Моя

По дороге в школу прохожие провожали меня кто любопытными, кто осуждающими взглядами. Некоторые даже показывали пальцем (в основном, дети и подростки) - лысых девочек в нашем районе еще никогда не было. Но самая бурная реакция ждала в родной Альма-матер.
Едва мне стоило подойти к воротам, послышались возгласы удивления стоящих на крыльце учеников.
- Это че, ты?! Даже не узнали сначала, думали, левый кто-то идет, - недоумевали они, - ого, нифига себе! У тебя что, вши?
- Сами вы вши, - гордо ответила я, - а мне так ходить нравится. Это стиль такой.
И я не врала, новый имидж действительно казался мне очень привлекательным, стильным, ярким. Я вообще впервые в жизни себе нравилась, что придавало уверенности.
С гордо поднятой головой я прошагала по коридорам в сторону своего класса, провожаемая множеством любопытных глаз.
Стоило войти в кабинет, повисла мертвая тишина, все головы были повернуты в мою сторону, разговоры мгновенно прекратились. Учительницы пока не было, и я спокойно двинулась к своему месту, невозмутимо устроилась на стуле, доставая школьные принадлежности.
Наконец дар речи вернулся к моему соседу по парте - веселому троечнику Андрею.
- В натуре забрилась! Женька рассказала, да мы не поверили, она ж пиздаболка та еще. А нафиг ты так сделала? Болеешь чтоли? - осторожно спросил он.
- Сам ты болеешь, вообще ниче не понимаешь чтоли, это стиль такой, мне так нравится, - возмутилась я.
- Ну вообще-то ниче так, на Машу Макарову похожа стала, - это был самый прекрасный комплимент в моей жизни, - а предки не орали?
- Да че они мне сделают-то? - небрежно бросила я.
Девчонки тем временем стали перешептываться, поглядывая на меня. Но, видимо, мою уверенность почувствовали все, поэтому никто не стал откровенно осуждать или возмущаться. Вскоре пол класса столпилось вокруг моей парты, разглядывая дерзкую "прическу".
- А можно потрогать? - спрашивали они.
- Ну потрогайте, че.
- Ха, прикольно, шершавая такая! Ну ты даешь! А шишка откуда на затылке? Небось родаки леща отвесили? - в их голосах теперь появилось что-то вроде восхищения. Еще бы - вытворить такое, не побоясь родителей и реакции окружающих, действительно было смело. К тому же они помнили недавнюю сцену в хореографическом классе.
- Так! Что за столпотворение, сели за парты все, - с порога начала учительница (наша классуха Елена Николаевна. Очень интеллигентная и сдержанная женщина возраста моей мамы. У нее был богатый муж, поэтому работала она ради удовольствия, будучи очень талантливым педагогом).
Когда дети расступились, она наконец заметила меня.
- Мальчик, а ты откуда? - тут она осеклась, узнав свою отличницу, - Это ты?! А где волосы? Что случилось?
- Елена Николаевна, это стиль такой, красиво же, - с улыбкой ответила я.
Та не стала спорить, лишь покачала головой. Она прекрасно понимала максимализм подростковой души.
Надо сказать, отношения с ней у меня были прекрасные. Вы не подумайте: я хоть и была круглой отличницей, оценки меня совершенно не волновали, пугал только магнитофонный шнур, к которому любили прибегать родители в целях воспитания. Никогда не бегала за учителями, выпрашивая пятерочки. Наоборот: я легко могла с ними спорить, не соглашаться. Но не дерзить, не хамить, а вести дискуссии на равных (со взрослыми мне вообще было проще разговаривать).
Учеба давалась легко (кроме упомянутых ранее Истории и Географии, которые приходилось тупо зубрить, ведь логики в них я не видела, а только чувствовала ложь).
Русский язык был для меня понятной, упорядоченной системой, многослойной интересной структурой, я его просто чувствовала, во всех правилах видела логику и поэтому легко их запоминала.
Математика была музыкой, я понимала ее скорее интуитивно, чем с помощью мозга. Все цифры и буквы не были для меня пустым звуком, я просто видела их смысл, слышала их немое послание. С геометрией вообще легко: будучи художницей, чувствовала пространство, его структуру. Физика и химия попросту были очень интересны - так здорово пытаться понять законы природы.
