DoktorLobanov

Когда я учился на последних курсах медицинского университета, в нашем городе открылось специализированное учреждение для оказания помощи лицам без определенного места жительства, а проще говоря БОМЖам. Там они могли переночевать, пройти медосмотр и получить элементарную медицинскую помощь, одеться в то, что оставляли сердобольные граждане, подкормиться, оформить потерянные документы, найти работу.

Один из наших преподавателей устроился туда на подработку и в один прекрасный момент решил, что будущим врачам будет полезно посмотреть на некоторые случаи запущенных педикулезов и сифилисов. Я понятия не имею, как он протащил эту свою идею через деканат, но однажды отнюдь не солнечным утром наша группа оказалась в обшарпанном казённом здании на окраине города. В окружении десятков БОМЖей.

К нашему удивлению среди них оказалось много людей с высшим образованием, вежливых, интеллигентных. Были, конечно, и бывшие зеки, и наркоманы с многолетним стажем, сумасшедшие. Но рассказать хочется не про них.

Оказалось, БОМЖом стать легче легкого. Достаточно оступиться в жизни, покатиться по наклонной, и тогда не спасет ни образование, ни хорошая работа, ни семья. А подняться обратно будет гораздо труднее.

Разговаривали с нами охотно. Перебивая друг друга, старались излить душу. Зачем? Не знаю. Может хотели, что бы их пожалели, выслушали. Денег-то у нас, бедных студентов точно не допросишься.

Я тогда ещё не планировал писать рассказы о жизни, творил в основном фантастику, поэтому набросал вкратце истории некоторых собеседников. Вчера вот выкопал свои старые тетради, почесал в затылке, напрягая память. Вспомнил мало. Жалко. Истории были интересные.

Ну, что осталось, то осталось. За правдивость историй не ручаюсь, встречались мне и внуки Брежнева, и внебрачные дети Пугачёвой и даже целый американский шпион, благоухающий элитными сортами «Боярышника». Пусть это будут «Байки из подвала». Фамилии участников изменены. Мало ли, может они действительно чьи-то внебрачные дети. Опасное дело нынче в Интернетах писать.

Семёнов

Бомж Семенов работал инженером на одном из заводов нашей республики. Любил жену, двух сыновей, но больше своей семьи Семенов любил выпить. Выпивал он культурно, в компании таких же ИТРов, под хорошую закуску. Сначала по пятницам, потом два раза в неделю, потом через день. В один прекрасный момент Семенов принял на рабочем месте, никто этого не заметил и Семенов понял, что душу отводить можно и на работе. Это продолжалось недолго. По вине Семенова на заводе произошла какая-то авария. Пострадали двое рабочих. А так как инженер в этот момент находился в состоянии алкогольного опьянения – на него завели уголовное дело. Семенов отсидел три года из пяти и вышел по амнистии. Жена от него ушла, дети смотрели, как на чужого. Семенов устроился дворником, уселся на колченогий табурет в опустевшей квартире и начал пить.

К нему в квартиру ходили разные люди, какие-то темные личности хранили в его ванной сомнительные сумки и пакеты. Когда уходили «друзья», они частенько прихватывали с собой вещи Семенова. За неуплату в квартире отключили газ, свет, воду. А в один прекрасный день Семенов узнал, что квартира уже не его. Те самые темные личности подсунули ему на подпись бумаги. Семенов был в тот момент весел и пьян, поэтому все подписал.

Так Семенов оказался на улице.

Он рассказывал нам, какой ужасной была первая ночь. Стояла поздняя осень, шел мелкий противный дождь. Он перелез ограду детского сада и спрятался на веранде, под крышей, где и продрожал до утра.

К тому дню, когда он попал в наше учреждение, Семенов бомжевал пять лет. Пил он мало – денег не хватало. На жизнь смотрел с оптимизмом.

Петров

БОМЖ Петров был идейным бродягой. Сын приличных родителей, получивший высшее образование в одном из престижных ВУЗов страны. Гордо рассказывал, как приходил на комсомольские собрания с иностранным значком, приколотым с внутренней стороны пиджака. Крутился в музыкальной тусовке, пил портвейн и вермут из одной бутылки с Шевчуком и Макаревичем (помним про внебрачных детей Пугачёвой, верно?). В определённый момент вдохновение покинуло его. Портвейн опротивел. А тут рядом оказался приятель с самокруткой. Глаза у приятеля странно поблёскивали, и был он весел и радовался жизни. Петров попросил у него затянуться. Потом купил пакетик чудодейственной травы. Потом ещё один, ещё. Приятель попросил придержать дома пакет побольше, обещал за хранение много денег. Деньги Петрову были нужны. Трава, в отличие от портвейна, изрядно опустошала карман. Приятель пришёл и ушёл, оставив крупную сумму.

- Лёгкие деньги, - обрадовался Петров. Жизнь налаживалась.

Где-то на пятом-шестом пакете его повязали доблестные стражи милиции.

Мама в собольей шубке громко рыдала на суде, папа приложил все усилия, чтоб скостить сыну срок, но уже надвигалась Беловежская пуща, власти у папы становилось всё меньше. Получил Петров столько, что вышел уже в конце девяностых. К этому времени папа умер от инфаркта, с мамой тоже приключилась какая-то беда. Приятели большей частью лежали в земле, а те, кто вовремя соскочил, занимали высокие посты и ездили с охраной. Шевчук с Макаревичем на письма не отвечали. Пришлось облюбовать подвал.

В подвале Петров нашёл новых друзей. Снова полюбил портвейн и вермут. Своей жизнью был в принципе доволен. Вот только зубы беспокоили. Застудил зимой все три, ныли теперь по ночам.

Иванова

Бомжиха Иванова – элита нашего заведения. В советское время её отец занимал очень высокий пост, и у девушки было все – поездки за границу, машина с личным шофером, кавалеры из семей партийной элиты. В девяностые их мир обрушился. Отец был то ли слишком честным, то ли слишком неповоротливым – но урвать свой кусок от разваливающейся страны не успел.

Однажды утром домработница в накрахмаленном чепце впервые подала на завтрак Ивановым не бутерброды с чёрной икрой, а какую-то мерзкую варёную колбасу. Это юную девушку так взволновало, что свет померк в её очах. Очнулась Иванова через год в психиатрической больнице. Вредные доктора пичкали её лекарствами, мама носила передачи. Папа улетел в неизвестном направлении искать новую машину с личным шофёром. Видимо нашёл, потому что так и не вернулся.

Пока мама была жива, Иванова ещё держалась. Потом от волнений со старушкой случился инсульт, и дочь элитных родителей осталась одна. На панель сумасшедшую не взяли, с элитной квартирой случился какой-то казус, пришлось облюбовать коллектор.

