхватить ею каску солдата.
— Дай, дай, дай, — затараторил Боба, подманивая карман полковника.
— Вы гости, а гости обычно приходят с подарками, — объяснил я расклад. — Дайте каждому что-нибудь, и все будет хорошо.
— Да-да-да, дай, дай, — затараторили оба, выманивая своими лапами у бедных гостей подношения.
— Что я им дам? — шарил по карманам полковник.
А вот солдат быстро нашел чем откупиться, протянул Бибе фонарик, а Бобу порадовал наручниками.
— Все, поздоровались, молодцы, идите к себе, поиграйте, — отправил я коллег.
— Добро, — махнул Биба рукой, и они с Бобой быстренько пошли по своим делам.
— А что сказать надо?
— Спа-си-бо, — кинул Боба.
После пары секунд тишины Крылов вспыхнул и закричал, но шёпотом:
— Это что сейчас было? У вас тут объекты просто так шляются, что ли?
— Я же говорю, кризис кадров. Кто-то же должен разгружать машины, таскать тяжести и все такое. А с ними можно договориться. Так что они агенты, как и я. Объект "мышцы" и объект "мускулы" тупые, агрессивные, жестокие, но невероятно сильные и быстрые уроды. — Полковник достал из портфеля планшет с бумажками и начал в нем копаться. — Эти ублюдки любят всего три вещи: жрать, драться между собой и совокуплять резиновых кукол.
— Давайте без подробностей, — попросил Крылов, поставив галочки.
— Не-ет, придется слушать, и я бы ещё записывал на вашем месте, пригодится.
— Кстати, они биологические дети "Богатыря", двое из сотни, кто сумел выжить. Их мать держали на стероидах, обезболивающих и ещё какой-то секретной дряни всю беременность, чтобы она выдержала, и все равно её разорвало на шестом месяце.
Крылову было отвратительно и грустно оттого, что он теперь часть всего этого, виду он, конечно, не подавал, просто уставился в пол. Но я-то все вижу.
— Ладно, пойдем дальше.

***
Мы встали у первой двери.
— Не пугайтесь, на самом деле это самый безопасный объект, — предупредил я, и, постучав, открыл дверь.
Комната сверкала красным. Алый свет, обои цвета артериальной крови, пол — цвета венозной, и детские игрушки, подобных оттенков.
Почти сразу в нос бросился трупный душок.
На полу играли в куклы девочка, пяти лет, и два мертвых человека, которых пора бы уже заменить, мужчина и женщина.
— Объект "Кукловод", — шепнул я полковнику. — Диана, привет.
— Дядя Светоч! — обрадовалась девочка, и перестав наматывать папины кишки на мамину шею, помахала обеими руками. Это же действие, только не напрягая кистевой сустав, повторили и два управляемые ею тела. Но осознав, что я не один, Диана заметно напряглась. И судя по ауре начала себе всякое надумывать.
— Не волнуйся, мы просто поздороваться зашли, эти дяди ко мне пришли.
— Ладно. А мы сегодня будем играть в убегалки?
— Будем, — уверенно кивнул я.
— Честно? — прищурилась малютка, имея на это полное право.
— Даю тебе свое слово.
— Тогда ладно, — приняла она договор и перевела взгляд на полковника. — А вы не обижайте дядю Светоча, а то я вам устрою, погрозила она пальцем, с неприятным, черным от грязи ногтем, следом начали мазать и трупы, правда получилось, что они просто болтают ладонями.
Крылов согласно кивнул.
— Ладно, мы тогда пошли. Скоро к тебе зайду.
— Хорошо, — кивнула Диана и вернулась в объятья своих родителей-зомби-кукол.
Когда дверь в ее комнату закрылась, полковник выкатил в мою сторону полные недоумения и страха глаза.
— Пару лет назад, наши ребята тайком вывозили группу учёных с одно не нашего объекта. Границу пересекли, но не успели выехать на шоссе. Вражеская группа перехвата настигла их на какой-то просёлочной дороге между деревнями. И расстреляла эту самую газель. Выжила только Диана, спрятавшись под телами своих родителей.
Если верить отчёту, она провела внутри пять дней, прежде чем ее нашли. И был бы у нее только психоз, если бы один из беженцев не был двойным агентом и не перевозил пробирку с очередной секретной жижей.
Когда дверь открыли, девочка так перепугалась, что натравила армию трупов на своих спасителей. И вот она тут. А в этом антураже кроваво-красных оттенков ей спокойнее, только мертвяков надо периодически менять, чтобы не воняло и не заболела ничем. А так хороший открытый ребенок.
— Так, значит она может поднять армию трупов?
— Нет, пока нет. Пока ее лимит три тела и контроль только пять метров в радиусе себя. И то, движения у них пока вялые. Но это с учётом того, что мы на контакт выходили полгода. Так что дайте ещё лет пять и думаю она вас удивит, — улыбнулся я во все зубы.
— Армия мертвецов...
— Ага…

***
Через пару поворотов мы дошли до следующей остановки.
— А тут чего ожидать? — сразу спросил полковник.
— Нечто впечатляющее, — ухмыльнулся я и открыл дверь.
В кресле-качалке, в наушниках и маске для сна лежала девушка. Белую кожу покрывали глубокие царапины. Одна нога немного дрожала.
У Крылова отлегло, его аура перестала кипеть паникой.
— Объект "Пифия".
— Кто?
— Пифия, древнегреческая жрица-предсказательница.
— Значит, она предсказательница?
— Она результат безумного эксперимента со временем. Как бы это объяснить... Её сознание живёт на три секунды впереди.
— Это как?
— Полковник, я не безумный физик-теоретик. Это всё в досье прочитал. Вот как сказал, так и есть. Живёт на три секунды впереди.
— Но всего на три секунды?
— Да, но раньше было две. Она прогрессирует. Смотрите, короче.
Я начал идти к ней, но уже на втором шаге Пифия сняла маску и наушники.
Несмотря на красные глаза, пульсирующие сосудами, растрёпанные секущиеся и грязные волосы, в ней всё равно было что-то привлекательное. А в белой, больничной одежде она действительно напоминала греческую жрицу.
— Здравствуй, Светоч, — улыбнулась она.
— Привет, Пиф.
— У нас гости? — Спросила она, и тут же сама озвучила ответ: — новые хозяева, значит.
— Представьтесь, — попросил я Крылова.
— Полковник Крылов, — ответила за него Пифия.
— Если ты видишь будущее... — начал полковник.
— Хорошо, — прервала Пиф, впиваясь ногтями себе в колени.
— Повторяй цифры, — всё-таки продолжил полковник.
— Четыре — начала Пиф. И судя по ауре полковника она была права. — Семь... Сто два... Сто сорок, тринадцать, двадцать девять... Стол, собака... — её голова начала дёргаться, а зрачки покатились под верхнее веко. — Двадцать один, чай, грдых одых, seventeen, 一百二十八... — Из носа потекла кровь.
— Хватит! — прервал я.
— Это не я! — признался полковник отступая.
— Нет, не надо не стреляйте! — взмолила Пиф, глядя на солдата, стоящего за Крыловым.
Но тот, до этого момента стоял расслабленно и ничего такого не хотел.
Девушка спрыгнула с кресла на пол, откатилась в сторону.
— Что за херня, Светоч?!
— Твою мать! Пиф! Пиф! Вернись! — Я полез в карман за колокольчиком и начал ритмично им звенеть. — Слышишь звон? Иди на звон, Пиф. Иди на звон...
Через пару секунд она успокоилась, хотя вернее будет — отключилась.
— Её затянуло в другие реальности, — попытался я объяснить. — Моя ошибка, решил, что справится без таблеток.
— Можно попонятнее?
Положив Пиф на кровать и перевернув набок, я подозвал полковника.
— Смотрите, — под волосами, на затылке, шее и паре нижних позвонков, держалось устройство, — Эта штука заставляет её сознание жить в будущем, но проблема в том, что будущее не одно. И иногда Пифия теряет контроль, тогда её начинает швырять между всеми вероятностями.
— Я не верю. Это же чушь полная, —полковник начал махать руками и ходить по комнате. — Если она видит будущее, значит, оно известно заранее...

***
— Это как посмотреть. Есть теория, что мы на самом деле живём в прошлом, что в момент большого взрыва, время устремилось далеко вперёд, поэтому будущее, уже существует, просто мы немного отстаём. Это как молния и гром. Сначала свет, потом звук. И тут так же. А Пифию просто подвинули на несколько секунд вперёд.
— Это бред...
— В качестве демонстрации я думал предложить вам пострелять в неё, но решил, что это перебор. Но Пифия увидела ту реальность, где это произошло. Чем не доказательство?
Полковник был в смятении, для этого даже и не нужно видеть ауру, всё было написано на лице. К такой секретности его не готовили.
— Следующая клетка моя. Приглашаю на чай. Вам явно стоит выдохнуть.
— Коньячку бы... Но и чай сойдёт.
— Да ещё и с мёдом. Лепота.