Единственное, что могло помешать мне в учебе - природная лень (Природная ли? Может, как раз давление родителей отбивало желание что-либо делать?), но ее с лихвой компенсировала бдительная мама, неустанно следящая за моими успехами.
Вскоре вся школа говорила обо мне. У нас и с крашеными волосами-то ходили лишь единицы, и их за это гоняли, а тут - такое.
- Да, ну и причесон, - оценивающе оглядела меня Катя, когда мы стояли в курилке. Она была старше на год, то есть вообще совсем взрослая по моим меркам. Девочка была авторитетом школы. Я ее немного побаивалась.
- Это стиль такой, - оправдывалась я.
К моему изумлению, и здесь, вне класса, мой новый образ восприняли довольно мирно. Кто-то немного подшучивал - но не зло. Все же за период моего курения отношения со старшаками сложились довольно неплохие.
Директорша увидела меня последней, и то не в стенах школы. Видимо, учителя не стали ей ничего рассказывать.
Это была церемония награждения за первое место на региональной олимпиаде по русскому. Когда я поднималась на помпезную сцену дворца культуры, оформленного в стиле барокко, весь зал, полный учителей, директоров, людей из министерства, "круглых отличников" и их благородных родителей сначала ахнул а потом погрузился в полную тишину.
Я чувствовала их недоумевающие взгляды - лысая победительница шла за своей высокой наградой. Даже у ведущей микрофон чуть не выпал.
- Ну и влетело нам из-за тебя, - позже рассказывала моя Физичка Антонина Павловна. Она была старше моих родителей и такая, знаете, немного грубоватая, здоровая, эдакая мужичка. Не скупилась на крепкое словцо, могла даже пинками выпроводить какого-нибудь нерадивого ученика из класса, взбесившись от его упертого непонимания простых физических истин. Однажды, психанув, она швырнула в нас горшок с цветком во время урока. Еле успели увернуться. Но она была баба что надо - свой человек. Понимающая, прямолинейная, честная. Помню, как в более старших классах она отпаивала меня водкой в лаборантской, утешая после одной неприятной истории. Вот такая она была.
- А что случилось, Антонина Павловна? - не поняла я.
- Ну так после той церемонии наша директорша (а директорша, Лидия Антоновна, напоминала Брежнева - такая же неповоротливая и туповатая) целый педсовет собрала, ругала нас, учителей. Как мы тебе разрешили такое с собой сделать - мол, опозорила наша "гордость" всю школу своим видом. Долго мы тебя выгораживали.
Тем временем Ольга Ивановна (руководительница танцевального), не простив кровную обиду, всеми силами пыталась убрать меня из школы. Она приводила директорше веские аргументы: мол я с другого района, в танцевальный теперь не хожу - так что меня в хореографическом классе держать? Пусть теперь катится в свою отвратительную районную школу.
Но учителя встали за меня горой. Большинство из них вообще болело за учеников. "Ну что теперь, в старших классах, человека исключать", - уговаривали они директоршу, - "дайте уж доучиться, немного же осталось".
В итоге меня оставили.
Весь этот ажиотаж меня будоражил, я и думать забыла о той гоповской компании, откуда меня с позором выгнали.
Время шло, к моему виду все привыкли. Я постепенно дорабатывала свой образ: уговорила маму сшить мне приталенный черный френч и штаны из красивого черного же кожзама, на китайском базаре мне купили офигенные ботинки на платформе. Надо сказать, мама к экспериментам со внешностью отнеслась положительно: будучи творческой в душе натурой, она даже проявила неподдельный интерес. Папа, конечно, возмущался, ругался пару раз, но она уговорила его быть снисходительнее. Мол, подросток же - перебесится (ох как она заблуждалась!). Главное, что учится хорошо.
Если вы помните клип Мумий Тролля "Утекай", то примерно можете представить себе, как я выглядела (вспомните ту бритую бабу).