- Я была такая красивая, воздушная. Я ведь и сейчас ещё ничего? – Иванова улыбается щербатым ртом и подмигивает мне.

Что им тут в компот подмешивают? Чего они все такие довольные?

Валя и Семён

Валя и Семен – влюбленная парочка. Оба беззубые, с обмороженными лицами, похожие, как разнополые близнецы. Нашли друг друга где-то полгода назад. Точно не помнят, говорят, зимой было, а календарь им ни к чему.

Валя шла по улице, лениво приставая к встречным мужчинам с недвусмысленными предложениями. Мужчины шарахались и старались откупиться от подарка деньгами. Беспроигрышный вариант. Валя настреляла уже на поесть-выпить, а тут навстречу Семён.

- Серьёзный такой, - гордо хвалится кавалером Валя.- Телогрейка новая, кроссовки фирменные. В руке стаканчик с кофе. Подходит ко мне и говорит: «Не желаете ли отхлебнуть, мадам?» Вот этой галантностью он меня и сразил.

Семён кивает головой, подтверждая слова подруги. Смотрят друг на друга с нежностью. А меня в прошлом месяце девушка бросила. Завидую им чего-то.

Петрович

Петрович понаехал. Жил далеко, в райцентре, в другой области. Имел свой дом сельского типа, пенсию по инвалидности. Увлекался живностью. А именно – достал откуда-то старую тележку, посадил на неё парочку котов, собаку, привязал за лапки несколько голубей. И катал эту тележку по центральной улице своего городка. В городке Петровича знали, поэтому не трогали.

Так и дожил бы Петрович до визита костлявой, но позвала его дорога приключений. Погрузил он своих голубей и котов вместе с тележкой на электричку и поехал в столицу. По дороге на него наехали контролёры, но контролёров покусала собака, и они отстали.

Вечером Петрович сошёл с электрички на столичном вокзале и привычно отправился по центральной улице со своей тележкой. В этом городе его никто не знал, поэтому приняли быстро. Пока суть да дело, кто-то из вредности, а может по другим причинам, дом Петровича в родном городе спалил. Ехать ему стало некуда, и любитель животных решил влиться в ряды столичных бездомных. Прямо вместе с тележкой и голубями.

Романов

БОМЖ Романов – поэт. В свое время окончил филологический факультет престижнейшего в стране ВУЗа. Единственный пациент, которого я знал до того, как встретил в заведении на окраине. Уж слишком заметная личность даже для столицы.

Романов гуляет по улицам, вылавливает молодые парочки и читает им стихи собственного сочинения, осыпает девушек комплиментами. Нередко ему прилетает от кавалеров девушек, но чаще всего перепадает небольшая сумма, чтоб отстал. Я на первом курсе учился, повёл в сентябре свою стартовую университетскую любовь прогуляться. Иду, пудрю девушке «брейн». А тут Романов навстречу.

- Молодые люди, вы такая красивая пара! Можно я вам стихи почитаю?

И почесал пятистопным ямбом что-то про облака и сердца влюблённых. Еле сбежали.

В заведении Романов меня не узнал, ну и хорошо. Зато каждой из моих одногруппниц посвятил по индивидуальному стихотворению.

Поэзия была высокая.

- Твои глаза, горят, как каша

- Я так люблю тебя, Наташа.

Или

- Лишь для тебя моё сердце открыто

- Я твой мастер – ты моя Маргарита

Как девчонки устояли перед таким напором – я удивляюсь.

Короче, практика вышла интереснейшая. Не сколько в сифилитическо-педикулёзном плане, сколько в психологическом. Может на это наш преподаватель и рассчитывал?

Был в этом опыте только один существенный минус. В течение полугода со мной вежливо здоровались все БОМЖи в центре города. Очень, знаете ли, стеснительно, когда в переполненном переходе метро, к тебе со спины подходит ароматный товарищ, хлопает по плечу и ласково спрашивает:

- Ну как оценки, студент?

И окружающие от вас начинают тихонько отодвигаться.

Я написал тут про семерых, а ещё были десятки безликих, одинаково пропитых, одинаково беззубых. Им не хватило места в моем рассказе. Большинство из них сами виноваты в том, что живут сейчас на улице. Почти каждый рассказывает жалобную историю, часто выдуманную.

Что я вынес из своей практики? Подтвердил для себя устойчивое выражение «От сумы и от тюрьмы не зарекайся!»

Павел Гушинец (DoktorLobanov)

Уважаемые читатели, как я и обещал, с сегодняшнего дня открыт проект новой книги «Война девочки Саши». Авторы Павел Гушинец и Андрей Авдей.

От автора: В сети я больше известен, как автор юмористических военно-медицинских рассказов и детский писатель. Наверное, я созрел для чего-то более серьёзного. Поэтому весь прошедший год я ездил по стране, встречался со свидетелями оккупации, их детьми, внуками. По крупицам собирал информацию, брал интервью, записывал семейные истории. В результате родилась эта книга. Она ни в коей мере не стремится стать историческим документом. Это в первую очередь судьбы людей, их эмоции, их мысли.

По всем вопросам писать сюда:

Группы автора в ВК https://vk.com/public139245478

Авторская группа Гушинец-Авдей на Яндекс-дзен https://zen.yandex.ru/avdey

Истории ночного ресторана (продолжение)

1 часть https://pikabu.ru/story/istorii_nochnogo_restorana_4600102

2 часть https://pikabu.ru/story/istorii_nochnogo_restorana_chast_vto...

3 часть https://pikabu.ru/story/istorii_nochnogo_restorana_chast_tre...

Терпеть не могу горящие коктейли. Постоянно, как закажут какой-нибудь «Б-52» или, прости Бахус, «Самбуку» с «Тараканом», так у нас начинаются проблемы. Были случаи - чуть ресторан не сгорел. Ну, первый раз ладно, нетрезвый мужичок свой «Галилео» на стойку опрокинул. Стойка вспыхнула, но Сашка-бармен был наготове, сбил огонь мокрой тряпкой. Второй посетитель похуже учудил. Заказал «Чиваву», ну и махнул её не глядя. А мода на бороды-усы тогда только начиналась. Люди ещё не привыкли. Короче полыхнула его борода, по залу палёным запахло. Мужичок бегает между столиков, орёт, дымится, а за ним Наташка-официантка с полотенцем. Другие посетители рты раскрыли, не понимают, то ли это файер-шоу такое, и хлопать надо, то ли пора ноги в руки и бежать.

Посетитель в сцену врезался, застрял. Тут Наташка на него хищной тигрицей набросилась и по морде полотенцем – хрясь, хрясь! Потушила. Он потом, кстати, вместо благодарности на неё жалобу накатал. Мол, чего это какая-то официантка его по щекам мокрым полотенцем отхлестала?

