Aconite.Poison

Aconite.Poison

~ Чернушные рассказы ~ ~ https://boosty.to/babe.lilith
Пикабушница
Dvazdydva user4753150
user4753150 и еще 38 донатеров

На чулки и заколки автору

3 549 1 451
из 5 000 собрано осталось собрать
21К рейтинг 4885 подписчиков 7 подписок 50 постов 36 в горячем
Награды:
За отменную реакцию более 1000 подписчиков За найденных котиков За семейные ценности
213
Истории из жизни

Про Элика, суицид и героин - часть 2 (финал)

Привет, товарищи. Го, я создал) Первая часть тут Про Элика, суицид и героин - часть 1

И я не ожидаю, что меня кто-то поймет. Давно не ожидаю.

Последняя моя попытка сигануть с многоквартирного дома датируется зимой 2-3 летней давности, и из этого факта ясно, что мне постоянно кто-то мешает и намерение мое имеет характер вспышки. В тот раз помешал Элик, спонтанно сбивший мои мысли и убежавший восвояси.

Я сидела на крыше еще долго – плакала, пила джин-тоник и много думала о словах Эльбруса. Эльбрус – что за имя вообще? Конечно же, он обманул меня. Наверняка, его и зовут не так, и не увезет он меня никуда. Конечно, не увезет, его ж посадят, я же малолетка. И что вообще он делал в подъезде дома, где не живет, зачем он стоял там за лифтами? Просто на иглу небось посадить меня хочет. Но я ни за что… или похуй? А какая уже разница. Все эти мысли крутились порывисто, спутанно, как мои волосы, омерзительно лезущие в лицо вместе с порывами ветра.

Брела я домой на слабых ногах. А там, как всегда. Мама вцепилась в меня у порога - «В глаза мне смотри!». Я посмотрела презрительно – как же достали меня эти проверки. «Почему такие зрачки здоровенные?!». «Откуда я знаю, мама». «Сука. Вены покажи. Что, блять, на тебе надето?! Засучи рукава я сказала!!!». Ебаный пиджак. «Вот, на, смотри! Довольна?», - начала повышать я тон. И когда уже думала, что на этом все, из комнаты выбежал отчим с оглушительным ором. «Ну и слоняра здоровенная. Он же даже бежит как слон на пятках, и как пол под ним не проваливается, блять», - мрачно подумала я, а он схватил меня за плечо пиджака и начал трепать в разные стороны, как куклу или обоссаного щенка. «Сколько ты еще будешь терпеть это, Света?!! Ты посмотри на эту суку, во что она одета!!! Она же как шалава дорожная! Ты посмотри, она еще и бухая опять приперлась!!! Каждый день бухает! А рожа?!», - он схватил меня за лицо своей ручищей, с силой сжав щеки, - «Размалеванная вся, как шлюха!», - отчим смачно отшвырнул меня в стену, аж дыхание перехватило. «Иди ты нахуй», - тихо прошептала я. «ЧТО, БЛЯТЬ, ТЫ СКАЗАЛА?!», - завопил он с удвоенной силой. «А чей-то ты всё шлюха да шалава? У тебя желания к ней какие-то больные, я не поняла?! А?! Че примолк?!», - заорала на отчима мама. «Ты ебанутая что ли?! Да у кого встанет на это чмо, в черном вся, как смерть нахуй!». Я мысленно усмехнулась…надо же так откровенно лгать.

Пока они сцепились у меня было время съебаться в комнату, хотя я знала, что мама вернется, чтобы обвинить меня во всем. И да, минут через 20 она внеслась ко мне, как фурия, отогнув запирающий дверь гвоздик одним ударом руки. Я вздохнула. «Я для чего тебя от бабки забирала?! Чтобы ты жизнь мне сломала?! А ты не охуела?! Ты смотри, я все вспять могу перевернуть, взмолишься, прощения просить приползешь! Тварь! Или мало я тебе денег даю?!», - чеканила она фразу за фразой, сопровождая каждую смачным ударом ладони в мое предплечье. Левое плечо мое было отбитым всегда. Когда она, наконец, ушла, я встала прилаживать гвоздик на место, взяла со стола какую-то тряпку из маминого шитья и, свернувшись калачиком и накрывшись, заснула на неразложенном диване.

Утром я вспомнила о телефоне, который, как выяснилось, мирно лежал на столе все то время, пока я выбирала крышу повыше. В школу я плелась, как на каторгу, не смыв вчерашний макияж и мусоля во рту сигарету. «О, новый прикид!», - догнала меня на ходу радостная и цветущая одноклассница. «Нравится?» - злобно ответила я, не поворачивая головы. «Ну...да!», - трусливо улыбалась Наташа. «Подарить тебе, может?», - начала снимать я пиджачок, не выплевывая сигареты. «Да неее, не мой стиль, не надо, спасибо!», - смутилась она. «Ну и беги тогда дальше», - протянула я руку, указывая ей путь. Она обогнала меня и чинно поскакала по тропинке к школе, мотая блондинистым хвостиком.

Продержавшись в школе четыре урока, я решила, что с меня хватит и вышла из пожарного входа покурить вместе с парой пацанов. «Ну че, сиськи то покажешь?», - уссывались они. «Конечно, на вписке покажу, какой вопрос», - заигрывала и улыбалась я. «Че, в натуре?», - ржали они. «В натуре», - улыбалась я. Мимо проходила восьмиклассница – дежурная по школе. «Вы совсем офигели у входа курить? Я все директору расскажу», - развозмущалась она. «Давааааай, милая, иди сюдаааа», - завыли пацаны как стадо гиен и сделали шаг в ее сторону, чтобы напугать. Она быстро забежала внутрь. Мы громко смеялись. Через минуту в дверях показался завуч, за спиной которой пряталась восьмиклашка. «А-НУ БЫСТРО К ДИРЕКТОРУ! Я СКАЗАЛА БРОСАЕМ СИГАРЕТЫ И ИДЕМ К ДИРЕКТОРУ!», - заорала завуч и распахнула перед нами дверь, куда мы и пошли дружным строем. «Смотри-ка, не напиздела», - улыбнулся Санек, проходя мимо дежурной. Директриса рассадила нас за столом и устроила очередную драму. «Ну ладно они-то, учеными не станут! Но ты, Аконит, ты-то куда с ними лезешь?! Ты же золото с олимпиады привезла!», - размахивала она руками, тыча то в пацанов, то в меня. Я с грустью вспомнила, как писала сочинение с дикого бодуна, умудрившись занять первое место по своему городишке, а потом серебро по Москве, куда меня притащили силой. «Всё, с меня хватит, я звоню твоим родителям!», - подытожила она. «Звоните», - спокойно ответила я. «Ты мне не хами давай!». «Я не хамлю», - пожала я плечами. Мне действительно было абсолютно насрать на ее звонки. Она раздосадовано отвернулась к окну и через мгновенье подскочила к столу, схватив стопку листов. «Вот, на, пиши объяснение! И вы тоже пишите!», - раздала она листочки. «А что писать то?», - удивилась я. «Почему ты куришь!». «Потому что хочу», - развела я руками. «НЕ ВЫВОДИ МЕНЯ ИЗ СЕБЯ! ПИШИ, Я СКАЗАЛА! Число, фамилия, класс, вышла на улицу курить! ПИШИ!», - тыкала директриса пальцем в мой лист. Я быстро накидала объяснение, сославшись в нем на никотиновый голод. Придя на химию, мы застали подружку директора – химичку - курящей в окно лаборатории. Она вечно там то курила, то ебалась с физруком.  Сашок постоянно с ней флиртовал, потому что она натягивала брюки вверх так сильно, что мы все лицезрели две ее больших половых губы, обтянутые тонкой тканью. И она отвечала ему взаимностью.

И стоило мне мученически положить голову на парту, как завибрировал телефон. «Я выйду, это срочно», - поставила я химичку перед фактом и побежала к двери. «Конечно, на перемене то поговорить времени не было! На перемене мы курили!», - крикнула она мне вслед. «Да, на перемене вы курили», - ответила я и выскочила в коридор. «Это кто?», - спросила я шепотом в трубку. «Это я», - серьезно сказал Элик, - «где ты щас?». «В школе». «Уходи оттуда, и приезжай ***, второй подъезд», - он бросил трубку. Весь урок я просидела как на иголках, не понимания чего ожидать. Будь я нормальным человеком, конечно, никуда бы не поехала, но я уже как-то попривыкла к героиновым нарикам и общие условия жизни оставляли желать лучшего, поэтому глобального страха я была лишена, да и в целом рассуждала фатально. Поэтому вместе со звонком я уже спешно семенила к заднему выходу из школы и поторопилась на остановку, нервно прикуривая на ветру.

«Ох и нихуя себе…», - открыла я рот, стоя у второго подъезда прекрасного высоченного дома, - «сколько тут этажей? 18..20?». Привыкшая к загаженным цыганским пятиэтажкам и посерелым, как моя душонка, девятиэтажкам на фоне дождливого неба, я была очарована, в первую очередь, тем, что дом стоял на границе большого поля, расчерченного асфальтированными прогулочными дорожками. Никаких тебе окон соседних домов, вонючих контейнеров, голубиных стай, орущих детей и прочей привычной тесноты. Только дом, а перед ним чисто поле. Да, это был новый район и, возможно, потом бы его застроили битком, но сейчас это выглядело просто прекрасно.

«Быстрее!», - Элик торопливо шел ко мне из подъезда, постукивая казаками и вытаращив глаза, - «тебе 20 лет». «Ладно…», - смущенно ответила я. Подъезд пах краской и бетонной пылью. В квартире на 12 этаже стояла женщина лет 45 в бордовом плаще. «Так…», - строго начала она, лишь мелком глянув на меня. «Следующая оплата 15-го, собак нельзя, только кошек. Плита бьется током иногда, аккуратно. Курить – кухня, балкон, в комнате потолки побелены. Будут жалобы от соседей – выселю, оплату не верну. Девушка, диктуйте телефон. Паспорт можно посмотреть?». «Эмм…», - замялась я. «Это невеста моя», - так уверенно сказал Элик, что я округлила глаза. «Так, ладно, тогда всё. Еще созвонимся», - женщина убежала с деловым видом, и Элик закрыл за ней дверь. «Ну вот и всё», - выпалил он, похлопав меня по плечу и сунув в руку ключи, - «мне пора, вечером зайду может». Он уже было ломанулся к двери. «Стой, стой!!!», - побежала к нему я, - «у меня нет столько денег, чтобы оплачивать это». «А я что-то говорил про деньги?». «Но…я не смогу вернуть тебе их. У меня столько нет». «Я знаю», - пожал он плечами и захлопнул дверь, оставив меня в полной растерянности.