***
Крылов разглядывал комнату, так, словно хотел меня понять.
— Много книжек, — высказал он очевидный факт.
— Больше развлечься нечем.
— И большинство по психологии...
— Я дипломированный психолог, только диплома нет. Прошёл всю программу МГУ и сдал экзамены профессору Штайнеру, потом учился и практиковался у него.
— И нравиться вам тут работать?
— Нет... Как тут может нравиться? Но так лучше, чем сидеть в клетке неделями в ожидании того, как тебя будут препарировать. Хоть погулять можно, с людьми пообщаться.
— А сбежать не пробовали? Не думали?
— И потерять синицу в руках? Нет, спасибо, я принял свою судьбу. Просто буду жить, как живётся. В конце концов, может, Душно́й найдёт мне применение получше.
Чайник вышел на пиковое бульканье и отщёлкнул кнопку.
— Солдатик, чай будешь? — спросил я. Доставая чашки и пакетики. Тот утвердительно кивнул. — Он же модифицирован, да? — уточнил я уже у полковника. И тот тоже кивнул. — Чувствуется. Классные собачки получились. Сильные, умные, преданные. Почти людьми остались.
— Это и есть люди, — поправил полковник.
— Не, я больше человек, чем он. Уж прости, солдатик.
— Расскажите лучше про свою способность, Светоч. Как выглядит аура.
— Ну, попробую... Представьте, если бы огонь имел ещё текучесть воды и мог переливаться всеми возможными цветами в виде градиентов. Вот так примерно это и выглядит. Источником является ваш мозг и пламя ползёт по рукам и ногам. Эдакий перевёрнутый костёр.
— И какого цвета моя аура?
— Сейчас жёлто-чёрная. Это общее негативное состояние со смятением.
— Можно считать, что вы читаете мысли.
— Ох, к счастью, нет.
— А что так?
— Читать мысли в обществе уродов — нет, спасибо.

Продолжение: Курган-2 (2/2)

Начало:
Дело ведёт Доброклюв 1/2
Дело ведёт Доброклюв 2/2

"А ведь я всегда могу его сдать" размышлял я, прогуливаясь за домом по дорожкам грязи. Темнота, морось, хлюпающий сапог — вечные ноябрьские спутники собачников. Как же хочется морозца, чтобы все это хотя бы застыло.
— Давай, Чертилыч, делай свои дела.
Псине тоже все это не нравилось. Малипусенькие ботиночки с голубыми бантиками всячески отвергались демоническим нутром. А гадить на улице, когда холодный ветер задувает, куда не надо, вообще было принято как оскорбление.
— Давай, давай. Нечего было воровать васаби со стола.
Ах, эти глаза напротив, полные слез сожаления... Но меня не обманешь. Я знаю, что Чертило притворяется. На секунду он зажмурился, и ещё через секунду пахнуло. Кучкой это не назвать. Минимум куча. А если в пропорциях к массе тела, то кучище. Долбаный демон, подарю тебя Нагиеву. Ненавижу…

* * *
"Морг, быстро", гласило сообщение.
— Ага, щас, — попивая кофе, я смахнул уведомление. Хватит с меня. Набегался. Это они без меня не могут, а не я без них.
Звякнула микроволновка.
— Овсянка подана, сэр, — поставил я на пол миску с хрючевом и залил это дело свиной кровью из пакета.
Засранец принялся уплетать за обе щеки, да так что задние лапы зависли в воздухе. Эх, ещё бы, чтобы генерировать столько говна, надо хорошо кушать.
"Ты видел сообщение?" Прилетело ещё одно, заслонив собой видео про смешного котика.
— Все я видел, просто не хочу отвечать, — смахнул я в сторону эту рабочую гадость.
Возможно и правда что-то срочное, но связной не будет мне указывать.

* * *
Запах смерти и формалина. Для кого-то страх, для кого-то мечта, для меня обыденность. В лаборатории нас ждала Ангелина Петровна, по прозвищу "ангел".
Со стороны может показаться, что она наполовину состоит из бальзамирующего раствора, а если вынести ее на свет, старушка просто-напросто загорится. Но это не так. Она состояла из крепкого чая с сахаром и лимоном и черствых пряников. Так и сейчас, закинув ноги на лабораторный стол, попивала свою бурду из чашки с тремя болтающимися пакетиками "цейлонского", периодически посасывая глазурь.
— Явился...
— Не запылился, — перебил я, точно зная, что она скажет именно это.
— А этот твой... Гавденыш, где?
— Все свое, ношу с собой.
Я поставил рюкзак на стол и продемонстрировал ей пса. Купил специально для него, со смотровым окном и вентиляцией. Чертилыч в восторге, потому что ленивая жопа.
— Иди ко мне, хорошенький.
Пес сразу пошел обниматься, лязгая когтями по железной поверхности. А как только добрался, начал заливать бабку чуть ли не в десны. У них там своя химия, я не лезу. Ну, любит старуха живность, а Чертило запах трупов и старух.
— Чего там?
— Вон тело, вон дело, — показала Петровны ногтем в нужную сторону.
— И?
— Гни.
Старая ведьма, причем в прямом смысле. Но дело свое знает. Все по пунктам, почерк — загляденье.
На столе лежала Анфиса Сечина, студентка третьего курса технического университета.
Такси занесло под фуру два трупа один в реанимации. И не попала бы она к ангелу, если бы ни рисунки. Все тело было исписано тонким маркером. Причудливые символы сменялись линиями и уходили в простую геометрию. Исписано было все. Руки, до самых кончиков пальцев, включая ногти, ступни, шея, лоб и даже на веках был узор. Широкий узор на груди и целая поэма непонятных букв на спине.
— Бурятское жертвоприношение? — переспросил я, не веря написанному в заключении. Ну, потому что Бурятское, блин, жертвоприношение... Неожиданно.
— А чего? Чего удивляемся? Мир знаешь ли большой, духов злых везде хватает... Это все ваша глобализация. Все по одному месту пустила. Вернее, по разным разнесла. Тьфу. Нормально же жили. Нет, надо всем куда-то переселиться, — Поясняла за жизнь Ангелина Павловна. — Да, лупоглазик? Вон, тебя аж из самой Мексики к нам притараканили.
— Прям точно Бурятское?
— Женя... — нахмурилась старушка, приняв вопрос за оскорбление.
— Понял, понял. Работаю. Может что-то ещё?
— Что тебе ещё? Маркер черный, перманентный. Если хочешь знать фирму, запрашивай анализ.
— Понятно...
Права старуха, чего мне ещё от нее требовать? Алкоголя или наркотиков в крови нет, следов насилия нет. Просто девушка с печатью жертвы.
— Петровна, а написано, кому жертва?
— Это не ко мне, это в переводческий. Одно знаю, что "не кому", а "для чего"...
— Ладно, спасибо, Петровна.
— Чёртика покорми, вон, ребра торчат…

* * *
Технологии — это, конечно, вещь! Храни боженька интернет. С одной стороны, я делаю дела, а с другой — сижу в тепле, в уюте, в домашних тапочках и пью горячий чай с лимоном и маленьким секретом, известным только мне.
— А чего спиртягой несёт? Евген, ты что ли? — испортила настроение Лиза, своим появлением.
— Это чай.
— Ага, а в чае что?
— Технически это всё ещё чай, — парировал я.
Лиза — валькирия, во всех смыслах. Чует все. Бухло, демонов, тортики, без разницы. Почти два метра продуктивности. И вот она переобулась, подошла ко мне, попутно схватив свою кружку со стола, и потребовала:
— Плесени, а...
И я плеснул... как не плеснуть.
— На улице швах, — сделав глоток подметила коллега, уже более дружелюбным тоном.
— И не говори.
— А ты чего собственно бухаешь и на сиськи пялишься? Сегодня же среда.
— Работа такая, Лизок. Работа... — абсолютно не скрывая, что получаю от процесса удовольствия, ответил я.
— М... А я вот на кладбище ездила. Зачищала ритуал. А там так хорошо, знаешь, ветер, такой, пронизывающий, зонт разодрал. И ещё там дороги делают. Слой грунта сняли, а новый положить не успели, ноябрь, дожди, все дела... Суки... По щиколотку. Хорошо в кедах не пошла.
— Ты бы их хоть помыла, прежде чем заходить, — взглянул я на высокие сапоги, стоящие на коврике. — Грязи натащила.
— Иди в жопу, Жень. Это тебе на дела везёт... — выпалила Лиза, и тут же осеклась.
— Ещё чаю? — решил не нагнетать я. Эх, Тоха... не так все должно было быть...
— Будьте любезны... О, у меня шоколадка есть.
У нее всегда есть шоколадка. И это прекрасно.
— Так чего ты так усердно пялишься на молоденьких девушек?
А я и правда разглядывал фото моделей в разных нарядах, ну и без тоже. Все такие из себя дикарки, шаманки и ведьмы.
— Девушка попала в аварию, "дозорный" на скорой подметил на ней странные рисунки и отправил фотки. Вот, смотри.
— Да уж, такое сложно не заметить.
— Вот. И дежурный согласился. И сразу отправил дальше. Так она попала на стол к "ангелу". А там и старушка подтвердила, что рисуночки "рабочие". Такие дела.
— Я так понимаю, что между ней и девочками с фото есть связь?
— Скорее всего, да. Анфиса, покойная, как раз возвращалась с фотосессии. А это все портфолио одного фотографа.
— Аяна Дулсан, — прочитала Лиза в профиле. — Бурятка, что ли?
— Ага. И символы бурятские, жертвенный.
— Жалко, конечно. Такие хорошие снимки. Глубокие прям. Если она не окажется ведьмой или демоном, дай знать, запишусь к ней.

