Явившегося с подорожной грамотой низенького паренька Доремир оглядел с ног до головы. От крестьянского сына, который продал урожай и удачно прибарахлился на столичном торжище, молодого человека отличала только бережно прижимаемая к груди дудка невероятной красы. Возникло ощущение, будто ее делали нечеловеческие руки. Не каждому оружейнику или мастеру по драгоценностям под силу создать подобное. Дар богов?
— Ближе к амбарам или сразу в подвалы дворца, где припасы? — осведомился Доремир.
В грамоте указывалось, с какой целью приглашен предъявитель сего, а в приписке Кощей требовал всемерного содействия.
Парень помотал головой:
— Наоборот, нужно как можно выше.
— Выше приемных палат нельзя, там покои дракона и Елены Прекрасной.
— Хорошо, пусть будут палаты.
Доремир вошел во дворец, парень зашагал следом. Охрана отсалютовала копьями, а на спутника подозрительно покосилась. Тоже не внушил доверия. Ждали кого-то серьезного, о ком столько слухов, а тут… Не мошенник ли?
Знаменитый крысолов прибыл из Гомеля с реки Гамаюк, что за Белобашенной чащей и кривичскими болотами. За какую-то услугу боги научили его бороться с грызунами. А во дворце от мышей и крыс спасу нет — пожирают все, до чего дотянутся, и две трети всего остального. Доремир догадывался, что не столько грызуны виноваты, сколько челядь руку приложила… Но не пойман — не вор. Если судить людей только за подозрения и наговоры, можно хватать любого — у каждого найдется мелкий, крупный или очень крупный грешок. Так можно пересажать всех, а кто их там кормить и охранять будет? Вредителей, что мелких, что крупных, нужно сразу вешать или головы рубить, иначе казна не выдержит. Именно о таком государственном подходе день за днем твердил Кощею Доремир. С недавних пор он возглавил всю сыскную работу, а заодно и вынесение приговоров, приведение их в действие и прочую законодательно-судебно-исполнительную власть. Но сколько ни вешал Доремир воров и хапуг, их количество во дворце не уменьшалось. Без доказательств Кощей казнить запретил, дыбу тоже не жаловал — на ней каждый соглашался с любым обвинением. Лучшим считалось поймать с поличным или получить признательные показания.
Когда крысы-мыши съели почти весь продуктовый запас государства, отчего его не хватило для приличного питания солдат на войне, Кощей решил покончить с грызунами раз и навсегда. Так Гомельский крысолов оказался в столице.
Молва утверждала, что за границами крысолову однажды кто-то не заплатил, так после крыс он детей из города увел и в озере утопил. Страшный человек. После таких слухов увидеть перед собой веселого паренька, годившегося в сыновья, было, мягко говоря, странно.
Кощей пригласил крысолова личным письмом, пообещал несусветные деньги — больше, чем стоили те самые «съеденные» запасы. Вообще, Кощей последнее время много глупостей делал, хотя такое о своем государе думать не следует. Вслух ничего подобного Доремир не сказал бы даже под пыткой. Но что было, то было. Начать с войны. Рискнуть всем ради женщины — разве это серьезный подход? А если бы боги не обеспечили ветер? Ладно, все получилось, Елену отдали. Но первые дни Кощей не мог понять, что с ней делать — кроме аленького цветочка на плече, от которого никакого толка, у девицы лишь смазливая мордашка да вздорные ужимки. Такой не во дворце место, а в портовой таверне. И все же она чем-то зацепила Кощея. Говорят, рассказчица хорошая. А на взгляд Доремира Елена двух слов связать не могла, чтобы глупость не сморозить. Может, чего новое в альковных утехах открыла, что другим не ведомо? Не узнать. Кощей не скажет, а подглядывать за ним — себе дороже. Последнее время всех подозревает в воровстве и измене, и проверки эти постоянные… Хотя бы с тайными письменами. Понятно, что нечитаемое прочесть невозможно, но ведь подкладывает на видное место и ждет: заинтересуется ли кто-нибудь? Каждый, проходя, взгляд бросит. Любопытно же. Но уже три поколения слуг друг друга об этой уловке извещают. А Кощей все не угомонится. Думает: срисуют и отправят куда-нибудь, а он перехватит и на чистую воду выведет.
Варяги за такие рисунки Доремиру гору денег обещали, но мертвому золото ни к чему. Хватит того, что скопил. Великое богатство уже ждет его за границей, на это можно купить дворец, гарем и до конца дней жить припеваючи. Осталось последнее дело — помочь варягам обобрать Кощея, и можно отправляться с ними за большое море. А Борис пусть забирает Елену, от нее одни беды. Ладно бы мужчину своего услаждала да новые платья заказывала, женщина для того и предназначена. Так нет же, в государственные дела лезет, крутит Кощеем, как заблагорассудится, а тому только в радость — даже повеселел в последнее время. А что творится теперь — уму непостижимо! Обычных волков высочайшим повелением потребовали называть старками, оленей — баратеонами. Хорошо, хоть зайцев не переименовали, с неуемной парочки станется. А что, сиди себе во дворце, да придумывай, как народу жизнь осложнить, чтобы о бунтах не думал. А то больше думать не о чем. Доремиру, к примеру, всегда было о чем подумать. Впрочем, он давно уже не народ.