К тому времени Лагутенко стал моей новой страстью. Он выскочил на экраны, словно чертик из табакерки. Его бархатный вкрадчивый голос и безумная улыбка чеширского кота мало кого оставили равнодушным: его или любили за оригинальность и новизну, или ненавидели, называя педиком. На любимую группу мне удалось подсадить и свою подружку Олю - она тоже была отличницей, но оценки доставались ей потом и кровью, зубрежкой, ее мама тоже не скупилась на подзатыльники, прибегая еще и к изощренному моральному насилию, в отличие от моей.
И вот через месяц он приезжает в наш город, какое счастье!
Мама поддалась на долгие уговоры и позволила пойти (с условием, что после концерта - сразу домой).
Это был первый концерт в моей жизни! Я трепетала в предвкушении. Там-то и произошло судьбоносное знакомство - первое звено в цепочке головокружительных перипетий подростковой жизни. С него-то и начался новый, совершенно безумный и даже страшный этап моей биографии.

Найти своих товарищей было легко. Они, как всегда, сидели на веранде детского садика. МалОго среди них не было.
- О, какие люди! - радушно приветствовала меня Лена. Но в голосе ее мне послышались зловещие нотки.
Мне безумно хотелось курить, а в Ленкиных руках как раз догорала сигаретка.
- Лен, оставь покурить, ладно? - сердечно попросила я, как алкоголики с честными и проникновенными глазами обычно просят на апохмел.
- Ах тебе покурить оставить? Ну на, держи! - голос ее стал каким-то издевательским. С этими словами пацанка метко пульнула бычок мне в лицо.
- Лен, ты чего? - испуганно начала я, зажмурившись от пепла, попавшего в глаз, - Че я тебе сделала-то?
Тем временем девчонки начали похихикивать, а пацаны - откровенно и довольно ржать во весь голос. Одобрение друзей, видимо, воодушевило Лену еще больше.
- Ты че, шлюха, МалОго наебала? - этот факт задевал ее, похоже, больше всех. Неудивительно: ведь она была нашей свахой и теперь считала себя ответственной за благополучие подопечной "пары".
- Он тебя недавно с другим пацаном видел и послал, че, не было чтоли? - продолжала она, - Хули ты творишь-то?
Мало того, что он всем растрепал эту историю, так еще и все переврал. На самом деле это ж я была инициатором разрыва. Нафиг я вообще в это ввязалась, он ведь мне даже не нравился!
- Лен, да это вообще мой брат был, - начала оправдываться я. А зря - ведь оправдываются только виноватые. Но тогда я не знала таких тонкостей человеческого общения.
- Хули ты пиздишь-то, попизди еще! - Лена легонько, но унизительно пошлепала меня по щеке.
Конечно, мне не поверят. Ведь Малой - старожил этой компании. А я - так, никто...
- Слышь, а может ты и мне дашь? Пойдем в падик! - издевательски выкрикнул мой обожаемый Слон и заржал. Слоник, милый, ну как ты мог? Я ведь люблю тебя с прошлого лета, считай – почти всю жизнь!
- Хули тебе вообще здесь надо? - продолжала моя прокурорша Лена, - Ты вообще ведь с другого района, какого хуя ты сюда таскаешься вечно?!
При своем допросе она толкнула меня в грудь, от чего мой корпус накренило назад. Не сумев удержать равновесие и не найдя опоры, я полетела в пустоту. Потом помню только вспышку, дальше - полный провал.
Голова трещала по швам, я еле открыла глаза, увидела сероватое небо и не сразу сообразила, где я нахожусь. Ага, знакомая веранда детского садика, вокруг - ни души. Как я здесь оказалось? Постепенно начали всплывать воспоминания о недавней разборке.
Теперь все стало ясно. Я упала, ударилась головой, вырубилась ненадолго. А эти сволочи, вместо того, чтобы помочь мне и вызвать скорую, сразу разбежались. Я ощупала голову: шишка на затылке, крови нет - значит, ничего серьезного.
Больше всего меня терзала не обида на них. Я вообще редко обижалась всерьез. Самыми частыми моими спутниками были чувство вины и стыда за свое глупое поведение. Я ненавидела себя от всей души.
Ну почему не сумела все им объяснить? Почему начала мямлить и потерялась? Зачем я вообще связалась с этим недоноском МалЫм? Сейчас бы все было хорошо, если б не моя глупость.
