"К реке Сыр-Дарье прибыли 13 числа в полдни. Здесь при новом разделе, попал я в четвертые руки и достался самому негодному роду Киргизцев, называемых Телеу, что в той стороне даже следующею пословицею подтверждается: ут жямак силеу, иль жямак телеу (как худа трава силеу, так худ род телеу).
На четвертыя сутки четвертый мой хозяин, именем Кожубек-Телеу-тайляк переправились со мною через реку Сыръ, в лодке на перевозе Казалы, привез в свой аул, находившейся тогда близ урочища Женгит кала или Жянгит тау.
Тут пошёл новый дележ. Кому кусочек, кому два, кому ничего и наконец исключая меня, оцененного в 60-70 рублей, ничего у него не осталось.
Во мне же он, как последствия показали, не получил ни малейшей прибыли.
Пока происходил у них дележ, я сидел и смотрел, они же не зная употребления некоторых вещей, спрашивали меня, показывая ту вещь, но не получа вразумительного ответа, смеялись и удивлялись, что я не хотел говорить, другие утверждали, что я нем; некоторые полагали у меня совсем нет языка и проч.
Женщины и ребята с удивлением часто говорили на распев: ай паай, кеще орус! Адамум тильн бельмейде, (а ах, какая глупая и безмозглая Русская тварь! Человеческого языка не знает). Далее: Кара! Кара! Тиль жок, (смотрика! У него языка нет). Между тем растворяют мой рот и смотрят, есть ли у меня язык.
В роде Телеу находился я около четырех месяцев, переходя из рук в руки".
"Ежедневная моя должность состояла в том, чтоб рубить и собирать дрова, носить воду, топить кибитку, толочь варенное и поджаренное просо, молоть в руках кой-какие полусырые зерна, чистить навоз, которого в течение двух или трёх дней накопляется столь много (разумеется зимой), что целый почти день потреблен на одно чищенье. Ежели и все сие исполнено будет, то на досуге дадут кучу шерсти, которую сидя, теребишь.
Такова работа не изнурила бы сил, если бы порядочная и довольная пища была достовляема, но к несчастью там господствует вечный голод.
Пища невольников состоит наиболее с жидкой пустой пшеничной кашице (кара куже), которой небольшую часть выпить дают только на ночь.
По утру или в полдень хорошо, если дадут горсть просяной мякины (талкан), которую булгап булгап жий (смешав с водицей, кушай). Мясо весьма редко, и то разве падаль, (убитая хворая скотина перед смертью) в летнюю пору и того нет.
Кислое молоко (айрян) будучи смешано пополам с водою, для невольника переходишь в (чалап), хорошее закисшее кобылье молоко, (кумыс); смешанное с простым молоком и водою в суамаль или с айрянем и водою в косоршмак. От несносного голода время столь продолжительно, что один день покажется годом; и я живучи у сих варваров, не быв притом от роду брезглив, так исхудал, что едва мог волочь ноги.
Кто бы стал без нужды отнимать у собаки, унесенные ею какой — нибудь кусок сырого лошадиного мяса и глотать почти не жевавши! Голод принуждал меня делать то неоднократно".
"27 декабря Чиктынский Хан Абул-газы Каипов, выручив меня из рода Телеу, взял к себе с тем, чтоб доставить в Россию. Здесь нашёл я попавшего в плен начальничьего деньщика Никифора Васильева, который находился уже в Ханском ауле. Он за неделю перед сим взят был также Ханом у Утсойля-бия.
Слишком пять месяцев прожил я у Хана, потому, что вскоре по взятии им меня уехал он на войну против Каракалпаков и сказывают, будто признан и от них Ханом, если только Ханское достоинство в сем роде людей составляет какую-нибудь важность. Как скоро Хан уехал, то и деньщика взяли назад прежние его хозяева.
Во всё время невольничества, имея от роду 34 года, будучи Медицины и хирургии доктором, надворным советником, полунагой, чувтвуя всегда безмерный голод, с самую иногда глубокую осень без всякой обуви хаживалось по колена в воде реки Сыра, таща нагруженную лодку, один только раз чувствовал небольшую простуду и один раз ознобил слегка пальцы ног!
Имена мои у Киргизцев были следующие: Саба, Сабабай, Сабафака, Сабетник, Дагир; некоторые же называли Иваном, как вообще зовут всех Русских; иногда же ит (собака), капер (безбожник или идолопоклонник) и проч".