Я уселась на обувницу расшнуровывать ботинки. На стене висела лопатка для обуви. Просто висела себе на крючке аккуратненько – не валялась в горе одежды и башмаков, ее не надо было искать в куче курток. Висит себе и всё. На стене. Я улыбнулась, глядя на нее, и продолжила тянуть шнурки. Осторожно заглянув в единственную комнату, я оценила, что там есть кровать, кресло, телевизор, ковер, столик и люстра с вентилятором. «Ого, как у Майкла Джексона», - подумала я, глядя на ее темные красивые лопасти. Кухня была в два раза больше моей, которая у мамы. Просто фантастика. На полу линолеум с рисунком плитки, и к нему не липли ноги. Плита жуткого вида – коричнево-красная, с черными переключателями и жирным проводом, уходящим к стене. Я осмотрела ее с разных сторон, словно можно было зрительно понять, почему она бьется током, но оставила эту затею, решив не прикасаться к ней на всякий случай. Холодильник старого образца, из которого достать что-то можно было лишь наклонившись или сев на корточки, был абсолютно пуст. Но чист. Стол квадратный, раскладывающийся, с глянцевой поверхностью, на деревянных ножках. Над ним – большие часы, витая секундная стрелка которых ходила шумно. Рядом с холодильником – балконная дверь. Я жадно распахнула ее и прижала торбой. На кухню ворвался прохладный ветер. Балкон – просто белая коробка из бетона, без каких-либо остеклений. Я наступила на холодную бетонную плиту прямо в колготках и посмотрела вдаль на поле. Было тихо, очень - очень тихо. Ограждение было низким, казалось, всего до пояса, поэтому я с усмешкой подумала, что на таком балконе лучше не бухать, чтобы нахуй не выпасть. На всякий случай я отошла от края и встала ногами на порожек, отделявший балкон от кухни, вцепившись руками в дверной косяк – так тоже было отлично видно.

«Ну чтож», - подбоченилась я, стоя посреди кухни, - «надо что-то делать». Я скинула юбку и кофту, оставшись только в лифчике и колготках, нашла в ванной какой-то порошок, ведро, тряпки, и принялась намывать полы, ползая на коленях под всей меблировкой. Раззадорившись, я поменяла постельное белье, вытерла везде пыль, нашла в глубине шкафа пепельницу и отмыла ее, и даже обнаружила маленькую полку с книжками, среди которых были сплошь какие-то гадания, гороскопы и предсказания вперемешку с посланиями святых и провидцев. Или святых провидцев – хуй их знает. «О, хиромантия и даже подомантия!», - угорела я над смешным словом, глядя на пронумерованные линии стоп в одной из книг.

Когда я наконец заставила себя перестать убираться и сесть на порожек балкона, я пришла в ужас. Они же будут искать меня, они вызовут ментов. И у меня же учебники все дома и тетради. И даже…ТАБЛЕТКИ. Бляяяя. Что делать?! А может все-таки не будут, нахуй я им нужна? Да и ментов они не вызовут, уж точно не к себе домой. А в школе что сказать? Боже, почему так сложно! «Ты должна пойти домой, забрать вещи и сказать, что уходишь», - твердо ответил мне разум. «С ума сошел? Она меня ножом пырнет, вырвет все волосы! Никуда она меня больше не выпустит, если я вернусь!». «Она все равно найдет тебя в школе, потому что в итоге тебе придется туда сходить – нельзя же остаться без аттестата. Экзамены, Аконит. И тогда будет только хуже – тебя отпиздят прилюдно, прямо в школьном коридоре». «Блять…». Я чуть не разревелась от внезапно нахлынувшего потока тяжелых мыслей. С максимально мрачным лицом я снова натянула юбку и кофту и пошла в коридор шнуровать говнодавы. Всю половину пути до остановки меня преследовали кадры орущей матери, отчима, брата, весь этот кумар, моя тесная комнатка и иглы. Шум этих сцен стал настолько явным, что занял все пространство черепной коробки, оглушая до боли. Я остановилась и, твердо сказав себе «Не сегодня», развернулась обратно.

Деньги тоже были дома, большей своей частью, поэтому в магазине я пыталась нагрести со дна торбы несколько завафленных бумажек и мелочь. «Кильку в томате, половинку черного и голубой Кэмел, пожалуйста», - попросила я продавщицу, вываливая всю эту труху в мисочку для денег. «Кильку какую?», - недовольно спросила она, еле передвигаясь по магазину в синем фартуке. Видимо у нее болела спина. «Которая дешевая». Денег хватило впритык. Я отщипнула кусок серого мякиша и закинула его в рот, остальное швырнула в сумку и пошла в свой новый дом.

Открывалки не было. Но у меня был нож, и я довольно успешно расковыряла банку с вонючей рыбкой, залив все вокруг этой жижей. Это сегодня я открываю банки ножом, как профи – в основном, благодаря всем этим голодным смутным временам. Но тогда я еще плохо умела. Килька оказалась конченной, безусловно. Худенькие головастики с измученными глазами плавали в серовато-красной водице. Помидоры? Не знаем мы никаких помидоров и густых томатных паст. Но я была очень голодная, и с хлебом в принципе терпимо. Да и стоил этот деликатес хуй да нихуя, так что грех жаловаться. Телефон молчал – меня никто не искал, на улице активно темнело. Я облегченно вздохнула, отпидорила разлитую по столу кильку, убрала хлеб в холодильник, не будучи точно уверенной нет ли тут тараканов или мышей. Пошла наливать себе ванну.

Ванна была просто прекрасна. Я имею ввиду саму чашу. Всю ебучую жизнь и до сих пор я тусуюсь в потрескавшейся чугунной советской ванне, лишь в поездках порой отрываясь и радостно прикладываясь всем телом к гладким современным ваннам и целуя их борта, о которые не переломаешь ноги. Вот и та ванна была такой – гладкой, белоснежной, на ощупь легкой. Не знаю, возможно, чугун лучше и надежнее, просто нужно его реставрировать, и я говорю дурацкие вещи. Но... как он меня заебал таким убитым, какой он преследует меня по жизни по всем квартирам. Поэтому я была счастлива и тогда, наглаживая гладкое дно с радостью дурака.

Пока наливалась вода, я порылась на полках, но нашла только смыленный кусочек мыла (сорян), шампунь «Крапива» в упаковке, как зубная паста, и бальзам «Роза» в таком же тюбике. Это меня полностью удовлетворило – лучше, чем ничего, а мои длинные рыжие патлы уже очень требовали помывки. Прикурив в ванной, я с удовольствием отмечала, как моя немалая попа скользит по дну без каких-либо препятствий. Процесс катания жопой туда-обратно так увлек меня, что я, не заметив, подрасплескала воды на пол, а потом, с ужасом ойкнув, быстро кинула на лужу полотенце и попыталась это вытереть, свесившись с края. Тут то в двери и зашуршали ключи. По спине побежали мурашки. От страха мне даже в голову не могло прийти, кто бы это мог быть, и я еще в таком уязвимом положении. А этот кто-то молчал. И я молчала. Я услышала один неуверенный шаг, потом он ступил обратно и, видимо, стал снимать обувь.

Когда Элик спокойно и непринужденно зашел в ванну даже без стука, в своем охуенном прикиде, но только без казаков, я уже сидела в углу вся бледная, пытаясь прикрыть сиськи рукой под водой, хотя идея заведомо провальная.

- Ну что? Уже воду льете на соседей, я надеюсь, - улыбнулся он.

- Ну и напугал же ты.

- А ты думала кто?

- Торговцы людьми, например. Или хозяйка.

- И почем, по-твоему, я тебя продал?

- Ну… не знаю.

- Вообще я мог бы, идея прибыльная.

- Иди к черту, - неуверенно разулыбалась я и плеснула на Элика маленько воды.

- Вот так не делай, пожалуйста, - вдруг злобно сказал он, вытирая ладонью щеку.

- Да я чуть-чуть. Прости.

- Да не в этом дело, не растаю небось. У меня некоторые отклонения, о которых тебе лучше и не узнать никогда. Поэтому просто не трогай меня. Этого достаточно.

- Извини.

- Да ничего. Ну что красавица моя, ты провоняла собою всю квартиру, не успев заехать! – вдруг подобрел Элик и лениво раскинул руки в стороны.

- В смысле? – искренне удивилась я.

- Ты чем-то так тепло пахнешь, что теперь этим пахнет весь дом. Я еще при первой встрече оценил. Какой-то наркотический запах, хочется им дышать.

- Ааа, так это порошок наверное! Я полы просто помыла! – отмахнулась я, пытаясь закинуть ногу за ногу, не зная, как еще по-человечьи скрыть свою пизду. Впервые обрадовалась, что жирная. Но ему, казалось, не было до моих половых признаков никакого дела.

- Нет, не порошок. Но твое трудолюбие я тоже оценил. Даже не стал топтать тебе тут, - приподнял он ногу в черном носке.

Я не знала, что ответить.

- Ладно, намывай давай свои прелести и выходи. Я нахуяриться приехал, мне через пару дней в больничку.

- Я не покупала, денег нет, - наивно ответила я.

- Ты вообще ела?! – вдруг снова пыхнул гневом Элик.

- Да, да. Нормально. Я кильку ела, хлеб.

- Ну дура!

И не успела я спросить, а какого хуя, собственно, как он выбежал и, насколько я услышала, вскоре и из квартиры тоже. Я не могла понять, чем обидела его, поэтому просто принялась лить себе на ладонь зеленоватую жижу с надписью «Крапива» и размазывать по голове. Телефон молчал. Бальзам для волос – сука, одно слово от него только. Сколько не наноси – как воду мажешь. Кстати, с тех пор все банные штуки с надписью «Болгарская роза» или просто «Роза» стреляют мне как пули флешбеками в голову, относя меня в тот самый день и то место. Где мне было тихо и по-хорошему одиноко, хоть и на стреме.

Выйдя из ванной в полотенце и босиком, я почувствовала холодный вечерне-ночной дух, льющийся из балкона. И тишину. Прекрасную тишину. На столе стояли две голубых бутылки 0,7 джина вроде Бомбейского сапфира или типа того. Элика нигде не было. Я села за стол и оценила, насколько у меня поистрепался синий лак на ногтях. «Мда. Это если переехать, то сколько всего брать придется», - задумчиво размышляла я. В этот момент снова зашуршали ключи и в коридор зашел Элик с пакетом в руках. У меня перед ним уже было стойкое чувство вины, не совсем определенного происхождения, поэтому я ссутулила плечи и отвернулась.

- Извини меня, что дурой назвал, - сказал он, спешно снимая казаки.

- Да ничего…

- Я не тебя имел ввиду, а ситуацию. Ты могла бы сказать, что денег на еду нет, тебе нельзя голодать.

- Посмотри на меня, какой голод? - улыбнулась я.

- Не надо этой хуйни. Это я торчу, я худой. Ты и не должна быть, ты красивая. На, - он протянул мне пакет.

Я пожала плечами.

Маслины, лимон, КУРИЦА, грейпфрутовый сок, шоколадка, кофе, молоко, черный перец…

- Молоко, - с улыбкой прижала я к груди красную М-ку.

Элик усмехнулся.

И мы сели пить, смешивая джин с соком и заедая маслинами. Он вообще не клеился ко мне, даже намека на это не было. Это сбивало с толку очень сильно. Не в том смысле, что я охуенная красавица, а в том, что я была в полной растерянности – зачем он все это делает, если ему ничего не надо? Так не бывает. Ни-ху-яшечки не бывает. Но никаких признаков его заинтересованности я не видела. Он хлестал джин как не в себя, раскуривал и только и делал, что философствовал. Мне в том возрасте, конечно, казалось, что он уже староват, поэтому, наверное, мыслит, как Омар Хайям в свои непростительные 40. Я выдавала эмоции, а он в ответ тушил их короткими умными фразами. Я чувствовала себя идиотом, а он был самим собой. Пока вдруг не сказал – я вмажусь?