Я тоскливо глянула на высокий мост через реку, неподалеку от которой проходили мои самые счастливые часы с гоп-друзьями. Прыгнуть бы с него - и все закончится. Не будет больше унижений. Я смаковала фантазии о горьких слезах родителей на моих похоронах. Но для такого поступка мне никогда бы не хватило смелости, я была ужасной трусихой.
Теперь идти домой совсем не хотелось. Я просто побрела в сторону своего района, а по дороге пришло решение зайти в гости к подружке Жене - переждать немного, успокоиться.
Около часа я ждала в подъезде, пока она вернется из танцевального, все это время прокручивая недавнюю ситуацию в голове и неустанно коря себя.
На фоне моего самобичевания послышались легкие шаги. Женя сильно удивилась, увидев меня.
- Ты че тут делаешь? - глаза ее округлились, - Что вообще происходит? Ты че сегодня вытворила на занятиях?
- Жень, помолчи, пожалуйста. Не спрашивай ни о чем, мне и так щас херово. Можно у тебя часик посидеть?
Женина мама была парикмахершей (к счастью, дома ее сейчас не было). И пока мы пили чай с галетами, в мою многострадальную голову пришла безумная идея.
- Жень, а у твой мамы есть же машинка, ну которой голову бреют?
- Ну есть...А что? - подружка покосилась на меня с недоверием.
- Слушай, а забрей мне голову, а?
- Ты че, совсем обалдела?! Че с тобой вообще происходит?
- Слушай, я все равно это сделаю, поможешь ты мне или нет. Так что лучше помоги, так ровнее выйдет.
Уговоры продолжались довольно долга, после чего подружка сдалась.
Мои длинные каштановые локоны (а волосы у меня были ниже поясницы) мягко опускались на пол.
- Это у тебя что за шишка? - испугалась Женя, дойдя до затылка.
- Да упала просто, бывает, - соврала я, ну не рассказывать же про мое недавнее унижение.
Она, конечно, не поверила, но допрашивать не стала.
Я внимательно оглядела свою новую "прическу". Результат мне понравился, и даже очень. Черепушка оказалась ровной и красивой, если не считать шишку на затылке, но это же временно. Отражение в зеркале напоминало так любимую мной Машу Макарову. Ее клип "Любочка" сразу запал в душу - видеть раньше столь озорных и лысых девушек мне не доводилось.
Как бы я не старалась оттянуть встречу с родителями, топать домой все же было надо. На улице мою бритую голову, непривычную к отсутствию растительности, ужасно морозило от каждого слабого ветерка. И как только парни такое терпят?
Дверь мне открыл младший братик. Ванечка буквально остолбенел: он не узнал меня, приняв за малолетнего гопника, как потом сам признался.
Следующей в очереди изумленных была мама. Несколько минут она просто молча пялилась на меня. А я стояла, опустив глаза.
- Звонила Ольга Ивановна. Ты зачем ей нагрубила? - как-то растерянно начала она. Видимо, мама даже поверить не могла в мою сияющую лысину, поэтому и не сумела сразу выдавить из себя комментарии по этому поводу.
- А я больше в танцевальный ходить не буду, - тихим хрипловатым голосом заявила я, - хочешь - можешь побить меня своим шнуром. Все равно ходить не буду.
- Тебя же из школы исключат! Мы так долго это место выбивали, а теперь что - обратно в нашу, районную школу? К хулиганам и токсикоманам? Ты о будущем подумала?! - маму наконец прорвало, - и что ты с собой сделала? Где волосы?
- Мои волосы - что хочу, то и делаю, - злобным голосом ответила я, - да и насрать мне на вашу школу.
Пока мама стояла в ступоре от моего дерзкого неповиновения и шокирующего внешнего вида, я обреченно направилась в нашу с братом комнату (малюсенькая коробушка стандартной хрущебы, которую мы делили на двоих, с двухъярусной кроватью и ужасным громоздким шкафом из лакированной фанеры). То ли еще будет, когда папа вернется с работы!