Поэтому ну их, эти горящие коктейли. Наш директор Эльшан как-то не на шутку озадачился. Притащил из машины запасной огнетушитель. Как в очередной раз горящий коктейль заказывали, так бармен Эльшану кивал и директор поближе к огнетушителю передвигался. Ему так было спокойнее.

Я тоже один раз попал. Одиннадцать вечера, бегаю, как обычно между столиками. Этим – пива, этим – дурум (куда белорусскому ресторану без кебабов-дурумов, национальная кухня). А тут приходит компания девиц, которая уже где-то хорошо погуляла. Берут на час биллиард и начинают у этого биллиарда красивые позы принимать, да фотографироваться. Игра им, понятное дело, побоку. Они за кавалерами пришли.

Эльшан оживился, подсел к биллиардному столу, принялся советы давать, шары подкатывать. Посетительницы хихикают, но в лузы, несмотря на советы, не попадают. И тут одна мне машет.

- Молодой, - говорит, - человек. А можно мне коктейльчик?

- Можно, - говорю. – Отчего нельзя. «Пина Колада», «Секс на пляже», «Лонг-Айленд».

- Не-е-е, - мотает головой девушка. – Мне градус понижать нельзя. А дайте-ка мне «Б-52».

Слышу – Сашка-бармен застонал. У Эльшана сразу улыбка пропала, и он от биллиарда к огнетушителю подался. Всё-таки даже у азербайджанцев основной инстинкт это не размножение, а выживание.

Сашка снимает с полок бутылки, жонглирует ими, наливает ликёры послойно. В финале кладёт на поднос трубочку, завёрнутую в кокетливую салфеточку, и чиркает зажигалкой.

Девушка с улыбкой берёт трубочку и, не снимая салфеточки, начинает пить. Естественно, салфеточка у неё в руках мгновенно загорается. Девушка пару секунд оторопело смотрит на пылающий в её маникюре факел.

- Твою ж мать! – я выхватываю горящую салфетку из рук посетительницы, огонь обжигает мне пальцы, но я уже мчусь за стойку, где мойка для стаканов и кран с водой. За мной вдоль стойки бегут Наташка с полотенцем, Шурик с тряпкой и Эльшан с матами. Огонь полыхает, боль вот-вот станет нестерпимой, но мойка уже в двух шагах. Несусь, как олимпиец с факелом. А стойка, чтоб её, не кончается. Я потом мерял – она всего-то в длину пять шагов, но тогда мне казалось, что я минимум стометровку бегу. Пахнет уже палёным официантом и люди вокруг меня разбегаются. Чувствую себя каким-то Геростратом.

Добежал, короче. Потушили. Пальцы слегка обжёг, но не смертельно. Эльшан, держась за сердце, к стене привалился.

- ПашА, нехороший ты человек. Надо было на пол бросать и ногами топтать!

Надо было. Не сообразил. Да и пол жалко. Почти новый, блестящий. Ещё вычтут из зарплаты порчу иностранного имущества.

А девушки около биллиарда оклемались маленько, руками машут. Понравилось им файер-шоу.

- Молодой, - говорят, - человек. А можно нам «Стратосферу»? Всем троим.

- Ну бли-и-ин, - застонал Эльшан и полез за огнетушителем.

С тех пор не люблю я горящие коктейли. Ну их. Опасное это дело.

Павел Гушинец (DoktorLobanov)

Группы автора в ВК https://vk.com/public139245478

Авторская группа Гушинец-Авдей на Яндекс-дзен https://zen.yandex.ru/avdey

На эти выходные мои соседи снизу собрались на одно весьма известное в республике озеро Н. и позвали меня с собой.

- Поехали, - говорят, – снимем участок, поставим палатку.

Я собрался было, да как обычно навалились дела неотложные, и за день до отъезда пришлось с сожалением отказаться. Соседи не слишком расстроились, загрузили в свой седан полтонны шашлыков, ящик пива, и укатили. Соседи у меня, кстати, хорошие. Большую часть времени я их совсем не слышу, не вижу и не замечаю. А когда мы изредка сталкиваемся в общем тамбуре, то пытаемся дружить. Для бетонного человеческого муравейника, считай, повезло.

Всю субботу соседи отсутствовали. В воскресенье утром приехали довольные, сгоревшие на ласковом солнышке, наевшиеся шашлыков и прочей полезной пищи. Да, я тоже хочу, проклятые дела!

- Отдохнули? – спрашиваю, не скрывая зависти.

- Ещё как. Накупались до одури, выпили, само собой. И зря ты не поехал. Там такие уточки плавали – загляденье. И лебеди по берегу ходили, чуть не из рук хлеб брали.

И смотрят на меня с искренней радостью городского жителя, для которого голуби и воробьи – это уже целый зоопарк.

- Погодите, вы же на озере Н. были?

- Точно. Красотищща там. Людей многовато, но нам всё равно было. И утки прям в руки лезут.

- Утки, - говорю. – И лебеди. На озере Н. в жаркие летние дни. Ничего не чешется?

- Да иди ты нафиг, доктор, - возмутился сосед. – Тебе лишь бы всё удовольствие испортить. Сам не поехал, нечего завидовать.

- Да я не завидую, - отвечаю. – Но вы хоть в душ после купания сходили. Там наверняка кабинки вдоль берега работают.

- В душ после озера? Ты в своём уме? Воду водой смывать.

- А вдоль озера плакаты никакие не висели?

- Да висели какие-то. Там как раз про лебедей и уток было. Типа – не кормите. Но мы же чипсы им не давали, мы по старинке, хлебушком.

- Понятно, - вздыхаю я. – То есть плакаты не читали, в душе не мылись, уточек хлебушком кормили. Повторяю вопрос – ничего не чешется?

- Ты на что намекаешь?

- Я не намекаю. Про церкариоз слышал?

- Вот вечно ты с какой-нибудь гадостью пристаёшь. Профдеформация у тебя!

- А когда вы в прошлом году клещей из леса притащили, а они боррелиозные оказались, у меня тоже профдеформация была?

- Да пошёл ты, - разозлился сосед. И ушел. Даже музыку у себя в квартире погромче включил. Обиделся.

Ну я сам виноват. Нечего из себя умника строить. Может и обойдётся всё.

Под вечер звонит в дверь сосед. Открываю – стоит, мрачнее тучи, смотрит сурово.

- Чешется? – спрашиваю.

- С-с-с.., - цедит сосед.

- Сука, накаркал - подсказываю я. – Значит чешется. Только у тебя или у всех?

- У всех. Что делать?

- К дерматологу поздно уже. Что есть в аптечке из мазей?