* * *
Аяна тоже оказалась студенткой. Причем из того же вуза. А фотография — это у нее хобби. У них там какой-то кружок. Вне учебная деятельность и все такое. Девушка вообще была гордостью вуза. Шла на красный диплом, играла в волейбол, танцевала, принимала участие в проектной деятельности кафедры, выступала на дне открытых дверей, и всячески популяризировала свою культуру. И вообще, ее уже ждали на практику в какое-то НИИ при президенте. Ну точно, ведьма... Правда, узнал я все это на сайте администрации поселка Багдарин, откуда она родом.

* * *
И вот, миновав охрану, в сопровождении очень взрослой женщины, в малиновом пиджачке и такого же цвета юбке, я вхожу в аудиторию. Шум, гам, девочки, мальчики. Все бегают, суетятся. Лампы, штативы, блестяшки, костюмы. Нас никто даже не заметил.
— Господа студенты, — громогласно потребовала внимание заведующая чем-то там. Но не была услышана. — Сто пятая! — Стукнула она ладонью по парте.
И это сработало. Все замерли и обернулись, вылупив на нее свои глазки. А она, в свою очередь, пристально оглядывала молодеж.
— Аяна Дулсан тут?
И именно в этот момент погас свет. По аудитории разнёсся недовольный гул голосов, а Чертилыч начал подвывать. Щёлкнул затвор и меня ослепила вспышка.
— Так! Ну-ка не баловаться, — тут же сориентировалась заведующая.
— Извините, случайно.
— А что воет? Собака?
Все постепенно начали включать фонарики на телефонах.
— Так, — продолжала заведующая, — Берём самое необходимое и выходим из кабинета. Вне учебная деятельность окончена.
— Кхм, — напомнил я, что пришел не просто так.
— Аяна, подойди, пожалуйста.
— А ее нет?
— А где она?
— Она Киру в сквере снимает.
— А что такое-то?
Тут уже заведующая не нашлась что ответить.
— Да пропуск обронила, — нашелся я, и похлопав дамочку по плечу, шепнул ей на ухо: — Не говорите им пока.
Заведующей я сказал, что из полиции, и что Анжелика попала в аварию, а Аяна мне нужна, просто опросить, как последнюю видевшую ее.
Свет отключило во всем университете. "Очень старое здание, проводка барахлит, а тут ещё и студенты всего на втыкали." Думаю так обозначат этот случай. Но, Чертило считает иначе. И я ему, конечно, верю...
Нужный сквер был слева, через дорогу. И Аяна была там. Я ее видел, она фотографировала девушку в пышном платье, их совершенно не смущала темнота и холод. Наверное, даже наоборот. Свет фонарей, голые деревья, все это имело некий шарм. Но не для меня. Не люблю всю эту темноту и грязь. Насмотрелся. Вот веселые котики — отличная тема. Но до этого ещё нужно дорасти.
Светофор горел красным. Ждать ещё восемьдесят семь секунд. Ещё и дождь пошел. Зараза.... Оторвать бы руки, тому, кто придумал такие долгие светофоры. Тридцать секунд, а дождь бил все сильнее. Зонт, как всегда, в машине. Чертило подвывает. Вот что ему не нравится?
Десять секунд и привет — ливень. Сука... А Аяна с подружкой тем временем убегает. И не в мою сторону.
Ноль секунд. Срываюсь с места и тут же замираю. Какой-то мудак на "поло" проносится в паре сантиметров от меня.
— Мразь!
Бегу дальше. Вдалеке ещё видно Аяну. К счастью, платье ее подруги — отличный маячок. И тут все на мгновение темнеет. Жуткая боль пронизывает все тело. Я лежу и разглядываю ноги прохожих. Собачий лай раздражает. Споткнулся на ровном месте, блин. Хорошо ещё, что не на спину упал.
— Вы как? — спрашивает молодой человек, пытаясь помочь мне подняться.
— Нормально. Спасибо. Чего-то не везет мне сегодня.
И это непустые слова. Что за напасть? Ну ничего и не такое проходили. Пробегаю сквер и встаю. Налево или направо?
— Чертилыч, — Снимаю я товарища с плеча, — ищи.
Пес уверенно лает влево. Туда и иду.
Яркие витрины магазинчиков бликуют в нитях дождя, причудливо отражаясь на мокрой брусчатке. Сейчас бы стихи писать, а не уворачиваться от людей с зонтиками...
Судя по брезгливым взглядам, я похож на бомжа. Бреду нервно озираясь по сторонам, грязный, мокрый, штанина прилипла к ноге.
— Сука! — схватился я руками, прикрывая глаз.
Порыв ветра выворачивает зонт какой-то встречной бабы, и спица цепляет меня за веко словно щуку. А бабища зонт дернула и пошла дальше. Тварь! Мразь! Сука. От резкой боли аж присел. И тут же получил толчок в спину. Упал на четвереньки. Сука!
— Извините, — донеслось сверху. Такое совершенно сухое, дежурное. И я бы плюнул этому человеку в лицо, если бы что-то видел, но глаза слезились от жгучей боли.
Это все уже ни в какие ворота. Я отошёл к витрине. Аккуратно, кончиками пальцев, достал початую упаковку платочков и начал вглядываться в отражение. В глазу было кровавое пятно.
— Сука... Да что за день... Как же бесит. Это ни в какие ворота.
— Аяна, — позвал ее женский голос.
Она стояла прямо передо мной, нацелив объектив и жмякала свою кнопочку. А звала ее та девушка, которая модель. Она уже сидела в такси.
— Извините, спасибо, вы очень колоритный, — помахала Аяна, убегая в машину.
Я только и успел, что открыть рот…
Сука…

* * *
План полностью провалился. Его как бы и не было, но он провалился. Что с этим делать пока не ясно, да и не до этого. Повезло, что всегда вожу с собой воду. Я помыл руки, протер вокруг глаза, рассмотрел раны в нормальное зеркало. Все это время Чертило не затыкался. Высказывал мне на своем, собачьем. И вот попробуй пойми, он мне про демонов толкует или что его сильно потрясло.
— Я знаю, мой малопушистый друг, знаю. Все прошло просто ужасно. Хорошо, что жив остался. А то мог бы и кирпичом по голове схлопотать. Все. Едем в офис. Надо хорошенько подумать, хотя чего тут думать. Надо запрашивать серьезных ребят в масках. Да? Чертилыч?
Ответом мне было гавканье.
— Печку включить?

* * *
Лиза впорхнула в офис. Сияющая улыбка. Под пальто короткое платье, букетеще цветов в руке. Не надо быть сыщиком, чтобы сделать правильный вывод.
— Чего такой кислый, Доброклюв? — спросила она.
Плечи тут же опустились, как и уголки губ, да и вся она сразу поникла. Неужели мой вид такой удручающий?
— Не обращай внимание, танцуй свой танец любви.
— Ой, да пошел ты...
Она взяла пыльную, с налетом от хреновой воды вазу, с верхушки одного из шкафов и удалилась, грозно стуча каблуками.
Плевать. Не до ее веселья. Надо заварить чай. И продолжать думать…

* * *
Мы с Лизой сидели друг напротив друга, заполняя отчёты. Ну я заполнял, а она чем-то занималась...
— Клюв, да ты звезда, — решила она нарушить такую плодотворную тишину.
— Чего? — не выдержал я.
— Смотри, уже за тысячу лайков перевалило.
Лиза скинула мне ссылку.
Там было фото. Мужик, по виду, бухой бомж с прилипшим к щеке листом, стоял чуть ли не на карачках, вглядывался в сверкающую светом витрину бутика и плакал. "Сука жизнь" гласила подпись к фото.
— Красиво? — улыбалась Лиза.
— Сука жизнь... — прокомментировал я, поправляя повязку из ваты и бинтов, закрывающую глаз.
— Ну ладно тебе, согласись, композиция отменная. Эти люди ещё размытые на фото, куда-то так бегут. А ты стоишь и пялишься, как будто для тебя все по-другому. А какие цвета.
— Прости, но нет. Такое искусство не для меня.
— Ну чего ты такой бука? Ну извини, если обидела.
— Да не в тебе дело, Лиз. Кривной отклонил все запросы. Я хотел Аяну заломать, он отказал. Оснований нет, да и слишком шумно, говорит. Я хотел комнату в общаге осмотреть, тоже отказ. Вот сижу, думаю. И я ведь к ней еще подойти не могу. Сразу такая жопа начинается. О, — указал я на глаз.
— А обереги тебя носить не учили?
— Три штуки, Лиз. Я чувствую, что это меня и спасло.
— Пф-ф, — закачала она головой. — Это не может быть она сама. Такой силой в таком возрасте не обладают. А если и обладают, то на универ время не тратят.
— Значит, ее что-то охраняет.
— Это запросто. Но что заставляет такую силу служить посредственной ведьме?
— Ты мне скажи.
Лиза задумалась. Ноготки застучали по столу, а это значит, что она раздражена. Она всегда бесится, когда речь заходит о служащих. Ей-то запрещено даже котика заводить.
— Тут два варианта. Либо дух отрабатывает принесенную жертву, либо это что-то родовое. Иначе просто так удержать силу не получится. Нужно либо быть сильнее, либо чем-то заинтересовать.
— Так, сделаю запрос, надо глянуть на родословную. Но это несколько дней ждать, сейчас-то что делать?
— А чем плохо ждать? Или у тебя есть ящик с запасными глазами?
— Заварю-ка я чай…

* * *
Утро началось с кофе и шикарного поста Аяны в социальных сетях. Ночью она не спала. Работала девочка. В клубе. Фотографом, разумеется. И так случилось, что одному из гостей не понравилось, что его снимают, и начал он Аяночку обижать. Но все кончилось, разумеется, хорошо, для Аяны. Нашелся бравый защитник. Слово, за слово началась драка. Но ее уже Аяна не видела. Спряталась в подсобке. Только фотки последствий выложила. Да какие. Битые стекла, переломанные стулья, кровища. Закончила она свой пост, мыслью, что в клубе нужно меньше пить и больше веселиться, а фотограф не дурак, и если ему сказать все сразу удалит. И вообще, мир, дружба, любовь.
А вот новости, эту историю описали иначе. "В клубе "Бирюза" недопонимание быстро переросло в драку в стиле 90-х. Бутылки били об головы, а получившиеся "розочки" пускали под ребра. Один погибший и десятки раненых."
И фото пострадавших это подтверждали.
Печально, конечно, но с этим уже можно идти к Кривному. Может,теперь, он одобрит захват.