После первого ступора, папа, естественно, порывался навешать мне жестких люлей. Сколько было криков возмущения и праведного гнева! Остановила его мудрая мама. Она уже смекнула, что насилием от меня теперь ничего не добьешься. Старые аргументы перестали действовать, и подсознательно она понимала, что силовые методы сделают только хуже. Это была моя первая моральная победа.
Родители оставили меня в покое, завернувшуюся в одеяло на своей кроватке. Тем временем они тихонько обсуждали на кухне все происшедшее, не зная, как им вести себя дальше. Я и сама не заметила, как заснула - насыщенный день меня сильно вымотал.
А наутро пришлось опять идти в школу, как ни в чем не бывало, сияя своей немыслимой по тогдашним меркам лысиной. Как отреагируют на меня остальные - я могла только гадать. И реакция эта была неоднозначной и бурной. Моя жизнь больше никогда не могла стать прежней...

Тем временем на носу был новый учебный год - девятый класс. Он стал особо значимым в моей судьбе, полным резких поворотов и принес безоговорочную капитуляцию родителей.
Первая четверть ознаменовалась "стрелой" между хоккеистами и танцорами (профильные классы нашей школы). В жестокой схватке танцоры одержали чистую победу - изнурительные ежедневные занятия под аккомпанемент нетрезвого гармониста или полноватой пианистки не прошли даром. Мальчишки долго потом хвастались боевыми ранениями и смаковали подробности стычки. Честно говоря, гордость взяла за своих.
О жесткости танцевального я уже упоминала вкратце, пришло время рассказать немного подробнее.
Когда я только пришла туда - в третьем классе - меня, конечно, не спешили принимать в распростертые объятья. Еще бы! Коллектив уже был сформирован чуть ли не с пеленок. Все мамаши давно сроднились, вертясь в родительском комитете, плечом к плечу сражаясь за благополучие кружка и разъезжая с детьми по гастролям. Звездные детишки (а они уже привыкли к своей "особенности", часто гастролируя по городам и странам, побеждая на всевозможных конкурсах и срывая бурные овации на фестивалях) не воспринимали меня всерьез - девочку-корявочку с нелепо торчащими коленками и абсолютно без чувства ритма. Я стояла на низшей ступени иерархической лестницы. Девчонки любили посмеяться надо мной, парни просто не замечали. Заниматься там меня заставила мама (в отличие от всяких изостудий, танцевальный был для меня настоящей каторгой) - иначе не было возможности попасть в хорошую школу. Как удалось запихнуть меня, без особых задатков, в столь звездный хореографический коллектив? Просто мама иногда шила им умопомрачительные, великолепные костюмы на заказ. Вот меня и взяли, по знакомству.
Да, были унижения. Но в классе быдло не водилось - все же занятия танцами развивали и дух. Поэтому совсем уж плохо не было. Небольшие ссоры, сплетни за спиной, насмешки, пару раз объявляли бойкот. Стандартная процедура для новичков. Но со временем ребята начали относиться хорошо, появилось несколько подружек, в основном, благодаря проживанию по соседству. Меня уважительно называли "художницей". Любили, чтобы я им что-нибудь рисовала. В более старшем возрасте все мальчишки вечно бегали разрисованные муравьями из Пройдиджей, эмблемой группы "Onyx" и прочей крутизной моего производства. С годами отношения сложились теплые, но здесь мне тоже не удалось до конца стать своей. Гордость школы и одновременно наихудшая танцорша не может стоять в одном ряду со всеми - а лишь об этом я всегда и мечтала.
Настоящие неприятности начались, когда появились первые признаки назревающей груди. Вообще, месячные и грудь пришли ко мне раньше всех в классе - из-за чего я сильно комплексовала и ненавидела свое тело. Теперь оно становилось еще более нелепым, по моим тогдашним представлениям.
- Эта дура мне все платье своими сиськами растянула! Вот же офигела! - случайно услышала я не предназначенную для моих ушей фразу. Тогда мне пришлось заменить одну девочку в танце "полонез", и мне досталось ее концертное платье.
От услышанного я переживала, наверное, целый месяц.
Как водится у девчонок, в туалет мы бегали парами. Однажды, заперевшись в кабинке, одноклассница уговаривала меня показать ей "титечки".
- Ну покажи! Тебе что, жалко? - обижалась она.