- Звёздочка.

Вот за что я люблю отечественные аптечки. Вот там всегда, даже у самых здоровых и молодых людей найдётся бинт, йод, жгут кровоостанавливающий, просроченная упаковка Аспирина. И «Звёздочка». Спасибо вьетнамским товарищам за их великое открытие.

- Мажьтесь для начала этой «Звёздочкой», а утром – в кабинет дерматолога.

- Это опасно?

- Если не чесаться – через неделю пройдёт.

- Через неделю? – это уже соседка, подслушивающая наш разговор из-за двери.

- А нечего было уточек хлебушком кормить, - мстительно сказал я. – И могли бы шашлыка и соседу привезти.

Но это я так, пошутил.

Короче, уважаемые читатели. В стоячих водоёмах средней полосы Европы, в том числе в моей любимой синеокой водится огромное количество водоплавающих птиц. А у этих водоплавающих птиц водятся паразиты. Одна из стадий развития этих паразитов – плавающие личинки церкарии. Плавают они в поисках куда бы внедриться для дальнейшего роста. Мы для них – тупиковая ветвь, потому что и кожа у нас грубая, и перьев не отрастили. Церкарий под кожу залазит и там чаще всего дохнет. Но пока дохнет, вызывает зуд, высокую температуру и прочие неприятные ощущения. Если не чесать – пройдёт само. В редких случаях, у каких-нибудь аллергиков могут быть неприятности.

Поэтому, если рядом с водоёмом, куда вы приехали на выходные, висит плакат «Не кормите лебедей», то он там не зря висит. Не поленитесь, после купания помойтесь в душевой кабинке (они на пляжах имеются), а если нет кабинки – оботрите кожу жестким полотенцем.

И как я говорил в статье про енотов, если к вам приближается какая-нибудь дикая тварь с кряканьем и попытками отжать у вас хлеб, то гоните её поленом.

Павел Гушинец (DoktorLobanov)

ПС. Мы тут спелись с весьма известным интернет-автором Андреем Авдеем, а так как он в вопросах Интернета более продвинул чем я, то завёл нам авторский блог на Яндексе. Ссылку прилагаю https://zen.yandex.ru/avdey

В начале двухтысячных, с переменным успехом окончив первый курс медицинского университета, я решил не сидеть дома, на диване, а найти работу. А куда может устроиться в июле студент-медик? Правильно. Никуда. Брать на два месяца непонятного товарища без опыта работы не захотели ни строительно-монтажное управление №28, ни ночной ресторан «Пралеска», ни гаражный кооператив «Антрекот». Я ещё побегал по всяким рекламным конторам, почти нашёл место полосатой коробки «Стиморола» и даже день поработал, раздавая на улице пробники жвачки (нажевался сам до одури, теперь смотреть на эту гадость не могу). Но тут на моё рабочее место пришёл какой-то «блатной» и меня уволили. На прощанье я стырил в счёт не выданной зарплаты блок пробников (и мои соседи по комнате в общежитии тоже нажевались до одури) и ушёл с гордо поднятой головой. Короче я на них обиделся и «Орбит», уважаемые читатели, гораздо лучше. Особенно без сахара.

Но что-то я отвлёкся. После карьерного краха в рекламном агентстве я слегка приуныл и решил на всякий случай пробежаться по больницам. Мало ли кому нужен санитар на лето. Интернет тогда был редкостью, а для меня, дремучего, вообще непонятной вещью, поэтому я приезжал в отдел кадров очередной организации здравоохранения, заваливался в кабинет с одним и тем же вопросом:

- Вам санитары не нужны?

И, о чудо! Уже во второй больнице могучая начальница отдела кадров смерила меня оценивающим взглядом и спросила:

- Студент?

- Студент, - обречённо вздыхаю я.

- На лето?

- На лето.

И тут она коварно прищурилась.

- Крови не боишься?

Блин, яждоктор. Чего тут бояться.

- Не боюсь, - говорю. – Ни крови, ни ликвора, на прочих биологических жидкостей.

- Молодец, - обрадовалась могучая тётка. – Нам в хирургию как раз санитарка палатная нужна.

- Э-э, - растерялся я. – Какая санитарка? Я вроде бы не подхожу по гендерному признаку.

- А тебе не всё равно? – хмыкнула кадровичка. – На два месяца побудешь санитаркой. Ну там, больного переложить, пол в палате помыть, постель перестелить, обед с кухни забрать. Не высшая математика. Справишься. Так интересует работа или нет?

Куда мне было деваться? Я и согласился. И уже утром следующего дня, получив безразмерный белый халат и швабру с надписью «ОЧХ», драил вытертый линолеум между железными койками. Пациенты смотрели на меня удивлённо, но ничего не спрашивали.

Кстати, в трудовой книжке у меня так и написано «Санитарка палатная». И теперь, устраиваясь в очередной раз на работу, я слышу хихиканье из кабинетов айчаров. Ну, пусть смеются. Хоть какой-то позитив в их беспросветной и несмешной деятельности.

Но вернёмся в начало двухтысячных и в хирургическое отделение.

Через пару недель я привык. Работа была несложная, сутки через сутки. Причём ночью, если не поступали пациенты, можно было беззастенчиво дрыхнуть в санитарской. Ты спишь, а тебе за это ещё и платят. Узнав, что я студент-медик, мои будущие коллеги наперебой взялись меня учить. И диагностике, и швы накладывать, и фармакологии в рамках своей профессии. Так что спасибо вам, доктора, за мою заслуженную пятёрку по хирургии. В этой пятёрке львиная доля вашего рабочего опыта. А уж молодые медсёстры…. Но не будем о медсестрах, мало ли, рассказ дети прочтут.

Утро начиналось с влажной уборки коридора и палат (когда я мыл коридор, то представлял себя волком из «Ну, погоди!». Помните, когда он палубу драил?) Потом – бежал за завтраком на кухню, потом поступление новых пациентов, повернуть лежачих, перестелить тех, кто испачкал простыни биологическими жидкостями. Потом обед, опять влажная уборка, ужин. В перерывах – хиханьки с медсестрой Светочкой, серьёзные разговоры с хирургом Михаилом Фёдоровичем, выслушивание жалоб санитарки тёти Глаши. Ночью – ну как повезёт.

Втянулся. И пациенты ко мне привыкли. Я уже знал, что Николая Петровича с третьей палаты надо ворочать аккуратно, а то он вопит на всё отделение, что Иванов с пятой курит втихаря в туалете и надо гонять его шваброй, а бабушке Васильевой из первой надо брать на кухне отдельный завтрак. А вот вновь поступающие пациенты удивлялись.