* * *
Мне одобрили досмотр комнаты. Хоть так. Правда, подготовка понадобилась нешуточная. План разделялся на два этапа. Через секретаря наняли модель и Аяну для съёмки украшений и студию им сняли максимально удалённую от общежития. Важно было, чтобы никто из цепочки не знал истинной цели этого действа, а то дух посчитает это все угрозой и начнет пытаться привести свою подопечную к дому, любым угодным ему способом. И дорожка будет кровавой.
И пока Аяна далеко мы проводим в общаге внеплановые пожарные учения.
* * *
ОПРпПшники приехали на пожарке. Я и Борис, их новый начальник, в костюмах инспекторов вывалились из машины. И направились прямиком к толпе гудящих и снимающих все студентов и их кураторам. С этого момента у нас примерно час. Быстрее с фотостудии до общаги никак не добраться. Борис начал со сверки списков, но заметил праздно шатающихся около курилки парней и начал орать. Сначала на них, потом на кураторов и завхозов, а потом вообще на всех, обещая уволить, лишить стипендии, жилья, и самые страшные кары самому декану. Отлично сработал в общем. Все внимание взял на себя, дав мне без труда зайти в здание ещё до бригады.

* * *
Аяна жила в комнате с еще тремя девушками. Срач стоял жуткий. На столе грязная посуда, причем явно не один день лежавшая, на одной из тарелок горка чайных пакетиков. Это, видимо, игра такая, как Дженга, только наоборот. Надо класть грязный пакетик на тарелку, и у кого пакетик свалится, та и будет выкидывать эту кучу. Это должно быть так. Другого объяснения всему этому я найти не могу.
— Принцессы, блин.
Я сделал шаг. Ботинки, с характерным звуком начали отлипать от пола. Фу... Но что поделать. Надо работать.
Поставив сумку на пол, я отщелкнул замок. Из тьмы кожаного изделия на меня смотрели два полных призрения глаза оборудования по поиску аномалий.
— Вылезай, Чертилыч, пора работать.
Тихое "Ваф" было мне ответом.
Чертило начал бродить по комнате и уверенно сопеть, вертя головой в поисках искомого.
— М-да, Женька, ты в край обленился, — ругал я сам себя, когда пес завыл под кроватью.
Угол бы увешан картинами. Очевидно, что это территория Аяны. И тут только стол с парой ящиков, стул с горой шмоток и кровать, которая скрывала под собой обувные коробки.
Много обувных коробок. Лабиринт из обувных коробок. Но Чертило бил лапой по самой большой, на которой нарисованы черные сапоги.
Открыв, ничего не встало на свои места. Тетради, блокноты, файлики с документами, какие-то ленточки, новогодня шапка, и ещё десяток мелочей, которые я осторожно раскладывал по полу, так, чтобы потом собрать в том же порядке. Чертило увлеченно обнюхивал каждую вещь. И когда я открыл маленькую бархатную шкатулку, сразу подорвался к ней и начал увлеченно вдыхать запах содержимого.
Пора и мне уже включить голову. На потертой подделке под бархат лежал десяток колец, пара серёжек и браслет. Одно из колец выделялось. Ни металл, ни камень. Кости. Маленькие костяшки, скорее всего, птицы, перевязаны между собой в несколько рядов и увенчаны черепушкой. Подделка?
— Чертило? — поднес я подозрительный предмет к песьему носу. — Фу блин! — скомандовал я, отдергивая руку. Псина решила, что это угощение и начал его вылизывать во всю мочь.
Выглядело кольцо старым. Потертое, со следами грязи, гари и жира. Скорее всего, настоящее. И, скорее всего, именно оно связывало девушку с духом.
Но прекращать поиски рано. Обувная коробка ещё не пуста. И я продолжил.
— Бинго, — удержаться от восклицания было невозможно.
Прозрачный файлик. А в нем лежали пожелтевшие от времени фотографии и бумаги. На снимках было много чего. Старухи — старые, морщинистые в шкурах и с бубнами. Некоторые смотрели совсем недобрыми глазами. Ещё были фото шкур с надписями и рисунками. Фото ритуальных предметов старины, и главный вещдок — фотография оленя с очень знакомым рисунком. Быстро нырнув в телефон, я приложил две фотографии друг к другу. Все элементы совпадали. И олень, и жертва аварии были раскрашены одинаково. Уж теперь Кривной не отвертится!

* * *
Начальник пришел сам. И кинул мне на стол результаты генеалогической экспертизы.
— Чаю, Олег Федорович?
— Только если наполовину с коньяком, — прохрипел он. — И убери эту ухмылку... Хотя оставь, хочу посмотреть, как твоя рожа изменится, после услышанного.
А улыбка уже сошла. Я молча налил чай. Влил туда коньяк и кинул дольку лимона. Также молча поставил кружку перед ним и сел напротив. Кривной не из тех, кто шутит.
— Ты, Женя молодец, — похвалил Олег Федорович, но как-то неискренне. — Правильно все распознал и даже добыл доказательства. Но колечко зря забрал.
— Я хотел...
— Не перебивай, — остановил Кривной. — Знаю, что ты хотел. Но уже и неважно. Слушай внимательно. Аяна Дулсан, двоюродная праправнучка, двоюродной сестры Заглуу Целентая. Ты, конечно, ни хрена не знаешь кто это, как собственно и я. А вот наши Бурятские коллеги отлично знают.
Род Целентаев древний шаманский род, переставший практиковать как раз на Заглуу. Его, и его прямую родню, сожгли на костре за заговоры не с теми духами. Но это по одной из версий. По другой, менее официальной, он раскрыл некий договор верховных шаманов, противоречащий кодексу, что-то про человеческие жертвоприношения, — на этом Кривной закашлялся, отхлебнул чаю и продолжил. — Но история в том, что пока шаман горел, он читал наговор, и суть его в том, что Заглуу никуда не денется и будет охранять свой род и всячески ему помогать, и кары ждут того, кто посмеет обидеть его потомков. Короче говоря, Аяна под покровительством родового духа. А колечко это принадлежит лично Заглуу. А ты его украл. И очень скоро он захочет его назад, со всеми вытекающими. А с учётом того, что девушка принесла своему покровителю человеческую жертву, пусть и не осознано, но это считается, он теперь полон сил. И у тебя теперь проблемы...
Мне понадобилась пара минут, чтобы переварить информацию. Ручонки невольно задрожали. Стать мишенью для разгневанного духа, такое себе развлечение, особенно если вспомнить, каким способом он отгонял меня от Аяны... А тут ещё лампа на потолке качнулась, отчего у меня внутри моментально все сжалось.
— Это не он, расслабься, — успокоил Кривной.
— Так, — попытался я взять себя в руки, — а если уничтожить кольцо?
— Скорее всего, ты умрёшь. Кольцо — это не его дом и не связь с нашим миром. Это просто его вещь. Любимая вещь, единственная память о том, кем он был. А уничтожив ее, ты точно обречешь себя на смерть.
— Получается кольцо надо вернуть... Это я устрою. А что делать с Аяной и Заглуу?
— Ничего.
— Как ничего? Из-за этой парочки уже не один человек погиб. Так и будем глаза закрывать?
— Эх... — вздохнул Кривной, с явным сожалением. — Порвать связь духа с его родом дело нехитрое. Но это его взбесит. Он начнет всем мстить и однозначно погибнут люди. Много людей. И ещё его придется либо где-то заточить, либо уничтожить. А так, очень скоро, силы у него поубавится. И будут все жить-поживать. А мертвых уже все равно не вернуть. Поверь, это я точно знаю.
— То есть пусть гуляет?! — выпалил я, не заметив, как поднял голос на самого, блин, Кривного.
— Понимаешь, Женя, понятие хорошего и плохого в том мире немного другое. Более животное. Ты хотел к девочке силу применить?
— Ну... — с ответом я замялся. Думать о таком не думал, но церемониться тоже не собирался. Я всё-таки работу работаю.
— Что "ну"? Собирался. Значит плохой тут ты, за что и получил. Ещё и кольцо украл. Очень плохой, значит. Едь, Доброклюв, извиняйся. Возьми бригаду ОПРпПшников на прикрытие и Лизу, пусть поговорит с Заглуу.
— Лиза, что шаман?
— Лиза умеет переходить грань. А дальше разберётся.
— Понял...
— И с Аяной в контакт не входить ни при каких обстоятельствах. Пусть живёт как живёт…

