Эдуард Багиров. Как я великому пианисту рояль в Москве искал. (Рассказ)
Как-то раз, несколько лет назад в Москве произошло уникальнейшее событие, по уровню эксклюзивности задвинувшее любой организованный за огромные деньги частный гиперивент: Москву впервые за два десятка лет с кратковременным частным визитом посетил выдающийся пианист Николай Демиденко. И не на минутку, не проездом, а на несколько дней. Событие — а это было событие! — нигде не афишировалось.
В связи с этим визитом в узких кругах поднялся настоящий переполох. Разумеется, каждому хотелось услышать маэстро вживую, но ни у кого в этих узких кругах инструмента не было. Да, в Москве ни у кого из моих знакомых приличного рояля нет. Приличный рояль для маэстро такого уровня стоит не один и даже не два десятка тысяч евро. А конкретнее — шестьдесят тысяч. Причем на фабрике Паоло Фациоли в Италии, еще без растаможек и прочих чудес. Выражаясь по-русски, самый простенький кабинетный инструмент для маэстро такого уровня стоит сто тысяч долларов. «Ямахи» не предлагать, пожалуйста. Пусть на них играет Денис Мацуев, а мы здесь говорим о классической музыке. Да и хватит уже о роялях — я о них могу говорить долго, и меня сейчас занесет на пару гигабайт, а это неинтересно.
Итак, руководствуясь принципом про безрыбье и жопу, в несколько минут мы ангажировали зал ресторана ЦДЛ, еще дореформенного. Организовали с кондачка, в несколько, повторяю, минут. Москва, будни, белый день. Идите-ка, найдите при стечении таких обстоятельств приличный рояль, или тем более зал, а я на вас посмотрю.
Прибыв на место чуть пораньше Николая, очень быстро я понял, что рояля в ресторане ЦДЛ, увы, нет. Есть комод. Старый, раздолбанный, изъеденный жучком-короедом комод с натянутыми внутри струнами. И сие чудовищное сооружение эти люди на полном серьезе называют роялем. И даже играют на нем перед жрущими гостями что-то, похожее на музыку.
Краска стыда за битком набитую баблом столицу великой державы бросилась мне в лицо. Где это видано, чтобы в то время, как наши космические корабли налево и направо бороздят что ни попадя, в Центральном российском доме литератора играют музыку на комоде! Чистый Зощенко, честное слово. Если не Бабель.
В полном отчаянии подозвал я местного лабуха, и попросил опробовать реликт на слух. Местный лабух устроился на кривоватом табуретике и натужно вымучил из престарелого агрегата несколько угнетающих звуков.
Мне стало еще хуже. Последняя надежда на чудо сделала ручкой и истерично выломилась в полураспахнутую кабацкую дверь.
Рояль оказался расстроенным.
А уже подъезжали к ЦДЛ приглашенные самые-самые близкие и посвященные. Человек восемь.
И подъезжал уже к ЦДЛ сам выдающийся маэстро.
Я, прислонившись головой к стене, молча стоял подле стенающего и скрежещущего комода, в нервной безнадеге грыз ногти.
А в зале ресторана сидели уже за круглым столом несколько человек из нашей компании. Маэстро вкусно кушал водку, балагурил и вообще пребывал в отличном настроении. Остальные молчали, напряженно ожидая, когда маэстро соблаговолит прикоснуться к инструменту, и даже не подозревая, что за кошмар ожидает сейчас и их, и его. На заднем плане, раздражающе громко стуча приборами по тарелкам, с детской непосредственностью о чем-то громко переговаривались несколько испанских женщин, гостий столицы. И лишь я сидел, словно кол проглотил, и почти не кушал водку.
Наконец у меня достало смелости наклониться к сидящему рядом маэстро, и собрав в кулак всю волю, с деланным спокойствием произнести ему в ухо:
— Коля... рояль расстроен. Наглухо.
— Да мне пох.., — с непринужденностью уже совершенно искренней ответил мне утонченнейший маэстро.
И приподнялся из-за стола.
И пошел к инструменту.
Я замер. Замерли все.
Через несколько нот толпа жрущих испанок перестала стучать приборами по тарелкам.
Еще через несколько нот в ресторане ЦДЛ сама по себе воцарилась гробовая тишина.
Мороком растворившись в воздухе, безмолвной скульптурной композицией сгрудились в незаметном уголке местные официанты.
Схлопнулся карточным домиком и исчез с глаз развеселый учтивый менеджер ресторана.
Прилипнув к стене, обратился в соляной столп несчастный кабацкий лабух.
Выдающийся маэстро Николай Демиденко играл Шопена.
На следующий день маэстро сыграл дома у знакомого финансиста, недавно отреставрировавшего купленный за немыслимые деньги коллекционный рояль. Дома у финансиста собрался совсем уж узкий круг самых ближайших. И все мы еще раз с огромным удовольствием послушали великого маэстро.
Никакого напряжения я в этот раз не испытывал: рояль был превосходен, настроен безупречно, маэстро был в настроении, и все было непередаваемо.
И, конечно же, спустя время, при воспоминании об этой истории перед моим взором предстают не лакированные бока коллекционного рояля, а раздолбанный и расстроенный безымянный комод из ресторана ЦДЛ, в котором даже стены так и не осознали в полной мере, что за событие произошло там в тот прекрасный день несколько лет назад.