- Да нет у меня никаких титечек, они ж только набухают еще, - умоляюще оправдывалась я, словно это было серьезным преступлением.
Потом я слышала, как она умным тоном объясняла пацанам, что титечек у меня нет, они только набухают. Я сгорала от стыда.
Но самое стремное было на занятиях: там мы надевали эластичные купальники, и все эти "прелести" предательски торчали. Еще нам не давали отгулов даже во время месячных, приходилось маскировать эти ужасные толстенные прокладки. А под купальником-то их не особо скроешь...
Иногда пацаны врывались к нам в раздевалку, громко гогоча при этом. Это в детстве мы переодевались прям в коридоре (ну просто рай для педофилов!) Теперь же предательское нелепое тело нужно было прятать - переодеваясь, я отворачивалась даже от девочек, настолько мне было стыдно.
Большинство из них относилось с сочувствием. Да просто человеческие у нас были отношения!
Помню, как я рыдала в раздевалке, а они меня утешали.
- Что случилось, ну не плачь!, - Женя (одна из моих подружек, ужасная сплетница, но не злая) похлопала меня по спине. Вскоре образовался небольшой кружок, пытающийся утешить.
- Да мой брат...Он совсем уже, а я ничего поделать не могу, - всхлипывала я. Те слезы лились по двоюродному братцу Гоше (а он был мне ближе родного). Он с друзьями ограбил ларек по пьяни, ожидался суд. К счастью, тогда ему дали только условку.
Ох, как я ненавидела танцевальный (не детей, а само пребывание на занятиях, где педагоги вечно унижали нас, не гнушаясь рукоприкладством. Мы их боялись, наверное, как раньше боялись Сталина). А еще больше я ненавидела свой высокий лоб. За нашими прическами строго следили: волосы должны быть забраны в тугой пучок на самой макушке. Никаких челок. От этой ужасной прически вечно болела голова, а лоб казался еще выше, что не прибавляло мне любви к своему телу.
И вот, в начале девятого класса, я решилась на неслыханную дерзость. Будучи дома одна, взяла мамины портняжные ножницы и лихо стриганула прядь волос. Это была самая настоящая челка! Я долго любовалась корявыми плодами своего творчества и была счастлива. Челка красиво прикрывала ненавистный лоб, теперь зеркало перестало быть моим злейшим врагом. Странно, но мама особо не ругалась - удивилась только. Вообще, кроме пятерок и ей от меня ничего нужно не было: даже посуду за собой я могла мыть через раз. Ну и неохотно отпускала гулять, долго расспрашивая куда я и с кем. Расплата ждала меня на следующий день.
Глаза Ольги Ивановны (руководительницы коллектива), едва она меня завидела, налились кровью.
- Ты че наделала, совсем обалдела чтоли? - прокуренным жестким голосом (а педагоги все курили, работа у них нервная) закричала она. При этом моя давняя мучительница схватила меня за загривок и принялась звонко стучать костяшками пальцев по ненавистному лбу. - Быстро все зализала! И чтоб я тебя с челкой больше не видела, поняла?!
Она ожидала покорного молчаливого согласия, полного раскаяния. Но в тот момент что-то, давно зреющее, взорвалось во мне. Еще ободряли взгляды одноклассников, притихших, с любопытством и ожиданием глядящих на меня. До этого момента никто за всю историю ни разу не решился перечить педагогам, тем более руководительнице. Да и у меня происходящее не укладывалось в голове. Действовать нужно было быстро и решительно. На кону была моя судьба и достоинство.
Вместо ожидаемой покорности Ольга Ивановна получила дерзкий взгляд.
- Знаете что, Ольга Ивановна. Идите вы все. И челку свою сами зализывайте. Я ухожу. Прощайте. - Я старалась, чтобы голос мой не дрожал.
Челюсти у всех поотвисали. В зловещей тишине я гордо двинулась к выходу, стараясь не оглядываться, ожидая затрещины при этом. Голова кружилась: не то от страха, не то от эйфории. Леща мне так и не влепили, видимо, растерявшись от неожиданной дерзости.