Представьте, привезли вас ночью с каким-нибудь холециститом, прооперировали срочно, перевели в послеоперационную палату. А оттуда – в хирургию. Лежите вы утром, к белому потолку привыкаете. А тут заваливает в палату длинный парень со шваброй, и давай полы драить. У многих стереотипы ломались. Расспрашивали. И я, как попка-дурак отвечал одно и то же.

- Нет, не дебил. Нет, не сидел. Да, студент. Да, студент-медик. На лето.

Пациенты и отставали. У них своих проблем выше крыши. Швы болят, и куча чужих людей во внутренностях покопались.

Но один пациент запомнился особо. Поступил как-то солидный такой дядечка по фамилии Петренко с язвой. Язву прооперировали, в палату перевели, лежит, газетки читает. Со скуки давай со мной знакомиться.

- Как зовут?

- Паша, - отвечаю.

- Ты тут медбратом?

- Санитаркой, - хмыкаю я. – Медбратья уколы делают, а я полы мою.

- Ага, - Петренко пожевал губами, отложил газетку.

Пока я линолеум в палате драил, он мне рассказал, как окончил какое-то техническое училище, работает сейчас каким-то важным шишкой на стройке, то ли прорабом, то ли охранником. Я киваю, поддакиваю, а сам не понимаю, чего он передо мной распинается? Скучно, что ли? Домыл и в соседнюю палату убежал. На следующее дежурство опять он мне про стройку втирает. Я молчу, мне ещё коридор драить и за завтраком бежать. А он так строго мне выговаривает, мол, человек в своей жизни должен не останавливаться на достигнутом, вперёд идти.

- Совершенно с вами согласен, - говорю. И дальше убегаю.

А на следующем дежурстве наблюдаю товарища Петренко уже на стульчике, рядом с постом медсестры. Дядечка оклемался после операции, выполз погулять и не прошёл мимо нашей Светочки. Да любой нормальный мужик любого возраста мимо Светочки бы не прошёл. Она на некоторых больных действовала, как дополнительная стимуляция к жизни. Побольше бы таких медсестричек, в больницах сразу выздоровляемость бы повысилась.

Короче сидит Петренко рядом со Светочкой, хвост распустил, рассказывает что-то солидное. Светочка после ночи, ей бы поспать, но ещё кучу бумажек заполнять, вот сидит, терпит. А я вокруг коридор мою.

И тут Петренко переключается на меня. Говорит с искренней отеческой заботой и жалостью в голосе:

- Вот смотрю я на тебя, Паша, и думаю, ведь хороший же ты парень, трудолюбивый.

- Ага, - киваю я. Похвала, она и кошке приятна.

- Вот стараешься ты, работаешь. Но неужели не понимаешь, что нельзя так.

- Как? – удивляюсь я.

- Ну вот так, со шваброй. Здоровому парню до пенсии полы драить.

Светочка удивлённо хрюкает.

- Я понимаю, что любой труд важен, что тут тебя знают и жалеют. Но поискал бы себе что-то достойное.

- Так чем болтать, взяли бы и помогли парню, - фыркает Светочка. – Кто мне тут только что втирал, что самый важный человек на стройке? Взяли бы на подработку. Паш, ты на стройку пойдёшь?

- Пойду, - говорю. – У меня дежурство через сутки, есть свободные дни.

- Да я ж сейчас не про это! – раздражённо машет рукой Петренко. – Тебе учиться надо. В ПТУ идти, или в техникум. Нормальную специальность получить. Токаря там или слесаря. Сварщики хорошо получают. Ты ж вроде не дурак, что тут по больнице бегаешь? Надеешься примелькаешься, связями обрастёшь и тебе помогут в мединститут поступить? Зря надеешься. Поверь пожившему человеку – туда без взятки не пробраться. Где деньги на взятку возьмёшь? Мамка небось выпивает?

Я вспомнил свою мать, старшего преподавателя музыкальной школы.

- Нет, - говорю. – Не выпивает. Детей учит.

- Нянечка в детсаду? Ну хоть накормят её там, - не унимается Петренко. – Про медицинский забудь. Туда точно не попасть. Без блата, без взяток. Я знаю, у моего соседа дочка поступала. Пролетела со свистом. И ты пролетишь. Жалко мне тебя. Вроде умный парень, а никуда не стремишься, не хочешь расти над собой. Так и пробегаешь со шваброй до старости.

- Да он уже на втором курсе, - не выдерживает Светочка.

- На каком втором курсе? – запинается Петренко.

- В медуниверситете, - терпеливо объясняет Светочка. – В том самом, куда не поступить. Студент он. Доктор. На лето к нам устроился, чтоб в общаге пиво не пить. До сентября доработает, а там дальше учиться пойдёт.

Петренко замолчал. И взгляд у него стал какой-то нехороший. Обиженный, что ли. Проворчал:

- Так что вы мне тут голову морочите.

Встал и, держась за стеночку, в палату ушёл.

- Чего это он?

- Да пожалел он тебя, - хихикает Светочка. – Расспрашивал тут, что у тебя с головой. Уточнял даун ты, или шизофреник. Мол, нормальный парень не должен полы мыть.

- А ты чего?

- А я хирургическая медсестра. У меня психиатрия ознакомительным курсом прошла. Я твой диагноз на глаз не определю.

- Дура ты, Светка, - говорю. – Уйди в сторону, мне под столом помыть надо!

С того дня перестал Петренко со мной разговаривать. Уткнётся в газету и молчит. Я пару раз намекал ему о работе на стройке, но он отвечал что-то резкое. Я и отстал. А потом его выписали.

А со Светочкой мы потом ещё долго дружили. Если вы понимаете, о чём я.

Павел Гушинец (DoktorLobanov)

Моему соседу Мишке было лет пятнадцать, когда его семья собралась на большой совет.

- Так, - сказала Мишкина мама, обращаясь к троице своих детей. – Лена институт заканчивает и уезжает, Юрка поступил и тоже уезжает. Комната освободилась. Предлагаю перевезти из деревни бабушку. Я у неё была на выходных – старушка совсем плоха. Сердце болит, ноги распухли. Восемьдесят пять лет, как-никак. Год-два ещё протянет, а потом – кто его знает. Перевезём – будет рядом, поможем если что.

И все посмотрели на Мишку. Потому что все понимали, что сестра с братом сваливают из родительского дома, маме будет некогда, она вечно на работе, поэтому возиться с бабушкой придётся в основном Мишке. А Мишка – оболтус и хулиган.

- А чё вы смотрите? – пожал плечами младший. – Я бабулю люблю. Присмотрю и помогу. Она же со мной каждое лето возилась. Неужто я пару лет за ней не поухаживаю?

Все с облегчением вздохнули.