* * *
Три часа ночи. Мы с Лизой едем в машине. В багажнике кудахчет курица, а на заднем сидении то и дело звякает бубен. Завидую Чертилычу, он дома остался, спит себе и видит, как пожирает людские души из своей мисочки, наверное. А мне с духом договариваться... Договариваться, блин.
ОПРпПшники для нас уже все подготовили. Едем устранять течь в насосной.
На территорию нас пустили без проблем, заехали на машине, и прямо к технической будке. Никто и вопросов задавать не стал. Взяли инвентарь для ритуала, инструменты, трубы, паяльник, надели курточки "горводоканал" и пошли.
Лиза сразу приступила к делу. Начертила углем круг, чего-то там написала, раскидала кости животных, зажгла свечи.
Я все это время разрисовывал курицу извинения жертвенными метками.
— Ну что, готово? — спросила она, доставая флягу.
— Типа того.
— Тогда начинаем.
Отточенным движением она откупорила крышку и начала жадно глотать содержимое фляги. Там была не вода и не водка. Грибы, травы, немного меда и ещё какая-нибудь дрянь.
— Вкусно? — поинтересовался я.
— Ни фига, — призналась она, передав мне флягу. — Дрянь ещё та. Но как штырит, — улыбнулась Лиза, совершенно не стесняясь, того, что кайфует от процесса. — Жень, скоро меня начнет крючить. Я буду выть, биться в конвульсиях и все такое. Когда я протяну руки, дашь мне курицу. А так, сиди молча, не делай резких движений и попробуй найти причину, почему ты поступил неправильно.
— Я фигею...
— Ты глотни, только чуть-чуть. Поможет.
— Эх... — видимо, придется глотнуть. Извиняться перед духом без грибов так себе задумка…

* * *
Лизу уже начало пошатывать. Она сидела скрестив ноги и ритмично постукивала в бубен, качая головой в такт. А я занимался самокопанием. Накрыло знатно, и мысли лезли в голову только так.
"Неужели и правда никто не виноват? Аяна не знала... Заглуу дух... Это все для него норма... А я получается — вор... Получается. Нее-ет. Не получается."
— Курицу! — потребовала Лиза.
Стоило ее протянуть, как бывшая ведьма вцепилась в нее. Моментально свернула шею, и, оторвав голову, начал махать тушкой, брызгая кровью во все стороны.
— Заглуу... Заглуу... — Бубнила Лиза, протяжно произнося гласные. — Прошу, приди к нам. Прошу, приди.
Ее шатало из стороны в сторону. В одной руке бубен, в другой кура. Синюшные вены на руках пульсировали от напряжения. И тут она резко замерла. Наклонилась ко мне, вытянув шею, и посмотрела прямо в глаза.
— Говори, Доброклюв, извиняйся. Заглуу слушает.
От такого любому станет не по себе. Вот знаешь ты человека. А тут бам и у него белеет кожа, пропадают зрачки, остаются только белки, ещё и вены на лбу пульсирую. А я ещё и вштыренный малость...
— Говори! — Требовала Лиза, хриплым голосом.
Я взял себя в руки. Даже протрезвел. И как прозрел.
— Знаешь, Заглуу, я против тебя ничего не имею. И признаю, что брать кольцо, не разобравшись в ситуации, была плохая идея. Но и твоя подопечная, принесла тебе жертву случайно. И ты ее принял. Тоже неправильно, знаешь ли. Я как узнал, что кольцо твое стразу пришел вернуть. Прости Заглуу. Не держи зла. Но знай. Действовал я из хороших побуждений. Аяну трогать больше не будем. Но и ты взамен постарайся никого не убивать. Ладно?
Не знаю, как правильно общаться с духами, но очень надеюсь, что мы поняли друг друга. Лиза начала бешено бить курицей в бубен, и через пару секунд рухнула, разложившись по полу.
— Цена ошибки - твой палец, — пробормотала Лиза, не открывая глаз. Видимо, ее тело занял Заглуу.
— Чего?
— Палец, или ведьма умрет.
Охренеть! Попадос! Сука... Может блефует? Нет, он сейчас владеет телом Лизы и, может, ее с легкостью грохнут.
— Ладно, палец так палец. Какой?
— Палец! — Хрипела Лиза, явно задыхаясь.
Сука! Хрен с ним, с пальцем. Какой рубить? На руке или на ноге? Мизинца хватит? Твою мать... А если продешевлю? А если он снова оскорбится?
— А! В жопу все! Хочешь палец? На тебе палец.
Я открыл ящик с инструментами, достал от туда кусачки для труб и начал резать.
Три нажима, и безымянный палец правой руки, оказался полу.
— Мы в расчете?
— Женя, чего за хрень? — очнулась Лиза. — Это я сделала?! — Запаниковала она и начала подползать, желая помочь.
— Не, это я сам такой молодец, — зажимая обрубок руками, проскрипел я сквозь зубы.
— Ты идиот?!
Думаю мы с духом в расчете, раз он отпустил Лизу.
— Заглуу потребовал.
— Вот ублюдок. Теперь понятно, что он имел в виду, сказав: "надень кольцо на палец и уходи".
Кое-как остановив кровотечение, Лиза надела кольцо Заглуу на палец, валявшийся на полу, и мы ушли.
Надеюсь, духа это устроит. Сука... Кривной, ублюдок. Так подставил. Хватит с меня. Увольняюсь.

Буду краток.

Два десятка невольных стояли в центре двора. Истощила их дорога долгая. Что кожа, что одежды цвет возымели не то земли, не то крови. Стояли они хромые, босые, израненные, головы́ не поднимали, страшились судьбы своей. Так и не увидали невольные, как из дома вышла дева молодая в платье белом, златом ошитом, да воротником из молодых соболят украшенным. Воин ее под руку вел, в доспехе сверкающем. Только доспех тот неполированный был. Ни песок, ни пемза его не касались. То борозды, от мечей, да от копий, свет отражали.
Прошла она вдоль ряда, бьющих поклон дружинников, да встала перед ловцами, ее ожидавшими.
— Доброго дня, тебе, Бажена Умировна.
Десятник ловцов, снял шапку и поклонился, так уважительно, что шрам на затылке княжна разглядела во всех подробностях.
— Что это? — спросила Бажена, взглянув на невольных, не тая отвращения.
— Как велено, руки рабочие, для процветания великого княжества.
— Это? Рабочие руки? — нахмурила брови княжна, и протянула ладонь к своему защитнику. — Идан, дай перчатку, не хочу марать руки.
Исполнил воин приказ и выдал рукавицу массивную.
— Это... Не... Рабочие... Руки, — объяснила Бажена, между слов ловца перчаткой хлестая, сил так не жалела, что рухнул он на колени. — Это голодные рты. Они нажрут больше чем сделают. Старики, женщины, дети. Сколько дней ты потратил на их сбор?
Вернула Бажена перчатку хозяину, но прежде чем надеть, тряхнул ею Идан, чтоб от крови свежей избавиться.
— Княжна...
— Сколько дней?
— Двенадцать.
— ЗНачит, двенадцать дней ты и твои люди будут работать на валке.
— Но княжна... — Протянул руку десятник, пытаясь просить снисхождения.
Лихо выхватил меч свой широкий Идан и сравнял персты ловца под мизинец.
— Не смей даже думать о мольбах. Я говорю, ты подчиняешься. Иного не дано. Двадцать дней на валке. Тебе и твоим людям.
Десятник покорно склонил голову, да на персты свои отрубленные поглядывал.
— Что прикажешь делать с этими, княжна?
— Девицу отмыть и отдать дружине на утехи. Остальных, кто бревна не поднимет... — Бажена задумалась на мгновение. — Удобрите ими землю матушку.
— Да, княжна.

* * *
Великое княжество Зарево переживало сложные времена. Мать сыра земля гневалась на детей. Не принимала ни мольбы, ни подношения. Урожаи падали с каждым годом. Деревья чахли, посевы вяли, почва сохла, что поливай ее, что нет. Но боги даровали Зареву, князю великому, ответ. Во снах, блуждал он по гнилому лесу, собирая шишки, да вялые поганки пиная. И наткнулся на расщелину. Спустился. И в расщелине этой живодрево, разбитое молнией и горящее красным пламенем, но живое. Его лозы цвели пышным цветом и корни пульсировали от текущей по ним силы.
Собрал Зарев вече из старейшин да ведунов. Сон им свой поведал да истолковал, что думает. Все как один согласились, что сон не то что вещий, а знак прямой это, Перуном данный. И искать тотчас надобно, иначе и громовержец злобу затаит.
Пара зим минула, прежде чем нашли щель и древо, далеко на границе княжества. И вновь собрал Зарев ведунов. Дал думу им, как уважить Перуна, да к Матери-земле направить. И сказал один из ведунов, что башню построить надобно, да такую, чтоб небосвода касалась. Тогда довольны будут боги... Так и поступили.
Уважился Перун. Молнией обратился, по башне прошёл и зажёг живодрево огнем да жизнью. Засверкали лозы, зашевелились корни, расцвела земля вокруг на многие десятки верст. Вот только до столицы верст не одну сотню. Но у ведунов и на это ответ нашелся. «По лозам, да по корням живодревовым сила Матери-земли течет. Ты, Зарев, князь великий, канаты из них сплести, да до дому доведи. И будет стол твой от яств ломиться»
Но мало оказалось одного источника, чтобы княжество прокормить. И снова Зарев егерей на поиски отослал. А меж тем молва разошлась. Прознали соседи о сокровище Заревом, стали козни строить. Вот только князь не из робких был. Сразу войной пошел. А как источник нашелся, Умира, брата своего, по делам, не по крови, удельным князем нарек. Землю дал и слово свое доброе, на строительство города, если тот и башню Перунову возведет, да охранять будет.