Да… да. да. Зачем меня спрашивать.

Утром я проснулась с чудовищной головной болью, просто страшнейшей. Все в том же полотенце, но уже на кровати под одеялом. Со стоном векового привидения я побрела на кухню и увидела там Элика, как ни в чем не бывало пьющего растворимый кофеек. «От джина всегда так», - сказал он бегло и прихлебнул из кружки, - «в школу ты, конечно, не поедешь?». «Конечно же нет», - прошептала я. «Тебе в аптеку сходить?», - бодро спросил он. «Откуда у тебя столько сил?», - вяло поразилась я. «Поживи подольше», - двусмысленно ответил Элик и ушел.

Я плеснула кипяток на коричневые гранулы в кружке с убогими цветочками. Распахнула балкон. Проверила телефон – никто не звонил. Ладно. Боль в голове была невыносимой. Я дышала уличный ветер, но и он не мог меня спасти. Минут через 10-15 пришел Элик, кинул мне на стол аспирин, валидол, настойку пиона и две банки пива.

- Ситуация такая. Мне в больничку скоро ложиться. Послезавтра. И ты не приезжай ко мне, мне этого не надо и тебе этого тоже не надо видеть. Это месяца два, я надеюсь. А пока я у тебя тут побуду, и поночую, если можно.

- Ты еще спрашиваешь, - ответила я, раскупоривая банку пива и болезненно щурясь от света.

- Ну так давай пока сготовим тебе что-нибудь. Я, правда так себе повар.

- Я сносный повар, ну… относительно. Но еще сил нет. Ща…подожди.

Элик кинул таблетку в треть стакана воды. Пока аспирин растворялся, он налил четверть пузырька пиона в кружку, предварительно выплеснув в раковину мой кофе под мой немой вопрос, ливанул туда стопку воды. И поставил оба стакана передо мной.

- Пей. Аспирин сначала.

Я выпила. Затем пион. А после он втюхал мне за щеку валидола.

- Вот теперь пей пиво.

Я сделала три глотка и реальность немного пошатнулась и приняла обостренные очертания.

- Видок у тебя, конечно, тот еще, - попытался рассмеяться он.

- Бе-бе-бе, - тихо и угрюмо передразнила я, как вдруг Элик как заорет

- РОТ ЗАКРОЙ БЛЯТЬ!

Я аж подпрыгнула.

- Ты чего кричишь, - у меня с бодуна от испуга моментом выступили слезы.

- Блин, прости. Прости, прости, - Элик сел мне в ноги, - Ну я говорил же, не трогай меня. Извини, извини, - он поцеловал мне коленки.

- Ты может уже скажешь, в чем дело? Я любое могу услышать, меня сложно удивить.

- В твоем то возрасте да сложно удивить, - вдруг порадовался он, - Ничего то ты еще не видела. Настоящего.

- Больше, чем хотелось бы.

- Я курицу покупал. Приготовим? – ловко перевел он тему.

-  Я не могу…

- Ну я начну. А ты подключайся.

И началось.

Довольно болезненно мне было смотреть, как он пытается разделать тушку, кромсая ее абы как. Я подошла, забрала нож и разрезала ее скоренько, как мама учила с ее криками и истерикой. Элик обижался и отсылал меня сидеть и не мешать ему в таком «душевном деле». Пока суть да дело, я пошла скинула полотенце, надела юбку свою с кофтой и вернулась. С колготками только заморачиваться не стала – все равно никуда идти не собиралась. Элик что-то там нашаманил с солью и перцем и стал жарить курицу на сковороде. Я открыла вторую банку, покурила. Он рассказывал глубокомысленные шутки. В целом, он был дичайший философ. Вот облокоти голову на руку и слушай, и слушай. Откуда столько мудрости в нем – не понятно совершенно, но на каждую фразу у него находилась точная цитата или высказывание внезапное, от которого только и остается что молчать, да думать. Да я и до сих пор цитирую его иногда, хуле там. Мужчины, большей частью, лишены этого. Все тешат свои комплексы, как ребятки, забывая о главном.

Когда все начало гореть и вонять, и он никак не мог остановить этого процесса, кроме как снимая сковородку с огня и держа ее навесу, чтобы остудилась, я не выдержала и подошла к нему.

- Дай мне, - я стала вынимать ручку сковородки из его руки, но он почему-то не отпускал ее, а держал крепко.

- Дай, пожалуйста, щас я нормально сделаю. Ебанем чеснока, воды и под крышку, и все будет клево, - повторяла я, пытаясь забрать сковородку.

И тут он ударил меня. В грудь – выше сисек, наотмашь. Ударил, и от удара я отлетела к стене. Он швырнул сковородку хаотично на плиту, так, что из нее вылетел кусок курицы, и отвесил мне звонкую пощечину.

- Ты с кем так разговариваешь, сука, а? – Элик держал меня за горло и рвал юбку наверх.

«Пиздец», - думаю. «Вот и все нахуй, ВИЧ, СПИД, или убьет».

- Не надо, пожалуйста, - я пыталась это сказать, но не уверена, что было слышно. Он рванул мой вырез одним движением, и кофта разошлась пополам до пупка.

И вдруг он…отпустил меня.

- СУКА!!! Сука, я же просил! БЛЯТЬ!!! – завопил он и стал метаться по кухне.

Я сползла по стене на пол и села смотреть, закрыв рот руками, как он долбит ногами кухонные шкафы.

- СУКА!!!

- Прости, Элик. Извини меня, — хрипло говорила я, наконец осознавая в чем был прикол.

И да, я оказалась права. Он поведал мне, точнее, проорал, что женское сопротивление любого толка вызывает в нем агрессивное сексуальное возбуждение. И только так он и может удовлетворяться – когда женщина ему перечит, он возбуждается и насилует ее. И бьет. Сильно бьет. Прям вот совсем сильно. Такая у него сексуальная жизнь. Поэтому его нельзя трогать, нельзя говорить ему поперек – он принимает это как вызов жертвы охотнику.

Курица сгорела.

Но я исправила это насколько могла. Он умолял меня простить его и, конечно, не ел. Он вообще никогда ничего не ел, прям как я сейчас.

Когда его положили в больницу, я пошла в школу, но это всё скучная и другая история. И я зашла домой за таблетками и тетрадями, в шарфике, чтобы не было видно синей шеи после недавнего случая. Мама вцепилась в меня, они вдвоем с бабкой чуть меня не порешили, в ход пошел даже нож. Но я все равно сказала, что уйду. И ушла.

Прошло 2-3 месяца, мать моя, кажется, смирилась, что меня нет и искать меня почти перестала. Удивительно, но у школы она тоже меня не пасла. Хотя я каждый раз была готова уебать от нее куда-нибудь в ближайший лес. Я только и думала, как мой брат и что с ним. Перечитав все, что только можно (из гороскопов), я сильно заскучала в одну из суббот и позвала подружку в гости. Ну как подружку... шаболда обычная, доверия никакого, никакой любви. Она охуела от вида квартиры и спросила, как мне удалось ее заполучить, потому что ее отец пил и тоже бил ее постоянно и ее братьев и маму. Она тоже была глубоко грустная. Но шлюха из простейших. Мы напились вина и вдруг пришел Элик. Просто так, будто и не стоило сообщать – зашел и всё тут. Я жутко обрадовалась и уж было побежала к нему навстречу, но вовремя притормозила. Он оценил мое резкое торможение и одарил меня взглядом глубокой симпатии, аж пробежали мурашки. Я познакомила их. «Настя» - «Элик». Всем очень приятно. Долго мы болтали о том, что с ним там было и как он рехабился. Но вдруг кончилось бухло. Он предложил сходить, я ответила – «Да нет, сидите. Мне все равно душно, прогуляюсь схожу». Я купила 4 бутылки вина и одну распила на лавочке, размышляя о том, что теперь будет, когда он вернулся. Это были довольно тяжелые мысли. Я не любила его, но чувствовала большую благодарность, которая, имхо, почти равна любви. Такое со мной потом было не раз.

А когда я вернулась, Элик сидел на краю кровати и смотрел перед собой. А Настя лежала абсолютно голая с полностью кровавым ртом и, слегка, привстав, попросила воды, отхаркивая кровь. У нее был на удивление спокойный голос.

«Элик», - позвала его я робко и безнадежно, словно вопрошая "что же ты натворил, как мог".

Он только поднял на меня глаза. Я пыталась прочитать в них, бегая взглядом от зрачка к зрачку, пытаясь вымолить хоть какое-то его объяснение. Но он просто смотрел, как собака смотрит на приговоренного человека до того, как скажешь ей «Фас».

Так я и ушла, навсегда. Оставив и учебники, и тетрадки.

Показать полностью
237
Истории из жизни

Про кольцо

Привет, друзья, простите меня за промедление. У меня случилось несколько трагедий, которые можно только пивом запивать и терпеть. Год задался! Несколько человек разом умерли, ушли, обиделись. Две новых могилы, звенящая тишина, и уже ладно бы кто, но даже мама со мной не разговаривает - считает, что мне плевать на ее горе. Сидим вот с моей игрушкой - лисичкой и смотрим друг другу в глаза. Однако, собака лает - карнавал идет (с), поэтому я уселась дописывать рассказ Про Элика, суицид и героин - часть 1. А пока я это делаю, хотела пару слов о том, как на Юле встретились два долбоеба.

На Юле я приторговываю надоевшим мне серебром и не сказать, чтобы я спешила с продажей. Во-первых, это гроши, во-вторых, серебришко никогда не тянет мне карман. Поэтому объявы висят и хуй бы с ними. И пишет мне Ольга по поводу кольца, спрашивает, где можно забрать. Говорю ей свой адрес. Она протестует – «Нет, давайте встретимся в людном месте, например, на площади». Я сопротивляюсь – «Ну что вы, я хиккан, я не пойду в людное место. Вам кольцо нужно – вы и приходите». И тут Ольга внезапно:

- Нет, я боюсь.

- Я живу на первом этаже, могу отдать в окно.

- Да мало ли что там в окне! Давайте на площади, пожалуйста.

- В смысле, а что там в окне? Ольга, я не выстрелю в вас – у меня нет оружия, и ножом тут тем более не дотянуться – 2,5 метра.

- А вдруг в окне будете не вы?

- А кто?

- Ваш муж, например.

- Ну тогда я к вам выйду, вместе на него посмотрим.

- Что?

- Ладно, давайте я просто кину кольцо из окошка на снег, завернув в пакетик. Даже не выгляну – вообще отвернусь.

- Ладно, сейчас подумаю.

*думает полчаса

- Нет. Все-таки я боюсь. Тогда не надо.

- И я боюсь. Тогда не будем.

- Не будем.

Короче мы не пошли, потому что страшно, очень страшно. Жить.

Показать полностью
166

Пара вестей

Привет товарищи. Не рассказ, а чисто чтобы ответить всем сразу на насущное.

1. Продолжение истории  Про Элика, суицид и героин - часть 1 будет завтра-послезавтра.

2.Нет, я не смотрела новый сериал, потому что он не целиком вышел, а я так не люблю. Но прочитала описание на КП и загуглила саундтреки, и если он действительно про жизнь в 80-е годы, то меня тогда, увы, еще не существовало. Стало быть, высказать ценное мнение я не смогу и ждать его от меня не стоит. И ТЕМ НЕ МЕНЕЕ, видя, как пикабуху распидорасило атомным взрывом, а по улицам полились кровавые реки, подозреваю, что фильм хороший. Вызывает, так сказать...эмоцию. По поводу музыки, АИГЕЛ «Пыяла» - отличный OST. Но это, наверное, потому что я АИГЕЛ слушала и задолго до этого. А про Ласковый Май че говорить…мы все его любим и дрочим.

