Кропотливо описывая вклад ученого-энтузиаста Болтина в русскую историографию, Ключевский в своих "Исторических портретах" относит его к патриотам-любителям, которые тратили время и силы на сбор и исследование древних рукописей вовсе не только из-за научной любознательности. В ветхих старинных манускриптах такие ученые рассчитывали обнаружить духовные составляющие общественной жизни, нехватку которых испытывало современное русское общество.

Автор "Портретов" считает, что Болтин входил в число самых проницательных и образованных любителей русской истории, работавших вовсе не ради утоления тщеславия и потому не спешивших публиковать найденные ими документы. Ученые этого круга относились к издательской деятельности осторожно и занимались ею от случая к случаю, при этом предпочитая скрывать свою причастность к выходу в свет того или иного найденного ими документа.

Ключевский считает, что это нежелание делиться плодами своих трудов не уменьшает значение той услуги, которую патриоты-любители оказали русской историографии, так как им удалось сохранить для грядущих поколений множество бесценных свидетельств тех или иных событий, а также внести вклад в пробуждение неравнодушного отношения к старине. Мало того, - высокие официальные чины и звания этих коллекционеров и ученых повышали в глазах окружающих значимость проводившихся ими изысканий, что служило моральной поддержкой для менее высокопоставленных энтузиастов, только начинавших осваивать новое для России XVIII века искусство историографии.

Ключевский даже заостряет внимание читателя на том, что Болтин "не был ученым-историком по профессии". Он строил карьеру на военной и таможенной службе и увенчал ее званием генерал-майора, а также членством в военной коллегии. Чуть позже автор "Потретов" не упускает возможности перечислить регалии другого собирателя древностей, - болтинского приятеля графа Мусина-Пушкина, который был церемонимейстером двора, обер-прокурором св. Синода и президентом академии художеств.

Из главы "Портретов", посвященной столетию со дня смерти Болтина, можно также узнать, что до глубокой старости этот, по меткой характеристике Ключевского, "туземный знаток", "боковой предок славянофильства" и "стародум допетровского закала" воспринимал свои историографические труды скорее как ученичество, а не как полноценную исследовательскую работу, которой его изыскания и были на самом деле. Его научное наследие состояло примерно из сотни связок составленных им рукописей, в число которых входил даже сделанный им перевод французской энциклопедии.

Пожалуй, одним из проявлений признания ценности проводившейся Болтиным, по его словам, "для собственного удовольствия" работы стала покупка его трудов Екатериной Второй. Вполне возможно, что еще более широкое признание его наследие приобретет сегодня на волне растущего интереса к русским древностям, обычаям, историческим деятелям, народным костюмам и ремеслам.

Источник: Исторический момент

Трудно найти книгу, вызывающую больший интерес к изучению событий давнего прошлого, чем "Исторические портреты" Ключевского. В ней он не только подробно рассказывает о жизни знаменитых правителей, но и много внимания уделяет развитию российского архивного дела. Особенно впечатляет его неторопливое повествование о любителе древностей Иване Никитиче Болтине, которого он ставит в один ряд с Мусиным-Пушкиным, Татищевым и Миллером. Посвященную Болтину главу автор начинает с долгого и обстоятельного рассуждения на тему становления отечественной историографии.

Утверждая, что знаменитый Карамзин оттеснил Болтина из поля зрения читающей русской публики, он мало-помалу и ненавязчиво восстанавливает значимость этого давно забытого русского историка, и наверняка именно от Ключевского большинство современных студентов, аспирантов и даже преподавателей узнают о том, что в созвездии ярких ученых и коллекционеров древностей было одно малоизвестное имя, заслуживающее сегодня особого внимания как потерянное в суете XIX и XX веков.

Плавно переходя к критике общественных нравов, ставивших любителей русской старины в один ряд с чудаками и даже сумасшедшими, Ключевский отмечает, что ответной реакцией коллекционеров рукописей было самое беспощадное христианское великодушие. Мало того, - они даже сожалели о людях, смеявшихся над ними. Автор прямо называет собирателей древностей "археологическими Плюшкиными" и, судя по некоторым его фразам, сам относится к этим любителям "письменного тряпья и металлического хлама" с некоторым недоумением. Правда, он тут же объясняет самому себе и читателю, что коллекционирование манускриптов было проявлением заботы о человечестве.

Надо признать, что старания археофилов не прошли даром, и как раз благодаря им сегодня на книжных полках домашних библиотек стоят роскошные и скромные издания "Слова о полку Игореве", породившего мощнейшую волну словесного, живописного, музыкального и философского переосмысления. Ключевский уже безо всякой иронии утверждает, что найденное графом Мусиным-Пушкиным "Слово" стало венцом праведных трудов, проведенных жившими в XVIII веке "антиквариями".

Можно сказать, что таким образом они проложили культурно-исторический мост между древней и новой Русью, и, безо всякого преувеличения, подарили миру один из лучших литературных памятников. И, хотя рукопись "Слова" сгорела, сохранившиеся в его строках мысли и образы ярко через века освещают современную российскую действительность, служат для нее дальним идеологическим маяком, указывающим путь улучшения и укрепления государства.

Источник: Исторический момент