Сейчас он думал, как быстрее спровадить крысолова и отправить варягам послание. В нем подробно изложено, как лучше действовать, что требовать, и где оно лежит. Даже малая часть, пообещанная с этих ценностей, сделает Доремира богаче некоторых соседних государств. Больше не придется рисковать жизнью по приказу другого, наоборот, нанятые молодчики станут охранять от случайностей важного вельможу, а заморские драконы — наперебой предлагать своих дочек в жены. До великого дня остались считанные часы.
Место гридневого головы Доремир получил недавно и не совсем по праву. Оно долго оставалось свободным, и за новой девушкой Кощей послал Бориса. Это был знак, который все поняли. И быть бы Доремиру вечным телохранителем, если бы не случайность. Или это была не случайность?
Планировались очередные облавы на разбойников, Доремир известил об этом Соловья, с которым прежде дружили, а позже, встретившись в лесу по разные стороны закона, чуть не убили друг друга. Все обошлось, былая дружба вернулась, и даже поучили друг друга кое-каким приемам — Соловей всегда отличался завидным владением мечом, а Доремир лихо управлялся с щитом. Уведомленный про облавы, Соловей приехал с весомой «благодарностью». Доремир спросил, не знает ли тот, куда соперника за должность спровадить, чтобы не вернулся. Оказалось, что с Соловьем у них общий интерес: тому нужен законный повод, чтобы девушку от нехорошего мужика спасти, а Доремиру — сделать так, чтобы Борис сгинул бесследно или пал в бою как герой, — лишь бы о нем больше не слышали. Со стороны все выглядело бы изумительно: гридни по требованию дракона забирают девушку, Соловей отбивает ее для себя, и все счастливы.
Случилось невероятное: Борис опередил Соловья. Но как же здорово все получилось. Осталось дождаться варягов, и можно отправляться за море.
— Здесь устроит? — Доремир обвел руками широкий пиршественный зал.
— Выше подняться можно?
— Если жизнь не мила.
— Тогда приступаем.
Приложенная к губам волшебная дудочка выдала первые звуки — пронзительные и яростные, как крик голодного малыша.
Что-то повернулось в груди Доремира. В горле возник комок, кулаки сжались. Как же так? Он неправильно жил! Воровал, насильничал, подставлял друзей, предавал того, кого клялся защищать, продавал секреты, за деньги закрывал глаза на то же самое, сделанное другими…
В зал из сводчатых дверей пошли люди. Поголовно все думные дьяки, писари, повара, конюхи, прочая дворовая челядь — в полном составе, от стражей до стряпчих. Глаза остекленели, все двигались, будто мертвые, и строгой колонной потянулись на выход. Доремир развернулся и возглавил колонну.
Ноги шли сами, и это хорошо, ведь сердце рвалось от душевной боли. Никакие деньги не дадут искупления, все золото мира вдруг обесценилось, точнее, обрело истинный вид: оно стало обычным металлом, который люди почему-то обожествляли. То, что можно пнуть, выбросить или переплавить во что-то полезное, не может быть богом. Божественное не в карманах, оно — в душах, и чем больше его в людях, тем лучше люди живут. Какая простая истина. И как страшна, грязна и противна была вся предыдущая жизнь. Это не жизнь, это позор. Так жить нельзя.
Перед дворцом на лобном месте стояли Кощей и Елена, рядом — плаха и глухонемой палач Евсей.
— Кайся, — голос Кощея дрогнул, глаз дернулся. На лбу надулись синие жилы.
Его стало жалко. Как он выживет под грузом обрушившегося знания?
— Прости государь, — Доремир опустился перед плахой на колени. — Нет, не прощай, я этого недостоин. Только смерть искупит мою гнусную продажную жизнь. Твои секреты известны варягам, много твоих денег утекло за море, где я собрался строить новую жизнь. Я брал взятки, казнил невиновных и выгораживал преступников. Я делал как выгодно мне, а не государству, и все это прикрывал красивой ложью. Нет мне прощения!
Из-за выстроившейся к плахе очереди вышел вперед игравший на дудочке крысолов.
— Дело оказалось серьезнее, чем я думал, — бросил ему Кощей. — И никакой уверенности, что новые будут честнее. Через годик вы снова приезжайте, оплатой не обидим.
Крысолов отставил дудку:
— Через годик не могу, следующие десять лет целиком расписаны. И позвольте напомнить: часто бывает, что дворец пустеет полностью, вместе с правителем и его семьей. Государствам от этого сплошная польза, а я остаюсь без платы. Вызывайте, только если уверены в себе как сейчас.
Доремир опомнился: что он делает?! Завтра начиналась новая жизнь — сказочная, в богатстве и довольстве, с оставленными в прошлом грехами…
Он попытался вскочить, но крысолов вновь заиграл.
Послышался голос Елены:
— Как же я теперь без служанки?
— Завтра же будут новые, — уверил Кощей, — и не одна, а сколько захочешь, милая.
Доремир вновь успокоился. Как же хорошо, когда не нужно юлить, интриговать, обманывать…
Палач опробовал остроту топора на своей бороде, ухмыльнулся, и поднятое к небесам орудие справедливости на миг перекрыло солнце.
Раньше Доремир тащил все, что плохо лежало. Все изменилось. Теперь все лежало хорошо, в первую очередь он сам — тело отдельно, голова отдельно.
(Одна из глав. Не кидайте помидорами, автор знает, как правильно пишется название города в сказке-оригинале)
