Она вошла в мою жизнь как паучиха – медленно и спокойно, отчетливо понимая, что жертва надежно застряла в паутине. Но не в моих правилах выпутываться. Ее джинсовый комбинезончик с солнышком на левой петельке не внушал доверия, но взгляд… за этот взгляд можно отдать все что угодно.
— Привет, - произнесла она томно и слегка картавя.
Я не ответил - был занят. Большая Мамочка не прощает ошибок. Эти куличики должны быть идеальными.
— Как тебя зовут? - она наклонилась, и ворох ее рыжих волос заискрился в солнечном свете. На этот раз моя воля дала сбой.
— Саша. – ответил я, встретившись лицом к лицу с самой роковой женщиной в моей жизни. Глубоко внутри я понимал - вот он, тот самый поворотный момент. Назад пути нет. Я погряз в алчности и продажности, глубоко внутри системы потребления. И она это знала.
И это знал Сережа, - Ты и он…
— Он? – голубые глаза округлились от удивления, но я знал – она врет. Все врут. Даже Большая Мамочка. – Кто?
Я сделал вид, что не заметил ее вопроса, и продолжил сыпать грязный песок в ведерко, раз за разом опуская лопатку в самую гущу тьмы и предательства. Ведь никогда нельзя быть уверенным в том, что скрывается под покровом желтого песка – забытая машинка, старый фантик или кошачьи какашки.
Песок – это жизнь. И я брал эту жизнь и лепил песочные замки.
— Я Маша, - ее не волновало мое безразличие, у нее была цель, и она шла к ней напролом, сквозь людей и их судьбы. – Красивые тортики. Можно мне один?
Засунув изящную ладошку в нагрудный карман, она достала свежесодранную купюру.
— На.
Она знала, мне нужны были деньги, что не хватает совсем чуть-чуть до новой дозы. Знала. И это знал Сережа.
Он хотел мои деньги. И он улыбался, глядя на нас с высоты своих качелей.
— Этот, - я указал лопаткой на один из самых дорогих мне башенных комплексов. Большая Мамочка будет в ярости от того, что я покинул свою клетку из дерева и песка, но я не мог иначе - я погряз в качелях, как муха в паутине у паука. Паука по имени Сережа, который был выше всех в этом мрачном месте, полным боли и страданий.
Я схватил протянутую мне зелень и помчался оплачивать у Сережи еще один заход настоящего, неподдельного чувства полета. Уже там, на вершине наслаждения, я наблюдал за меняющимся от удивления лицом Сережи, обнаружившего вместо новеньких купюр завядшие вчерашние листики, и за полным ужаса и омерзения лицом Маши, нашедшей в своем торте «сюрприз из песочницы».
Я наблюдал и наслаждался жизнью под редким в этом городе Солнцем.
Ведь не в моих правилах было выпутываться из паутины.