3.Хотелось бы поздравить с днюхой моего любимого @gleksoid. Его видюхи серии «краткие новости Пикабу» с погодой и котиком – это то вечное, что нам низя потерять. Один из немногих, кто тратит уйму времени на уникальный контент и заслуживает большей отдачи. Так что будь человеком, не жадись, и Глексу маненько сахарку отсыпь!

Пара вестей Мысли, Мнение, Рассуждения, Подписчики, Для подписчиков, Поздравление, Художник, Русский той, Сериалы, Хейтеры, Рекомендации, Мат, Длиннопост

4.Если кого-то расхуячивают мои рассказы и/или нюдсы настолько, что у вас случается ступор мозговины, вы можете убираться нахуй от меня – я всё прощу. Особо озлобленной пизде, которая периодически обсерает меня последними словами, советую поуняться и не выводить меня на ответочку, потому что тогда спасти тебя, дура, сможет только сам дьявол. А то нихуясе, какая здоровенная злобная! Эй, мам, иди глянь, какая тут баба злобная! Заебала меня уже.

Пара вестей Мысли, Мнение, Рассуждения, Подписчики, Для подписчиков, Поздравление, Художник, Русский той, Сериалы, Хейтеры, Рекомендации, Мат, Длиннопост

5.Я не поддерживаю всестороннюю защиту Оли, которая "рисует пока рисуется". Да, можете убить меня за это. Мне лично все равно до того, что она делает - тупо не люблю этот стиль. Я с 14 лет фанат "бомжей в тусклом свете фонаря", а точнее, картин Рембрандта. И в моем замке висели бы исключительно подобные вещи. То, что делает Оля - это... нет. Но как бы похуй, я не хейтер и считаю, что она вполне себе отлично хайпит и на картинах, и на котах, и на ноздрях, и все-то хорошо у нее складывается. Не считаю, что мамонты Пикабы должны друг за другом хуярить посты в ее поддержку - не так сильно автор, у которого посты состоят из одной фотографии, даже без названия работы и хоть какого-то объяснения к ней, нуждается в том, чтобы гнать к ней тысячи пожалеек из своей подписоты. Ваше "добро" несоизмеримо ее "травле". Обычно это дает на исходе обратный эффект. Это имхо. Я лично люблю @felicini. И, думаю, ни у кого даже не возникнет вопроса "почему". Советую его, кстати, своим единомышленникам.

6.Вот так воть мы с моим мелким прихвостнем считаем. Всем хорошего вечера :)

Пара вестей Мысли, Мнение, Рассуждения, Подписчики, Для подписчиков, Поздравление, Художник, Русский той, Сериалы, Хейтеры, Рекомендации, Мат, Длиннопост
Показать полностью 3
187
Истории из жизни

Минутка геронтофилии

Простите, товарищи, я знаю, что вы не очень любите мои черновики и зарисовки, а ждете только рассказов. Но... я очень много пишу и выкладывать мои воспоминашки и рассуждения где-то необходимо.

Декабрь подкрался подло и незаметно, неся с собой предновогоднюю тревогу, высокие траты и смертность, салюты на фоне войны. Дыхание черной земли перекрылось снежными покрывалами, как если бы белой простыней до весны консервировали царскую мебель. Ведь хозяин уехал. Снег обнаруживает кровь и говно – прекрасный контрастный фон для человеческого уродства. И вот уже кто-то нассыт на нем «2024», а кто-то уронит в искристую гладь пару человечьих зубов. А в январе наст, люди утонут в проруби во имя господа нашего, а рыбаки отчалят на отколотой льдине в открытые воды, где не ловит сигнал.

Примерно в это время всегда был день рождения прадеда, и все мы собирались в деревне в большой комнате за скрипучим столом, укрытым скатерочкой с золотянкой. Селедка большими кусманами с хребтом, картоха с укропом и чесноком, Докторская, заветренный сыр, торт с кремовыми розами, томатный сок, теплое шампанское, самогонка, сладкая настойка, черный чай из пыли от индийских мешков, пепельница – блюдце. Ужасная жара в натопленном доме, за деревянными окнами – снег, лай собаки. В доме пахло старостью, кисловатой пылью, рассохшимся деревом и каким-то суслом. Дед сидел по центру стола в светлой парадной рубашке и тренировочных, словно сухая мумия. Он нихуя не слышал никаких поздравлений, и бабка орала ему в волосатые уши все то, что говорили гости, а он махал культёй, мол, «я понял-понял». Но это не точно. Желая создать видимость веселья, бабка собирала по деревне знакомых – таких же старых хрычей, ну, может чуть помоложе, конечно, и они шли охотно подвыпить да подзакусить. Подарков из них никто не дарил. Я давно перестала считать, сколько прадеду лет – в моих мыслях его возраст давно перешел все пределы. Всю движ, пиздабольство и тосты, в основном, создавали внуки - моя мама, тетя и дядя. Мы же, правнуки, сидели довольно уныло, особенно брат, так как он младше. Он мучительно вздыхал от скуки, но нужно было высидеть хотя бы час. Я глодала селедочные кирпичи, запивая их настойкой, и молча слушала окружающих.

Тогда пришло целых два старика и две старухи. Одна старуха, сразу видно по макияжу, скандальная, вторая – мумифицирована на манер прадеда. А старички еще ниче, поживее, если так можно выразиться. Котел топил нещадно, от настойки и водки все раскраснелись и разжарились, от пьянства голосили все громче, начали спорить. Дедки не отставали в создании шумихи, начали вспоминать соседей, армию, мертвых жен, первые автомобили и как фундамент закладывали, хвастать шахматным и плотницким мастерством, сравнивать закрутки соседских бабок и как они менялись с десятилетиями. Тем не менее, разница поколений была колоссальной, и этот рейв на костях грозился быть томным, если бы вдруг один из старых хрычей не снял с себя рубашку под предлогом невыносимой жары. Я сразу оживилась.

«Интересно, у него седые мудя?», - мечтательно думала я, покуривая и положив подбородок на руку. Грудь его была покрыта старческой «гречкой», как и руки местами.  Шею, как воротник, опоясывали участки кожи багрово-коричневатого оттенка. Волос на груди и животе было совсем не много, седые большей частью. Несмотря на плотное телосложение и живот, хоть и не очень огромный, мясо на скелете держалось не накрепко. Седой, на лицо лет 120, конечно, но активное, с мимикой, улыбками, не мутными глазами. Голос громкий, слух еще есть, руки крупные, плечи, на удивление, еще не скатились вниз.  «Видимо ему лет 70 с чем-то», - решила я.

А какая, собственно разница? Ну вот он постарел, да, как и ты постареешь, но это не значит, что у тебя состарится душа. Наверняка и у него не состарилась, наверняка, он думает, что он все еще тот, лет сорока – со своими амбициями, со своими мечтами, достижениями, любовями, чувствами, ненавистями и переживаниями. Ну кожа…да, пигментация, птоз, меланин съебался – весь седой. Не все ли равно? Какая разница как выглядит упаковка цветов, если в ней цветы. Ты только задуууумайся, дура, сколько же лет он прожил и сколько он видел, что он может тебе рассказать. Охуеть! Ты бы могла узнать целую новую жизнь, огроменную, столько новых знаний! Он все расскажет, как есть, ты прикинь, при какой только власти он ни жил, каких только царей не видел, каких только баб не ебал, сколько книг прочитал! Тебе, тупице, он влил бы в голову еще один огромный мир в дополнение к твоей беспросветной тревоге и тупости! Лежи рядом с ним да слушай только! Вот бы поебаться с таким мозгом, пиздос! Это наверняка лучше, чем любое другое! Мамочки!

«Аконит, что с тобой?» - толкнул меня брат, - «У тебя щас пальцы сгорят, потуши сигарету».

«Подожди», - раздраженно отмахнулась я, продолжая вглядываться в старика.

Да. Я бы стала сажать ему огороды. Готовить, стирать. Научилась бы закрывать заготовки. Я бы спала с ним столько, сколько он хочет, лишь бы он выложил всё от и до, всё как было эти 70 лет. Рассказал, как жили в те годы, как учились, что он любил, что с ним случалось. Ты только посмотри – да он же 180 см, серые глаза! Если он щас такой, то какой он был? Высокий, красивый, здоровенный, носился как лось, дом строил, бабе своей детей заделывал. Что мешает тебе видеть его настоящим? Изношенная оболочка? Да хуй с ней! Он такой и есть, как был, темноволосый, высокий и классный, просто почему-то никто не видит этого, они слепые. Но он то об этом знает – он так себя и ощущает. И ты теперь знаешь. Вы друг другу нужны. Сосать ему хуй – это как впитывать настоящую, сырую мудрость, концентрат целой жизни - чем больше, тем лучше! Господи, кого ты всю жизнь выбирала, идиотина. Аааа, как же это возбуждает – ебаться с мозгами и с опытом, наххххуй нужно это тело.

«Аконит! Настойку то передай, ты че ничего не слышишь, прошу третий раз!», - тянула руку мама с выпученными от претензии глазами. «Как она кстати, очень сладкая?».

«Отличная настойка», - ответила я, передавая бутылку и пытаясь угомонить сердце, которое расстучалось как не в себя.

А на кой хуй ты ему сдалась, дорогуша? Ну он то тебе понятно, а ты ему? У него устаканенный быт, наверняка женушка добрая, внучки приезжают или даже ПРАВНУКИ. Что они о тебе подумают? Что ты мелкая мерзавка, которая хочет заполучить его наследство вместо них? Да они же отпиздят тебя или отравят. – Я им сразу скажу, что мне ничего не надо. Я подпишу какие-нибудь бумаги. – Да кто тебе поверит?! А жене ты что скажешь? – А вдруг у него нет жены? – А если есть? – Совру что-нибудь. – Что? – Ну…скажу, что я правнучка соседская, просто хочу помочь там с грядками или уборкой на добрых началах, а сама к нему подкачу постепенно и все станет хорошо. – Что ты дашь конкретно ему, какая от тебя польза? – Всё, что захочет – то и дам. – Ты наивно полагаешь, что у него член стоит, да? – Не знаю, не это главное… - Пизди-пизди, "не главное". - Да не главное!

Ооооо.

«Пойду на улицу покурю. Жарко», - отпросилась я, быстро вышла на крыльцо и облокотилась на перила.

«Однаааако», - вслух протянула я, выдыхая пар и прикладывая к щекам снежок, - «Знала, что ты пизданутая, но чтоб настолько».

Тебе нельзя пить крепкие напитки, говорено же уже. Обдолбалась рябиновки и влюбилась в старчелу, не сходя с места! Хааа!

«Да пошло всё нахуй», - громко сказала я и закрыла лицо руками. «Просто надо подрочить в туалете и все пройдет», - домыслила я.

«С кем ты разговариваешь?», - мама вышла на улицу.

«Сама с собой».

«Ку-ку что ли?».

Я пожала плечами - "определенно".

UPD: подрочила-подрочила. помогло.