На дворе был 1992-й год. Бабулю забрали из деревни, а она особо и не сопротивлялась. Распродали или зарезали кур, коз, свиней, раздали котов-собак. Дом заколотили, огород зарос травой. Бабуля заняла дальнюю комнату типовой советской «трёшки», первым делом развесив в углу весь свой иконостас, разложив на полу полосатые коврики и водрузив у стены огромный, неистребимо пахнущий нафталином сундук.

Через полгода на очередном медосмотре оказалось, что сердце у бабули в порядке. Помирать она явно передумала. Желудок и печень функционировали, как часы, суставы работали, словно поршни паровой машины. А вот с головой начались проблемы. Вырванная из привычной среды, от почти вековой круговерти работа-огород-сарай, старушка стремительно деградировала интеллектом. Уже через год её разум был на уровне четырёх-пятилетнего ребёнка. Очень глупого пятилетнего ребёнка.

Поначалу она ещё выходила посидеть на скамеечке у подъезда, но в разговорах не участвовала, отмалчивалась. Однажды встала со своего места и ушла. Искали два дня с милицией и скорой помощью. Нашли в другом конце города, грязную и голодную.

Доктора посоветовали нанять сиделку или определить в спецучреждение, мол, там и досмотр за бабушкой будет профессиональный, и ловить по городу больше не придётся. Но мишкина мама встала стеной против этого предложения.

- Сами досмотрим! – категорично сказала она. - Мне на пенсию скоро. Я и посмотрю.

Да вскоре бабушка и сама выходить перестала. Каким-то непостижимым образом молча поссорилась с сидящей на скамеечке старческой мафией, плюнула им под ноги и с тех пор больше во двор – ни-ни. Выйдет на балкон, сядет на табуретку и смотрит на мир с высоты первого этажа.

Прошло четырнадцать лет.

Мы с Мишкой сидим у него в комнате, смотрим на плеере боевик с неугомонным Джеки Чаном. Пьём…чай. Вечереет. В комнате постепенно смеркается. По коридору, мимо закрытой двери в мишкину комнату слышно отчётливое «шарк-шарк-шарк». Бабуля выбирается на кухню. Кухня уже два года закрыта на защёлку, после того, как старушка добралась до хлебницы и холодильника и в один присест умяла два батона и кусок мороженой свинины. Приезжали доктора, промывали желудок. Посоветовали кухню запирать. Подозрительно поглядывали на Мишку, мол, вы что, бабушку не кормите? Потом посмотрели, что старушка упитанная, голодный блеск в глазах отсутствует – отстали.

Бабушка шаркает на кухню, дергает дверь.

- Не смотри на меня, - заранее говорит Мишка. – Час назад кормил.

- А я вообще молчу, - отвечаю я, наблюдая, как Джеки лупит очередного противника табуреткой.

Старушка шаркает обратно в свою комнату. Доходит до нашей двери, останавливается. Ме-е-едленно открывает дверь.

- Чего это вы тут в темноте сидите?

- Кино смотрим, бабуля, - бодро отвечает Мишка.

- А-а, ну ладно, - старушка тщательно закрывает дверь, шаркает дальше по коридору.

Дошла до своей комнаты – забыла. Шаркает обратно. Дергает дверь кухни. Возвращаясь, заглядывает к нам.

- Чего это вы тут в темноте сидите?

- Кино смотрим.

- А-а, ну ладно.

Шаркает обратно в комнату. Дошла. Забыла. Шарк-шарк-шарк. Дёрг!

- Чего это вы тут в темноте сидите?

- Блин, - вздыхает Мишка. – Наркотики мы тут принимает, бабушка.

- А-а-а, ну ладно.

Шарк-шарк-шарк. Дёрг!

- Чего это вы тут сидите?

- Любим мы друг-друга, бабушка, - Мишка панибратски обнимает меня за плечи. – Вот, пожениться хотим.

- А-а, ну ладно.

- Какая толерантная у меня бабушка, - гордо заявляет Мишка. – Наркоманы, геи, лишь бы не шумели.

- Ты руку-то убери.

Шарк-шарк-шарк.

- Блин, не даст посмотреть, - возмущается Мишка.

Подскакивает, становится напротив двери и корчит страшную рожу. Бабушка ме-е-едленно открывает двера.

- Чего это…Господи! Тьфу на тебя, окаянный.

И торопливо шаркает в свою комнату.

***

Четыре часа утра. Сплю, никого не трогаю. Хлопает дверь (двери между квартирами мы никогда не запирали). Прилетает испуганный Мишка.

- Я тут у тебя на диване посплю.

- Ты чего, с ума сошёл?

- Боюсь домой идти. Сплю я, чувствую сквозь сон, смотрит на меня кто-то. Открываю глаза, а в темноте – бабуля. Наклонилась, смотрит прямо в лицо. И в руках табуретку держит. Саданёт ещё. Я у тебя посплю, а утром защёлку на дверь поставлю. Буду изнутри запираться.

***

Сидим на кухне, чай пьём. Бабуля шаркает по коридору, заходит к нам.

- Бабушка, есть будешь? – спрашивает Мишка.

- Буду, - кивает старушка.

Мишка усаживает её на стул, наливает борща, накладывает пюре, отдельно приготовленную на пару котлету (пожилым вредно жареное). Старушка неторопливо обедает, крестится и шаркает к себе в комнату.

- Вот смотри, - заговорщицки шепчет Мишка. – Свидетелем будешь, а то говорят, что я бабулю не кормлю.

- А чего смотреть-то?

- Эй, бабушка, кушать будешь?

Шарканье замирает на середине коридора. Старушка анализирует ситуацию.

- Ага, - наконец отвечает она. – С утра маковой росинки во рту не было.

И шаркает обратно на кухню.

Бабушка с балкона жаловалась на внука старушечьей мафии, правда путала его с умершим в 80-е сыном. Бабуськи неслись к участковому со страшными вестями. Мишку таскали в милицию и по социальным службам. Он терпел.

В начале двухтысячных у его матери начались большие проблемы со здоровьем. Она слегла и на руках у героического соседа оказались уже две старушки. Мать ещё выходила на скамеечку, возле подъезда. Но однажды глава старушечьей мафии по доброте душевной сказала ей:

- Что-то ты страшная стала, Катька. Наверное, сдохнешь скоро.

И мать тоже перестала выходить на улицу. Ночью мы с Мишкой закинули мафиозную скамейку на крышу гаражей. Отомстить по другому гнезду бабок не нарушая уголовный кодекс не получалось.

Мишка даже женился, казалось, с каким-то смыслом. Его молодая супруга – опытная медсестра хирургического отделения, помогала ему в уходе за старушками. Было ещё много историй, смешных и не очень, но это уже слишком личное. В одну проклятую неделю обе старушки внезапно умерли. Бабушка не дожила до столетия два дня.