Чтобы хоть немножко отсрочить неизбежный акт правосудия, я решила не идти домой сразу. Сначала отправилась в заветный гоповской двор, куда меня всегда тянуло. Но там меня ждали очередные неприятности из-за недавнего разговора с МалЫм...

Найти парней мы с Маринкой пытались неоднократно. Замутить с кем-нибудь считалось очень круто, являлось признаком взрослости. Было, например, такое развлечение: набирали наугад номер с городского телефона. Иногда нам везло: в трубке слышался подростковый голос. Тогда завязывался непринужденный разговор, мы подробно описывали себя (особенно парней интересовали параметры фигуры, и мы честно измеряли свои несозревшие прелести швейной рулеткой). Затем назначали встречи. К сожалению, к своим телефонным друзьям мы ни разу не подошли, лишь оценивали издали и убегали: так нам никто и не приглянулся.
Перспектива замутить с МалЫм меня не особо грела. Я вообще его не воспринимала, как парня. Хотя определенным авторитетом он пользовался и за себя постоять мог, молодой человек был совершенно не в моем вкусе: невысокий, бритоголовый и какой-то вечно чумазый. Не то, чтобы он был грязным - просто впечатление такое складывалось.
Но с другой стороны - парень-то нужен. У всех авторитетных девчонок уже были, а я все одна, бесхозная. Нехорошо как-то.
Надо сказать, в той компании мне так и не удалось стать до конца своей - часто тушевалась, робела, глупо улыбалась. Только с Маринкой и могла непринужденно общаться, с ней у нас было много общего: художественная школа, к тому же мы обе страстно фанатели по Сейлор Мун. Этот мультсериал был чем-то доселе невиданным: непривычная анимация, яркие персонажи, скрытая эротичность с первой серии завоевали наши сердца. На мультик наткнулась случайно, перелистывая каналы (их было семь) на нашем стареньком "Горизонте", который показывал все в синем цвете. С первых кадров невозможно было оторваться. Я ждала каждую серию, как манну небесную, записывала вступительную песню на чешский магнитофон "Грюндик", а потом долго расшифровывала японский текст, бережно внося его в специальную тетрадку русскими буквами, затем слова заучивались наизусть. Не дай Бог, родители смотрели что-то другое в девять вечера и не давали переключить на заветную Луну в матроске! Я могла прорыдать полночи.
В отличие от Марины, с остальными было непросто: я сильно старалась всем понравиться, перенимала их манеру речи, вникала во все эти "важные" темы, хихикала над пошлостями. Быть собой и просто расслабиться (как в художке, например) никак не получалось. Расчет был прост: наличие парня поднимет мой престиж.
Как "мутить" с парнем, и что это вообще подразумевает, какой набор действий обязателен при таких отношениях - я слабо представляла. Но решила все же попробовать себя в роли подружки.
"Ну разве так можно?" - спросите вы, - "зачем сближаться с человеком, который тебе не нравится?"
Но что объяснять девочке с неустоявшейся психикой? Тогда мы все сходили с ума. Потеряли ориентиры. Исчезли грани добра и зла, порядочности. Всякие мистеры Кредо заманчиво пели о прелестях наркоманской жизни, Нирвана и Пройдиджи ворвались в наши неокрепшие умы ядерными ракетами. Да и все общество было растеряно. Еще совсем недавно (но по меркам подростка, конечно, в другой жизни, целых семь лет назад!) я даже не сомневалась, что стану пионером. Я верила, что наша страна - самая лучшая и счастливая, и ничего плохого здесь с человеком произойти вообще не может.
Прекрасно помню тот день, когда объявили дефолт. Тогда двоюродный братец гостил у нас, денек выдался жаркий и мы отправились на велопрогулку. Первым делом, как всегда, полетели на остановку - купить сигарет поштучно, стоили они копеек пятьдесят. Каково же было наше удивление, когда на ценнике (а ценники на поштучную продажу заботливая продавщица тоже выставила) красовалась надпись "300 рублей"! Разумеется, мы решили, это ошибка. Но нет. В магазинах творилось неладное, они что, сговорились все? Я помню растерянные глаза родителей. Растерянность охватила всех, непонимание. У взрослых помешательство случилось - что уж говорить о подростках.