Показать полностью
448

Про поросенка Павлика и соседа Ваню

Привет, товарищи. Сегодня воскресенье, поэтому для всех господ, утомленных Нарзаном, будет пара простых и ваще незамысловатых зарисовок.

Деревня в детстве была для меня настоящей отдушиной, несмотря на то, с каким жестоким прадедом мне приходилось там сосуществовать. Но, видимо, мой детский разум считал медлительного, но злобного ветерана меньшей проблемой, чем мою городскую бабку- садистку. От него же можно было убежать, если успеешь, можно было пытаться не попадаться ему на глаза, на крайняк спрятаться. В остальное же время я чувствовала себя весьма вольно и всё-то было мне интересно.

Городская бабка редко приезжала в деревню – в основном, только на опорос и скалывание зубов новым поросятам. Я очень любила это зрелище.  Они с дедом притаскивали поросят на террасу, и бабка садилась за стол с видом нациста. У нее и без того невыносимо тяжелый и проникновенный взгляд, худое тело и губы ниточками, а тут, когда такое важное дело, ей не хватало только формы 3го рейха. Толстенький дед (ее муж) с добрым видом сидел у нее в ногах, сжимая инструмент для сколки зубов, и ждал ее вердикта. Он подавал бабушке поросенка, и она внимательно и строго смотрела в его наивное поросячье лицо, сощуривая свой один коричневый и второй зеленый глаз, затем поворачивала его к себе жопой, пару раз щелкала по хвосту пальцами с малиновым маникюром и смертоносным голосом выносила вердикт. Вердикта было всего три: «нормальный», «сойдет» и «замудонец». Замудонец – как вы понимаете, конченный вариант, от которого толку не будет. Отчасти, актуально это и для людей. Никто не знает до сих пор, какие критерии отделяли нормального поросенка от замудонца, но, действительно, вырастая, свиньи начинали олицетворять бабушкины прогнозы. После она передавала поросенка деду, он с хрустом скалывал ему зубы и протягивал обратно ей, и она, зажав несчастного подмышкой, проводила ему по спине ватой с зеленкой, чтобы пометить, что он готовенький. И отправляла в ящик.

Замудонцы рождались редко, однако одному из них удалось проявить себя героически – его звали Павлик. С самого своего рождения, после бабушкиного вердикта «замудонец», внимания к нему было мало. Все понимали, что это будет квелый, небольшой и скучный свин, кормежка которого обойдется дороже, чем продажа его утлых бочков на мясо. Тем не менее, Павлик был веселым и скакал игриво боком, как кошка, а его подвисшие ушки забавно прихлопывали его по лбу. Подростком Павлик вдруг начал нетипично обрастать волосами, словно дикий кабан. В то время как у всех свиней была стандартная редкая белесая щетина, этот зарос какими-то сероватыми длинными волосами весьма плотно. Но, как и ожидалось, он был самым мелким и жиреть по нормальному отказывался. Бабушка с большой претензией поджимала губы, глядя на веселого лохматого Павлика в окно, и скептически цокала языком - «ну что за хуй недоделанный».

За пару лет до этих событий на участок из местной колонии был взят очередной щенок – Карай. Карай с самого начала был злобный и не ручной, таким и остался. Однако же, кому-то пришло в голову поселить его в вольер, который от курятника отделяла лишь сетка. Карай вырос в весьма крупную собаку – помесь дворняги с кем-то значительным, и куры, бродящие прямо перед ним за сеточкой, раздражали его невероятно сильно. Они, в количестве 30 штук, кукарекали, курлыкали, рылись и мельтешили, не давая Караю обрести душевный покой. Он пробовал перепрыгнуть сетку, повалить сетку, бесконечно лаял на них с пеной у рта. Не очень понятно, чем они ему так досадили, потому что у других собак такой реакции на кур не наблюдалось. Возможно, он просто был слишком злой сам по себе. И тогда он начал рыть подкоп, причем на стыке сетки с забором, где сразу и не увидишь.

И вот, в прекрасный солнечный денек участок наполнился истошными куриными криками. Я в тот момент была на чердаке над курятником, куда мне залезать, конечно же, было нельзя, и собирала бабочек в банку. Услышав этот переполох, я выглянула и обомлела – летом шёл снег. Из белых перьев с кровью. Я начала спускаться, но лестница была очень длинная из какой-то арматуры – можно было упасть с высоты второго этажа легко, поэтому сильно спешить я не могла. Спрыгнув наконец, я помчала на другую сторону участка, где дед с бабкой возились со свиньями. Услышав мои детские вопли «Там Карай кур убивает!!!», взрослые ломанулись наперерез всем картофельным посевам, даже не закрыв дверь в свинарник. Но всех их обогнал … Павлик. Павлик летел на своих копытцах кабанчиком, перемахивая сразу через несколько картофельных борозд с видом лихим и отчаянным. Я сперва подумала, что он просто рад свободе и несется чисто на счастливых началах. Но нет. Он, добежав до дверей куриного загона, стал визжать и таранить дверь со страшной силой. Все это выглядело удивительно, но взрослым было не до него. Дед открыл дверь и Павлик внесся туда пулей и подкинул Карая рылом ТАК, что пес взлетел в воздух. Картина, честно говоря, была просто ужасная – на земле валялись трупы кур, вокруг были перья и кровь, а у Карая были осоловелые глаза и полностью кровавая морда. Увидев это, дед с бабкой заходить не стали и испуганно прикрыли дверку. Павлик же хуярил Карая рылом, таранил и кусал. Видимо опешив от такого расклада и не понимая, что это за бешеное создание, Карай охуел и сдал назад в поисках выхода. Но Павлика уже было не остановить, он, повизгивая, пинал его пятаком под самую жопу для скорости. В итоге, Карай испуганно ушел через свой же подкоп.

Что это было и почему – никто так и не понял. Павлик – обычная себе свинья. Какое ему дело до кур и собак, и как вообще он смог понять, что что-то происходит – непонятно. Но факт остается фактом – вчерашний замудонец проявил себя героически, за что получил вкуснях даже от бабки, у которой в миру наглухо отсутствуют благодарность и сострадание. Я же получила пизды за то, что слишком долго спускалась и слишком долго бежала, поэтому ущерб курятнику оказался колоссальным – сдохла половина кур, они просто были задушены-перекушены. Кого волнует судьба Павлика, как личности, скажу, что его таки продали в ресторан (вместе с остальными) в виде фасованного мяса, несмотря на его физическую недоразвитость. Жаль его, классный был.

Говоря о курах, нельзя не вспомнить прадеда – ветерана, который отличался жестокостью, особенно к животным, но и к людям тоже. Я уже неоднократно писала про его медленные садистичные утопления котят, щенят, птиц, избиение собак и прочее. Но и кур, как особо слабых созданий, он не обходил стороной. Во-первых, он никогда не отрубал, а всегда сворачивал им головы. И в принципе ему нравилось видеть, как я за этим наблюдаю с той самой злосчастной длинной лестницы. Я все думала – удивительно, ведь у него, считай, нет одной кисти руки, а как ловко он их приканчивает. Он зажимал курицу одной рукой, а второй сначала гладил, а потом лихо сворачивал ей шею одним движением, явственно испытывая положительные эмоции. Когда прабабка говорила «что-то мало стали нестись, непонятно куда яйца подевались», он шел потихонечку в курятник, отлавливал там кур одну за другой и засовывал им в жопу чуть ли не целую ладонь, копошился там, а потом говорил в пустоту «с яйцом» или «без яйца». Не очень понятна проверка такого рода, потому что ощупанные куры выпускались к не ощупанным и смешивались с ними, и мне казалось, что одну и ту же курицу так можно было проверять по несколько раз, и какие знания это давало – непонятно. Иногда курица вдруг решала стать наседкой – сесть на яйца и более не вставать с них. Это курье решение всегда было внезапным и непредсказуемым, и очень раздражало прадеда. Тогда он брал эту самовольную мамашу несмотря на то, что она клевалась и сопротивлялась, и нес ее к баку с ледяной водой. Там он погружал наседку жопой в воду до половины туловища и так держал по 5 минут, потом доставал ненадолго и погружал вновь. Манипуляции занимали минут 30-40. Затем он выпускал ее и смотрел, усядется ли она на яйца вновь, если да, то снова в бак. Не знаю, распространенный ли этот метод или самопальный, но выглядело чутка странновато.

Жизнь моя в деревне была увлекательна и разнообразна. Я всегда была одиночкой, друзей было хуй да нихуя. Ване - соседу через забор - мама запрещала общаться со мной, потому что он был богатый, а я нет. Запрещала она ему и выходить из дома, пока мать и отец на работе до 6-7 вечера. По пятницам-субботам его родители выходили в сад, включали Френка Синатру на полную громкость и устраивали барбекю. Мать сидела рядом с Ванечкой в креслах, и у него было лицо несчастного мудака, потому что гулять он мог только так, да и музыка говно. Я наблюдала за ними из моей кельи – так прабабка называла узкий коридорчик между стеной сарая и соседским забором, шириной 50 см и длиной метра 4. Я заботливо вытоптала в этом клаустрофобном закутке всю крапиву, притащила камень, чтобы сидеть, и все свои любимые приблуды - банки с улитками, бабочками, кузнечиками и божьими коровками, всякие камушки, стекла, травинки-былинки и куклы из одуванчиков. Когда богатое семейство выходило во двор и включало Синатру, я примыкала лицом к забору – там были щели между досками сантиметра по два. И смотрела как Ваня страдает. Ванек знал, что я там, и делал страшные глаза, чтобы я ушла, но я не уходила. Он хотел общаться со мной и стремился к этому. Для этого он даже нарушал закон и выходил иногда из дома днем, хотя было запрещено. Мы шептались через щели в заборе. Ваня говорил, что я красивая и похожа на благородную львицу из-за крупного ебальника. А я говорила, что не знаю на кого он похож, вроде обычный мальчик. Я была артистичной натурой, несмотря на глубокие душевные раны, и иногда красила себе губы и щеки то ягодами, то овощами, мастерила себе цветочные венки и шапки из лопухов, и сидела так, делая вид что я так выгляжу всегда, чтобы Ваня посмотрел и охуел от того, насколько я прекрасна. И он велся на мои странные образы, а позже показал мне хуй, который был похож по форме на куколку бабочки Attacus atlas, но только светлую. Это не впечатлило меня. Он просил меня показать ему сиськи, но их тогда почти не было, поэтому я сказала, что нужно подождать. Хотя сейчас я вижу порой в авторской клубнике такие сиськи, как были у меня-ребенка. Это я к тому, что можно было и показать в принципе и не ломаться – возможно, Ване бы понравилось. А потом его родители стали подозревать, что ублюдок выходит из дома пока их нет, и отпиздили его, и он игнорил меня, даже не отвечал, когда я звала его, стоя прямо рядом с ним, у забора. Недели через две он сдался и снова стал болтать со мной и цепляться пальчиками через заборную дырку. Тогда они поставили какие-то невероятные замки, и он практически перестал появляться. Однажды он даже пытался сделать копию ключа – вырезать из какой-то железки, но ничего не вышло. Так мы и общались от случая к случаю, когда ему удавалось украсть ключи у одного из родителей или кто-то забывал запирать дверь.