Грустная получилась история.

В советское время воинская часть, куда меня определили врачом, была крупнейшей в стране. Сюда приезжали в учебку бойцы со всех окраин и центров необъятной Родины. По каменным плитам плаца маршировали и узбеки, и кавказцы, и малые народности севера. Из-за размеров учебку поделили на пять «городков», в каждом была своя столовая, медпункт, штаб, КПП. Готовили специалистов разных направлений: мотострелков, танкистов, связистов. В центре – школа сержантов и прапорщиков. В командиры части сажали полковников, чтоб они могли генерала получить.

Независимому государству такая громадина оказалась ни к чему. Казармы опустели, в залах, рассчитанных на двести-триста человек, свободно расположились полсотни, о двухъярусных кроватях забыли, а один из «городков» и вовсе решили закрыть. Так он и стоял, поблёскивая запыленными окнами и пугая проверяющих пробившейся сквозь плиты плаца травой. Поговаривали, что раз в полгода туда приезжали какие-то спецчасти, тренироваться в штурме зданий, но я сам не видел, врать не буду.

Как-то вечером поехал я с проверкой в часть неподалёку, завозился, ползая с прапорщиком-начпродом по его складу, пока акты-отчёты составлял – стемнело. Осень, октябрь месяц, темнеет быстро. Устал, как собака.

- Всё, - говорю. – Проверка окончена, везите моё проверяющее тело обратно в лабораторию.

Прапор радостно убегает и возвращается с кислой физиономией. Пока мы по складам лазили, водитель «буханки», на которой меня привезли, успел домой свинтить, и ключи от служебного автомобиля с собой забрал.

- Я сейчас позвоню, он недалеко живёт, в городе. Час-полтора, довезём вас, - оправдывается прапор.

- Да ну вас, - говорю. – За полтора часа я до медроты пешком дотопаю. Тут километра три напрямик.

Натянул фуражку на уши, папку с актами под локоть сунул и пошёл. Бреду по дорожке вдоль военного забора, вроде ничего. Луна подсвечивает, ещё и фонари кое-где неразбитые попадаются. Главное в яму не попасть, а то ямы на наших военных дорогах глубокие, можно и сломать что-нибудь. Подхожу к заброшенному городку. И тут в моей тормознутой от усталости голове мелькнула мысль. Это если ж вдоль забора вокруг городка идти, то километра полтора получается. А если сейчас через забор, да напрямую через плац, да вдоль заколоченной казармы, то можно изрядно срезать. Короче, я пока опомнился, мои ноги меня уже через забор перекинули и вглубь городка увлекли.

А в городке фонари не горят. И луна, вот ведь пакость, за какую-то тучку спряталась. Иду почти наощупь. Жутко, до дрожи в коленках. Вокруг пустые заброшенные казармы, какие-то памятники-бюсты советской эпохи белеют. На газоне трава по колено и куст разросся, ветками колышет – тени по всему плацу. Под ветром скрипят жестяные щиты для строевой подготовки и какие-то невидимые в темноте лозунги. Сразу вспоминаются то ли романы Стивена Кинга, то ли компьютерный ужастик «F.E.A.R», в который я вчера играл. Того и гляди из тёмного оконного провала выглянет ДЕВОЧКА.

Б.., и вправду кто-то выглядывает! Не из окна, а из двери, но какая разница! Я зажмурился и помотал головой. Ну, так и есть. На фоне темного проёма выделяется чуть более тёмный силуэт.

- Это кто-то шинель на вешалку повесил, - убеждаю я себя. – Повесил и забыл. А я паникую, как истеричка.

Силуэт шевельнулся.

- Ну так и есть! – обрадовался я. – Точно шинель. Ветром её колышет, вот и кажется, что кто-то шевелится.

И тут шинель хрипло вздохнула, отделилась от двери и двинулась мне навстречу.

Да ё…, ну б…, да твою ж…!!! Честное слово, был бы при мне табельный Макаров – пальнул бы не глядя. Хорошо, что врачам оружие не положено. А так только папку поднял, чтобы злобного вампира по его лысой башке стукнуть.

- Ы-ы-ы, - хрипит силуэт и ме-е-едленно так ко мне ползёт.

Пока он полз, я от первого испуга отошёл и начал прикидывать. В призраков я не верил, значит маньяк какой-то. Сейчас я его с ноги в пах – и бежать. Ещё и кричать надо на бегу, то ли «Караул!», то ли «Пожар!». Ладно, на бегу и определимся.

Силуэт подползает. До меня уже доносится какое-то зловоние. Может всё-таки зомби? Ладно, судя по голосу зомби мужского пола, значит удар в пах может прокатить. Я заношу ногу и тут..

- Слышь, командир, а подскажи, где можно паспорт сделать?

Вопрос был неожиданным. Предположение, что вампир решил легализоваться, и завести паспорт было каким-то уж совсем нереальным. Я зашарил по карманам, нащупал зажигалку и зажёг огонёк.

Передо мной стоял бомж. Обычный бомж, из тех, что попрошайничают на привокзальной площади, оккупируют пивнушку возле продуктового магазина и пугают немногочисленных гостей города. Рядом с нашим населённым пунктом есть крупная тюрьма, некоторые товарищи, освобождаясь, возвращаться на родину не спешат, так и оседают неподалёку от мест заключения. Это чтоб потом стырить что-нибудь и на второй срок далеко не ехать. Бывает, что и документы теряют. Но что он делает здесь, вдалеке от подающих горожан, от уютной теплотрассы?

- А-а, ты военный, - разочарованно протянул «вампир». – А я гляжу – идёт кто-то в фуражке. Думаю, менты патрулируют. Решил уточнить насчёт паспорта. Паспорта у меня нет. Ну хоть сигарету дай.

Я дрожащей рукой протянул ему всю пачку.

- Вот спасибо, - «вампир» ухмыльнулся, блеснув единственным железным зубом. – Хорошего человека сразу видно. А ты, служивый, не ходи здесь. Темно тут. Колючку какая-то падла вдоль забора навертела. Упадёшь ещё. Ты иди прямо до КПП, там дырка есть, я там пролез.

И ушёл обратно в казарму. Мне было стыдно. За свой страх, за дрожь в голосе и в руках. Мне почему-то было важно, что подумает обо мне этот незнакомый, опустившийся человек.

Пришёл домой, стёр нафиг непройдённый «F.E.A.R», установил Стронхолд и сел нервы успокаивать. Пусть лучше долгоносик сожрёт мой хмель, чем из-за каждого угла мерещится ДЕВОЧКА.