* * *
Бажена стояла в боевой стойке, направив клинок чу́дной на служанку.
— Давай, служка, нападай.
Но девочка никак не могла решиться просьбу выполнить. И пусть в ее руки и был меч вложен, поднимать его на княжну она никак не желала.
— Давай, челядь, — настаивала Бажена, подманивая ладонью. — Мне нужно упражняться.
В ответ служанка только покачала опущенной головой, опасаясь, что даже взгляд на княжну может быть не так истолкован.
— Ах так? — возмутилась княжна, меняя хват и вращая оружие вокруг ладони. — Не слушаешься княжну, значит? Тогда защищайся!
Резво Бажена в бой ринулась. Бросила меч служанка, да назад попятилась, а как в стену спиною упёрлась, руками лицо закрыла, и как завизжит во всю мочь.
Клинок вошёл в плечо ей лишь кончиком, не пробив и на перст.
— Победа! Победа! — прыгая от радости и махая мечом во все стороны, радовалась княжна.
— Да, хозяйка, — сдерживая слезы кивала служанка.
Бажена глядела на кровь, блеском алым, завороженная. Не видела и не слышала она ничего вокруг.
— Ещё... — прошептала княжна. — Вставай. Мы будем биться ещё.
— Молю, княжна, пустите.
— Раз смеешь перечить, — Бажена толкнула лежащий на полу меч в сторону служанки, — значит, и смелость имеешь. Вставай и бейся. Или накажу сотней плетей.
Но поединок прервал Идан, бесцеремонно зашедший в покои.
— Бажена, к тебе Владими́р со спешным вопросом.
— Я занята! — гневно прокричала княжна.
— Бажена. Как это понимать? Кто дал тебе право, моих людей наказывать? — начал бородатый боярин из-за спины Идана.
— Сами боги, когда одарили отца моим рождением!
— Дерзкая девка!
— Идан.
— Княжна?
— Идан!
— Княжна?
— Он оскорбил меня!
— Но он княжий боярин.
— И что, он выше княжьей дочери?
Идан лишь усмехнулся. Глупостью он не страдал, и последствия видел ясно. Пугать, а тем более убивать Владими́ра, за слово гневное, не мыслил. Боярин имел за спиной пару бравых воинов и ещё две сотни в гарнизоне.
Но и Бажена, хоть и была зелена да строптива, глупостью не отличалась, знала, как желаемое получить. И поэтому пошла на Владими́ра сама.
Взмах меча расставил всех по местам. Божена стояла, согнувшись, с заломанной рукой. Владими́р замер в оцепенении, чувствуя губами вкус стали меча Иданова, но княжну не отпускал. Бояриновы дружинники стояли на изготовке, ожидая команды. А Идан ухмылялся, еле заметно продвигая клинок все ближе к цели.
— Зря я это, — нарушил строй боярин и пустил княжну. — Прости Бажена, с горяча молвил, каюсь.
И все выдохнули. Воины с облегчением, Идан с огорчением, а Бажена с гневом.
— Пусть князь вас двоих теперь судит, — молвила княжна, взглянув на пунцовый отпечаток, красующийся на запястье. И стремглав унеслась прочь, растолкав остолбеневших от страха дружинников.

* * *
— Отец! Отец! — ворвалась Бажена в княжеские залы и в мгновенье этом замерла.
Умир сидел на златом троне, держа на коленях свою же голову. Дружина его и другие служьи лежали перед ногами кучей курганоподобной.
Внутри было тихо и только воробьи радостно щебетали на раме открытого оконца, пока не разогнала княжна их своим визгом истошным.
Вскоре и Идан с Владими́ром подтянулись.
— Князь мёртв! Князь мёртв! — громко крича убежал прочь боярин.
Идан же смело вошёл в залы, попутно похлопав скорбящую дочь по плечу.
Смятение окутало бравого воина. Умира в деле он видал не раз. Стояли они плечом к плечу не единожды. Косая сажень от макушки до пят, а силушки хватало секача за бивни поднять да на лопатки опрокинуть. И не знал он человека такого, кто смог бы князя головы лишить.
Вскоре вернулся и Владими́р с боярами всех мастей и жалований. Охали да ахали. Думы свои, в себе не тая, сказывали. Бажену притворно жалели, бороды свои почесывая. Да разошлись, по своим покоям, обозначив, что с горяча только чушь пороть, и судить на завтрашнем вече будут.
Идан же отнес княжну в покои, да на перину положил. Так ослабла она, от боли и страху, что идти не смогла. Да в сон сразу и провалилась.

* * *
Проснулась Божена ночью темной, от скрипа половицы. Глаза открыла да вздрогнула, от увиденного. Стояла перед ней дева нагая. Вместо волос перья пестрые. Глаза совиные, несмотря на мрак кромешный, блестящие. Руки, ноги когтями увенчаны. Тело все худощавое, голодом мореное.
— Не страшись меня, дитя, — прошептала дева и сделала шаг навстречу.
— Я и не страшусь, — замотала головой княжна, хотя сама в подушку вжалась.
— Я к тебе с миром, с даром и с просьбой.
— Ты отца моего извела?
Дева подошла и села на край кровати, аккурат рядом с княжной, заглянула ей в глаза, и помолчав немного призналась:
— Дела его, его и погубили.
— Значит ты! — княжна выхватила из-под подушки кинжал и прислонила к горлу девы.
Потекла кровь по кромке лезвия, но дева и глазом не повела.
— Выслушай, княжна, а завтра уже решение примешь.
— Молви свое слово, — согласилась Бажена, но лезвие не убрала.
— Не жаждет земля громовержца. Отвращение к нему питает. И башня Перунова против воли ее. Насилие над матерью это. И не простит Мать, даже вас, детей своих, за такой проступок. Гнилые плоды родит, да пуще обозлится. За злобу излишнюю она вас наказала. А злоба эта от мужей ваших. От аппетитов их безмерных.
— И о чем ты хочешь просить дочь, чьего отца ты со свету сжила?
— Разрушь башню Перунову, что отец твой строил, принеси Матери-земле клятву, что будешь почитать ее выше всех богов остальных. И дарует она тебе семя плодородное, а с ним княжество само появится. Твое княжество, Баженово. И вот тебе камень в дар и в знак, как сверкнёт заревом рассветным, так признает Мать намерения твои достойными, и силы даст, на свершения.
На этом княжна и проснулась.
— Как просто, как лестно... Княжество Баженово... — размышляла она.
А рука, тем временем, ненароком, под подушку пробралась да нащупала там:
— Камушек. И правда... — удивилась Бажена, вертя меж пальцами янтарь узорчатый. — Неужто было? Или шутка злая?
Голова у княжны кру́гом пошла. Думы разные в нее лезли. Отца она любила, и волю его уважала. Роду своему жаждал он добра и благополучия. И башню строил не себя одного ради. И знала Бажена, что отец взаимен к ней и в любви, и в уважении.
Не выдал Умир дочь замуж, ни за злато, ни за земли, ни за титулы. Хотя и возраст ее подошёл и претенденты сто́ящие были, вплоть до самого́ сына Зарева.
Дал ей право судьбу свою вершить, по собственному разумению.
Металась Бажена. Сердцем желала отмщения, но и власти желала нешуточно. Хотела силу рода отеческого не просто сохранить, а преумножить. Чтобы стыдом не гореть, когда пред ним вновь окажется.

* * *
Трапезничала Бажена, похлёбкой корнеплодной, хлебом из муки ржаной да костной и яйцом, в думы тяжелые погрузившись. Да так задумалась, что и не заметила Родомира, друга своего детского, сына боярского, и, ныне, зодчего хваленого.
— Дня тебе доброго, Бажена.
— Ух! — вздрогнула княжна, ложку выронив. — По что пугаешь? Совсем дураком стал?
— Прости, — подсел рядом мо́лодец. — Как ты? Молва разошлась... Соболезнования го́рю твоему высказать пришел.
— Словами горю не поможешь, но спасибо... — кивнула Бажена. — Давненько мы, Родомир, не виделись. Зим пять, а то и более. А тут явился. Чего это?
— Не решался я, — признался зодчий. — Боялся. Думал неровня тебе.
— А сейчас ровней стал?
— Сейчас... — задумался Родомир. — А пусть и стал! — вдруг приосанился и гордо заявил мо́лодец. — Человек, я теперь науке обученный, дельный, в народе почитаемый. Дворы возвожу, и не абы какие, а всем на радость. Сам Зарев к себе зовёт, строить.
— Рада слышать. Но ты же не хвастаться пришел? Не похоже это на славного парня Родомира.
— Не хвастаться... Свататься пришел, — зодчий выставил перед Баженой шкатулку резную, открыл, а там, на подушке алой бархатной, ожерелье златое с камнями самоцветными, огранки причудливой, но пленительной. — Стань женой моей. Уедем вместе в Зарев. Будем жить сыто да весело, горя не знать. Родню навестишь, род продолжишь. Отец твой этого тебе желал...
— Чего этого то?! — возразила Бажена, гневом обрастая.
— Счастья женского.
— А покуда тебе знать, чего отец мой для меня желал? М?! И чего припёрся ты, как только он головы лишился?
Замялся Родомир, задумался. Не хотел говорить, но взглядом княжна заставила.
— Не гневайся, Бажена. Подслушал я, как отец с другими боярами дела обсуждал... Не будет тебе тут счастья.
— И решил ты спасти меня?
— Решил, — твердо заявил мо́лодец.
— А ты хоть любишь меня? Хоть капельку? Столько лет ни слуху ни духу, хотя живём рядышком. И видели мы друг дружку не единожды. Только ты, как взгляд мой словишь, сразу очи в землю опускал, да за спинами прятался. А тут решил. Ещё и подкупить меня выдумал. Камнями да златом. Княжну. Смех да диво. У меня таким добром козна переполнена. Лучше бы медку принес чарочку. Вот это я поняла бы.
— Только вот не твоя казна это. А брата твоего, младшего, что за сотни верст отсюда еще сиську сосет. И все равно не быть ему князем. Не желает Зарев ждать. Передаст удел тому, кто его сейчас строить будет, а не через десять лет. И ты, Бажена, княжна лишь по батюшке, а не по грамоте. А значит, и не княжна более.
— Прочь... Прочь иди, пока я тебе брюхо не вспорола, да ручонки твои не обломала.
Княжна ножик схватила да на Родомира направила. Но не его он устрашился, очей ее, отчаянных, слезами полных.
— Прости Бажена, прости дурака, лихо сказал, от обиды это...
— Прочь иди!