Один раз случилось вообще не слыханное событие, которое перевернуло все и всех – и меня, и Ваню. Нам было уже лет по 10-11 и его родители, уж не знаю по какому поводу, но внезапно обожрались на барбекю в такую говнину, что мать отрубилась в сон, а отец пошел в разнос – позвал каких-то друзей-мужиков, открыл калитку нараспашку, Ваню посадил за руль своей машины и забыл о нем с концами, уйдя бухать вглубь участка. Это был субботний вечер. Я сорвала красный мак, легла на деревянное крыльцо и положила его себе в рот, скрестив на груди руки и закрыв глаза. Я представляла, что я Салли из «Кошмара перед рождеством» и лежу такая вся загробная, а вместо рта у меня красный цветок мака. Мешал только ор Френка Синатры, хотя на фоне моего трупа...что-то в этом даже было. И вдруг я услышала, как Ваня зовет меня у моей собственной калитки. Изумлению моему не было предела, ведь я полагала, что он как обычно сидит в креслах с мамочкой. Я резко села и выплюнула цветок - «Ваня?!». «Скорей иди сюда, че покажу», - начал тараторить он. Я вышла, и он открыл передо мной дверь папиной машины, которая была заведена. Я плюхнулось рядом с водительским сиденьем и стала разглядывать все это добро. Ваня понтовался как мог – что-то нажимал и дергал с ухмылкой, говорил, что папа обещал ему ее подарить, а потом полез целоваться, положив мне руку на разодранные и подсохшие коленки – а они такими были у меня всегда.

Целоваться никто не умел, но пиздеть не буду – факт машины и запах духов внутри произвели на меня большое впечатление и я, конечно, сразу поверила, что она без пяти минут Ванина. Поэтому потянулась его целовать охотно, словно прирожденная блядища. Мы что-то там повошкались бестолково, и я заскучала. Ваню никто не искал, как ни странно, и тогда я предложила ему показать поле в конце улицы. Тогда я с удивлением поняла, что, проживая тут всю свою жизнь, он вообще не знает где тут что, ничего не видел и более того – боится отойти куда-либо от своей калитки. Я же несмотря на то, что меня постоянно пиздили, если не могли дозваться, нередко убегала через поле к пролеску, там были старые рельсы и ЛЭП, а с другой стороны кладбище. Мой взгляд был любопытен и зорок – я очень любила растения и насекомых, поэтому поле, хоть и не было очень уж большим, но открывало для меня потрясающие возможности чего-то нарвать, найти и кого-то изловить себе в банки. И это я уже не говорю о кладбище, где я нашла себе настоящих друзей. Словом, Ваню пришлось буквально тащить за руки силой – он страшно боялся отойти от дома на 200 метров, но все же решился. Мы прихватили из машины сигарету и зажигалку. Я вела его за руку и говорила, где нужно перепрыгнуть канаву в густой траве, где обойти ручеек – все эти сюрпризы ландшафта я уже давно ощутила ценой собственной крови. Ваня озирался испуганно – всё ждал, что нам в след раздастся голос его матери или отца, и тогда они его точно убьют. Он спрашивал – вернемся ли мы, точно ли я знаю дорогу? Я говорила, чтобы он перестал трусить, ведь мы уже почти пришли и поздно сожалеть.

Сбоку поля стояло огромное, старое, толстенное дерево, а рядом с ним была большая канава с проточной водой, дно которой было полностью покрыто спирогирой или типа того. Мы сели у дерева, спиной к стволу, и стали глазеть на поле, в конце которого лес потихоньку заливался лучами заката. «И что ты тут обычно делаешь?», - спросил Ваня. «Да по-разному. Мелиссу вот, например, собираю». Я встала, сделала десяток шагов и принесла ему пару верхушек мелиссы, взяла его руку, потерла листьями тыльную сторону ладони, и, сказав, «Нюхай. Лимоном пахнет», отправила остатки листов себе в рот. «Ого», - сказал Ваня, принюхавшись. Ваня решил прикурить сигарету и ему это на удивление удалось. Вот только вдохнуть никто не мог, мы кашляли и плевались, но все же из нее получился отличный антураж – если просто держать сигарету между пальцев, то ты выглядишь как взрослый, причем крутой взрослый, а не какой-то замудонец. «Иди сюда», - сказала я, и села на колени у канавы. Ваня сел рядом, глядя на бесчисленные нити водорослей под протоком воды. Я резким движением черпанула из-под самой донной травы и в моих руках начали буянить жирненькие головастики. «Класс, да? Они всегда здесь в это время», - радостно сказала я и протянула ладони Ване. Он отшатнулся и округлил глаза «Фу! Что это?!». Я посмотрела на него как на отсталого. Уж не знать этих склизких добряков – ну это ебанина. Но пришлось рассказывать, и даже объяснять, что у них еще и задние лапы бывают, и выловить такого – особо козырно. Но он не поверил, что такое возможно. А зря. Потом я научила его делать венки, но про кукол из одуванчиков и палок говорить не стала – я хотела, чтобы они были только у меня. Потом мы мочили ноги в той же канаве и играли в игру на терпение. Нужно было лечь на землю, оголить живот и твой товарищ ставил на него мокрую холодную ступню. Нужно было не заорать. У кого меньше эмоций – тот выиграл. А потом я набрала лесной герани и, ослюнявив ее лепестки, сделала нам маникюр. Суть да дело, Ваня забыл обо всем, и когда мы шли домой он молчал загадочно. Ему не вставили пиздов в тот день, никто так и не заметил, что его нет – все упились вусмерть. Жаль, но такого больше не повторялось, а ведь я показала ему так мало. Для меня, у которой не было друзей в деревне, это тоже стало знаковым событием – вот так вот пообщаться близко и только вдвоем, причем о том, что мне интересно. Даже если бы меня ждала очередная лекция с ударами в спину за 2-часовое отсутствие, и даже если бы я знала об этом, еще никуда не сбежав, я бы сбежала с Ваньком все равно.  Пиздюли пиздюлями, а интерес дорогого стоит. К слову, у меня действительно не получалось завидовать Ване, хотя у него было все – приставка, игрушки, хорошая одежда и шоколад. Волю не купить за деньги, при этом она – самое дорогое, что возможно.  В любом возрасте и всегда.

В каких-нибудь следующих частях расскажу еще историй из деревни, в том числе и как мы с Ваней поебались на том поле, когда подросли (напомните плиз, я не рассказывала об этом? а то столько историй, что я уже хер его знает) и как дед разрушил мою келью, и как умер дядя Митя и сын дяди Славы. Всякое было.

Всем спасибо, кто осилил :) А щас у меня уже отвалились лапы))

Показать полностью
1035

О тете Вале и дяде Блендаметле

Привет, товарищи.

У Виталика – второго мужа моей мамы - были исключительно выразительные родители. Валя и Женя.  Они оба были хронические водочные алкоголики, которые пьют каждый день и прячут заначки друг от друга во всякие невероятные места. И если Женя шел по классике, выбирая для нычки бачки унитазов и антресоли, то Валя шла дальше и переливала горькую во флаконы от шампуней и бутылки от уксуса. Валя была женщина невероятной моральной силы. Это вам не та алкоголичка с раздутой губой и фингалом, которая плачет за липким столом о неудавшейся жизни. Неееет, хуй там плавал! Сухопарая, жилистая, она смотрела на эту жизнь взглядом Горгоны, постоянно находясь на взводе и готовая кинуться рысью на любого неугодного ей и, не раздумывая, выцарапать ему его наглые зенки.  Худая снаружи, внутри она была настоящий Дюк Нюкем – силы в ее злости было столько, что все охуевали и охуевают до сих пор. Она вынимала из грязи наполненные дровами телеги. Одна, одним рывком. Вырубить ее ударом бутылки в висок не представлялось возможным. Если она злилась, а злилась она почти всегда, то агрессия наполняла ее кровь и мышцы столь плотно, что Валя практически начинала метать молнии и вообще отменять законы физики. Это отражалось и на ее лице. На большую часть населения, особенно мужского, она смотрела с возмущенно вскинутой бровью – ниточкой надменным взором, нервно водя желваками и губами. Взгляд ее был настолько пронзительный и обнажающий готовность прямо сейчас уебать тебе по морде, что говорить с ней было тяжело и страшно – мужчины закашливались и сипли. Но, все-таки будучи женщиной, хоть и истеричной до крайности, бывали у нее и моменты слабости, когда она могла очень патетически произносить какие-то мудрые речи, а потом вдруг прослезиться на минутку-другую. Но это редко. Она работала в городской службе по уничтожению тараканов в жилых домах. Маска скрывала ее крепкий алкогольный духан, а желание убивать позволяло изничтожать насекомых столь тщательно, что после ее обработки не оставалось ни одного усатого калеки.

Женя, как и подобает всякому мужу подобных жен-громовержцев, был унылым говном. Высокий, худой, кучерявый, он не работал, а все больше философствовал за покошенным кухонным столиком, с утра до ночи потихонечку смакуя свои чекушечки. Говорил он медленно, короткими емкими фразами. Выразительной чертой была его манера сидеть, сплетя ноги. Он не просто клал ногу на ногу, а переплетал их в несколько витков, словно плетение каната, пока уже последний палец не зацепится за соседнюю щиколотку. В связи с этим, в нашей семье ему была дана кличка «плинтонос». Была у него и вторая кличка – Блендаметл. Это случилось, когда один наш дальний родственник, сидя в тюрьме, прислал письмо с просьбой о посылке, где написал «купите мне пюре Анкл Бэнс и зубную пасту Блендаметл Комплит». Все настолько угорели с русской фразы «Блендаметл Комплит», что мгновенно привязали ее к дяде Жене, который по пьяни ворочал языком медленно и с трудом, сглаживая слова, — вот как есть Блендаметл.

Когда моя мама во всех своих блядских одежах и с сильным характером явилась в эту семейку, тете Вале она сразу понравилась. Рыбак рыбака. Ну как понравилась… у Вали были такие скачки настроения, что она называла маму то «девочкой моей любимой», то «подколодной гадюкой». Но в целом, относилась благосклонно, да и мама была слишком молода, чтобы противопоставить Вале что-то существенное.

У хронических алкашей большие проблемы со сном, а в случае с Валей, которую к тому же подстегивало внутреннее пламя ярости и тревоги, сна почти не было совсем. Так, урывками. Плинтонос тоже чаще кимарил на кухне, решая не тратить силы на походы в кровать. Утро обоих начиналось с глотка водочки из заначек, и каждый из них полагал, что второй не знает, где припрятано. Они постоянно ругались, ближе к вечеру доходя уже до предела. Каждый говорил, что ненавидит другого всей душой. Но их сплачивал алкоголизм – совместный поиск водки при недостатке денег. Вдвоем переживать всё это проще, да и собеседник какой-никакой.