П.С. Баянометр охренел

В небольшом белорусском городке работает моя знакомая, доктор-лор по имени Катя. В эти выходные встретились мы с ней на празднике у общих друзей и я, конечно же, к ней пристал на предмет историй про пациентов и интересные случаи в медицинской практике.

- Да какие у меня случаи, - отмахивалась Катя. – Я же не хирург, не врач Скорой помощи. Что у меня в работе интересного? Ухо, горло, нос. Опять ухо, горло, нос. Отит, синусит, гайморит. Скучно. Иди к Марине приставай, она – терапевт.

Но от меня не так просто отвязаться. Плюнула Катя и села рассказывать. А так как в её работе действительно все по кругу, то начнём с носа.

Нос

Самая распространённая проблема у врача-лора – это дети, засовывающие себе в нос всякие мелкие предметы. Хорошо если родители это заметили, не стали пытаться достать сами и тут же приехали к врачу. Хуже, когда многочисленные бабушки-дедушки-соседки решают поиграть в доктора. Однажды привозят в приёмное отделение ревущего карапуза лет пяти. Тот умудрился засунуть себе в нос фисташку. Предмет округлый, небольшой, достать нетрудно. Но бабушки постарались – в рвении затолкали фисташку как можно глубже, а в процессе «лечения» всю слизистую носа внуку исцарапали, повредили. К тому времени, когда в нос заглянул специалист, слизистая так отекла, что доставать фисташку стало в три раза труднее. Достали. Не привыкать.

Пациентка К., 3 года. Оторвала колёсико у машинки, засунула в нос. Родители не заметили. Забеспокоились, когда ребёнок начал орать. Приводят в лор-отделение, а от малышки уже характерный гнилостный запах, из носа – гной вперемешку с кровью. Тут тоже всё обошлось. Колёсико, это всё-таки не батарейка.

Пациентка В., четыре года. Мать – слегка асоциальна, поэтому того, что ребёнок подобрал с пола батарейку и засунул себе в нос, мать просто не заметила. Через шесть часов из носа хлынула кровь, ребёнок начал кричать от боли. Пока собрались, пока доехали – в хряще образовалась довольно большая дырка. Я видела эту девочку через полгода. Хрящ начал зарастать соединительной тканью, половина носа потеряла свою функцию, внутри – сплошные рубцы. Хорошо, если рубцовая ткань не потянет за собой остальное лицо, не испортит ребёнку внешность и всю дальнейшую жизнь.

Ухо.

Бусины, ватные палочки, тараканы. Бусины – конечно дети. Ватные палочки – фанатичные поклонники чистых ушей, готовые проткнуть себе барабанную перепонку. Тараканы – здравствуй любимое рабочее общежитие, в котором эти твари не выведутся никогда. Заползают в уши спящих. Неужели им так там интересно? Однажды была я в отпуске, в отделении дежурили только хирурги. А тут привозят мальчика из общежития с тараканом в ухе. Хирурги – мужики опытные.

- Что мы, без Кати таракана не достанем?

И давай доставать. Измочалили несчастное насекомое, размазали его по всему уху. Естественно, повредили слизистую. Пока меня вызвали, пока я доехала – всё отекло и воспалилось. Гордо демонстрируют мне половинку тараканьего брюшка:

- Смотри, что мы достали.

Ага, а внутри ещё вторая половина, оторванная голова и крылья с лапками вбитые чуть ли не в среднее ухо. Начинаю промывать. На третий раз голова вышла. Остальное достали на следующий день. Каждый должен заниматься своим делом. Я же не лезу делать аппендэктомии.

Прибегает здоровенный мужчина, проламывается сквозь очередь в кабинет.

- Спасите! В ухо заползло насекомое! Оно мне сейчас в мозг ход прогрызёт.

Дело серьёзное. По рассказу в ухе то ли жук-носорог, то ли паук-тарантул. Предлагаю очереди подождать, смотрю. Пациент орёт, хватает меня за руки, мешает работать. При помощи медсестры прижимаем его к столу. В ухе – крошечная мушка типа дрозофилы. Застряла в серной пробке, бьётся, машет крылышками, стараясь выбраться. Подцепила крошечное насекомое, демонстрирую пациенту.

- Ой, доктор, спасибо. Так сразу легко стало.

Ну, хоть спасибо сказал. Уже хорошо.

Если так уж случилось, что в ухо к вам или к вашему ребёнку заползло насекомое – не надо паниковать. Залейте его борным спиртом, или растительным маслом, чтоб оно не повредило слизистую. И приезжайте. Достанем и сколопендру, и скарабея.

Пациентка В., 38 лет. Проблемы с психическим здоровьем. Раз в полгода вырывается из-под контроля родственников, добывает пластилин и залепляет себе оба уха. Приезжает ко мне довольная.

- А вот и я!

На лице – улыбка, устраивается в кресле поудобнее, подставляет ухо.

Мне кажется, она получает удовольствие от процедуры.

Горло

Рыба. Куски, косточки. Любимое дело, подавиться рыбой, а потом пальцами затолкать кусочек до самого надгортанника. Потом начать задыхаться и в таком виде вызывать скорую. Пока скорая доедет, пока доставит пациента в отделение – тот уже синий, дышит через раз.

Один раз приходит женщина по направлению от терапевта. Рыдает у меня под дверями кабинета, пугая старушек с фронтитами. Больно глотать, высокая температура, что-то мешает дышать. Терапевты смотрели – вроде всё в порядке. Ничего не видят. Умницы, отправили ко мне. Начинаю смотреть, а там рядом с надгортанником глубокий абсцесс. Снаружи вроде и не видно, но растёт, как на дрожжах, и отёк уже вокруг, задыхается, голосовую щель закрыло. Если бы вовремя не обратились – могли и потерять пациентку. Беру иглу Куликовского – универсальный инструмент лора. Прокалываю абсцесс, обрабатываю и отправляю пациентку в стационар. В стационаре тоже я работаю, поэтому будет под контролем.

Медицинская техника.

Есть в практике лора чудо-аппарат «Магнит». Не волшебная палочка, конечно, но отёк снимает, что в нашем деле половина успеха. Приходит однажды мужчина с отёком слизистой носа, назначаю ему стандартное в таком случае лечение и процедуры с использованием этого самого «Магнита» Аппарат – достижение инженерной мысли, стоит в процедурной, через три кабинета. Белый такой гудящий ящик, в розетку включается. Процедура бесплатная. Но это ж каждое утро надо на неё приходить. Поэтому пациент решил, что он обойдётся без этих процедур, нашёл в гараже обычный магнит и по вечерам прикладывал его к носу Помогло. Эффект плацебо и самовнушение творят чудеса.

Павел Гушинец (DoktorLobanov)