* * *
В казармах дружинных, гул стоял нешуточный. Мужи бравые кутили. Кто байки травил, кто песни пел, кто силушку свою показывал — боролся, кто и девок невольных зажимал, а кто и по углам сидел, сплетничал. Поэтому Бажену не сразу приметили.
Скривила княжна нос, от смрада тел мужских, потных, да браги по полу разлитой, да пошла меж столов длинных. Головой крутила, защитника своего бравого искала, да не сыскала никак.
— Где Идан?! — потребовала ответа Бажена, не скупясь на громогласность.
И застыли все, наконец деву приметив.
— В конюшне видал его, ваше княжество, — осмелел один, как кружку дубовую опустошил.
Больше ничего Бажена не спрашивала, прочь пошла, под взгляды косые, да шепотки лукавые.

* * *
Идан ухаживал за конем своим бравым. Кормил, поил, подковы проверял.
— Бажена? — удивился воин гостье нежданной.
— Сбежать удумал, погляжу? — сразу поняла княжна намерения.
— Пока не поздно. В Зарев тебя отвезу. К матери, к брату, князю великому под крыло.
— Я команды не давала.
— А мне команда не нужна. Умиров указ таков был. Случись с ним что, тебя в охапку и домой. Вот случилось.
— Негоже княгине удел свой бросать.
— О, как, — усмехнулся Идан, да на ведро перевернутое присел. — Не княжна более. Княгиня! Звонко звучит. Вот только поздно ты, Бажена, спохватилась. Нажила себе недругов, а вот друзей и союзников не нажила. Не признает тебя никто.
— Неужто струсил, Идан, бравый воин? — Бажена подошла вплотную, да нависла над воином. — Не похоже на тебя.
— Глупость в твою голову ветром занесло, или гордыня взгляд затуманила, не знаю, но не видишь ты даже перед носом своим. Бажена — ты дочь Умира, не более.
— Осмелел?! Гонор проснулся? За меня думать решил? Ты воин. И дело твое воевать. А думать мне оставь.
— Я Умиру служил. Не тебе. С тобой договоров не имел ни устных, ни письменных. Так что мое тебе предложение, поехали со мной в Зарев. А дальше думай думы свои, сколько душеньке угодно.
— Так служи теперь мне, дело-то нехитрое.
— Ха, — не скрывая оскала усмехнулся воин. — Тебе? Бестии Умировой. На кой? Князя я знал ещё с юности, в деле видал, уважал, мудрости военной у него набирался. Считай, должен ему был. А тебе я не должен.
— Златом тебя осыплю, почетом, уважением.
— Нет у тебя ни второго, ни третьего, да и не надобно мне этого. Навалом уже, девать некуда.
— Тогда чего тебе надобно? Говори не увиливай. Дам тебе что пожелаешь, за службу верную. А за дружбу в двойне осыплю.
Поднялся Умир. И теперь уж он над княжной нависал да смотрел, куда не подобает:
— От девы, что простой, что знатной, желаю я лишь одного...
— Тела моего желаешь, значит.
— Более нет у тебя ничего своего.
— И этого тебе будет достаточно?
— А много ли воину надо? Кровью умыться, медом упиться, мясом заесть, да на девку залезть. Вот оно счастье.
Спиной Бажена повернулся, прочь пошла, но слово свое сказать решилась:
— Тогда омойся хорошенько и приходи ко мне в покои. Будем друзьями да союзниками становиться.

* * *
С утра раннего взялась Бажена за дела. К казначею княжескому пришла ни свет ни заря, жалование двойное для сотни воинов истребовала. А там уже и Идан подсуетится, авторитетом своим, да обещаниями, убедил воинов присягнуть Бажене, как право на удел имеющей.
Вышли воины, маршем стройным, на глаза боярам да люду простому. Перед княжной встали, в ноги поклонились.
Выступила Бажена с речью громкой, о том, что Умир, князь удельный, убит врагом неизвестным, пришлым, но и заговор не исключается. Но не бросит она дело отцовское и уделом управлять будет как он, а то и лучше. Башню построит, обещанное выполнит. И подводить никого не собирается.
Похоронный день назначила на утро завтрашнее. И готовиться велела.
Ладью парусом снарядить бело-красным. Ветвями хвойными украсить. Столы на улице составить, да бочки с погреба достать. Каждому полная кружка браги будет. И строго велела, чтобы каждый слово доброе о князе приготовил, дабы боги знали, кого встречают.
На том всех и распустила.

* * *
Сидела Бажена в палате княжеской, на троне Умировом, за столом его, резьбой украшенным. В бумагах рыскала, да писчего вопросами донимала, к вече готовилась.
Нарушил думы ее, стук гулкий. Стоял на пороге Родомир, кланялся. Пустила его Бажена, писчего отпустив. А тот и рад был, только пятки и засверкали.
— Чего явился? — Опустив слова добрые, потребовала княжна.
— Прощения просить хочу. За слова свои обидные, поступки незрелые.
— Так проси.
— Прости меня, Бажена, княжна удела Умирова, — поклонился Родомир, ударив шапкой оземь.
— А за спиной у тебя что?
— Отцу твоему подарок готовил. За доверие, за честь оказанную, — полез зодчий в тубу берестовую. — Да не успел. Вот тебе принес, думаю, ко двору придется.
И достал Родимир портрет Умиров, углем нарисованный. Да такой, что и от живого не отличишь.
— Руки у тебя золотые, Родомирушка, — не сдержалась Бажена. Выхватила лик батюшкин, да перед лицом своим выставила, слезы дочкины не в силах сдерживать, спрятать так решила. — Прощаю я тебя. И сама прощения прошу. Груба я была излишне.
— Друзьями, значит, расстанемся, — обрадовался зодчий.
— А может, останешься? Дело тебе всегда найдется, и платой точно не обижу.
— Негоже, слово, данное великому князю, нарушать.
— Твоя правда.
— Но коли дело ко мне есть, молви, княжне помочь всегда в радость.
— Не шутишь? Дело есть, нехитрое. Землю Мать в древе высечь надобно, да такой, чтоб ей само́й понравилось.
Задумался Родомир, аж персты к подбородку подтянул. Но слово свое выдал:
— Хитрое это дело, но возможное. По дороге думу подумаю, а уже в Зареве, книги мудрые почитав, за дело возьмусь... Как закончу, гонцом отправлю, а уж тут мастер есть рукастый, проверенный. Он не подведёт. В древе все высечет, строго по завету. И будет тебе Мать-земля.

* * *
Званой гостьей явилась Бажена на вече. Да только ждал ее один боярин, вместо десятка. Встретил ее, поклонился, усадил подле себя, браги налил, да прямо спросил:
— Что ты Бажена удумала?
— Ясно же. Уделом управлять.
— Нет у тебя права такого.
— А у кого оно есть?
— Ни у кого нету. Поэтому мы Зареву гонца отправили. Где словом честным все истолковали да подписались. Его воля удельного назначать. А нам ждать велено.
— Складно как, — ухмыльнулась княжна. — И я отправила. Пояснила князю великому, что возьму удел в свои руки, пока он решение принимает. Да в гости пригласила, чтобы подумал, может, и сама сгожусь ему в этом деле сложном.
— О, как, — удивился барин. — Всерьез взялась, погляжу. А рук у тебя хватит? Или только языком пока чесать научилась? А то у нас и без тебя таких хватает.
— Есть дума одна. Если за башню Перунову по уму возьмёмся, влёт сдюжим. И пока лозу тянуть будем, ещё озимые посадить успеем. И будет нам и урожай, и почет. И удел тогда великий князь нам оставит. Будет и Зарев и Умир процветать, — пояснила Бажена. — Найдем на такое дело руки?
— Удивляешь ты, дочь Умирова. Вся в отца пошла. Дума твоя искусна, величава и размашиста. На суд боярский ее выставим, обсудим. Там и расскажешь, свое ви́дение.