Меня маленькую часто оставляли с ними, когда мама с Виталиком ходили по своим ресторанам и концертам. Помню, зашла на кухню попить воды, а там типичная картина – разорванная скатерочка, килька, водка, Блендаметл на стуле сидит с закрученными ногами и опущенным на грудь подбородком – спит. Валя облокотила голову на руку и плачет, пристально глядя на мужа пьяными глазами. «Девочка моя любимая», - обратилась она ко мне пьяным голосом, - «никогда…никогда не женись на этих вшивых мразях. Горе! Горе!!! Сплошное.. помяни мое слово!». «Хорошо», - говорю я, а сама думаю, что все еще вроде мирно идет. И слава богу. Но тут дядя Женя что-то замычал себе под нос и стал медленно просыпаться. «Не порть ребенка, Валюнь», - начал было он, но тут же был схвачен за грудки и приподнят над столом крепкой рукой. Я выскочила из кухни, потому что она была исключительно маленькая и в случае драки меня могли там запросто зашибить. Скандал длился минут 20-30 и это не пугало меня – дело обычное, поэтому я даже не побоялась прошмыгнуть в туалет, но выходя увидела охуенную картину. Кто помнит большие старые квадратные табуретки из массива, тот понимает сколько они весят. Валя держала такую табуретку над головой одной лишь рукой, как пушинку, и грозно ею потряхивала. А потом уебала ею так, что у дяди Жени повылетали из носа полипы, он отлетел и вырубился. Я зашептала «Теть Валь, вы же его убили...». «ДА И ХУЙ С НИМ!», - крикнула она и зачем-то начала спокойно мыть руки, - «никакого толку от него. Ни ласки, ни тоски», - по-мудрецки подытожила Валя и закрыла кран.

Один раз Валю вез домой дальнобойщик, к которому она примазалась, когда случайно зависла в соседнем городе с алкашами. Предварительно она позвонила Блендаметлу, чтобы сказать, что едет домой и везет пузырь. Плинтонос в радостном предвкушении вышел на балкон покурить, поджидая жену к примерному времени. Он поглядывал вниз, облокотясь на перила, и привычно сплетя свои ножки в канат. Во двор въехала фура, из которой долго никто не выходил. Денег у Вали конечно же не было, о чем она и заявила водителю, а он резонно предложил хотя бы тогда ему отсосать. Эта просьба сильно задела Валино самолюбие, хотя блядануть она всегда была не прочь, но лишь когда хотела сама, а не когда ее принуждали.  «Что ж, давай», - хитро ответила она. Но стоило дальнобою обнажить свой хуечишко, как она схватилась за него и кааак дернет своей этой богатырской силищей! Вечерний провинциальный дворик наполнился протяжным басистым криком. Блендаметл на балконе почему-то присел, чтобы спрятаться. Опадали последние листья. «Иди тете Вале дверь открой», - сказал он мне.

В продолжение темы о не дюжей Валиной силе вспоминается фильдеперсовый шарф Виталика. Виталик всегда ходил по моде, к тому же поддерживал марку директора ресторана, и я часто видела его в охуенно красивом черном клифте и с этим шарфом, тонким, мягким и просто прекрасным. Уж не знаю из чего он был, но вещь дорогая и импортная. Поэтому, когда встал вопрос о том, как бы его постирать, не испортив, моя мама ходила туда-сюда в раздумьях, и все вертела его в руках. «Что ты мелькаешь?», - довольно быстро раздражилась датая тетя Валя. «Да вот…шарф», - растерянно показала мама. «А. Давай сюда», - Валя вырвала шарф и уверенно пошла в ванну, где набрала в таз водички. Она застирывала его и полоскала, заставляя «неумех» стоять в дверях и учиться, как надо. Постепенно полоскательные движения и туповатые лица наблюдателей стали наращивать в тете Вале агрессию. Я прямо видела, как она водит этим прекрасным шарфом в воде всё более и более яростно. В конце Валя кульминационно вытащила его из воды и со словами «и выжимаешь хорошенечко! Вот так! Вот так!» стала раздраженно скручивать из него плотный жгут. Даже мне показалось, что шарф подозрительно продолжает проворачиваться в ее руках, хотя уже не должен бы. Но она знай твердила «Сейчас совсем сухой будет!». Наконец, ослабив хватку, она что есть силы встряхнула модную вещь и перед нами предстало лишь полотно отдельных нитей. «Ну вот и всё», - грустно сказала мама. Но Валя никогда не теряла лица, поэтому, помахивая клубком влажных ниток, сказала с надменным лицом «И вот так всегда, дорогие мои. Хочешь как лучше, а получается – вот!». Кинула остатки шарфа в таз и вышла горделиво, словно урок в том и заключался.

А потом купили новый холодильник - старый нужно было перенести на балкон, а новый занести на кухню. Блендаметл позвал соседа в помощь, а Валя сидела попивала и мрачно поглядывала на потуги этих придурков, что ходили вокруг да около, пытаясь что-то подпихнуть и как-то что-то подложить и подвинуть. Справедливости ради, она продержалась долго – старый они таки смогли унести. Но когда пришел черед нового, который был выше и больше, она постепенно начала приходить в ярость. «Всё бля! Не подошел размерчик! Не встает!», - раздосадовано сказал дядя Женя. Холодильник действительно был значительно шире, чем ниша между кухонными шкафами, куда он должен был встать. «А у тебя вообще никогда ничего не встает, сука!», - внезапно заорала тетя Валя, перемахнула через стол и, охватив холодильник щуплыми руками, сделала грозное «ЫТЬ!». По кухне со всех сторон раздались какие-то разрозненные звуки. Не удивлюсь, если раздвинулись стены. Холодильник вошел в нишу как влитой. «Тварь бесполезная», - рыкнула она в лицо дяде Жене и ушла надевать сапоги, чтобы отправиться в магазин за добавкой. «Помяни мое слово, девочка. Все подохнут, а эта мразь жить будет», - сказал мне Блендаметл.

Всем спасибо, кто осилил, и за поддержку рублем тооже :*

Показать полностью
70

На туалетную тему (не люблю, но приходится)

А знали ли вы что: некоторые мужчины прикладывают к своей жопе вакуумную помпу, высасывают оттуда кишку, и, жутковато потрясывая этим куском мяса, приманивают других самцов (или доминирующих женщин)? Эта забава называется gay anal prolapse и другими схожими названиями.

Привет, товарищи. Я, конечно, очень извиняюсь, что вбрасываю буквально пару абзацев вместо цельного рассказа, как обычно, но просто вспомнилось (рассказ про то, как Юльку газель таджиков выебла написан лишь вступлением и заброшен в расстройстве).

Вот автор поста говорит Бабушка, я обоср*лся, что он в детстве обосрался. Но разве же это причины унывать? Ничего не может стать причиной для уныния, и это доказал однажды судья одного из наших столичных судов, назовем его Николай Васильевич.

В то время судьи с помощниками и секретутками пили часто и много, порой оставаясь ночевать в суде ввиду пьяного угара, а порой, не дожидаясь вечера, посасывали крепкое меж рассмотрением дел. В тот день Николай Васильевич тоже рано начал и, как ни старался закусывать полукопченной и салатом из супермаркета, заботливо купленными судейскому коллективу местными солдатиками, наклюкался все равно. Весь движ происходил в канцелярии – там все совместно выпивали, флиртовали и расходились по делам, надеясь скоро встретиться вновь. Спустя несколько часов майонезный салат и водка сильно попросились у Николая Васильевича с того конца, и он отправился по большой нужде в туалет. И всё бы ничего, но злую шутку сыграла судейская мантия, на которую он, во-первых, насрал, а во-вторых, заправил ее в брюки одним концом и пошел спешно по узкому коридору, наполненному участниками административных дел.

И нет бы прикрыть позор начальства, дык пьяная дура помощница возьми, да и закричи ему вслед – «Николай Васильевич, куда?! Стойте же, у вас вся мантия в говне!!!». «В говне – не в говне», - раздраженно ответил остановившийся Николай Васильевич, одернув подол, - «Вы что себе позволяете, вы что наделали?!». Девушка хлопала глупыми датыми зенками, не найдясь, что ответить. Она то ничего не наделала. Точнее, наделала не она.

Хорошо у Фемиды завязаны глаза - мантию менять никто не стал.

А тем же вечером Николай Васильевич обнаружился в совещательной, прущий ту помощницу на деревянном столе раком с яростным красным лицом. Ну потому что...охуела что ли.

Показать полностью
366

Эмили и ее отпуск в стиле Vogue (в Угличе)

Привет, товарищи. Спасибо всем тем, кто не забыл поздравить меня с днюхой :)

Эмили – некогда моя подруга – была старше меня всего на 3 месяца. В детстве у нас не было общих интересов, но когда она в 16 лет стала пить, курить и ругаться матом, мы как-то сблизились. Мы были такие…пухлые малолетние отличницы-выпивохи, которые днем всё знают, а ночью идут по городу, прибухивая, и рассуждая о горестях жизни в старших классах школы. Разница между нами состояла лишь в том, что у Эмили была строгая консервативная мать, которая не разрешала ей модно одеваться и краситься хоть немного. А у меня была семейка алкот, которым было все равно, что я делаю. Поэтому она выглядела как блеклое чмо в свитере до колен, а я как дешевая проститутка с трассы. Но это ничему не мешало.

После окончания школы на некоторое время наши пути разошлись, но затем снова сошлись. Я в этот момент че-то мутила с институтами и мужиками, а Эмили работала в фаст-фуде и училась в престижном вузе на бюджете. К тому моменту она достигла карьерных высот и уже была не «свободной кассой», а кем-то более важным с зарплатой в 45 тыщ, что было много и дохуя. Я же в основном питалась мужскими подачками и меня это не сильно напрягало. Наши темпераменты очень отличались – я была опездол и лентяй, который любил ебаться и чтобы его хвалили просто так, ни за что. Никаких целей на будущее у меня не было, учеба давалась мне легко и непринужденно, я была неформалкой и считала, что ебала я в рот любое будущее. Эмили же была собранная и целеустремленная, у нее был четкий план развития на ближайшее 10-летие и даже поступенчатый график. Считая это скукотой, я угорала над ней, а она журила меня за разгильдяйство. Но все же нам всегда было о чем попиздеть – нас объединяли дурацкие мечты, нам казалось, что мы очень душевные и умные (казалось), мы попивали винишко и играли в переодевание в разных персонажей.

Даже мать Эмили зарабатывала меньше, чем она сама, поэтому дочка смогла отстоять свое право на покупку косметики и тех вещей, которые она хочет. Поэтому когда мы снова стали общаться я увидела некое ее преображение. Не то чтобы она стала охуительной, но хотя бы накрашенной, с накрашенными ногтями и в блузке с вырезом. К сожалению, кроме внешних положительных изменений, в Эмили появился подозрительный загон. «Мы достойны лучшей жизни, красивых мужчин, брендовой одежды и ресторанов. Все должно вести нас к этому. Любовь к себе, огни, Париж, ЛондОн, вечеринки, маленькое черное платье, шампанское и такси. Мы добьемся этого. Я добьюсь, я не буду довольствоваться малым», - говорила она мне слишком уж часто. Оказалось, собака зарыта в журналах Vogue. Эмили хранила их полуметровой пачкой, сдувала пылинки и постоянно пересматривала и перечитывала. Она говорила, что это как притронуться к той недозволительной роскоши из ее мечты, что Вог- путеводная звезда и ради такой жизни, как на его глянцевых страницах, она и живет, и так много работает. «Дьявол носит Прада», «Коко до Шанель» - фильмы, вызывающие у Эмили истерику с литрами слез. Мне было искренне плевать на это и я агрессировала на нее только в те моменты, когда она пыталась укорить лично меня в отсутствии люксовых амбиций. «Ты посмотри, каких мужчин ты выбираешь, ты что, нашла себя на помойке? Ты ведь даже не знаешь что такое успешный мужчина, который в костюме и дорого пахнет, у которого крутая машина. Довольствуешься чем есть, какими-то нищебродами и маргиналами», - вспыхивала Эмили по пьяни с язвительной усмешкой. «Не тебе осуждать мой выбор. Я может и сама такая, как они», - отвечала пьяная я. Мы склочничали на тему козырных мужчин и всего остального козырного, что было так важно для нее и так неважно для меня.