Мы сидели на трубах теплотрассы в зарослях камыша, недалеко от речки. Укромное место вдали от посторонних глаз как нельзя лучше подходило для нашей компании.
- Ну так че насчет МалОго? - повторила Лена.
- С МалЫм? Ну это, типа ладно, - промямлила я.
Ленка довольно ухмыльнулась. Через полчаса объявился и мой новоиспеченный парень.
- Здорово, пацаны, - первым делом Малой протянул руку своим друзьям, - Привет, - смущенно заулыбался он, глядя на меня.
Наши дворовые сваты, видимо, уже сообщили о моем согласии. Все в компании заговорщически переглянулись. Несомненно, решение свести нас принималось сообща. Создавать пары вообще было излюбленным развлечением, наряду с разборками и "разводом лохов на бабки" (когда домашних деток путем угроз или даже избиений заставляли отдавать свои карманные деньги).
- Ну так целуйтесь, че стоите-то, - возмутилась Ленка, с нетерпением ждавшая плодов своих усилий.
Малой отвел меня в подъезд. Ленка и еще одна девочка увязались за нами - видимо, свидетели при таком деле были необходимы.
Я сильно нервничала, боясь выдать свою неопытность. Как целоваться, я вообще не знала даже в теории! Хотя попытки обучиться этому искусству мы с Маринкой предпринимали: кто-то подсказал, что можно потренироваться на своей руке, соорудив подобие губ большим и указательным пальцами.
Первый поцелуй стал самым омерзительным переживанием в моей жизни. Словно в рот засунули склизкую жабу! Лицо Малого вблизи казалось уродливым, губы его были обветрены и неприятно царапали своими шероховатостями.
- Ты глаза-то закрой! Кто ж так целуется-то?! - напутствовали девчонки, довольно хихикая.
С закрытыми глазами было немного по-лучше: не было видно этого искаженного лица.
"Сколько еще нужно целоваться? Долго еще терпеть?" - думала я в момент нашей "близости". Тут девочки принялись считать, как на свадьбе: "раз, два, три, четыре..." На пятнадцати Малой наконец-то оторвался от меня.
Так мы и "мутили". Я терпела мерзкие поцелуи, в компании мы сидели в обнимку (но, надо отдать МалОму должное, он даже не пытался меня лапать. Видимо, сам стеснялся). Поговорить с ним нам было абсолютно не о чем. Не то, что с моими одноклассниками или собратами-художниками! С ними мы могли часами размышлять о жизни.
Вскоре я решила, что эти "отношения" больше нет возможности терпеть. Но как сказать об этом? Уже несколько дней мой "возлюбленный" не появлялся. Видимо, приболел. А надо сказать, что мы даже адресов и телефонов друг друга не знали - настолько были "близки".
И вот как-то раз сидим мы с двоюродным братцем на остановке - ждем трамвай, возвращаясь от бабушки. И тут я вижу МалОго на другой стороне! Я как раз рассказывала о нем Гоше.
- Это че, твой парень? - усмехнулся брат.
Щеки мои зарделись от смущения, Малой выглядел не очень представительно. Я его немного стеснялась, впрочем, как и себя. "Момент настал", - подумала я и направилась к своему "избраннику".
- Это, Малой, я типа с тобой больше не хочу мутить, - сказать свою речь уверенно и без запинок не получилось.
- А че? - удивился он скорее моему неожиданному появлению, чем сказанному. Смысл слов до него, похоже, не сразу дошел. Потом, заметив моего брата, он понимающе и одновременно гневно глянул на меня. Видимо, решил, что у меня есть другой.
К счастью, скандала не возникло: брат мой выглядел отъявленным хулиганом, и мало кто с ним хотел связываться. Да и в кикбоксинге Гоша давно поднаторел, поэтому впечатление не было обманчивым.
- Ну ладно тогда, че. Пока, - бросил Малой бесцветным голосом.
Я не стала пускаться в объяснения и оправдываться - он бы все равно ничего не понял. Просто спокойно пошла к брату. Камень неприятных и ненужных отношений слетел с души.
Но как теперь будут ко мне относиться остальные? Вопрос мучил меня еще несколько дней, пока я опять не пришла на наше "благородное собрание".