* * *
Долго бояре думали, долго решали. Не желали они людей своих на работы черные отправлять да жаловать им за это более положенного. Но дума Баженова уж больно хороша была. И Зареву угодить, и амбары пополнить, и княжество под собой оставить. Согласились они, но сначала, к башне Бажену отправили, воочию, как дела обстоят, поглядеть, да ещё раз обдумать.
Собрал Идан дружину, двадцать воинов, да себя во главе. И отправилась княжна к башне Перуновой с сундуком, полным злата, да обозом еды.
Скакала, пока лес не кончился, да на границе встала, на холме. Башню увидала да обомлела. Величава башня Перунова была, до свода небесного пары перстов недотягивала. А вокруг ни деревца, ни кустика. Все на нее пущено. Земля одна, с травой перемолота, да мхи на камнях растут. И кресты рядами стройными ставятся, с лозами живодревовым.
Тут Бажену разбойники врасплох и застали.
— Засада! — во все горло крикнул караульный.
— Щиты! — Приказал Идан не мешкая.
А меж тем, из лесу, из кустов, выбежали воины вражьи, да табуном понеслись строй дружинный ломать. С ревом да сталью лязгая. Числом взять хотели, не умением.
Стрелы свистели, что с одной стороны, что с другой. Первую кровь они пролили. И началась суматоха. Топоры щиты кололи, копья искали бреши меж ребер. Теснили воинов Баженовых. Строй быстро поломали, да по два на одного пошли.
Идан пред Баженой встал. Да всех рискнувших рубил без жалости. По двое, по трое, по пятеро. Не подступиться никак к мечу его длинному. И княжна без дела не оставалась, раненых добивала, хоть и со страху дрожала.
Уставать Идан начал. Копьё пропустил, а следом и топор в переносицу. Рухнул воин бравый. А рядом и княжну положили, обухом по спине ударивши. И замерло все. Не добивали ее разбойники. Ждали.
— Бажена, дочь Умирова, княжна, княгиня самоназваная, — Владими́р то был.
— Предатель! — бросила де́вица в его сторону.
А сама ухом к груди воина своего бравого прильнула и слушает. Бьётся сердце его, значит, не все потеряно.
— Идан, Иданушка, — зашептала она.
— Прости, Бажена, не уберёг...
— Не хочу такое я слышать. Не желаю. Биться надобно.
— Встать-то я встану, и биться буду, покуда дышу. Но не вижу я более толку. Слепца на пару ударов, не более, хватит. Ты, как я встану, беги без оглядки, скройся в лесах.
Сняла Бажена с шеи камушек янтарный, сном вещим подаренный. А он светом ярким светится. В уста Идану вложила, да поцелуем скрепила. Тут-то ее за ноги и поволокли.
— Спаси меня! Идан! — закричала княжна, за землю, да за трупы цепляясь.
— По́лно, Бажена, прими свою учесть с достоинством.
Поставили княжну на ноги, руки заломали, за волосы голову подняли, чтобы в глаза боярину смотрела.
— Предатель! О подлости твоей узна́ют! Казнь уготовят мучительную! — сказала Бажена, да плевком кровавым лицо Владими́ра украсила.
Наградил ее он сначала пощечиной звонкой, а после и по рёбрам пару раз ударил.
— Спесь твоя, признак глупости. Как ты только удумала, что мы будем под девкой ходить? Дура, баба, нечего сказать. Тебе и мужа предлагали, и уехать. Жила бы тихо да сча́стливо. Но решила ты воду баламутить. За это жизнью и расплатишься.
— Не прощу! Прокляну!
— Готовьте верёвку, — приказал Владими́р, а сам под рученьки княжну подхватил и к дереву поволок, приговаривая: — Не выдержало сердце девичье смерти отцовской. Поглотило Бажену горе. И повесилась она на чужбине. Всем двором оплакивали. А какой женой бы стала, загляденье. Деток нарожала крепких, сильных...
— Упырь! Выродок! Что за чушь ты мелишь?!
— Это мы, Бажена, судьбу твою так Зареву сказывать будем.
— Ироды!
— Ну, не кручинься. Дума твоя по душе пришлась. Сдюжим мы башню Перунову, озимые засеем, да попросим князя великого нам удел в управление отдать. Боярским его наречем.
— Идан... Иданушка...
— Не слышит он тебя. Помер уже поди.
Только не видел боярин, что поднялся Идан. Янтарь чудотворный придал ему сил, но глаз не вернул. Так и осталась рана зиять, да при движениях кровью плеваться.
Кинулись на него воины Владими́ровы. Да только не достали ни топором, ни копьём, ни стрелою. Взор он иной получил. Вертко задвигался, удар за ударом отражал с лёгкостью. Перебил он каждого, кто рядом с ним оказался. И закончив, к Бажене направился.
Владими́р, как увидал, бросил княжну да наутек пустился. Вот только меч, Иданом кинутый, быстрее оказался, и аккурат в спину боярскую вонзился. Так и рухнул тот мордой в грязь.
— Идан, — позвала Бажена.
— Чую тебя, княжна, чую, — успокоил ее воин бравый. — Сильно ранена?
— Выживу. А вот тебе раны лечить надобно.
— Полно тебе. Не знаю, что за чудо ты сотворила, но силы во мне, как в тройке коней молодых, откормленных.
— Славно.
Бажена откинулась наземь и вздохнула, с невиданной лёгкостью.
— Что делать-то будем, княжна? Бояре-то предали. Нельзя нам в удел возвращаться. Воинов наших перебили поди. К Зареву двинемся?
— Нет уж. Мстить будем, без пощады, без жалости. Рода боярские под самые корни вырежем. Но сначала к башне Перуновой надобно.
— По что так сдалась она тебе? Пусть как есть строится.
— Сон мне вещий был, из него и янтарь чудотворный, сил тебе давший. Башню нам сломать надобно. Тогда земля Матушка сдобрится и семя плодородное подарит. И будем мы жить в почете и сытости, — описала Бажена по что нужда ее такая.
— Добро, — согласился Идан поразмыслив.

* * *
До башни Перуновой только к ночи добрались. Пусть долго, но с лёгкостью. Не помеха, тьма густая Идану больше. Все ямы да канавы чуял он яснее, чем днём увидал бы.
А у башни люд невольный работает. У костров в круги собрались. Одни лозы распускают, вторые с их нитей канаты вяжут, а третьи спят, кто на соломе, кто на землей голой. Сторожат их воины копьями да плетьми вооруженные. Только вот не от опасностей, а от побега сторожить они поставлены.
И как увидали они воина раненого, да деву в черных одеждах златом ошитых, засуетились. Быстро княжну признали. Водой напоили, у костра посадили. Только не греться она к ним пожаловала.
— Башню ломайте, — приказала Бажена.
— Как можно?!
— Ломай, тебе сказано!
— Не дозволено.
— Тебе княжна приказала, — вступился Идан, меч доставая. — Ослушаться вздумал? Так это мы быстро поправим. Эй! Вы! Кто хочет с головой на плечах остаться, ломайте башню Перунову! Тотчас приступайте! Не медлите!
— Княжна... Совсем обезумела...
— Ломай, сказано.
— Не буду! Братцы! Ума княжна лишилася! Встанем друж...
Но лишился головы воин, слово свое досказать не успев. Одним взмахом Идан управился. И дальше пошел в биенья сердец вслушиваясь. Чуял он, кто принял приказ, а кто противиться вздумал. И с каждым шагом вторых все меньше в живых оставалось.

* * *
Рухнула башня Перунова только под лучи солнца рассветные. А как рухнула, загремело небо. Ветер обломки закружил, да по горизонту тучи грозовые ладьями стройными поплыли. Но не до этого Бажене было. Стояла она на краю расщелины, вниз глядела. Там, в темноте густой, огонек светился, манил ее. Дождалась княжна веревки, сразу вниз и спустилась. А там, и правда, живодрево цветущее. Светом белым сияет. Лозы колышутся, словно зовут ее.
Подошла Бажена, на колени перед древом встала, к корням лбом прислонилась да молвила:
— Матерь родная, земля благая, услышь дочь свою, прими клятву мою. Наказ твой исполнила, да кровью врагов почву наполнила. Слово даю, мужей, клятых прогнать с земель, свя́тых. Только дай людям добрым прокормиться, хоть малость, меду напиться, в сладость. А я их уму научу, к тебе приручу. Вспомнят они, кто матерь их, сами откажутся от дел дурных. Будут тебя почитать, славить, как дом родной защищать будут, да дарами забавить.
Подняла голову Бажена, а к ней уже ветвь тянется, с яблочком красным, наливным. Взяла его княжна, к носу приложила да вдохнула аромат. Сладкий, тягучий. Поняла она, как соскучилась. Не сдержалась, кусила. Да сразу лицо у нее скривилось отвращением. Гниль да гнусь на языке. И сколько ни плевалась, от вкуса ей никак не избавиться. Взглянула Бажена на яблочко, а оно внутри из червей да опарышей.
Заухала сова в ветвях. Да так задорно, радостно. На корни спустилась, в деву обратилась.
— Ух, как складно. Ух, как ладно. Провелась ты, княжна, с лёгкостью. Спесь ум-разум затуманила, — насмехалась дева над Баженою. — Как поверила ты, что земля Матушка простит вас, люд бесчестный? Вы же против воли ее, под Перуна уже подкладывали. Не будет вам ни плода, ни семечка. Хоть просите, хоть умоляйте. Смерть вас ждёт! От голоду да от болезней. А как последний с рода вашего почву удобрит, даст Мать урожай богатый, что каждой твари хватит. И восславим тогда, мы, Гармонию...
А Бажена все задыхалась, скрутила ее боль в три погибели. Упала она на землю. Да так и издохла под совиное уханье.