А потом, зимой, у меня случился ряд плохих событий, и я в очередной раз впала в депрессию.

В тот день я сбрасывала ее звонки и лежала под одеялом с головой, мелко дрожа и вставая только покурить раз в 3 часа. Тогда Эмили решила запереться ко мне сразу домой. Она долбилась так долго, что открыть мне все же пришлось. «Я не могу сидеть и разговаривать, извини, мне очень плохо», - пролепетала я тихо. «Мне всего два слова сказать», - ответила сияющая счастьем Эмили. Я рухнула на кровать и закрыла глаза, она села рядом и заявила, давясь улыбкой «Я поеду в отпуск на 10 дней. Все должны отдыхать время от времени. Рестораны, бассейны, мужика зацепить, то-се..». «На Сейшелы?», - выдавила я остатки иронии. «В Углич. В оздоровительный отель». Тут уж я даже приоткрыла веки. «Углич? Тот Углич, что неподалеку тут? Боже, почему?». «А что не так?!», - начала злиться Эмили. «Да нет, всё так, но просто это обычный областной городок, где там богатые мужчины в костюмах на дорогих тачках толпами? Охуенные рестораны? Море, в конце концов. Ты же…». «Да ты нихуя не знаешь!», - перебила она, - «Во-первых, кто ищет, тот всегда найдет. Везде есть охуенные мужики, просто они разводятся на охуенных телок. Я в Меге шмоток как раз закупила. Во – вторых, там отель крутой очень, туда приезжают отдыхать как раз москвичи уставшие. При бабле». «Да, а еще при женах и при аппарате измерения артериального давления, потому что им 140 лет, Эмили!», - я начала уставать от диалога. «Дура», - рассердилась она, - «Чистейший воздух, сосновый бор, огромный бассейн, алкоголь, питание, массаж, мастер – классы, номера класса люкс». «Это цитата с сайта?», - спросила я. «Ой, иди нахуй», - заключила она и встала с кровати. «Ладно, забей. Хорошего тебе отдыха. Пиши-звони, приходи».

И Эмили, собрав чемодан новых шмоток и украшений, порулила в Углич автобусом.

Номер Эмили достался, по ее словам, очень хороший, хоть и небольшой. Там была большая белая кровать с плотным бельем и телевизор с кабельными каналами. Окно выходило на сосновый лес, в номер можно было заказать жратву и напитки по телефону, тишь и благодать. Даже какие - то вазы с сухоцветами. Первые сутки она проспала, сильно недосыпая в рабочие будни. Вторые проела, истощившись от многочасового сна, и глядя киношки. К третьему дню она таки решила взять от жизни всё и отправилась утром на оздоравливающую прогулку в сосновый бор, где ее чуть не сбили лыжники, а затем на массаж, который оказался вовсе не тайским, а обычным русским, весьма болезненным и не сильно эстетичным. Но так как ставка была сделана на богатого самца и неистовую еблю, все эти блуждания не сильно расстраивали Эмили, и вечером, принарядившись в фиолетовое платье и черные туфли, она спустилась в ресторан.

Сев за столик и закатав юбку повыше, она стала пригубливать красное сухое, томно разглядывая окружающее немногочисленное общество, точнее мужскую ее часть. Так прошло 2 с лишним часа и невменяемая Эмили, усосавшая три бутылки в ожидании принца, попиздовала в номер на вялых ногах, где опустошила бар и уснула. Случившийся провал очень задел ее самолюбие. На четвертый день она проснулась с больной головой и была готова расплакаться от тревоги, недомогания и одиночества. Было принято решение снять негатив в бассейне. Пошатываясь и сжимая в руках полотенце, Эмили застыла в дверях, глядя, как в воде барахтаются не слишком-то красивые и молодые люди, облаченные в смешные тугие шапочки. Ей ничего не оставалось, кроме как упасть к ним туда и чтобы слезы смешались с хлорной волной. Она позвонила мне к вечеру в истерике. Всё было не так, как хотелось. «Бля, ну ты уже приехала, Эмили, смысл ныть теперь? Пацана найди любого, ебись и бухай с ним, это весело! Хуй с ним с этим лакшери, в другой раз! Не сиди там одна за столом, подойди к кому-нибудь познакомиться». Эмили трагично молчала.

Вечером четвертого дня она снова спустилась в ресторан, уже в другом платье. Но решила повысить свои шансы, сев не за столик, а за барную стойку, чтоб как в кино «Девушка, можно вас чем-нибудь угостить?» и вот это вот всё. Но какой-то злой рок уперто отпугивал от нее любые знакомства. Не помогало ничего – она и дефилировала до туалета через весь зал, усиленно покачивая бедрами, и принимала зазывные позы на высоком стуле. Когда снова прошло 2 с половиной часа, Эмили окончательно поникла и стала просто добиваться вином без закуски, угрюмо глядя в стол. В этот момент к стойке подошел пьяный мужик старше ее лет на 10 (еще по-божески) и стал просить выпивку заплетающимся языком. Эмили подняла на него усталые глаза. «Чё? Лягушку проглотила?», - заржал мужик аки конь. Это был контрольный выстрел, и Эмили злобно пошагала в номер, едва сдерживаясь. На этаже она уже было направилась к своей двери, но тут поймала в фокус какого-то мальчика в форме отеля и, собрав всю волю в кулак, направилась к нему. «Вы не могли бы принести мне в номер еды?», - спросила она нечто странное. «Эээмм… наверное.. а что именно?». «Любой еды принеси вон в ту дверь», - указала она быстрым пьяным жестом в направлении своего номера и пошла туда шаткой походкой. Мальчишка не был принцем на дорогой машине, но поебаться – был уже вопрос личного принципа, поэтому Эмили скинула платье и накинула прозрачную комбинацию. Мальчонка, по ее словам, конечно же оторопел от ее красоты, однако в номер заходить отказался. «Да заходи, я тебе денег дам», - умоляла она, но он ни в какую. С горя Эмили стала быстро глотать пищу, обляпывая кружева, поплакала и легла спать. Проснулась она в депрессивном состоянии и решила более из номера не выходить. Четверо следующих суток она только и делала, что ела и смотрела телевизор, проебывая все деньги на бесчисленные заказы еды. По ее словам, силы покинули ее, и она просто спала и ела, ела и спала, в ожидании, что все это скоро закончится. Она обвиняла всех в отсутствии секса – отель и его администрацию, современных мужчин и их воспитание, правительство, которое не развивает регионы и кого угодно еще.  Я же просто недоумевала – как вообще возможно хотеть замутить что-то около секса и не замутить ни разу за целых 10 дней. Чудеса.

До окончания пикничка в Угличе оставалось всего 2 дня, когда она сказала, что всё это – сплошное расстройство и на фоне стресса она набрала уже 8 кг и пропади оно все пропадом, сука. «Езжай в город, Эмили. Глядишь, там че получится», - я уже просто не знала, как еще приободрить ее. И она вызвала такси. Однако, видимо уже усомнившись в собственных женских чарах, она решила не найти ебаря в городе, а склеить самого таксиста. Как говорится, схватить синицу в руки, потому что неизвестно еще, как оно в городе там все сложилось бы. А времени – менее 2 дней. Направив все оставшиеся силы на соблазнение женатого 42-летнего таксиста в кожзаме, который еще и был с бодуна, она попросила подождать ее у винного, где прикупила бухла и закусок. Когда он привез ее с пакетами обратно к оздоровительному отелю, она спросила его «А пойдемте ко мне в номер, а? У меня и выпить есть и покушать». «У меня очень ноги болят», - отрезал он и отрицательно помотал головой. Но Эмили уже находилась в резервном потоке и не собиралась упускать последний свой шанс. «Ничего, я вас доведу», - сказала она почти приказным тоном, выскочила из машины и побежала открывать ему дверь, не дожидаясь ответа. Вырвав дяденьку из машины и взвалив его на плечо, она ловко выхватила пакеты с вином из сугроба и потащила хромого в свой номер. Эмили ликовала, таксист постанывал.

Улегшись в грязной одежде с вонючими больными ногами на белые простыни, таксист, которого звали Иван, попросил еды. «Голодный как собака. Дай че-нить. Ща, я жене напишу», - заявил он. Она протянула ему какой-то сэндвич, на что Иван удивленно вскинул брови «А нормальной еды нет что ли?». «Есть..», - тут же сказала она и побежала к телефону, чтобы сделать заказ. Заказав несколько сытных блюд, она прилегла к нему рядышком. «Может ты пока помоешься?», - ласково спросила Эмили. «Зачем?», - удивился он. «Ну…после работы, всё такое», - промямлила она. «Не», - отрезал Иван. Он попросил включить какой-то новостной канал, и они лежали в ожидании еды, как два долбоеба, минут 40. Когда Иван, облокотившись на подушки, принялся трапезничать, Эмили решила взять дело в свои руки, поэтому пошла в душ, помылась и вышла в одном полотенце. Она полагала, что Ивана такое зрелище заведет уж точно. Но таксист крепко спал, богатырски похрапывая у полупустых тарелок. Мысли панически крутились в ее голове. Его ноги воняли на весь номер, и она накрыла их одеялом. Заснуть не получалось из-за храпа. Она доела его еду и стала писать смски, но что можно посоветовать человеку, у которого все идет по пизде по причине несоответствия желаний и возможностей.

Ближе к утру Эмили расстегнула ширинку Ивана и схватила его за хуй. «Ты что делаешь?», - спросил сонный шофер, испуганно отстраняясь. Тогда у Эмили упало забрало.  «ДА ЧТО С ТОБОЙ НЕ ТАК, А?!», - завопила она, подскочив, - «МЫ ЕБАТЬСЯ ТО БУДЕМ ВООБЩЕ ИЛИ ХУЛЕ ТЫ СЮДА ПРИПЕРСЯ?! ТЫ ЧТО, ИМПОТЕНТ?!». «Ты че орешь, дура блять, я же сказал, что у меня ноги болят!!! Могу попробовать, конечно, если очень надо, садись верхом давай». Эмили злобно прыгнула на иванов хуй, вмяв его в себя, и начала на нем больно подскакивать. «Помедленней», - взмолился Иван. Чутка помяв ее груди, у Ивана что-то там немного всколыхнулось таки, но продержалось не долго и опало. «Это что?», - злобно прошипела Эмили, указывая на квелый маленький член. «ЭТО НОГИ У МЕНЯ БОЛЯТ, Я ЖЕ СКАЗАЛ ТЕБЕ, А ТЫ СКАЧЕШЬ КАК ЛОШАДЬ. Не могу я так», - уставше ответил Иван. «Вставай! Пошел нахуй отсюда, идиот!», - заорала она так, что им постучали в стенку. «До машины доведи меня, я не могу сам идти», - попросил он, приподнимаясь. «Докондыбаешь как нить!», - громко зашептала она. Иван прихватил с собой бутылку вина, Эмили толкнула его в спину и захлопнула дверь.

Эмили вернулась в Москву злая, сильно расстроенная и располневшая. «Это просто непруха», - решила она. «В следующий раз в Крым».

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!